Аманс моих мыслей

Считается, что самой высокой точкой этой блядской небесной школы является чердак северной башни. Выше только Эдем. Впрочем, Рай, который я однажды устроил здесь, может избавить любого от желания пройти через тайные врата. Я же искренне ненавижу это место. Вид, открывшийся из дыры в витражном окне, пожизненные запасы глифта и наркоты, трепет ветра, который можно ощутить только здесь, ласкающее слух одиночество — всё это вдребезги разбивается о болезненные воспоминания каждый раз, когда я нахожусь здесь. Я опорочил и осквернил Эдем, в который однажды пригласил меня Дино. Делаю глоток обжигающего глифта и прикрываю глаза, мысленно возвращаясь на пару веков назад. С моих губ слетает хохот, когда мы влетаем в какое-то совершенно дикое место на немыслимой высоте, и оба падаем на пол, стирая крыльями многовековой слой пыли. Дино мгновенно подскакивает на ноги, встряхивая белоснежное оперение, пока я лежу, раскинув руки в стороны и уставившись на потрескавшуюся фреску на куполообразном потолке. Здесь пахнет предательством. Вероятно, одно из самых прекрасных мест на небесах так бесстыдно забыли, оставили на съедение беспощадного времени, с ухмылкой наблюдая за тем, как вместе с краской от стен откалывается и история. Ветер касается моего лица женственной ладонью, поглаживает колючую щетину, обдает своим дыханием шею. Приподнимаюсь на локтях и смотрю на Дино. Тот по своему обыкновению смотрит в размытый горизонт. — Здесь холодно, как в горах, — вдруг слышу его голос. Расправив крылья и размяв плечи, я встаю. Мой взгляд цепляется за бескрайнюю перину облаков, что плавает где-то внизу. Вдыхаю почти ледяной воздух и в наслаждении прикрываю глаза. Блять. Лучшее чувство. — Я боюсь спросить, что привело тебя сюда, — с ухмылкой спрашиваю, шарясь по карманам. — Утехи с Лилит? Любое упоминание его шлюхи заставляет ангела непроизвольно дёрнуться, как при ударе током. Я знаю, он держится из последних сил, чтобы не повалить меня на землю и не начистить мне морду только за то, я её ненавижу. Дино сдержан, хладнокровен и необычайно мудр, когда дело касается выбора. Стараясь сохранять нейтралитет, он никому не причиняет боль. Тем не менее, это не отменяет того факта, что боль из раза в раз причиняют ему. Будь это последний ублюдок вроде меня или больная на голову истеричка вроде Лилит. Я опасаюсь: рано или поздно его блядская доброта прилетит ему прямо в его ангельскую физиономию. Я осекаюсь: почему меня это волнует? Я хватаю сигарету и делаю затяжку: конечно, мне насрать. — Я тренировался. Хотел узнать свой предел в рывке. — Так подпрыгнул, что достал до пика северной башни? — выгибаю бровь, затягиваясь человеческой игрушкой. Ответ, который Дино собирается мне дать, повисает в воздухе угрюмой тишиной. Сигареты успокаивают, даже если их эффект длится не дольше минуты. Парень искоса поглядывает на меня. — Ну давай. Говори, — закатив глаза, фыркаю я. — Может, хватит баловаться этой дрянью? — кивнув на сигарету, он морщится, а затем возвращает взгляд к небесам. Даже школы не видно. Потрясающе. Все бы отдал, чтобы не видеть ничего, кроме белоснежной бездны бескрайнего неба и невесомого фундамента из облаков. — С ума сошёл? — усмехаюсь, затягиваюсь сильнее, заставляя всю сигарету стлеть. — Я только вошёл во вкус! Лучшее, что могли изобрести эти глупые создания — вещи, которые раскрывают их пороки и ведут их в гроб. — Перестань. Ты любишь людей. Ты никогда не признаешься себе в этом, но ты их любишь. Хотя бы за то, что они снабжают тебя краткосрочным удовольствием. Мои зубы скрипят. Вещей, существ и прочего, что я могу любить, не существует. Я не могу любить. Всё моё естество направлено на другое. И Дино это знает. Так или иначе, я молчу. Вечное правило о том, что последнее слово в любой склоке должно оставаться за мной, тлеет, как и очередная сигарета в моих руках. Мысли вертятся у меня на языке, но я ни одну из них не озвучиваю. Не хочу. Так комфортнее. С Дино всегда хорошо просто молчать. А просто молчать, находясь на самой высокой точке Небес, глядя в бескрайнюю даль небосвода и теша себя мыслями о невозможной свободе — высшая степень удовольствия. Нетрезво пошатнувшись, опираюсь о холодную стену и допиваю напиток до дна. В углу ещё несколько бутылок. В другом — несколько пачек чистейшего кокаина. Я знаю: Дино больше не прилетает сюда. Не хочет сталкиваться со мной. Причиняет ли это боль? Прислушиваюсь к ощущениям, выдыхаю облако пара. Да плевать. Пошли они все к черту. В мире, где каждый поклоняется чему-то, я создал свою религию — одиночество. В конце концов, лишнее присутствие только всё испортит. Когда ты изнываешь от адского пекла, а затем оказываешься на высоте с минусовой температурой, горой выпивки и кокса, то, очевидно, чья-то бесполезная болтовня — последнее, в чем ты нуждаешься здесь. Воспоминания с силой ударяют меня по затылку: когда это Дино болтал? Открываю новую бутылку и хрипло усмехаюсь. Дино не болтал бы, но окажись рядом отличница, я бы уже летел с этой высоты, добровольно не расправляя крыльев. Наверняка первую половину вечности она бы выла от холода, а вторую — сбрасывала с чердака все мои запасы маленьких удовольствий. Отчаянно трясу головой. Какого хрена я опять думаю о ней? Но бешеный поток хаотичных мыслей, окрашенных в её любимый, сиреневый цвет, уже несется в сторону Уокер. Сегодня Бал Распределения. Наверняка она пойдёт, а если испугается, её притащит Мими. Прикрываю глаза, мысленно оказываясь в их комнате. Представляю, как она выходит из душа. Капли воды стекают с её волос, прячутся в ложбинке груди... она снимает с себя полотенце, оставаясь полностью обнажённой, подходит к шкафу и в раздумьях закусывает губу. Решает, какое платье надеть? Нет, у этой отличницы всё подготовлено заранее. Наверняка наденет белое. А под ним — изящное тело, которым я так страстно желаю обладать. Оно безупречно, в нем нет изъянов, молочная кожа пахнет магнолией и ощущается, как бархат. Вики отодвигает ящик с бельём и выбирает кружевные трусики. Возможно, несколько секунд медлит, прежде чем облачиться в столь сексуальный образ, а затем сама себе усмехается и натягивает их на свой аппетитный зад. Воображение рисует образы настолько яркие, что кажется, будто вся кровь в этот миг приливает к члену. Прикрываю глаза, отпиваю глифт и продолжаю себя добивать: в момент, когда она тянется к платью, я подхожу сзади. Её ягодицы вжимаются в мой пах, и она тихо стонет, чувствуя эрекцию. Откидывает голову на моё плечо, гладит ладонью твердеющий член сквозь плотную ткань моих брюк. Мои пальцы сжимают её зад, отодвигают трусики, кружа рядом с влажными складками. Развожу и их, под её сладкие стоны вторгаясь в девушку двумя пальцами. Мои движения резки и быстры, когда я наваливаюсь на отличницу всем телом, заставляя её прижаться щекой к поверхности двери. Она сама разводит ноги в стороны, сама приближает свои бедра к моим, возится с ремнем и освобождает налитый кровью член, приближая его к своему влажному входу. Стонет и выгибает спинку, когда я рывком вхожу в неё, натягивая чёрные волосы на кулак. Это истинное наслаждение — чувствовать, как её стенки сжимаются вокруг моего члена, как она всё свое удовольствие и тело свое посвящает мне одному. Я не знаю, что может быть лучше этого. Открываю глаза, будто проснувшись от продолжительного сна, щурюсь от яркого света. Блять. Да я даже этого не знаю. Солнце проливает кровь на облака, окрашивая их в алый цвет. Это значит, мне пора возвращаться. Возвращаться, чтобы пойти на этот чёртов Бал и увидеть отличницу, облаченную, я уверен, в грёбаное белое платье.