ДРУЗЬЯ МОРЯ. Часть первая. ЭАРНИЛ

Потянулись странные дни. Светило солнце, пели птицы, уже привычно сверкал водопад в вышине. Сияющая всеми красками лета маленькая горная долина была удивительно безмятежна, как будто здесь не поселились страдание и смерть. Поначалу жители пытались запирать заболевших в их домах, но это почти не помогало, и к появлению Эарнила они прекратили делать это. Если в доме кто-то заболевал, то вскоре болезнь поражала всю семью. Каждый день в деревнях кто-нибудь умирал. Некоторые выздоравливали, но увы, их было не так много. На следующий день после Блюстителя сюда все же пришли Эрейнион и Бреголас и попытались лечить больных. Но чаще всего это не приносило ни исцеления, ни даже заметного облегчения. Люди по-прежнему умирали. — Это чума? — спросил Эарнил у Эрейниона. — Думаю, что нет. Чума проявляется несколько иначе… У местных людей нет бубонов. И у чумы больше жертв… Здесь же выживает примерно половина. Но болезнь очень заразна. Есть болезни, когда члены семьи могут избежать заражения, выделив заболевшему отдельную комнату. Но сейчас это не помогает. Через пять-семь дней заболевают все. Но знать количество этих дней очень важно. — Почему? — спросил Блюститель. — Когда все больные поправятся, надо будет выждать семь-восемь дней. И если не будет новых, можно будет открыть дорогу. Люди редко заболевают в тот же день. Болезни нужно время. — Это так странно... — произнес Эарнил. — Люди еще кажутся совершенно здоровыми, но они уже несут в себе недуг и, увы, обречены. — Обречены не все. Но очень многие. Эарнил помогал жителям копать могилы и ждал своего часа. Люди были удивлены его странному поступку. Добровольно прийти к ним в деревни, где если и не все, то очень многие мечтали о бегстве... Одни считали его чокнутым — и таких, пожалуй, было большинство, — другие были благодарны за помощь. Мысли Эарнила часто обращались к Эрендис и детям. Он обещал ей вернуться. Но, вполне вероятно, он навсегда останется здесь в этой глуши. Он снова думал о том, как хрупки человеческие жизни и судьбы. И как неожиданно все меняется. Знал ли он в конце весны, что, возможно, прощается с детьми навсегда? Фириэль так ждала его… Писала ему письма… А маленький Кирион даже не запомнит его. Принц опять останется один… Хотя... теперь уже нет. У него есть внуки, и он очень привязан к ним. Гвиндор… Который так не хотел отпускать его сюда. И, наверное, был прав. Стало ли кому-нибудь легче от того, что он копает здесь могилы и терпеливо ожидает своей участи вместе с остальными жителями обреченных деревень? Иногда он ловил на себе мрачный взгляд кузнеца Борона. Но жители не напоминали Блюстителю о том, что он не смог помочь им. Похоже, теперь они воспринимали его как одного из них. Тем более, что Эарнил держался очень просто, никому не напоминал о своем титуле и должности, не возражал, когда к нему обращались на «ты». «Перед болезнью и смертью все равны... — размышлял он. — И какая разница костям, лежит ли поверх могилы дорогая мраморная плита с перечислением титулов и заслуг мертвого или просто растут цветы…» Все чаще он думал о том, что ждет человека после смерти. Правда ли, что душа человеческая уходит за пределы Мира к Создателю? Если так, то почему люди настолько боятся смерти? Если Творец благ, то смерть не должна восприниматься трагедией. Да, это разлука, но она не вечна. И уж нет никакого смысла цепляться за жизнь. Но он снова и снова видел ужас в глазах селян. Боязнь заболеть, страх скорой смерти, ужас утраты родных. Слышал рыдания по покинувшим их детям, родителям, любимым. — «Если наша жизнь не заканчивается смертью, разве плохо, когда любящие люди уходят в мир иной вместе?» Но многие люди, даже похоронив близких, хотели жить… Однажды, проходя мимо одного из домов, Эарнил увидел в окне ребенка. Тот тоскливо и, казалось, уже безучастно смотрел перед собой. Блюститель подошел к двери. Отметка говорила, что в доме болезнь. Но он все равно постучал. Ему не открыли. Он толкнул дверь — было заперто. Тогда Эарнил попробовал выбить дверь, но она была сделана на совесть. Мужчина нашел во дворе топор и выломал ее. В доме было тихо и жутко, в нос ему ударил запах тления. Он прошел в комнату. На подоконнике сидел истощенный мальчик лет семи. — Здравствуй. Пойдешь со мной?.. — спросил Эарнил. Тот не ответил, и он подошел и взял ребенка на руки. — Значит, Борон все же умер, — заметил Герион, увидев мальчика. Эарнил вспомнил, что последние дня три, а то и четыре не видел хмурого богатыря. Вечером кузнеца похоронили. Ребенок безучастно лежал в комнате, которую Блюстителю выделил Герион. Эарнил подошел, сел на пол у изголовья кровати, наклонился и заглянул в лицо мальчику. — Хочешь есть? Ребенок не ответил. — Как тебя зовут?.. Мальчик молчал, и Эарнил пошел к Старейшине. — Нет, он не дурачок… Но сначала он пережил гибель матери и старших братьев… Их же застрелили… А потом еще эта проклятая болезнь и смерть отца… — Как его зовут?.. — Эделион. — Сколько ему лет? — Почти восемь, но могу и ошибаться. Эарнил вернулся к ребенку. Тот по-прежнему равнодушно смотрел куда-то сквозь него. «Около восьми, чуть старше Фириэль…» — подумал он. Он погладил ребенка по голове, но, казалось, тот не заметил этого. «Вся его семья мертва, остался только он… Какая насмешка… Несчастный ребенок, потерявший рассудок и обреченный… Нет, не на жизнь, а на жалкое, странное существование». Эарнил аккуратно подвинул мальчика и лег рядом. Ночью он проснулся от того, что ребенок, словно испуганный зверек, прижимался к нему. Тогда он обнял его и попробовал запеть, вспомнив колыбельную, которую обычно пела детям Эрендис. Утром он проснулся от того, что мальчик, приподнявшись на локте, внимательно смотрел на него. — Доброе утро, — сказал Эарнил. Ребенок молчал. — Тебя зовут Эделион? — он попробовал улыбнуться. Эарнил поднялся и скоро вернулся с куском белого хлеба, намазанным вареньем. Голод взял свое, и мальчик начал жадно есть. Мужчина подождал, пока перемазанное вареньем существо доест, затем умыл его, снова усадил на кровать и сел рядом. Внезапно ребенок обнял его. Эарнил ласково погладил его по волосам и снова начал негромко напевать. Когда он встал, Эделион поднялся и побрел за ним и теперь ходил за Эарнилом по пятам, словно тень. Вечером после ужина мальчик подошел к Эарнилу, взял его за руку и посмотрел ему в глаза. — Ты что-то хочешь?.. Мальчик кивнул. — Что? Эделион молчал. — Ты хочешь еще есть? Тот помотал головой. — Пить?.. — но Эарнил опять не угадал. — Спеть тебе? — вдруг осенило его. Ребенок снова кивнул. — Скажи «спой» или хотя бы «да». — Д-да, — прошептал мальчик, и Эарнил опять запел. — Как тебя зовут? — Эделион… — Сколько тебе лет?.. — В-восемь. — Что ты любишь?.. — но этот вопрос стал ошибкой Эарнила. — Маму, — сказал он и горько заплакал. — Она ушла, малыш… Далеко-далеко… И не может за тобой вернуться. — Умерла-а-а, — сквозь слезы произнес мальчик. — Люди не умирают… — неожиданно для себя самого сказал Эарнил, — умирает только тело, а душа... живет… Ее душа жива. Но она не может вернуться к тебе. — Ее закопали... — Закопали ее тело… Душу закопать невозможно. Тело… Тело — это как одежда. Одежда для души… Как платье... Эарнил взял мальчика на руки и снова запел. — Это пела мама... — вдруг сказал Эделион. — Как звали твою маму? — Алмиэль, — прошептал мальчик. На следующий день умер лекарь Бреголас, найдя свой последний приют в этой маленькой горной долине, о которой он даже не знал до последних событий, а вскоре слег и Эрейнион. Эарнил, как мог, ухаживал за лекарем, и к его большой радости тот начал медленно выздоравливать. Но теперь болезнь пришла и в дом Гериона. Заболел старейшина, а за ним — его жена. Так что теперь он стал заботиться и о них. Урвэн, супруга Старейшины, спустя два дня умерла, сам же Герион, казалось, начал поправляться. Но скоро у Эарнила тоже начался сильнейший жар, и он слег. Он не знал, сколько минуло дней, когда сознание все же вернулось к нему. Измученный, обессиленный, он лежал и был даже не в состоянии позвать на помощь. В комнату заглянул похожий на тень лекарь и наклонился над ним. — Хвала Небесам, Вы очнулись. — Пить… — одними губами прошептал он. Эрейнион напоил его и вечером пришел снова. Эарнил по-прежнему почти не мог разговаривать. Прошло еще несколько дней, прежде чем он понял, что будет жить. — Жив ли мастер Герион? — Старейшина? Да. — Много умерших? — Не меньше половины… — Здесь был ребенок… Эделион… Вы не знаете, что с ним? — Он с Герионом. Пока Вы болели, он сидел возле двери в комнату и скулил. Когда Эарнил смог встать, тощий, постаревший Герион сказал ему, что, похоже, болезнь отступила, и лекарь с ним согласился. Почти все жители переболели, и те, кому было суждено выжить, — выжили. Увидев ожившего Эарнила, Эделион подошел и буквально вцепился в него. Блюститель подождал еще неделю и, убедившись, что новых больных нет, решил вернуться в лагерь, взяв ребенка с собой. Все уцелевшие жители деревни собрались у дома Гериона, чтобы попрощаться с ним. Эарнил взял Эделиона за руку, они вышли из деревни и направились по дороге, ведущей к заставе. Завидев лучников вдали, мальчик закричал и остановился. — Они не будут стрелять… Вот увидишь… — уговаривал его Эарнил, но ребенок пытался вырваться и убежать. Он крепко сжал руку мальчика и подошел к заграждению. Блюститель хотел затрубить в рог и не смог. — Стой, — услышал он окрик. — Болезнь кончилась, — ответил Эарнил. — Кто ты? Он стоял и не знал, что сказать, догадываясь, что меньше всего он похож сейчас на лорда. — Позовите капитана Гвиндора. — Стой, где стоишь! — закричали ему, когда он сделал еще несколько шагов по направлению к лучникам. Эделион в ужасе прижался к Эарнилу. — Не бойся, — он погладил мальчика по голове. Через минуту примчался Гвиндор. — Не подходи!.. — вдруг сказал Эарнил, когда друг бросился к нему. — Разожгите костер. — Зачем?! — Выполняйте. Капитан и еще несколько гвардейцев принесли сухих веток, и скоро возле дороги затрещало пламя. Отряд Атандила, и вся свита Эарнила теперь смотрела, что будет дальше. К удивлению собравшихся, он снял с себя все до нитки и бросил в огонь. Гвиндор подбежал к нему и накинул свой плащ. — Сними одежду, — велел Эарнил Эделиону, и тот нехотя повиновался. — Кто знает… Одежда могла нести опасность. Лучше ее сжечь, — Эарнил еще какое-то время смотрел на костер, потом снова взял ребенка за руку и медленно пошел к лагерю. В лагере Гвиндор и Борлас помогли Эарнилу вымыться, а Берегар искупал Эделиона. У запасливого Берегара нашлась смена белья для господина и еще одна туника. Но обуви больше не было, как, впрочем, и ни у кого в лагере. — Значит, пока буду так, — сказал Эарнил, глядя на свои босые ступни. — Займитесь ребенком. У тебя есть лишняя чистая сорочка? — обратился он к Капитану. — Да, Иримэ... — Принеси. На мальчика надели рубашку Гвиндора, закатав перед этим рукава. — Это платье, — насупился он. — Извини, но ничего другого нет… — ответил Эарнил. — Накормите его. Блюстителю тоже принесли перекусить, и, пока он ел, Гвиндор, Борлас, Хурин и Берегар молча сидели и смотрели на него. — Вы смотрите на меня, как на редкого зверя в зверинце, — заметил он. — Что там было?.. — спросил Капитан, когда Эарнил закончил трапезу. — Ничего хорошего. Умерло не меньше половины жителей. — А те кто выжил?.. — Те переболели и выжили, и я вместе с ними… — Эрейнион и Бреголас умерли?.. — Бреголас, — к сожалению, да. Он все же был намного старше, чем я, а эта болезнь забирала жизни детей и стариков в первую очередь… Хотя и молодых не щадила. Эрейнион пока остался с жителями. — Ты кому-нибудь помог?.. — Не знаю... Но я не мог поступить иначе. Простите, что заставил волноваться. — Волноваться?! — не выдержал капитан. — Уж не знаю откуда, но даже Принцу стало известно о твоем дурацком геройстве. — Он не приехал?.. — спросил Эарнил. — Король не отпустил его. Он написал мне и Борласу. А также и тебе. Если ты вернешься. Борлас вытащил письмо и протянул Эарнилу. Тот немедленно сломал печать и принялся читать. Остальные вышли из шатра. Когда Гвиндор заглянул к другу, тот писал ответ. — Отправьте в Столицу как можно скорее… И нужно попросить лорда Атандила выпустить почтового голубя… С известием, что все кончилось… И я — жив. — Королю? — Нет, отцу, конечно! Хотя, наверное, Королю тоже, — вздохнул он. — Надо написать Эрендис. Представляю, как она переживает, — сказал Капитан. — Думаю… Надеюсь, она не знает. Вы же никому не говорили, что я ушел туда?.. — Естественно, никому. Но если уж принцу Фарамиру известно, что ты устроил, то бедной Эрендис и подавно. Известие не могло миновать Пеларгир. — Нет. Принц мог узнать и так. — Как бы он узнал? Разве он видит, что происходит за сотни лиг? Хотя про твоего деда ходили подобные легенды. — Почтовому голубю не надо залетать в Пеларгир, — нашелся Эарнил. — Думаешь, кто-то отправил голубя в Минас-Тирит? — Не знаю. Блюститель вышел к отряду, охранявшему дорогу, и велел снять оцепление. — Вы уверены, милорд? — спросил офицер. — Да. Люди перестали болеть. После полудня они свернули лагерь и отправились в замок Атандила. Эарнил усадил ребенка перед собой на коня и обхватил левой рукой. — Ездил когда-нибудь верхом? Мальчик помотал головой. Властитель Долины Рингло очень удивился, узрев тощего и босого Блюстителя. А когда узнал, что тот побывал в зараженных деревнях и прожил там больше месяца, смотрел на него если и не как на сумасшедшего, то как на очень странного человека. Распорядившись отправить голубя с донесением в Столицу, Эарнил прошел в отведенные ему комнаты и велел позвать сапожника. — Забавно, но быть босым блюстителем, оказывается, неудобно. Повезло еще, что сейчас тепло… — сказал он Гвиндору, который после «побега» и возвращения Эарнила, подобно Эделиону, теперь везде следовал за ним по пятам. — Ну да, — согласился Капитан, — зачем бы иначе осужденных на смерть босыми вели на казнь. Сапожник постарался, и к утру следующего дня у Эарнила были вполне приличные легкие сапоги. Мальчику раздобыли одежду. Эарнил подробно обговорил с лордом Атандилом, какую помощь нужно оказать перенесшим болезнь жителям горной долины, а также попросил всяческого содействия оставшемуся с ними Эрейниону, после чего вместе со своей маленькой свитой покинул гостеприимный замок. Эделион попрежнему не оставлял Эарнила и все время пытался держаться за него. В Замке Рингло Борласу все же удалось оторвать мальчика от своего господина, и он присматривал за ним, пока Блюститель был занят. Теперь же Эделион не отпускал руку Эарнила ни на миг. — Где ты откопал это чудо? — спросил Капитан. — Хотя, впрочем, знаю. — У него застрелили мать и старших братьев, отец умер от болезни, а сам он выжил чудом... — И, конечно, кроме Блюстителя Гондора о нем некому позаботиться… — Он привык ко мне. — Что скажет твоя семья? Он же ни на секунду не отпускает тебя! — Думаю, что когда он немного придет в себя, это прекратится. Он сначала не разговаривал и даже не отзывался. — Да-а, — протянул Капитан, — ты не можешь не собирать сирых и убогих. — Тебя послушать — Принц не должен был забирать меня из Ламедона. Тихий, невзрачный, болезненный мальчишка… — Ты — это ты. Я думаю, ты разговаривал. И не цеплялся за Принца, как… клещ. — У меня не убили мать на глазах и я не сидел в доме с мертвым отцом. — Что ты будешь с ним делать? — Будет жить с нами. — Пажом сделаешь? — усмехнулся Гвиндор. — Нет. Пусть растет вместе с моими детьми. — Что скажет Эрендис? — Уверен, она согласится принять его. Эрендис любит детей. И не только своих. Гвиндор замолчал. Вечером перед сном Эарнил в очередной раз спел мальчику. — Почему ты все время держишься за меня? — спросил он. — Боюсь. — Чего? Мальчик отвернулся и не ответил — Я никуда не денусь и не брошу тебя… Ты видел когда-нибудь море? «Хотя откуда бы», — сообразил он. — Нет… Это... большое озеро? — Огромное. Настолько, что не видно других берегов. Мы скоро приедем к морю и поплывем на корабле. — Куда? — В Пеларгир. Это большой и очень красивый город. Там сейчас живут мои дети. — У Вас есть дети?.. — Почему нет? — Вы... совсем молодой… — Это только так кажется. — Почему остальные зовут Вас милордом? — Потому, что я лорд. — Нет, — уверенно сказал мальчик, — лорды другие. — Думаешь, я обманываю тебя? Эделион задумался. — Ладно, спи, — сказал Эарнил. (C) 2020 murzwin