Аманс моих мыслей

В Аду сегодня скверно. То ли утро и впрямь паршивое выдалось, то ли дело всё в этом дрянном пепле, что оседает на плечах и стёклах, затуманивая обзор на мой замок. Но отчего-то я продолжаю сверлить взглядом уродливое строение, верх архитектурного изыска, полуразрушенное нечто, от которого через четверть века и вовсе ничего не останется. Пепел витает в воздухе, прилипает к стеклу, и я обречённо вздыхаю, отворачиваясь от окна. Пару сотен душ казнили сегодня и отправили в небытие. Как же я им, мать твою, завидую. В области солнечного сплетения неспокойно. Никак не сосредоточиться на вызубренном наизусть Декамероне, никак не прочесть последнюю строчку. Мысли носятся по голове, как рой ос, и это нудное жужжание заполняет черепную коробку, разъедает мозг. Проснуться сегодня в холодном поту было для меня сюрпризом, но ещё более странным оказалось ощущение того, что ночью меня, как минимум, кастрировали. На губах отпечатался чей-то поцелуй, в носу остался чей-то запах. Всё было так туманно и рассеялось в считанные секунды, оставив где-то меж рёбер мерзкое щекочущее чувство. Дерьмовое утро, казнь проклятых душ и новая стычка с отцом — этот день уже не спасти. — Что читаешь? Фигура демоницы возникает из ниоткуда. Отвожу скучающий взгляд от пыльных страниц, приковывая его к аппетитной фигуре Ости. Та широко улыбается и расправляет плечи. — Декамерон, — вслух произносит она, соскользнув лукавым взглядом на древнюю обложку. Уверенно продолжаю молчать, оценивая перспективу грядущего вечера. Потрахаться с демоницей, выпустить пар и ненадолго забыть о том дерьме, в котором я погряз — звучит заманчиво, а потому я бросаю книгу на подоконник и дарю брюнетке соблазнительную ухмылку. — Я бы приказал тебе оставить меня в покое. Но сейчас ты как нельзя кстати. Просияв, она подмигивает мне и уходит вперёд, виляя бёдрами и изредка оборачиваясь, чтобы убедиться в том, что я по-прежнему иду сзади. Желание взять её у ближайшей стены возрастает во мне в геометрической прогрессии, но я уверенно держу себя в руках, пока всё самообладание вдруг не летит к чертям на девятый круг. Я останавливаюсь. — В следующий раз, Энди, будь готов к опросу. Равняйся на свою подругу. Вики как всегда показала отличный результат, — Геральд будто говорит сам с собой, выруливая из библиотеки на нашем факультете. Вслед за ним подтягивается и остальная кучка Непризнанных. Услышав знакомое имя, я усмехаюсь: отличница. Нужно быть первой во всём, как можно скорее добраться до мамочки, чтобы вместе с ней, облачившись в роскошные одежды и маски закоренелых стерв, наводить порядок в Эдеме. Мерзко. — Люцифер? — Ости оборачивается, заметив мой ступор. Поднимаю ладонь вверх, призывая её заткнуться. Серые одинаковые лица мелькают в нескольких ярдах от меня, гуськом направляясь к выходу из места, которое, судя по выражению этих пресных физиономий, их напугало. Она выходит последняя. Какой-то нелепый хрен подзывает девушку, недовольно вздыхая и бормоча что-то о том, что Геральд снова начнёт их отчитывать. Я в другом конце коридора, а потому они попросту не могут заметить меня, что и играет мне на руку, когда Уокер роняет пару учебников и наклоняется, чтобы их поднять. Температура в Аду повышается до критической отметки. Как долбаный школьник, увидевший аппетитную грудь в журнале для взрослых, уже чувствую, как тесно становится в брюках. А мысль о том, что этот грязный Непризнанный сейчас испепеляет её тем же взглядом, что и я, заставляет мои кулаки непроизвольно сжаться. Отличница выпрямляется, и вдруг вспышка ослепляет моё затуманенное сознание: Жаркие поцелуи, девушка, ёрзающая на моём члене, тень раскидистой ивы, немыслимое возбуждение. Яркие картинки одна за другой сменяются перед моими глазами, пока перед ними же не возникает фигура недовольной Ости. Кадры рассеиваются и исчезают, оставляя меня в недоумении, граничащим с гневом. Что это было, мать твою?! Что за парад воспоминаний сорокалетней девственницы, впервые познавшей вкус удовольствия?! — Люций, в чём дело? — восклицает она, щёлкая пальцами. Перевожу взгляд за её плечо, но Непризнанных и след простыл. Устало потираю виски, прерывисто вздыхаю. — Тебя не касается. Идём. Она не обижается, лишь злобно фыркает и уходит, теперь плечом к плечу пристраиваясь ко мне. Напряжение в паху не уходит, и стоит мне прикрыть глаза, как в памяти вновь вырисовываются эти ёбаные образы. Отчего-то они кажутся такими свежими, будто всё это происходило совсем недавно, и если бы я не знал, как труслива и бесхребетна эта отличница, решил бы, что она подсыпала мне что-то или послала в голову лишние воспоминания. Иной раз она, конечно, показывает зубки, но они не настолько остры, чтобы прокусить мне кожу. Тем временем Ости останавливается у двери, ведущей в мои покои. Подталкиваю девушку в комнату и не запираю дверь, на случай, если кто-то решит лицезреть наше шоу. — Я хочу тебя, — лепечет она эту тривиальную, пропитанную потом и мольбой фразу. — Раздевайся. В изумрудных глазах девицы вспыхивает восторг. Сажусь на кровать, широко расставив ноги, наблюдая за тем, как она стягивает с себя кожаный топ. Дрожащие от возбуждения пальцы демоницы касаются застёжки на брюках, и она снимает их, оставшись в одних кружевных трусиках. Вид её меня не возбуждает — я уже возбужден до предела, достаточно было лишь мельком глянуть на грудь этой Непризнанной, ненарочно освежить в памяти события того чёртова дня, когда гордость взыграла над разумом, и вот я здесь, не могу даже позволить себе насладиться привычной дьявольской игрой. Именно поэтому я грубо скидываю с себя руки Ости, что уже поглаживают мой напряжённый член сквозь плотную ткань брюк. Она выгибает бровь и недовольно дует губы, когда я поднимаюсь и чуть приспускаю их вместе с боксерами, даже не желая раздеваться. — Люцифер... — едва она собирается возразить. Грубо толкаю демоницу к подоконнику, куда она и усаживается. Раздвигаю её ноги, хватаю девушку за шею. — Без лишних слов, — рявкаю, резким движением входя в неё. Ости рвано вздыхает и вскидывает голову, сомкнув ноги на моих ягодицах. Внутри неё жарко, как в огне, не так тесно, как хотелось бы, но достаточно, чтобы достигнуть желанной разрядки. Хватает меня за плечи, вжимая моё тело в себя, и я вбиваюсь в неё, крепко зажмуривая глаза и против воли представляя: Длинные кудри цвета глубокой ночи, вишневые губы, соблазнительно скользящий по ним язык, лукавый взгляд голубых глаз из-под опущенных густых ресниц, и тело, это манящее тело, в котором не хочется ни дюйма упустить, лаская бархатную кожу руками, губами, языком... она стонет и извивается подо мной, принимая меня ещё глубже в себя, а её тонкие цепкие пальчики зарываются в мои волосы, оттягивая их и заставляя меня глухо простонать прямо в эти сладкие губы. Бледные щёки Уокер по своему обыкновению покрываются пунцовым румянцем, на лбу выступают капли пота, а я зарываюсь носом в её шею, вдыхая тонкий, но доводящий до неистовства аромат магнолии. Она почти достигает своего пика, она вся в моей власти, не сбежит и не рявкнет очередную колкость, думая, что меня задело. Трахать Вики Уокер — истинное удовольствие, граничащее с помешательством, это утопия и наряду с этим самая очевидная вещь на свете. Толкаюсь в неё ещё жёстче, сжимаю руками подоконник, что вдруг ломается от той силы, с которой я на него давлю, пока воображение моё рисует образ Вики: во всех грёбаных позах, обнажённой, извивающейся и мокрой. Это истинный кайф, самый тяжёлый наркотик, и, чёрт, я не хочу, чтобы меня отпускало, но блядская пощёчина в виде голоса, точно не принадлежащего Уокер, мгновенно возвращает моё тело туда, куда ему и место — в Преисподнюю. — Люцифер, я почти... я почти... С трудом разлепляю глаза, точно в бреду уставившись на искаженное в оргазме лицо Ости. Она обнимает меня за шею, сжимаясь на мне, и мерзкое, липкое чувство отвращения медленно растекается по моему телу. Сбрасываю с себя её руки, так и не достигнув желаемой разрядки. — Ты не кончил? Я сделала что-то не так? — забегав испуганным взглядом по моему лицу, спрашивает демоница. — Да. Открыла рот, — грубо рявкаю и застёгиваю брюки. Я был прав. Этот день уже не спасти.