Аманс моих мыслей

Эйфория от кончиков пальцев и до макушки, парящая по венам и забирающаяся в мозг, будоражащая сознание и одаривающая его невероятной ясностью. Лёгкая истома, ломота в мышцах, а вместе с тем сила, несоизмеримая сила, а я ведь, блять, всемогущ. Откидываюсь на спинку кресла и с улыбкой таращусь в потолок. Энергии во мне столько, что сидеть здесь, как конченный неудачник — последнее, что я сделал бы в трезвом уме и добром здравии. Но кто сказал, что ум мой трезв? Наклоняюсь к столу и хватаю скрученную в трубочку купюру, подставляя её к белоснежной дорожке чистого кокаина. Как это потрясающе, невообразимо, умопомрачительно — иногда уподобляться этим ручным зверькам, именуемым людьми, и отключать свою неуязвимость. Совершенно ясно: человечество слишком бездумно и бесполезно, чтобы создать такое счастье, как наркотик, так кому я должен пожать руку в Аду? Или, может быть, такое удовольствие достойно только Эдема, а не нашей сточной канавы, которую я ласково называю домом? Да плевать. Нюхать это произведение искусства, прикрывать глаза в наслаждении, чувствуя, как всё моё тело напитывается энергией и силами — что, черт возьми, может быть лучше? Последняя дорожка. Растянуть удовольствие или снова ринуться в Мехико? На пару минут. Раскидать этих полудурков с автоматами по складу и забрать пару пакетиков счастья... кайф в чистом виде, особенно сейчас, когда комната этого блядского факультета давит, когда стены начинают надвигаться на меня, когда ноги сами несут меня прочь отсюда. Отбрасываю эти мирские прихоти и втягиваю носом последнюю дорожку. Расстегиваю несколько пуговиц чёрной рубашки, зарываюсь пальцами в волосы, вытягиваю ноги и снова смотрю в потолок. Белое полотно рисует образы, идеи, фантазии. Хочу сделать что-то масштабное, хочу сломать кому-то позвоночник, хочу рвануть в Италию, хочу получить Нобелевскую премию, хочу кого-нибудь трахнуть... Соблазнительная улыбка, ледяной взгляд и острые ключицы сами возникают перед моими глазами, и она идёт, плывёт ко мне, садится на мои колени, покрывая мою шею своими невесомыми поцелуями. Поверхностная. Где её глубина, где страсть, где огонь? «Жёстко оттрахать» и Уокер априори не могут стоять в одном предложении, нет, в одной Вселенной, и все же каждая клеточка моего прожжённого мозга воспроизводит игры разгулявшейся фантазии: хватаю её за бедра, бросаю на кровать, любуюсь разбросанными по подушке чёрными локонами, с упоением слушаю её смех с лёгкой хрипотцой, накрываю тело отличницы своим и резко вхожу на всю длину, так, чтобы она вскрикнула и ногтями в спину мою вцепилась. Черт. Почему она? Почему всегда она?! А на кончике языка откуда-то привкус этой шлюхи Лилит. Лилит? Нет. Зачем она залезла в мою голову, где она, в комнате? Почему я ощущаю её присутствие? Как быстро у меня получится свернуть ей шею? Блять. А может, написать книгу? Книга, состоящая из математических примеров, а на самой последней странице, в эпилоге, ответ «ты чёртов идиот, в Аду нет математики». Тогда что? Как насчёт путешествий? Отрезать себе крылья и направиться... куда? Я же, мать твою, ненавижу людей. Библия. Мне нужна Библия, тот самый первый экземпляр, и где блять Кай? Определённо, я знаю, чем я займусь. Найду Кая, а он найдёт Библию. Всё так просто. Нужно только встать. Случайно натыкаюсь на собственное отражение в зеркале. Ухмыляюсь, застегиваю пару пуговиц на рубашке, провожу указательным пальцем по поверхности стола, чтобы разглядеть крохотные белоснежные частицы на своей коже. Эйфория медленно оставляет меня, уступая место очередной паранойе. Сколько бы я ни отключал неуязвимость, сколько бы дряни ни перепробовал — кайф длится ничтожно мало, считанные минуты, а затем меня с новой силой отбрасывает в яму с фекалиями моих собственных мыслей. Плевать. Мне нужен Кай. Пересекаю надоедливые коридоры широким уверенным шагом, ловлю на себе испуганно-восхищенные взгляды, ухмыляюсь восторженному шёпоту, без рентгеновского зрения видя, что трусики этой девицы, стоящей за моей спиной, намокли. Безумие в чистом виде, люблю и ненавижу это место, я устал и я готов на всё. Сознание едва затуманено: теперь образы фантомные — и Лилит среди них, и Уокер, и Библия, а в организме лёгкое ощущение бессонной ночи. Миновав водоворот и войдя в здание школы этих неудачников, резко торможу, услышав музыку из главного зала. Ну, конечно. У свежего мяса бал на носу. Вхожу в роскошный зал, наслаждаясь эстетичностью сего действа, любуясь фресками и цветами, обрамляющими широкую лестницу, раздражаясь от этих удивлённых взглядов, прикованных к моей фигуре. Уму непостижимо: пару минут назад я был в объятиях кокаина, а теперь стою здесь, как последний школьник, наблюдаю за работой ангелов и во всех красках пытаюсь представить грядущую ночь. Скучно, пресно, неинтересно, но я какого-то чёрта по-прежнему здесь. — Люци? Неожиданно! Слышу голос Мими и, закатив глаза, оборачиваюсь. Твою мать. Она стоит передо мной. Прямо передо мной, в своём чертовом шёлковом платье, под которым она, я уверен, голая, с этим глупым выражением лица, с округленными глазками и длинными ресницами... машинально бросаю взгляд на её крыло, понимая, что рана, нанесённая мной, затянулась. Жаль, не могу заглянуть внутрь. Сжимаю зубы, чувствуя, как раздражение вытесняет последние остатки кайфа. — Что вы здесь делаете? Зачем-то направляюсь к ним. Сила, которой я не могу противостоять, тянет меня к ней, и я зачем-то ей подчиняюсь. Напрочь забываю, зачем я вообще явился на Небеса, всё свое внимание переместив на неё. Зачем? Я ведь обещал себе к ней не приближаться. Тогда почему это так просто? Одна жалкая Непризнанная против всеконтрольного векового самообладания. Пусть держится от меня подальше, если не хочет лишиться крыльев или стать заложницей моего гнева. — Вики попросила меня показать ей зал. Правда, Вики? — лжет Мими. Закатываю глаза. Ну, конечно. Подружки собрались на вечеринку, только есть одна небольшая проблема: — Ты не пойдёшь на этот Бал, отличница, потому что на него иду я. Её привычная эмоция: полугнев-полушок. Распахнув голубые глаза, прикрывает рот и громко вздыхает. — Боишься, что я увижу твои танцы, Люцифер? — с ухмылкой язвит. Пытаясь подавить новый приступ ярости, вопреки собственным запретам я все же приближаюсь к ней, угрожающе склоняясь над бледным личиком. Аромат каких-то диких цветов и её кожи ударяет в нос, как и новый поток воспоминаний: она падает на землю без сил, а виной тому жуткое чудовище, что породил Сатана. Сжимаю кулаки, но все же не отстраняюсь. Если я настолько жалок и слаб, что не могу оторваться от неё, пусть она будет той, кто сделает шаг назад. — Мне не доставляет никакого удовольствия видеть твоё смазливое лицо, — по буквам проговориваю я, с упоением наблюдая за тем, как эмоции одна за другой сменяют друг друга. — Знаешь, я хотела бы сказать тебе то же самое. Это бал Непризнанных, и я имею полное право присутствовать там. Неестественный смех сам вырывается из моего горла. Делай то, что у тебя получается лучше всего, Люцифер. Будь отребьем. — У тебя здесь нет прав. Бей, толкай её. — Это ты так решил? Пусть упадёт на землю и разобьёт колени в кровь, как тогда, снова по твоей вине, пусть плачет и держится от тебя на расстоянии галактики. — Какая честь — решать что-то за тебя! Очнись уже. Ты здесь никто. Непризнанная. Просто вдумайся в это слово. Желаемый эффект достигнут: в глубоком голубом что-то отмирает. Взгляд её стекленеет, а невидимая сила моих слов отталкивает девушку назад. Нервно сглатывает, отводит глаза, снова смотрит на меня. Внутри меня что-то неприятно ноет, стонет, кричит от боли. Держу улыбку и себя тоже держу, с трудом держу себя в руках. — Откуда же такая ненависть ко мне? За что? — шепчет она надломленным голосом. Мими хватает её за руку, заставляя оторвать от меня уничтоженный взгляд. Затаив дыхание, я пытаюсь вобрать в себя каждое слово Уокер и придать ему хоть какой-то смысл, хоть какую-то долю правды, но музыка арфы, вдруг зазвучавшая во всём зале, насильно вырывает меня из мыслей. Всё происходит по наитию: я слушаю не себя, а то место, где зияет дыра, где должна быть душа, что тянется к этой глупой девчонке и игнорирует мои приказы. Вики что-то лепечет, упирается, капризничает, пока я веду её в центр зала с какой-то охренительно-важной миссией. Я сам себе на её вопрос ответить хочу. Откуда такая ненависть? Зачем мне отталкивать её и втаптывать в грязь, когда я могу просто наплевать на Непризнанную? Таких же пруд пруди: они вьются под моими ногами и извиваются в моей постели, по вечерам философствуя с бокалом глифта о своей псевдоважности. Почему, черт возьми, она? Этот вопрос меня не отпускает, разъедает изнутри, и пока меня не отпускает он, я не намерен отпускать её. Положив ладонь на тонкую талию Вики, я прижимаю её тело к себе, повинуясь инстинктам, что делают из меня искусного танцора. Она поднимает взгляд: тот полон восхищения и неги. Чем ты восхищаешься, глупая? А впрочем, неважно. Танец с ней — карамель, льющаяся по нашим телам. Танец с ней — свободный полет и лёгкий ветер в лицо. Танец с ней — раскаленная сталь, капающая на моё тело. Невыносимо, больно, почти божественно. Высшие создания спустились с Эдема, чтобы сыграть эту мелодию, чтобы толкнуть её в мои руки и позволить нам насладиться моментом секундой близости. Я плыву с ней по залу, вовлекая в нашу паутину всё больше изумленных взглядов. Уокер качает головой, всё ещё повинуясь моим мотивам. Музыка завораживает. Это не кайф от кокаина, но эффект сего безумия, я уверен, продлится ещё долго. — Люцифер, что ты делаешь? — вдруг спрашивает она, будто очнувшись от транса. В конце концов, это становится просто невыносимым. Я перепробовал на себе все тяжелейшие наркотики мира, их смертельные дозы, но все же ни один из них не сравнится с тем, что из раза в раз я испытываю с ней. Это так легко: просто слушать внутренние порывы и беззаботно танцевать с ней в центре зала под ангельскую мелодию, чувствовать под ладонями шёлк её платья и её кожи, ощущать невесомый аромат, этот взгляд, дыхание, новизну. В то же время, меня ломает. Всегда. С ней или без неё. Вижу её повсюду, словно я засыпаю с образом этой девчонки в своей голове, словно и во сне она меня не отпускает. Странно просыпаться и не видеть её рядом, ведь я как полоумный всегда ощущаю присутствие Уокер. — Зачем это шоу? — снова настаивает. Наплыв чувств остановить невозможно: бесконечные вопросы перерастают в бесконтрольное желание. Сжимаю руку на её талии и наклоняюсь ближе, втягивая носом дурманящий аромат. — Замолчи, Непризнанная, просто дай мне понять это, — хриплю я, наслаждаясь податливостью этого тела и этой души. Она с трудом успевает за моим ритмом, иногда спотыкается, приковав ко мне свой взгляд, и это начинает неистово раздражать. — Как же хреново ты танцуешь, отличница. — Что ты хочешь понять? — моё замечание, разумеется, пролетает мимо её ушей. Хороший вопрос, мать твою. Музыка перестаёт играть только в моей голове, сменяясь этим бархатным голоском, выскабливающим мозги из моей черепной коробки. Она — орудие пыток в бесконечном Аду, я не могу, не могу так больше. Я ослаб. В конечном итоге финал ведь всё равно будет один: убегающая в слезах Уокер, познавшая все прелести моей сущности, причитающая о том, какой я монстр и поливающая всё вокруг святой водой. Но это потом, а сейчас... — Ты везде, — не справляюсь. — Если бы я не знал тебя, не знал, что ты просто ничтожная неспособная Непризнанная, я бы решил, что ты вламываешься ко мне по ночам. Но, к сожалению, мне довелось узнать тебя ближе. Ты слишком поверхностная, чтобы сподобиться на такие изощренные поступки. И тогда остаётся вопрос: почему я как гребаный параноик чувствую твоё присутствие? Она поражена. Отстраняется от меня, едва скрывая улыбку, а затем вдруг произносит: — Может быть, ты влюбился в меня? Закатываю глаза, выпускаю разочарованный вздох. Черт возьми, Уокер, я ведь рассчитывал на тебя! Где глубина, где философия, где правда? Зачем лезть в самую тривиальную часть своих догадок, это ведь так отвратительно и скучно! — Лечись, отличница, — грубо рявкаю я, понимая, что вразумительного ответа на свой вопрос я так и не добьюсь, а значит, пора уходить. Отстранившись от неё и выпустив маленькую женскую ладонь из своей хватки, под десятки удивлённых взглядов я направляюсь прочь. Как можно дальше, останавливаясь лишь у водоворота, чтобы перевести дух и усмехнуться бредовости её предположения. Может, она и правда в мои сны забирается? Усмешка перерастает в настоящий хохот. Да нет. Бред какой-то.