Трое

      После того вечера их походы «поплавать» становятся регулярными, а Зимний, словно почуяв тяжесть собственной вины, принимается «исправляться». Для начала, он пробует на вкус всю химию в доме, дабы «избавиться от потенциальной опасности». Опасность в лице средства от грызунов возникает на горизонте внезапно, потому что Брок успел позабыть о наличии в кладовке чего-то подобного, так что, когда Агент начинает кашлять, он реагирует не сразу, зато с места в сторону проблемы стартует ракетой встревоженный Роджерс.       -Баки, господи, где ты это взял?! – доносится откуда-то из спальни. - Что значит «проверить опытным путём»?! Ты ведь не лабораторная крыса, чтобы есть всякую гадость! Так, а ну-ка пошли… - пара «Зимний и Кэп» появляется из спальни под аккомпанемент классического «бум-бум», и тут же скрывается в ванной. – Брок, Баки наелся отравы для грызунов, я помогу ему очистить желудок!       В принципе, Брок и не собирался участвовать в «спасательной миссии», справедливо считая, что если Зимний Солдат, на котором ставили реальные опыты, не в состоянии переварить ложку рассчитанного на мышь яда, значит в Гидре кто-то основательно напортачил. Так что он продолжает спокойно читать свою газету, после недолгих раздумий установив, что у Роджерса стопроцентно больше опыта не только в сфере отравлений, но и сфере отношений со «старым другом». И да, он до сих пор произносит это язвительно, каждый раз заставляя себя не ревновать, прижимая голову чёртовому гневу после каждой улыбки Стива в сторону третьего члена их своеобразной семейки.       Временной семейки.       «Это всё временно, - напоминает себе Брок, когда слышит, как наивный по жизни Роджерс упрашивает Зимнего сунуть пальцы в рот. Тот обрёхивается – достаточно вяло, как на взгляд Брока, надо только прикрикнуть… Но непостижимый Кэп не знает слова «давление», и потому пробует помочь самостоятельно, явно забравшись Агенту в глотку собственной рукой. Последовавшее за этим копошение однозначно указывает: Зимний всё также любит кусаться и не терпит, когда кто-то чужой суёт ему что-то в рот. – Это всё временно, - упрямо повторяет Брок, пока пара столетних идиотов пытается не покрошить всю сантехнику и одновременно добиться, чтобы одного из них вывернуло. – Это всё временно и мне не стоит лезть, - решает Брок и, покосившись на часы, недомытую посуду, собственную газету и падающие на подоконник первые солнечные лучи, умиротворённо вздыхает. Роджерс за закрытой дверью переходит от просьб к увещеваниям, к которым Агент всё также глух. – Не стоит вмешиваться».       -Дай ему в живот, - наконец, не выдерживает Брок, когда, судя по звуку, Зимний уже на грани удушья, а Роджерс – истерики. Стив, несмотря на все свои прошлые задумки, отвечает ему быстрым «хык» и секунду спустя Солдат уже выташнивает отраву под отповедь о «вреде потребления непроверенных препаратов»…       ***       За несколько следующих дней Брок узнаёт, что у Роджерса проблемы с фантазией, у Зимнего с совестью, а у него самого – с нервами для переживания первых двух фактов. Потому что Агент, пытаясь казаться нужным и важным, совершенно не видит границ. Он пожирает стиральный порошок, передвигает «опасно стоящую» мебель, и проверяет каждую покупку, превращаясь во что-то среднее между готовым к смерти дегустатором Его Высочества и двухлетним малышом, тянущим в рот всё подряд. Роджерс бросается спасать на каждый чих, а Брок, за неимением другого выхода, начинает воспринимать всё с юмором. Поэтому, проснувшись однажды утром под грохот, он может только улыбнуться окончательно «разобравшемуся» со стоящим в углу «особо опасным» комбайном Зимнему и, чувствуя себя отцом только начавшего познавать мир малыша, протянуть:       -Кто это тут у нас?       По идее, Солдат должен был почувствовать издевательские нотки в голосе и обидеться, ну, или хотя бы смутиться. Но у него совершенно нет совести, так что сунувшийся в окно Роджерс застаёт смешную, но от этого не менее ненормальную сцену.       -Барнс, - непонятно зачем представляется Агент. - Джеймс Барнс.       -Комбайн, - кивает Брок и указывает на груду деталей, в которую превратился прибор. - Кухонный комбайн. И ты только что лишил его жизни. Можешь собой гордиться, победил… - он щурится, читая описание на валяющейся коробке, - «Многофукциональный и необходимый в хозяйстве комбайн с пятнадцатью насадками и сменной системой нарезки/выдавливания». Безусловно, это – серьёзный враг, к бою с которым следовало готовиться пожиранием всякой дряни и попытками самоубиться.       -Брок… - тянет Роджерс, которого эта отповедь, видимо, недостаточно вдохновила утащить Зимнего куда-нибудь плавать или бегать, чем они обычно и занимаются, когда не крушат дом. – Ты не должен поощрять саморазрушающее поведение. Это может плохо отразиться на его действиях или… - он осекается, когда Брок обводит рукой уже учинённый Агентом беспредел. – Да, он наверняка сделал что-то, что тебе не нравится, но это совсем не значит…       -Он только что расфигачил сраный комбайн! – невежливо прерывает его Брок. – И вообще всё, что он в последнее время творит, никак нельзя назвать осмысленным! Он словно… ребёнок! Да, как самый настоящий малыш, вдруг ощутивший, что он – не центр вселенной и мама с папой не любят его больше крекеров и секса, поэтому к ним нельзя постоянно приставать, забираясь в постель или тарелку. И теперь маленький засранец…       -Брок!       -Забирай его и валите! – и, видя, как испуганно вытягивается лицо Роджерса, добавляет: - Гулять, живо, пока тут ещё осталось хоть что-то целое…       ***       После быстрого завтрака, прошедшего в некотором напряжении, ссориться не хочется совершенно. Тем более, что, вернувшись, Зимний первым делом принимается за починку. И, хотя, даже вооружившись инструкцией, интернетом и помощью верного друга, успеха он не добивается, это не сильно роняет стоимость приложенных усилий в глазах Роджерса, о чём он, не затыкаясь, трындит почти полчаса. Итого – весь завтрак посвящён славному подвигу, в котором Брок не видит ни пользы, ни смысла. Если бы кто спросил его личное мнение, то Солдата стоит как следует выпороть за то, что комбайн теперь не примут даже на металлолом. К счастью, никто его не спрашивает, что и спасает их с трудом установившийся мир на долгие тридцать минут.       Слишком долгие, как по мнению Брока. Но и тут, выходит, его мнение никого особо не беспокоит.       -Так, приём пищи окончен, всем не дежурящим по кухне – покинуть помещение, - командует он и уже поднимается с тарелкой, когда замечает повисшую над столом тишину. – Зимний, я отдал приказ… - торопит он, но Агент не двигается. Так что приходится обратиться к Стиву, как к единственной вменяемой части их троицы. – Роджерс…       Брок ожидает, что тот послушается, привычно качнув головой и указав своему бывшему любовнику глазами на дверь, но Кэп только упрямо сжимает губы. Зимний, словно почуяв наметившийся разлад, подбирается ближе, опускаясь на соседний стул и накрывая его ладонь своей.       -Что? – спрашивать уже просто нет сил и Брок решает, что, если дело в очередной нестыковке между памятью Солдата и тем, что выдал Роджерс, он выгонит обоих и будет доживать оставшиеся дни в компании бутылки и кресла-качалки. – Так что, ответит мне кто-нибудь, в чём…       -Мы вчера поговорили. Обсудили сложившуюся ситуацию, так сказать… - начинает Стив и от того, насколько решительно он выглядит, что-то внутри нехорошо ёкает. – В общем и целом ничего так и не решили, так что теперь обращаемся к тебе.       -Так… И с чего такой «хитрый» подкат?       -Эм… Ну, ты обычно не сильно спешишь участвовать в разговорах, да и наедине не всегда отвечаешь даже на прямые вопросы. Поэтому мы решили, что в первый же раз, когда сможем вовлечь в диалог, сразу начнём с самых важных вопросов.       -Супер, - что бы ни случилось с Зимним, видимо, это передаётся воздушно-капельным путём, потому что Стив тоже внезапно перестаёт производить впечатление вменяемого человека. Брок морщится от того, насколько сильно всё в очередной раз смешалось, и снова – благодаря отсутствию совести у Солдата. Он готов поспорить, что тот в очередной раз навалился на своего «друга детства» с уговорами и просто вынудил начать подобный разговор. – Что ж, я слушаю ваши вопросы.       Стив запинается, набирает воздух в грудь и, скользнув глазами на сидящего с другой стороны стола «товарища по несчастьям», виновато опускает голову. Напряжение, с таким трудом изгнанное из их маленькой странной «семейки», моментально возвращается. Брок спиной ощущает, как пальцы Зимнего скользят по его спине, упираясь в край стула, проводят невесомую линию и, словно играясь, торопливо перебирают.       -Зимний, держи руки при себе, пока я их не оторвал, - предупреждает он, косясь на по-прежнему ничего не предпринимающего Роджерса. – Кэп, забирай своего друга и валите…       -Командир… - тянет Солдат и, прилипнув горячим взглядом к губам, показательно облизывается. Брок шипит от смеси воспоминаний и опасений, отлично зная, что говорящего таким тоном подопечного бесполезно тормозить. Солдат как уже выпущенная ракета – прямая, чёткая и неспособная вернуться в пункт назначения без выполнения цели. Плюс – один раз он уже пытался всё закончить, даже в лицо заявил любовнику, что не собирается… - Пожалуйста…       Чёрт, чёрт, чёрт, ещё одно слово и Брок проиграет, так и не начав полноценный бой! Зимний просто завалит его на пол и Роджерс, поклявшийся всеми известными ему богами, что будет «предотвращать все попытки нападения» продолжит виновато смотреть в стол, хотя лучше бы встал и увлёк своего «Баки» очередной игрой или состязанием. Но, видимо, данный момент он нападением не считает. А зря, потому что ещё одно слово и Брок зарядит Зимнему в челюсть, просто потому что нет другого способа понятно выразить своё несогласие с происходящим.       Словно почуяв это, Солдат чуть наклоняется вперёд и, поведя носом, заключает:       -Нет, - и поясняет вздрогнувшему Стиву: - Он пахнет только злостью. Ты… ты что-то с ним сделал? Или… я что-то сделал не так? – видимо, Кэп выглядит настоль же удивлённым, потому что на это раз Зимний поворачивается к Броку. – Я что-то сделал не так? Ты… ты совсем не хочешь меня? Но, я ведь помню, что…       Возможно, в этот момент надо смеяться, но сил на это просто нет. Брок опускает локти на стол и прячет лицо в ладонях. Ему не улыбается объяснять взрослому мужику, которой в прошлом всегда сам был инициатором любого секса, основы межличностных отношений. Ему вообще неохота кому-то что-то объяснять, так что он принимает решение быть взрослым умным мужиком и прячется в домике из ладоней до лучших времён. Пусть эти два великовозрастных засранца, обменивающиеся недоумёнными взглядами и глупыми вопросами над его головой, сами разбираются с ими же организованными проблемами. Он в это не полезет. Не сегодня. Не сейчас.       -Брок… - наконец тянет Роджерс и его прохладная ладонь ложится на плечо. – Прости, мы не хотели тебя напугать, просто подумали…       -Да ни черта вы не думали, придурки! – возникает Брок, у которого от злости бухает в висках. – Вы на это вообще не способны! Я думал, мы договорились! Думал, тебе можно верить, ты ведь такой честный, правильный и верный… «Верный», да, Роджерс? – и, дождавшись подтверждающего кивка, едко уточняет: - То есть, когда ты, устав от выбранного ранее любовника, бросился на меня, это было проявление верности?       -Брок…       -Нет, погоди, давай сначала выясним, а то вдруг я чего не понял из-за своей ограниченности! Вот тот момент, когда ты зажимал меня в туалетной кабинке, пока твой любовник смотрел очередную романтическую муть, это было что: верность или правильность? Когда ты потом, стоило Зимнему немного «оттаять», не просто бросил меня – забыл о существовании дополнительного человека в доме, пока не случилась беда, это, наверно, была честность? Или я что-то путаю?       -Брок…       -Господи, Роджерс, ты – полное говно, но страшнее сейчас не то, что ты не способен понимать окружающих, а то, что я столько времени потратил на попытку понять самого отвратительного в мире человека. Ты поманил меня своими булками и горячими руками, смотрел так, словно видел перед собой настоящее чудо, а потом выбросил, забыл и… - он замолкает, зажмурившись, и лишь сделав глубокий вдох, может продолжить речь, пусть и резко осипнув: - Я больше так не могу, прости. Ты… ты очень хороший, мне с тобой очень хорошо, правда, всё просто великолепно, но…       -Баки.       -Нет, с ним-то как раз всё в норме. Зимний знает, чего хочет и готов слепо следовать за своими желаниями, словно подросток. Да, это плохо, но я хотя бы могу быть уверен в его мотивации. Когда он чего-то хочет, то говорит об этом прямо. А вот чего хочешь ты разобраться вообще невозможно. Чего ты хочешь, Роджерс?       -Тебя.       -А как же он?       -И его.       -Значит, на двоих, да? Но на каких условиях? Расселишь по соседним домам и будешь являться по мере своего желания или сразу сделаем расписание «встреч»? Или, может, мне стоит снова собрать вещички и рвануть куда-нибудь подальше, дав вам возможность спокойно трахаться?       -Брок, пожалуйста…       -Вот только не надо воровать чужие реплики, «пожалуйста» - это слово Зимнего, он научился гениально им оперировать в рамках своей ограниченной фантазии. «Командир» - чтобы показать, что он хочет член, «пожалуйста» - когда сразу не дают то, чего хочется, иногда означает ещё и обещание секса за разрешение. Два слова и мы с ним уже знаем, как обстоят дела. И, прошу тебя, не надо смотреть так, словно я без ножа режу твоё хрупкое сердце. У Капитана Америка не может быть нежных чувств, помнишь? Капитан Америка – символ целой нации, её совесть и честь. Господи, сам не верю, что говорю эту срань… - приходится прочистить горло, потому что его странно сводит, а глазам горячо. Но Брок не плачет, он с самых похорон матери не проронил ни слезинки и теперь не станет… только когда по щеке катится первая капля, приходит осознание: всё-таки плачет. – Чёрт… чёрт… - он наскоро стирает слёзы, но они всё катятся и катятся, и грёбаный Роджерс наверняка смотрит в упор своими щенячьими глазками, в глубине которых спряталось сочувствие. Чтобы как-то защититься, Брок снова утыкается в ладони и пытается тихо взхдохнуть, но вместо этого из горла вырывается всхлип. – Я так не могу… - шепчет он на выдохе, не уверенный, что его вообще услышат. – Я так просто не могу…       Но его слышат. Огромный горячий Роджерс тут же поднимает на ноги, позволяя зарыться в свою грудь, обнимает большими руками, укачивает, что-то говорит. Брок не разбирает что именно, но от общих интонаций ему почему-то становится легче.       -Мне страшно, Стив, мне так страшно снова всё потерять… - лепечет он, пока чужие пальцы зарываются в волосы, приятно поглаживая. – Второй раз я просто не смогу сделать вид, что жив, это слишком. Я готов убить его, если буду знать, что ты после останешься со мной. Я готов убить тебя, схватить в охапку Зимнего и любить его до конца своих дней, зная, что он никогда и слова поперёк случившегося не скажет. Господи, почему всё так сложно? Почему я не могу просто закрыть глаза на происходящее и позволить вам трахаться? Почему с каждым днём всё ярче понимаю, что в конце концов вы снова увязнете друг в друге, выкинув меня прочь? Я не хочу, Стив, я не готов, не снова…       -Тише… - опустившаяся на голову ладонь гладит, успокаивая и словно обещая, что всё будет хорошо. И, хотя что-то внутри чует, что ничего хорошего ждать не надо и Броку хочется по-звериному выть от безысходности, он готов согласиться с этим тёплым, таким добрым человеком. Просто чтобы не сойти с ума от боли. – Всё будет в порядке с нами тремя, поверь мне. Я всё устрою. Пока не знаю как, но точно устрою. Ты главное – не бойся, ладно? Никто не забудет о тебе, мы всегда будем рядом, - и, чуть помедлив, добавляет: - Мы всегда будем с тобой, Брок, обещаю. Но и ты мне пообещай, что останешься, что снова не сбежишь, иначе это будет нечестно. Ты ведь не сбежишь, не бросишь нас, правда, Брок?       -Да, - кивает тот и всхлипывает. – Я никуда от вас не уйду.       Через час Стив забирает Зимнего в магазин и, вернувшись, тот выглядит растрёпано-довольным, Брок забирает у него сумки, машинально отмечая румянец на щеках и чуть расфокусированный взгляд, и замирает на несколько секунд, когда обнаруживает в дверце машины банку смазки. Но потом только выдыхает и уходит на кухню – накрывать на стол и доделывать мелкие дела. Во время обеда Стив то и дело шутит, на некоторые весьма устаревшие шутки Солдат даже реагирует. Брок тоже пытается, но после того, как от выдавленной им улыбки Роджерса перекашивает, бросает это дело, принимаясь методично поглощать пищу. Наскоро окатив посуду водой, он отправляется «гулять», а на деле – просто сидит, свесив ноги с пирса. Кончики пальцев касаются воды, изредка накатывающей волнами, а ветер приятно обдувает горящее лицо. Он снова плачет и в этот раз, кажется, всё проходит гораздо легче. Скребущая рёбра боль немного отступает и Брок внезапно чувствует себя готовым отсидеть семейный ужин и даже вполне спокойно лечь спать. Возможно, он даже не будет ворочаться, а мирно уснёт…       Ветки трещат под чьими-то быстрыми шагами. Брок думает о том, чтобы сигануть в воду, когда на дорожке появляется Стив. В одних белых шортах, с сияющим на солнце животом и довольной улыбкой, он похож на обычного отдыхающего, который привёз сюда большую шумную семью. Он опускается на колени совсем рядом, прислоняется к спине и жарко выдыхает в шею. Возбуждение моментально прокатывается по позвоночнику, обдавая кипятком внутренности, и устремляется вниз. Спустя секунду он оказывается на спине, а любовник покрывает поцелуями грудь, периодически вцепляясь в соски. Брок стонет, выгибаясь и случайно задевая членом чужой живот, о чём-то сдавленно просит и после может лишь подмахивать, позволяя чужому рту ласкать головку. Он кончает, тихо всхлипнув, не в силах разобраться в той мешанине внутри, что раньше всегда была разложена по алфавиту. И, когда Стив переворачивает его на четвереньки, послушно подставляется, ощущая странную пустоту в голове.       За ужином Брок выглядит вполне нормально. По крайней мере, он даже несколько раз сдержанно улыбается, когда Стив, открыв в себе талант комика, рассыпает мелкие шутки. Зимний рядом смеётся, оживает и вроде бы даже что-то добавляет, отчего они оба краснеют. Брок не слышит: он смотрит, как ладонь Солдата ползёт по столу, подбираясь к пальцам Кэпа, и пытается дышать, хотя воздух, словно превратившись в кусок камня, отказывается проходить в горло. От этого оно саднит и, как ни пытайся, не может выдавить ни звука. Так что приходится согласно кивать на ровный гул, с которым Роджерс, вроде бы, обращается к нему. Слов не разобрать и, когда чужие ладони всё-таки добираются друг до друга, в ушах не просто стучит, а по-настоящему грохочет. К счастью, он быстро остаётся за столом один: закончив с едой, его оставляют мыть посуду, отправляясь «на пробежку». По дороге Стив снимает с гвоздика ключ от машины и спустя секунду любовники с рёвом уносятся прочь. Намывая тарелку, Брок всё пытается достучаться до того стержня внутри, что всегда помогал ему оправиться от любых ударов судьбы и с прискорбием заключает: то, что не смогли сломать смерти родственников и сослуживцев, долгие выматывающие миссии в раскалённых песках и Гидра, с налёта смог разрубить на части Стив Роджерс. И теперь уже не подняться, это нокаут. Брок Рамлоу сломан, словно старая кукла и отныне восстановлению не подлежит.       Стив возвращается поздно ночью, под аккомпанемент смеха странно радостного Зимнего и скрежет колёс. Забирается под бок и, прижавшись носом к шее, блаженно замирает. Брок выжидает несколько секунд, прежде чем открыть глаза и проверить: нет, Агент улёгся снаружи, на не совсем удобном шезлонге, видимо, чтобы всё контролировать. Так что, когда Стив в первый раз целует в основание челюсти, это ощущается практически как удар по лицу.       -Не надо, - шепчет Брок и отворачивает лицо. Глаза снова горят и хочется бежать прочь, снова опустить ноги в воду и смотреть в даль, где нет ни людей, ни чувств, представляя себя камнем. Но Стив обнимает, прижимаясь к бедру вставшим членом, и гладит пальцами губы.       -Хочу тебя, - выдыхает он. – Так соскучился, думал – с ума сойду. Смотрел в магазине на шоколад и думал о том, что совершенно не знаю твои вкусы. Потом ехал, торопился, боялся, как бы чего не случилось. Едва в поворот вошли на полной скорости. А теперь смотрю на тебя и не верю, что могу коснуться и… - горячее тело нависает сверху, не давая возможности уйти. – Хочу тебя. Хочу-хочу-хочу, ты даже не представляешь как сильно. Аж всё внутри сводит…       Он звучит вполне правдиво, к тому же, Брок помнит, что Кэпу быстро становится скучно наедине с Зимним. Так что он просто разводит ноги, словно приглашая, и изображает улыбку. Его растягивают: методично, осторожно и так заботливо, что хочется закричать, чтобы это, наконец, прекратилось уже. Но потом Стив наваливается, ещё сильнее распихивая ноги, и прижимается головкой ко входу. Брок удивляется, не чувствуя привычной лёгкой боли от вторжения чего-то настолько большого, и только сильнее жмурится, когда его лицо покрывают мелкими поцелуями. Разумеется, надолго Роджерса не хватает: не проходит и трёх минут, как он валится сверху, вжимая в матрас и, сделав ещё несколько резких толчков, кончает.       -Люблю тебя, - шепчет любовник в висок и тяжело дышит, содрогаясь в оргазме. В заднице мокро и хочется поскорее промыться с мылом, но надо изобразить хоть минимальную радость. Почему – он и сам не знает, но это кажется таким важным. Брок тянется вперёд, накрывая чужие губы, втягивая в долгий, томительный поцелуй, но лишь сильнее жмурится, не желая выдать себя глазами. – Такой горячий… каждый раз схожу с ума от одного вида…       На язык просится злое «уйди, Роджерс», но Брок только поворачивается на бок и, уткнувшись взглядом в стену, пытается не зарыдать, пока из задницы вытекает чужая сперма…