Ничего святого

      С момента освобождения единственного подозреваемого по делу об убийстве Артюра Рембо прошло уже около трёх недель. С тех пор, как господин инквизитор Дазай стал просто господином Дазаем — человеком с не самой лучшей репутацией в городе, городские волнения утихли окончательно. Все уже забыли о трагической гибели профессора университета, дело об убийстве которого и впрямь заглохло; о Накахаре Чуе — парне, который попал под раздачу якобы ни за что, и даже о самом виновнике инцидента — Осаму Дазае. Нет, конечно же, где бы он ни появлялся, в воздухе до сих пор витало некоторое напряжение, а люди выказывали открытую неприязнь. Но мало кто из них действительно помнил причину. Просто так сложилось. «Эффект "стада"», — как сам для себя заключил бывший инквизитор.       Как ни странно, но новостей от кураторской службы Святой Инквизиции, что обещала ему грозные проверки, до сих пор не было слышно, будто бы о нём и вовсе позабыли. Дазай и сам не знал, как к этому относиться: то ли радоваться таким вот отсрочкам и лелеять надежду, что проблема миновала, то ли сидеть как на иголках, гадая причины подобной задержки. Но последнее за него исправно исполнял Куникида, которому за эти три недели господин бывший инквизитор исправно трепал нервы, главным образом выклянчивая денег в долг, а позже возвращаясь из полюбившейся «Лунной кобылы» не совсем в трезвом уме и здравии.       В очередной раз выбираясь под вечер из своего временного жилища, Осаму наскоро приводил себя в порядок: расчесал шевелюру, начистил сапоги и проверил, как плотно сидят бинты на запястьях. В более холодное время года эту его особенность удачно можно было скрыть рукавами и высоким воротом куртки. Но сейчас на улице стояла несвойственная июню духота, потому куртку пришлось оставить в шкафу, а рукава его рубахи засучить до локтя. Не то чтобы его таким ранее не видели, за два-то года жительства в этом городе, но подобный вид вызывал вопросы каждое новое лето, а ныне, учитывая его статус, мог бы вызвать ещё и придирки или же нелестные комментарии. Но даже эта погода не отменит его очередной выход в «кобылу»!       — Опять нажрёшься? — окликнул его мимо проходивший Куникида, с двумя картофелинами в руках, безуспешно пытающийся стянуть с головы паутину. В подвальчик свой лазил, не иначе.       — Культурно проведу время, — ответил Осаму, продолжая свои приготовления. — Тебе тоже не помешало бы. Вон, какой нервный в последнее время.       — Я нервный, потому что ты тут задержался, не находишь?       — Я нахожу, что тебе надо почаще выбираться в город. Может, найдёшь себе женщину, наконец, — беззлобно размышлял Дазай. Всё же, когда он видел Доппо только в рабочее время, а не на постоянной основе, злить его было куда веселее. — К слову, в тот бар заглядывают неплохие такие дамочки. А положение инквизитора первого ранга гарантированно привлечёт их внимание, — обернулся он, подмигивая сожителю.       — Женщины лёгкого поведения заинтересовать меня не смогут! — отчеканил тот и, не дожидаясь ответа, прошёл в кухню.       — А тебе начитанную подавай? Боюсь, Куникида, женское образование придёт к нам не в этом столетии! — прикрикнул он. — Ну, я пошёл! Буду ночью. Или утром!       Услышав в ответ сдавленное «алкоголик», Осаму вздохнул и, толкнув дверь, выбрался в вечерний сумрак, сразу же устремляясь в излюбленное местечко, то и дело провожаемый взглядами нередких прохожих, каждый из которых, в последнее время, взял моду смотреть с каким-то вызовом. Правда, по чести говоря, зная местный контингент — подобные выражения лиц только лишь забавляли бывшего инквизитора, ведь, случись чего недоброго, никто из горожан не преминет попросить помощи даже у такого изгоя, как он.       Преодолев приличный путь за не менее приличное время, он оказался на месте. Отворил дверь и, чуть придерживая ту, прошёл внутрь, улавливая на себе привычные любопытные взгляды, которые, задержавшись на бинтах, вскоре потеряли всякий интерес. Аккуратно затворив за собой дверь, дабы не случилось хлопка, как то было в первый его визит, господин бывший инквизитор двинулся к стойке.       — Как обычно, — произнёс он, выкладывая на прилавок пару монет и внимательно наблюдая за тяжко вздохнувшим хозяином, что, тяжело переступая с ноги на ногу, отправился сцеживать в кружку содержимое полюбившегося Дазаю бочонка.       Да, его однажды попытались надурить, подлив в кружку какого-то невнятного пойла, которое он угадал по запаху, не успев даже притронуться к содержимому губами. Была ли это какая-нибудь отрава или то был простой развод постояльца на деньги, Осаму волновало в последнюю очередь. Тогда он подошёл к напрягшемуся мужику и одним резким движением всадил свой кинжал в стойку аккурат меж растопыренных пальцев обманщика. И конфликт на том был улажен, но следить за хитрюгой бывший инквизитор исправно продолжал.       — Держи, — стукнул мужик кружкой по прилавку, чуть проливая напиток, а другой рукой одновременно загребая себе монеты.       — Благодарю, — со всеми нотками благожелательности ответил Дазай, удаляясь к своему угловому столику, который, после его там пребывания, более никто не занимал.       Вечер шёл своим чередом, и хотя просиживать штаны в одиночестве было малоувлекательным занятием, здесь было всяко веселее, чем с Доппо. Дазай цедил содержимое кружки и просто наблюдал, как зал пополняется всё новыми постояльцами, о чём они беседуют, каких женщин обсуждают. Всё это напоминало ему работу агентов Ордена. Те тоже чем-то подобным и занимались: сидели, слушали, доносили. Вполне возможно, за самим бывшим инквизитором сейчас так же наблюдает какой-нибудь агент кураторской службы. Хироцу же признался, что таковые существуют?       Вот, например, тот парень, за одним из центральных столов, головой крутит аки волчок, — старая детская игрушка. Или те, что справа — каждый вечер здесь, а пьют совсем ничего. Да что там! Он всю местную фауну уже изучил. А вот и пополнение, что сейчас заходят в зал, тоже знакомые лица.       Стоп.       Лица и вправду знакомые, только видел Дазай их совсем при иных обстоятельствах. Один тощий и совсем ещё пацан, другой покрупнее. Соседи Накахары по общаге! И за их спинами… быть не может.       Рыжие волосы, наглое, самоуверенное выражение лица и голубые глаза, в которых даже издалека угадывалась пьяная радость и ни намёка на наличие каких-либо жизненных невзгод. А ещё он смеялся, задорно так, беззаботно.       «Это как?» — только и успел подумать Осаму, когда, проморгавшись, упустил новоприбывших из виду. Нет, они никуда не исчезли. Не один он был шокирован, но и многие другие посетители, завидев этих троих, буквально повскакивали со своих мест и окружили троих студентов.       — Ого! Какие люди! — выбилось из гомона толпы.       «Так, значит, не показалось?» — рассудил бывший инквизитор.       — Так ты вернулся? — послышалось следом оттуда же.       — Ты в норме? — уже новый возглас из столпотворения.       «То есть, вернулся? В смысле, в норме? Как он мог вернуться и быть в норме после всего?» — Дазай пребывал в самой настоящей растерянности. Нет, ему точно не показалось, рыжая шевелюра явственно мелькала между загораживающими её более рослыми парнями. Это совершенно точно был Чуя Накахара собственной персоной, окружённый друзьями и довольный жизнью. И он вернулся!       Похлопав по плечу кого-то из своих знакомых, мелкий буквально протиснулся между огородившими его телами. Новомодный чёрный пиджак свободно свисал с острых плеч, покачиваясь в такт уложенным на бок волосам, когда тот, возглавив шествие возбуждённой толпы, двинулся к стойке.       Прошёл он, правда, немного. Обратил внимание и перевёл взгляд на единственного не подскочившего с радостными воплями человека, сбился с шага и застыл, в немом шоке уставившись на лишившегося по его вине звания Дазая. Сам Дазай, впрочем, смотрел на него в упор с не меньшим удивлением. Противостояние взглядов длилось всего пару секунд, до тех пор, пока Чуя, злобно оскалившись, не провёл большим пальцем по шее, от уха до уха, явственно давая понять бывшему инквизитору его не совсем радушные намерения.       Осаму несколько напрягся, но сумел ухмыльнуться в ответ. Да только Накахара этого не заметил, демонстративно отвернувшись раньше, чем он вообще успел среагировать.       Тот прошёл до стойки и начал о чём-то беседовать с хозяином бара. С насиженного места бывшему инквизитору услышать что-либо не представлялось возможным, но, судя по тому, как мужичок за стойкой бегал по залу поросячьими глазками, время от времени задерживаясь на Осаму, предмет беседы угадывался чётко и ясно.       Этот разговор длился недолго, ровно до того момента, когда владелец налил всем троим парням, и те, похватав кружки, спешно развернулись и направились к одному из самых больших центральных столов, где им уже освободили место прочие постояльцы, активно машущие тройке руками.       Дазаю ничего не оставалось, кроме как тщательно следить за всем этим действом и недоумевать. Чуя уселся за стол, глотнул содержимое кружки и увлёкся беседой, активно при том жестикулируя. Осаму догадывался о предмете разговора, потому что благодарные накахаровские слушатели так же, как и хозяин заведения, то и дело на него оглядывались. Кто-то ухмылялся, посмеивался, а прочие смотрели с уже приевшимися открытым вызовом и презрением.       Было ли Осаму неуютно? Разве что самую малость. Сейчас его беспокоил Чуя, который вообще осмелился заявиться в город. К слову, Доппо должен был бы знать о его приезде и уж точно рассказал бы. Но господин бывший инквизитор, ныне простой горожанин, и сам не был уверен в собственном домовладельце. Всё же Куникида был из тех ребят, кто, несмотря на испытываемое чувство вины, никогда не преступал законы и не разглашал информацию якобы посторонним: он даже о деле Рембо ему не рассказывал! Но об этом-то рыжем явлении мог и сказать. Или не мог? Или не знал?       Прошло три недели. Всего лишь три, а этот коротышка ведёт себя так, будто вернулся в родные края из долгого отпуска. Сидит, веселится, и лишь изредка злобно поглядывает в сторону своего мучителя. Он определённо точно помнит всё то, что с ним делал Осаму. И всё же…       И всё же его поведение как-то совсем уж не вязалось с тем, каким он предстал в последнюю их встречу. Разве может жертва, униженная и оскорблённая, опущенная, так себя вести? Дазай не знал, что и думать. Всё это смотрелось максимально неестественно. Подозрительно.       Конечно, Чуя знал, чего стоили Дазаю его игры, и потому в его взгляде ясно читалось это чувство победителя. Но победителем он не был. И сам это знал. Должен был знать.       — Что ж вы, господин Дазай, или как там тебя сейчас называют, не радуетесь возвращению нашего друга? — вдруг выкрикнул из толпы какой-то смельчак, чья кружка, неровно покачивающаяся в зажатой ладони, выдавала в нём пьяную храбрость.       Дазай было опешил. За последнее время к нему первым практически никто не обращался, тем более в такой манере, и он немного поотвык. Но вскоре собрался.       — А чему радоваться, господин как-вас-там? — крикнул он в ответ из своего угла, замечая, как все постояльцы вмиг замолкли и развернулись к нему лицом. — Кто знает, кого следующим выберет в жертву этот ваш друг? Может быть, вас? Или других ваших друзей?       — А ты не переживай! Если он кого и выберет, так это тебя! — раздался уже другой голос, вслед за которым последовал дружный пьяный гогот.       Только Чуя не смеялся, а напряжённо всматривался в лицо бывшего инквизитора, чуть скалясь и время от времени отвлекаясь на ответ очередной шутке остроумного приятеля. И что бы это могло значить?       Нет, жест «от уха до уха» Дазай распознал чётко, вполне отдавая себе отчёт, что выходить на улицу в одиночку отныне лишний раз не стоит. Но и нападение на него, бывшего инквизитора, тоже может вызвать множество вопросов. Особенно, если нападение окажется совершённым именно бывшим подозреваемым. Потому Осаму чувствовал себя хоть и не в безопасности, но гораздо спокойнее.       — Так что же вы всё не идёте к нам, господин «великий» инквизитор? — язвительно продолжил ещё один парень, напившийся до красной морды. — Али боитесь чего?       — А как же? Всадите мне перо под рёбра, и поминай как звали! Да я ещё и не опустился на то дно, чтобы с убийцами за столом выпивать, — добавил он спустя недолгую паузу.       — Чего сказал?! — рявкнул красномордый, вскакивая со своего места с такой резвостью и пьяной неуклюжестью, что кружки соседей аж подпрыгнули на столе, а стул позади него опрокинулся вовсе. — Да ты вообще охренел! — потопал он к столу бывшего инквизитора, занося кулак с вполне угадываемым намерением.       Дазай напрягся, выжидая момент, чтобы увернуться, но рука того замерла в замахе, схваченная небольшой кистью в чёрной знакомой перчатке, владелец которой спустя секунду грациозно вынырнул из-за спины бугая.       — Угомонись. Я сам с ним потолкую.       — И о чём ты собрался толковать со мной, Чуя? — пропел Осаму как можно беззаботней, наблюдая, как рыжий коротышка усаживается на место напротив, а приятели за его спиной то и дело косятся в их сторону. Красномордый же, чуть потупив, всё же решил вернуться к остальным.       — Да вот, смотрю, нажираешься тут. Неужели случившееся так подкосило? — усмехнулся рыжий, отхлебнув содержимое из дазаевской кружки. — Ну и дрянь! Совсем с деньгами плохо?       — А тебя случившееся не подкосило? А, Чуя? — ухмыльнулся в ответ Дазай, ожидая вполне определённой реакции.       Которой не последовало. Тот лишь вскинул брови в немом удивлении. Не понял намёка, что ли? Вроде ещё не достаточно пьян.       — А что должно было меня подкосить? Твои жалкие потуги в том подвале? — продолжил он с самым натуральным непониманием на лице. Дазай, правда, не назвал бы случившееся жалкими потугами. Жаркими, да, но не… — Я же говорил, что ты принесешь свои извинения. И какого оно? — оборвал мыслительный процесс бывшего инквизитора Чуя.       Ах, опять извинения. И этот наглый взгляд, каким сверлил его Накахара в свои первые дни пребывания в камере. Ёжился от холода и так неистово вопил от боли, когда прижигали голое незагорелое тело раскалённым железом. И ведь чуть всё отделение не порушил, когда Дазай решился сотворить с ним то, чего прежде не делал ни с одним человеком. А сейчас что? Ни грамма страха. Будто и не помнит вовсе.       — А тебе какого? — решил проверить мимолётное предположение Осаму. — Не рассказал друзьям о нашем последнем свидании в подвале? — но тот вновь неопределённо нахмурился, не понимая, как если бы они оба на разных языках говорили.       — Я прекрасно помню всё то, что ты со мной делал, — твёрдо ответил он спустя непродолжительную паузу. Но вот сам господин бывший инквизитор стремительно терял в этом заверении уверенность.       — Расскажешь? — брал на слабо Дазай, прикладываясь к кружке и не отводя взгляда от льдистых глаз бывшего пленника.       — Да пошёл ты, — довольно неожиданно отчеканил тот и сразу же поднялся из-за стола. — Ещё встретимся, — добавил он, как если бы то была угроза. Может, она и была.       Накахара развернулся и двинулся к своему столу в центре зала, подгоняемый выкриками и хлопками заждавшихся дружков. А вот Осаму остался на месте, размышляя.       Фраза «да пошёл ты», брошенная Чуей, звучала настолько привычно, как если бы они вновь вернулись в тот подвал. Но не было в ней той злобы, ненависти или пустоты, обычно свойственных человеку, который прошёл через все те унижения, что сотворил с ним господин тогда ещё инквизитор. Быть не может, чтобы Накахара это забыл. Такое не забывается.       И какое этому может быть объяснение?       Потеря памяти из-за шока? Бред. Он слышал о таком ещё из разговоров со своим опекуном, но знал, что подобное явление считалось настолько редким, что последний случай зафиксирован чуть ли не десятки лет назад.       Тогда, малефиция? Более правдоподобный вариант. Дазай знал, что в подлунном мире существуют малефики, способные своей силой стирать из памяти людей определённые моменты жизни. Даже если взять в расчёт тот непреложный факт, что у Накахары и семейки Озаки есть кое-какие серьёзные связи «наверху», всё равно, как-то эта теория была притянута за уши, что ли. В таком случае, Осаму оставалось только дотронуться до Чуи, чтобы узнать.       Только бы дотронуться…       Но сейчас соваться в эту пьяную толпу даже не совсем трезвый Дазай не решился бы. А вот расспросить Куникиду было бы неплохо. Тот, исходя из его расписания, которое Осаму выучил назубок за время их совместного проживания, в кровать соберётся ещё примерно через час. Он вполне мог бы успеть застать его бодрствующим, если выдвинется сию же минуту.       Добив содержимое своей кружки двумя большими глотками и с грохотом установив её на деревянный круглый стол, он, тяжело упираясь в его поверхность руками, кое-как вылез из своего уголка. Сохраняя твёрдую походку и бодрость тела и духа, зашагал на выход, выслушивая крики пьяной толпы вдогонку:       — О! Что ж вы, господин «великий» инквизитор, уже уходите?       — А чего так рано, парень? Ты ж вроде до утра сидишь обычно!       — Приходи ещё! Мы с Накахарой устроим тебе приём!       Они много чего ещё кричали, но ясно было одно: Накахара теперь местный герой, а вот сам Дазай… и думать не хотелось.       Он вышел за дверь и сразу же потянулся, полной грудью вдыхая разряжённый вечерний воздух, слегка разведённый запахом местных цветочных клумб, что высаживали тут каждое лето местные, скучающие от нечего делать бабульки.       По дуге обогнув один из таких вот цветастых островков, Осаму направился в сторону дома.       И всё же. Что это, чёрт возьми, было? Сам факт появления Накахары в городе, конечно же, тот ещё сюрприз. Притом весьма неприятный. Те волнения, что возникли сразу же после его освобождения, вот-вот должны будут вспыхнуть с новой силой, а Чуя возглавит всё это действо, подливая масла в затихающий огонь с тем же тщанием, с каким делал это за столом минутами ранее. Стоит лишь припомнить, как он увлечённо поведывал своим приятелям о буднях в подвале, активно жестикулируя, и как каждый из слушателей то и дело оборачивался на сидящего в углу бывшего инквизитора. Однако сам Дазай не сказал бы, что очень уж переживал по этому поводу. Он, можно сказать, уже привык к резко изменившемуся к нему отношению. Но вот, что волновало его больше… Нет, не столько волновало, сколько заинтересовали накахаровские ничего-не-понимающие эмоции, каковые чётко отображались на его лице всякий раз, когда Осаму задавал наводящие вопросы.       «Тут может быть только два варианта. Либо парень чертовски хороший актёр, что вполне может быть правдой, учитывая, как тот вёл себя при самой первой их встрече и позже — в подвале. Но, в этом случае, как вообще можно скрыть те эмоции, что вызвал у него Дазай? Либо же верен второй вариант, и он действительно забыл. Но тогда он забыл бы куда больше. Или нет?» — Осаму почесал макушку, продолжая неспешно топать по тёмным улицам.       При всех раскладах на ум приходил один только вариант — некий малефик поспособствовал и вырезал конкретное событие. Что означает следующее: Чуя рассказал кому-то о событиях в подвале. Поганец сделал всё по-своему.       Вся эта ситуация не то чтобы сильно взволновала сознание Дазая, сколько вызывала своеобразный интерес — ещё одна загадка, которую так и манит разгадать. Да и за три недели дуракаваляния и протирания штанов в «кобыле», мозги начали подсыхать. А тут такая подпитка!       Однако, поспешить к Куникиде стоило.       У него было целых два пути: пойти в обход по центральным улицам либо срезать немалый путь как минимум через два тёмных и малоприятных проулка. При выборе первого пути Осаму рисковал не успеть застать своего сожителя и бывшего начальника, Доппо, в состоянии отвечать на вопросы. Забавно, но у того настолько выработался внутренний режим, что он даже засыпал по часам. А вот второй путь был куда более опасен и полон неожиданностей — люди в тех домах отчего-то предпочитали выливать помои и остатки справления нужд прямиком из окон, целясь в окна домов по соседству на той стороне разделяющего их узкого переулка. Однажды и Дазаю досталось, пришлось выбросить всю одежду, кроме разве что сапог. И Доппо снова орал.       И тем не менее, сейчас на улице стояла ночь, но пока не достаточно глубокая: тут и там мелькали силуэты людей, а тёплый свет из окон жилых домишек неплохо разбавлял мрачную обстановку города, потому за собственную безопасность бывший инквизитор переживал менее всего. И за окнами домов с тех пор он стал следить внимательнее.       Вчера прошёл сильный ливень, и потому, стоило Осаму ступить в тень узкой улочки меж двух домов, как он непременно вляпался в лужу. Это не было бы столь крупной неприятностью, сколь сам факт того, что один из его сапог начал промокать, а вот на покупку новых или хотя бы починку этих — средств не имелось от слова совсем. А ведь, сколько ещё таких луж у него впереди?       Глаза, после более-менее освещённой улицы, ещё не привыкли к этой темени, но на свой страх и риск, неприятно похлюпывая при каждом шаге, бывший инквизитор решил двинуться дальше.       Обходить проблемные места получалось исправно, стоило только приноровиться определять лужи по отражающимся на поверхности воды лунным бликам. Так он и преодолел этот нелёгкий путь до следующей широкой улицы. Удивительно, что без происшествий. Ведь не единожды в магистрат, а по совместительству и в отделение Ордена, поступали запросы об очередном найденном в таком вот месте бедняге, которого ворьё, так полюбившее тёмные закоулки, не только обчистило, но ещё и жизни лишило.       Однако этот проулок был не последним на пути бывшего господина инквизитора, и он, вновь приготовившись мастерски лавировать между лужами и вместе с тем прислушиваться к подозрительным шорохам, приблизился к нужному повороту, для верности заглядывая за угол и всматриваюсь в темноту.       Вроде бы опасности ничего не предвещало. Даже чёрный кот, ловко прошмыгнувший между ног Осаму, смело устремился к проглядывающейся в темени помойке. Немного поразмыслив и решив, что, в общем-то, котам он доверять привык, Дазай сразу же двинулся дальше, на всякий случай ухватившись за рукоять старенького кинжала на поясе. Осторожность не помешает.       Двигаясь тихо и неспешно, всматриваясь в землю у себя под ногами, он прыгал с островка на островок, преодолевал лужу за лужей, как, случайно отвлёкшись, заметил силуэт человека на той стороне переулка. Какое-то время тот стоял неподвижно, будто решая, как и сам Осаму минутами ранее, стоит ли заходить внутрь. Но позже уверенно двинулся прямо навстречу.       Очередной прохожий, которому необходимо было так же срезать путь? Или этот человек из той самой касты воров-убийц, каких немерено развелось за последние годы? Вариантов ответов на эти вопросы было множество, но вот выхода всего лишь два: либо развернуться и позорно сбежать, либо же пройти прямо, уповая на удачу. И не только на удачу, к слову. Всё же Дазая учили технике боя ещё в столичной академии Ордена, и учили весьма недурно.       Покрепче сжав рукоять кинжала и для верности проверив, как тот ходит в ножнах, чтобы вытащить его без заминок, случись вдруг чего, бывший инквизитор продолжил свой путь, стараясь ступать осторожно и издавать как можно меньше выдающих его звуков.       Силуэт всё приближался, двигаясь на удивление так же бесшумно. Может, повезёт, и этот человек и впрямь окажется простым прохожим? Правда, какой простой прохожий вообще рискнёт сунуться в эту темень? Этот вопрос был задан слишком поздно, а ответ на него, к сожалению, последовал незамедлительно.       Силуэт остановился, светом луны освещаемый достаточно чётко, чтобы без труда определить его владельца. Белые зубы сверкнули в злобном оскале, что, напротив, вопреки всему заставило Осаму как-то расслабиться.       — Ты ещё и в пространстве перемещаешься? — произнёс он, несильно повышая голос. Лишь бы человек напротив услышал.       — Как ты догадался? — издевательски произнёс силуэт в ответ, чеканя каждое слово и даже слегка переходя на рык. И то был вовсе не рык животного, а естественный, ожесточённый голос, которого господин тогда ещё инквизитор наслушался в подвале вдоволь. Чуя Накахара.       Разумеется, перемещаться в пространстве он не умел, иначе бы свистанул со своей камеры, стоило лишь глазом моргнуть. Однако здесь он оказался быстрее Дазая, а значит, в его силах ещё есть нечто такое, что позволит с лёгкостью обогнать противника.       Неприятная ситуация.       — Чего надобно?! — выкрикнул Осаму, игнорируя заданный вопрос. Вопрос, который являлся очевидной насмешкой и ответа не требовал вовсе.       — Как насчёт расплатиться? — угрожающе ответил тот.       — Тебе золотом или натурой? — иронично усмехнулся Дазай, как спохватился: — Ах, прости, совсем запамятовал. Кажется, твоя тётка уже постаралась, дабы я лишился работы, так что не обессудь, — произнёс он, выуживая кинжал из ножен и, перехватив его в правую руку, отвёл назад на уровень бедра, притом чуть раздвигая ноги, ожидая нападения.       Сейчас от Накахары ожидать можно было многое. Всё же, Осаму ни на долю секунды не испытывал сомнений в том, что тот совершенно точно является сильным малефиком, в рукаве которого могут быть припасены самые разнообразные фокусы. С фокусами он справится своей собственной силой «святого», как бы ни было то неприятно признавать, а вот с прочим придётся задействовать тело, вспоминая позабытые за годы службы приёмчики.       — А ты молодец, не боишься, — снисходительно похвалил Чуя, следом выхватывая собственный кинжал внушительных размеров и занося его перед лицом обратным хватом так, что лезвие, отсвечивающее лунным светом, смотрело в сторону бывшего инквизитора.       Дазай ничего ему не ответил, сосредоточенно ожидая, когда тот не выдержит и сделает первый выпад. Несмотря на то, что между ними было ещё несколько шагов, и он, проявив эффект неожиданности, смог бы сейчас развернуться и убежать, но всё-таки поворачиваться спиной к столь серьёзно настроенному врагу было бы слишком опрометчиво. Так что оставалось ждать. Более всего он не любил ждать этого первого шага, ведь именно от завязки боя, от способности отразить первую атаку и выиграть преимущество, определялся весь дальнейший ход сражения. А ещё надо бы как-то извернуться и успеть дотронуться до оголённого участка тела, чтобы подтвердить свою теорию, над которой он думал по пути сюда.       Он уловил выпад Чуи в момент, когда лезвие кинжала перестало бликовать лунным светом, и всё равно еле успел подставить собственный клинок поперёк тому, что неминуемо и неестественно быстро приблизился к горлу бывшего господина инквизитора. Осаму только и успел сглотнуть, даже через плотные бинты ощущая холод находящегося в опасной близости лезвия и краем глаза замечая, как тело противника вновь охватывает красное сияние, которое он в последний раз наблюдал ещё в подвале.       Быстро собравшись с мыслями, он с силой надавил на рукоять кинжала, отбрасывая вражеское лезвие в сторону и не теряя и секунды, перенаправил клинок тому в горло. Чуя тоже был не промах и успел отразить выпад, жёстко ударяя по лезвию Дазая так, что чуть было не выбил клинок из его рук.       И даже несмотря на то, что в нынешних реалиях каждый первый таскал с собой какой-нибудь ножик, очевидным становилось то, что Чуя Накахара носил его не ради случайной обороны в какой-нибудь подобной подворотне. Он определённо учился у мастера. А ещё эта его сила, которую тот умело применял в своих атаках, что Дазай еле поспевал что-либо предпринять.       Пожалуй, бежать — было бы лучшим решением.       Очередной отражённый выпад закончился тем, что рука Осаму начала неметь. Он так и чувствовал, как вибрация от соприкосновения двух клинков проходилась по давно в последний раз тренируемому запястью, передавая вместе с тем неконтролируемую дрожь. Стоило сменить атакующую руку. Правда, левая была тренирована ещё хуже, так что до того момента надо бы ещё потерпеть.       Отскочив на два шага назад, увернувшись тем самым от стремительного выпада, он позволил Накахаре приблизиться, где-то на задворках сознания отмечая, что ноги у рыжего оппонента всё же недостаточно длинны, чтобы оперативно покрывать создаваемое отскоками Осаму расстояние.       Стоило тому не наткнуться на сопротивление уже привычного дазаевского клинка, как он пошатнулся, от неожиданности теряя равновесие. Это был тот самый момент, тот просчёт, которого так ждал Осаму. Не теряя времени, он моментально подскочил к замешкавшемуся Накахаре, своей левой перехватывая того за оголённое запястье атакующей руки, а правой подставляя к горлу клинок. Свободной рукой Чуя пытался удерживать Дазая за локоть, как можно дальше отводя от себя угрожающе направленное лезвие. Но даже так, сейчас бывший инквизитор имел возможность давить на того своим ростом и весом, к обычной своей силе добавляя ещё и тяжесть своего тела, нависая сверху вниз. Но и это не являлось основным его козырем: голубое свечение и возникшие вокруг ленты с письменами быстро подавили красное сияние оппонента, делая того ещё слабее.       — Вот и всё, Чуя, — пропел он в ожесточившееся лицо Накахары, из последних сил сдерживающего давление противника. — Всё вспомнил?       Но тот вновь проявил совсем не ту реакцию, на которую рассчитывал Дазай. Точнее, и вовсе ничего не произошло, хотя бы отдалённо напоминающее перемены в сознании.       — Ты что, совсем тупой? — проговорил сквозь сжатые зубы Чуя. — Я же уже сказал, что всё и так прекрасно помню! — на последнем слове тот приложил все свои усилия, отталкивая Осаму от себя.       Дазай отклонился и по инерции сделал несколько шагов назад, уже больше сосредотачиваясь не на битве, а на факте того, что его «святое» прикосновение не произвело должного эффекта. Чуя же, взяв эти доли секунды на передышку, слегка согнулся, вновь охватываясь красным сиянием.       — Я уже разгадал природу твоей силы, — проговорил он, когда строительный мусор, тут и там раскиданный по переулку, так же охватило свечением. — Если нет прямого контакта, ты ни черта не сможешь сделать.       Мусор, какие-то полусгнившие палки и ящики, мешки с непонятным содержимым прямо на глазах бывшего инквизитора поднимались в воздух. Осаму догадывался, что за этим последует и, не теряя времени, ринулся вперёд к застывшему в полусогнутой позе Накахаре, что с каждым мгновением отводил руки всё дальше в стороны, вместе с тем как мусор поднимался всё выше.       Дазай успел сделать всего пару скачков, когда завидел, как один из ящиков, повинуясь мановению руки малефика, на огромной скорости ринулся к нему. Пришлось полностью присесть на корточки, иначе тот прилетел бы бывшему инквизитору прямиком в уже протрезвевшую от адреналина голову.       Минуя атаку, он тут же из положения сидя прыгнул вперёд, подмечая, как тяжело ему дался подобный рывок и что пора бы снова начать тренировки. Но не успел сделать ещё одного шага, как одна из палок ощутимо ударила по голени, приходясь точно по кости и выбивая землю из-под ног в своеобразной подножке. Дазай приготовился было ощутить столкновение с землёй, буквально ударить в грязь лицом, как один из мешков вновь достал его, приходясь в живот и выбивая весь воздух из лёгких.       Удар был такой силы, что он опрокинулся назад, отлетев ещё на пару метров. Вот уж действительно недостаток его силы: даже несмотря на то, что Накахара применял малефицию, запуская в Осаму такие тяжести, далее все эти предметы двигались по обычной инерции.       Чтобы увернуться от следующей атаки, Дазаю, вывалянному в размякшей от воды грязи, пришлось быстро перегруппироваться и совершить кувырок вперёд, в очередной раз напрягая мышцы ног на рывок в попытке подобраться к оппоненту. Что вновь не увенчалось успехом, поскольку он тут же получил крайне болезненный удар очередным ящиком в правое плечо, отчего тот аж разлетелся на осколки, глубоко вонзаясь щепками в руку и заваливая Осаму наземь.       Был ли у него вообще шанс?       Он лежал в грязной луже, корчась от боли и ощущая, как намокают его некогда белоснежные бинты: где-то от крови, где-то от воды.       — Уже сдался? — проговорил Накахара, довершая фразу тихим прерывистым смехом.       Нет, он не сдался. Но именно сейчас лучше всего была именно такая тактика. Тактика ожидания, когда противник первым нанесёт удар. Если Осаму продолжит скакать тут аки заяц, только быстрее выдохнется и словит ещё больше подачек от местной помойки.       Но, на его удивление, Чуя не стал предпринимать попыток закидать его всем прочим мусором, оставшимся в его арсенале. Красное сияние вновь угасло, и парящие до сего момента палки, мешки и коробки с грохотом упали на землю. И как на всю эту шумиху ещё людей не набежало? Наверное — то здравомыслящие люди.       — Что собираешься делать, Чуя? Убьёшь? — непонятно зачем произнёс Дазай, скорее по привычке оттягивая момент решаемого удара или просто ожидая, что же тот собрался предпринять следом.       — А ты считаешь, что достаточно расплатился? — ответил коротышка, прерываясь на то, чтобы отдышаться. Видимо, использование малефиции в таких масштабах требует определённых усилий.       — Если я скажу «да», это что-то изменит? — парировал Осаму, не отводя взгляда с оставшегося на своём месте рыжего малефика. — Да и ты, Чуя, ещё не расплатился за убийство Рембо. Не так ли? Это ведь ты его убил?       Заслышав последние слова, Накахара выпрямился, быстро натянув на лицо такое выражение, которое бывший господин инквизитор определил бы как «очень серьёзное», и направился к продолжающему валяться на земле Осаму.       Однако стоило ему приблизиться, как Дазай резко подхватился, усаживаясь на одно колено и вновь крепко сжимая рукоять кинжала в руке, ожидая и ответа, и удара.       — Да, — отстранённо произнёс замерший в двух шагах Чуя. — И ты — следующий.       В это же мгновение Осаму почувствовал неожиданный удар по затылку. Удар такой силы, что он потерял всякое равновесие, заваливаясь вперёд, прямо в грязь перед начищенными, не тронутыми даже пылью сапогами-маломерками нависшего над ним противника.       Силы резко покинули тело, и он понимал, что вот-вот отключится, но упорно продолжал удерживать частички сознания в своей голове, наблюдая, как рыжий коротышка с язвительной ухмылкой на лице огибает его и наклоняется, ухватывая нечто на земле.       — Это было просто, — торжественно произнёс Чуя, подкинув небольших размеров камешек в руке прежде, чем сознание окончательно покинуло бывшего господина инквизитора.