Аманс моих мыслей

Большие заговоры состоят из множества маленьких ролей. Не имеет значения, кто пешка, а кто ферзь. Важно лишь то, что повлечёт за собой каждый их шаг. Вселенная — шахматная доска, поле сражений, чёрное и белое, лидеры и аутсайдеры, атаки, защиты, комбинации, жертвы... удовольствия. Я был зависим от удовольствий, и в конечном итоге это грозило сыграть со мной злую шутку. Масла в огонь подливал столь милый моему сердцу факт бессмертия. Если ты не умрёшь, значит, твой предел никогда не наступит. Это почти лишает азарта, в то же время, это напрочь срывает крышу. Ничто не останавливает. Хочешь ещё и ещё, больше, до тошноты, до судорог, всего себя заполнить чем-то опасным — будь это цианистый калий или Вики, чёрт бы её побрал, Уокер. Впрочем, эти наркотики я относил к одной и той же особо опасной категории, и даже как истинный наркоман клялся себе больше никогда к ним не притрагиваться. Но проходили сутки, и взгляд мой жадно выискивал знакомый силуэт в толпе серых, одинаковых, пресных существ. Власть же в моей вымышленной классификации была наркотиком недостижимым, именно она поддерживала призрачный привкус азарта на языке. Сатана был последним идиотом, наивно полагающим, что статуса его сына (как и всех вытекающих из него лавр) мне вполне достаточно, и что подаренная им вседозволенность послужит прочным фундаментом крепкой дружбы отца и сына, а также наполнит меня уважением к этому снобу. На деле же всё оказалось куда прозаичнее: чем больше свободы он мне давал, тем больше я хотел у него забрать. Да, казнение душ стало для меня тем ещё камнем преткновения, можно сказать, я и вовсе не ожидал от него такой щедрости, даже был подавлен. В конце концов, выглядело это (и являлось на деле) так, словно папуля собирался скинуть на меня всю грязную работу. Это было не просто омерзительно, не просто до тошноты изнуряюще и противоестественно. Это было ещё и... скучно. Править не равно убивать и пытать. Все знают законы Ада, и даже самый бестолковый демон ответит на простой вопрос о том, что из себя представляет истинный Дьявол. Тогда каждое действие отца я критиковал и оспаривал. «Да что ты знаешь о Преисподней, глупый отпрыск!» — сощурившись, говорил Сатана и отправлял меня на очередной круг. Это был алгоритм, выработанный в далёком детстве, протянувшийся на несколько сотен веков, идеальный, по мнению моего отца, шанс взрастить палача. Но я смотрел на трон в зале в те редкие мгновения, когда попутным ветром меня приносило в его замок, и кроме трона этого я больше ничего не видел. Я не знал вкуса, не знал ощущений и понятия не имел о последствиях этого наркотика. Но я так жадно хотел его заполучить. И время, наконец, пришло.

***

Это был один из тех самых моментов, когда, находясь в окружении удовольствий (будь это власть, страх которой читался в глазах Лилит; боль, заставляющая чувствовать себя живым; или испуганно хлопающая мокрыми ресницами отличница), мне было паршиво как никогда. Гнев сковывал мои крылья и алым заревом плескался в глазах, временное невладение ситуацией обезоруживало, и мне казалось, что мой план вот-вот обернётся позорным провалом. Хотелось расхохотаться и свернуть это шоу неудачников, прикрывшись затяжным антрактом, но чья-то рука обвила мой бицепс, чьи-то губы скользнули к уху, и это временно меня отрезвило. — Соблазнять... искушать... Голос этой пещерной змеи вырывает меня из густой чернильной тьмы мыслей и предположений. Едва ещё не пришедший в себя, я успеваю оторвать удивлённый взгляд от отличницы, как Лилит разворачивает меня к себе и влажно целует меня в губы. Грязно, мерзко, впихивая в меня свой язык и причмокивая, сдаётся мне, нарочно. Хочу выблевать этот момент из своей жизни, но вместо этого грубо отпихиваю от себя дьяволицу, стерев с губ поцелуй и ядовито прошипев: — Дрянь. Взгляд не успевает метнуться к отвернувшейся побледневшей Вики. Впрочем, едва ли я в этом нуждаюсь — странный холод в душе появляется быстрее, чем Непризнанная успевает среагировать на этот отвратительный жест. — Что такое? — хрипловатый голос возвращает моё внимание к главной героине сего мракобесия, как теперь мне кажется, слишком опрометчиво устроенного мной. — Боишься, что твоя любимая отличница тебя приревнует? Усмешка вырывается откуда-то из горла, нет, глубже, из души, пропитанной приторными духами Вики Уокер. Любимая отличница... мы не в диснеевской сказке, и принцев здесь нет, никто не завопит о своих шатких призрачных чувствах после первой же близости. Странная связь, влечение, зависимость, абсолютное нежелание делить её с кем-то другим, плод моей шизофрении — пусть называет это, как ей вздумается, только не ставит наше безумие в один ряд с любовью. И почему из всего потока бессвязного бреда Лилит именно это слово меня задело? Почему именно оно, подобно ядовитому дыму, пробралось через ноздри и теперь обосновалось в черепной коробке, намереваясь тревожить моё сознание всякий раз, когда... Натыкаюсь на обескураженный взгляд Вики и вновь возвращаюсь в реальность. Глупая отличница, притащившаяся сюда с очевидным желанием вырыть себе могилу. Я уже и забыл, как был на неё зол, зацепившись за это несчастное слово, я и вовсе отошёл от своей роли. А потому, в раздражении фыркнув, я поворачиваю голову в сторону дьяволицы, намеревающейся расцарапать лицо Уокер просто за тот факт, что она стоит рядом с Дино. Что ж, в этом я с ней солидарен — у меня тоже накопилась пара вопросов к пернатому. Кто дал ему право держать её за руку? Снова вздыхаю. В отвращении подняв верхнюю губу, выплевываю: — Что ты, блять, несёшь? — Хочешь сказать, у вас с моей подружкой ничего нет? В момент, когда эта стерва одним лишь виртуозным взмахом руки заставляет Дино отлететь в сторону, я и вспоминаю, на что она способна. Всё тело моё будто покрывается сотнями иголок, я наконец вырываюсь из пелены мыслей и начинаю здраво принимать окружающую меня земную реальность. На место злости приходит опаска: как далеко она зайдёт в этих играх с отличницей? Что, если я не успею её защитить? Глупая, глупая девчонка! Зря ты взошла на мою сцену, ведь следующий поворот в сценарии не понравится ни тебе, ни мне. Я не успеваю. К счастью и несчастью не успеваю, а она подлетает к Вики и хватает её за волосы. В тот же миг, когда она ударяет девушку в спину, я чувствую, будто кто-то схватил мои лёгкие и сжал их в своём кулаке. Что-то совершенно новое, какой-то неземной уровень боли, и, что самое паршивое, не физической, накрывает меня с головой. Но я не идиот: Лилит прощупывает почву. Смотрит на мои эмоции, ждёт, когда я проявлю свою уязвимость по отношению к отличнице, чтобы после сделать из неё куклу вуду. Втыкать в неё иголки и ждать, когда это отзовётся на мне. Но ты забыла, милая, с кем имеешь дело. Я сам тебя сюда пригласил. Я здесь правлю балом и я жду, когда ты сдашься, чтобы неизменная вечная помощь в лице моего отче сюда, наконец, явилась. Она её не отпускает. Сжимая зубы и игнорируя боль, я смотрю куда угодно, только не на них. Временно оставляю свой режиссерский пост и включаю актёра. — Значит, всё, что мне про вашу парочку рассказывали — ложь? Глупая, бессовестная ложь? — дьяволица крепче хватает Уокер за волосы, но ни один мускул моего лица не дрогает. Это пройдёт. — И вы даже не трахались? — Трахались, — тотчас же отвечаю я. А это нет. Вики вздыхает, рвано, почти безжизненно, сбитая с ног взрывной волной моих слов. Я и сам едва держусь на своих двоих, говорю себе, Люцифер, не смотри ей в глаза, неси любую чушь, сделай из неё мусор, тот мусор, что валяется на этой свалке, лишь бы она про неё забыла, оставила, как ненужную железяку. Лилит — дрянь, каких поискать, Лилит душу вынет и всю её расковыряет, а сейчас, когда дьяволица нужна мне живой, я попросту не могу бросить все силы на защиту отличницы, не сдерживая желания разбить пустую голову этой идиотки о ближайшую развалюху. Будь актёром, Люцифер. Пусть тебя ненавидит живая Вики, чем лелеет твой образ чей-то дух из небытия. Ненароком, совершенно случайно, на несчастную долю секунды мой взгляд задевает её. Всё внутри меня умирает вместе с пустотой этих синих глаз. Раньше мне ничего не стоило втоптать её в грязь, сейчас же я сам будто по локоть в дерьме своих собственных слов. Это неправильно, так быть не должно, я тебя, отличница, совсем не хочу ломать, ведь с каких-то пор разрушаюсь и сам. Но Лилит будто чувствует ложь, усиливая хватку и ухмыляясь, а реакция отличницы так и грозит выдать с потрохами наше с ней нестандартное положение. Тогда мне, через ненависть к себе, снова приходится играть. В конце концов, быть мудаком гораздо полезнее, чем быть хорошим. Брезгливо морщусь и продолжаю свою тираду: — Не думал, что ты такая наивная, что примешь обычный секс с какой-то жалкой Непризнанной за высокие отношения, — перевожу дыхание и до боли сжимаю зубы. — Ты серьёзно видишь в ней угрозу? — что-то вязкое, как смола, растекается внутри. — Браво, Лилит, ты пробила очередное дно! Будто слово за словом, я наношу ей один за другим выстрелы. В сердце, в живот, в висок. Не смотри ей в глаза, не смотри, не смотри, не чувствуй, забудь, ты здесь ради Лилит, ради отца, ради своего ёбаного трона, отвернись же, чёрт тебя подери. Ком встаёт в горле, Лилит сбита с толку, понятия не имею, что там с Уокер, но, судя по реакции в моей душе, ей херово. Мантра не работает, и мне паршиво. Я поворачиваюсь к ним в тот самый момент, когда Вики, закричав от, вероятно, всех видов настигнувшей её боли, отталкивает от себя Лилит и откидывает дьяволицу к груде металла. Облегчённо вздыхаю: моя девочка. Талант трансформировать боль в ярость прекрасен, и он дарит много преимуществ, вот только когда я одариваю её восхищенным взглядом, то с треском осознаю, что всё внимание, весь трепет и вся надежда отличницы вдруг с какой-то стати обращены к подлетевшему к ней Дино. Это он раскрывает свои белые крылья, пряча её от Лилит. И это его руки она едва заметно касается, готовая в том же жесте доброй воли броситься на его защиту. Мне остаётся лишь место в зрительском зале. И это с каких-то пор меня больше не будоражит.