Душа атланта - это океан

             PovТимиэль              Обычный тёплый вечер, ветер которого остужает разгорячённую кожу, оголённую от меха. Пока Юн обсуждает с моим отцом день нашей с ним свадьбы, выбирая дату, я только-только встаю со своих подушек, набитых гусиными перьями. За это лето мой режим сна полностью подстроился под режим будущего супруга, так что просыпаюсь с заходом солнца, практически не видя острова под его лучами. Вместо того, чтобы пойти умыться, я иду к камину, дрова в котором начали тлеть. Уверен, это Юн постарался, помнит о том, что я чуток подмерзаю ночью, зябну от похолодевшего ветра, что дует с моря в окно.              Не успеваю я подойти к лёгкому огоньку камина, обмотанный в медвежью шкуру, как в комнату входит Юн. Точнее сказать, почти ползёт на коленях, ведь все потолки родительского дома невысоки для великана.              — И когда же я буду твоим младшим супругом? — интересуюсь я, пока Юн на четвереньках ковыляет ко мне.              Расскажи кому — не поверят. А мой Юн и не такое вытворял, пока успокаивал меня маленького. Присев на колени, приглашаю Юна к себе. Будущий старший супруг, уже не бурча про узость человеческого жилища, мирно укладывает свою голову на мои ноги. Естественно, она не помещается, и он подкладывает правую руку, пока левая уходит за мою спину, мня шкуру на мне. Я уже привык к тому, что его пальцы — огромны, а он привык несильно сжимать и надавливать, чтобы не сломать меня. Всё-таки я — хрупкий человек.              — В ночь, когда луна отметит твоё семнадцатилетние. Не хочу ждать ни дня больше, — бурчит Юн, пока я поглаживаю его лоб, ведя пальцами по едва заметным узорам, растущим на маленьких чешуйках. Они незаметны, пока не прикоснёшься.              — Значит, ещё два лета…              — Да.              — Значит, после я буду с родными в свой день рождения? — Я ни разу не поднимал этот вопрос, хотя прошло столько времени. Просто не было подходящего случая. А теперь случай удачен как никогда раньше.              — Нет. В день рождения никуда от себя не отпущу. Но сможешь выходить на следующий, прямо с рассветом, а после, с восходом солнца, уходить обратно ко мне. — Юн резко замолкает, ведя свои пальцы к моему животу. Прикосновение лёгкое, но я ощущаю его. — К нашим детям.              — Всего лишь половина дня? — Я точно помню, что Юн говорил про день, но то, что он предлагает, куда меньше целого дня.              Юну, видимо, не понравился тон моего вопроса. Иначе зачем он сильнее надавливает пальцами, нагнув меня к себе? Его глаза, полностью чёрные, без привычного белого белка, смотрят прямо в душу, пока я вижу в них своё отражение. До моего лица сейчас трудно дотянуться, поэтому, подхватив мои руки, он притягивает их к своим рукам. Поцелуи лёгкие, его губы мягко прикасаются к моим раскрытым ладоням, но я вижу сколько сил прилагает Юн, чтобы не сорваться.              — Более не выдержу разлуку с тобой, — проговорив это, Юн содрогается всем телом. Подобное происходит уже третьи сутки, а потому я не понимаю, что это: подавление своих желаний или что-то ещё.              — Тебя что-то тревожит? — решаю спросить нейтрально, склонив свою голову к его лбу.              — Непонятное предчувствие, — честно признаётся Юн, проверяя ракушку на моей шее. — У сестры было похожее перед тем, как твои родители встретились.              Мне неприятно от подобного сравнения, ведь это не я сам себе запрещал выходить к волнам Спокойного моря. Но в то же время теперь я понимаю, почему они так поступили. Я бы и сам не отдал так рано своё дитя, но я бы пошёл на переговоры, сам бы стал инициатором беседы. Да и к тому же, Юн сам мог выйти ко мне, позвать к себе, а не отсиживаться где-то в морских глубинах. Я бы даже не сопротивлялся, пошёл бы к нему. А теперь и за ним.              — Но ведь я — не они. Я не брошу тебя. — И в знак своей верности легко целую его в лоб.              — Обещаешь?              — Обещаю. — От поцелуя, за которым всё же потянулся Юн, отвлекает возглас стража, кричащего что-то у берега.                     PovМирон              Корабли Атлантиды легко маскируются под любой другой, нужна лишь правильная кодировка. Но мне этого мало. Я бы с удовольствием сел за руль в одну из летающих машин и наблюдал бы именно из неё за жизнью неизвестных мне людей, живущих на неизведанной территории. Это удобно, это быстро. Это незаметно для других. Но не для моего отца.              — Всем замаскироваться! Мы подплываем! — кричит отец, предвкушая встречу с людьми. — Всем не забывать, ради чего мы здесь! Омег разрешено только присматривать! Заберём после бойни!              — Да! — кричу вместе со всеми.              На берегу уже кто-то зажёг огни, показывая, что дальше большому кораблю нельзя. И мы прекращаем ход. Я один из первых иду к небольшим лодкам, ведь должен идти рядом с отцом, когда будем представляться друг перед другом. Как по мне, так это лишнее. Если хочешь что-то или кого-то захватить, то куда проще напасть неожиданно. Но нет, моему отцу надо поиграть в дружбу с людьми, узнать их быт и традиции, их культуру, сделать их зависимыми от благ и только потом раздавить, поработить.              Чем ближе мы к берегу, тем больше людей собирается, чтобы встретить нас. С каждым новым качком волны их очертания чётче, а потому я уже могу сказать, кто из них главный. Единственное, чего я не ожидал, так это того, что к этой толпе подойдёт синекожий великан, держа на руках человеческого подростка. К нему и приковываю взгляд, ведь подобные отношения между человеком и нелюдем* вижу первый раз. Везде, где мы были, подобное под запретом. Люди — это еда и прислуга, тогда как мы и нелюди — на приличные ступени пищевой цепи выше.              Ступив на мокрый песок босиком, продолжаю смотреть на человека, восседающего на руках нелюдя. Лишь подойдя ближе, я подмечаю его цвет глаз, которого просто не может быть у человека. У них либо карие, либо зелёные, изредка чёрные, и то у тех, кто сохранял узкую родословную Первых. Но никак не голубые! Даже у нас и нелюдей подобное — редкость. Или это нелюди стали такими маленькими, потеряв свои силы? Это объясняет, почему омега не идёт своими ногами. Видимо, совсем слабый. Но всё равно притягивает взгляд.              — Я и мой народ рады приветствовать вас на острове Лиль! — Кто-то отзывается сбоку. — Моё имя — Гиор Аврелий Лильский.              Мужчина, явно альфа, разводит руки в стороны, показывая, что этот остров — его территория. Мой отец тут же подходит к нему, протягивая руку в знаке мирных намерений.              — Эдер Александр Атлантик, второй правитель Атлантиды. И мне немного неловко, но это наша первая остановка после долгого плавания. Мы не знакомы, но я вынужден просить вас о приюте для моих людей. Конечно же, не за одно «спасибо». Позвольте внести первую оплату в виде египетских тканей. — Стоит отцу кивнуть головой, как тут же кто-то из наших выносит заранее приготовленные ткани, преимущественно белого цвета, а вместе с ними и золото, уложенное слитками сверху. — Надеюсь, золото окупит ваши затраты на нас.              — Ну что же вы так сразу о золоте? — приговаривает Гиор, а сам отдаёт всё своим людям, чуть ли не давясь слюной от вида золота. — Давайте лучше за наш стол! Так уж совпало, что сегодня у моего младшего сына именины.              — Что за чудесное создание? — По поведению вижу, отец тоже отметил необычный цвет глаз юного парня, и он тоже присматривается к мальчишке. — В честь такого грех не выпить!              Гиор ведёт всех за собой, пока люди с любопытством осматривают нас. А ведь посмотреть есть на что. Хоть мы и умеем маскироваться и уменьшили свой рост на возможный максимум, но всё равно остаёмся выше людей этого острова. Черты лица, увы, подстроить не можем, лишь сделать более или менее похожими. Светлые волосы же отращиваем специально для встреч с людьми, не считая омег, ведь те считают их своим плюсом. А сколько украшений делается в год, лишь бы альфы угодили омегам, и те раскрыли свои «души».              Путь недолог, тропа ведёт чуть наверх, и перед нами открывается широкая поляна. Каменные столы торопятся накрыть жареной рыбой и тушёными овощами. Пока мы усаживаемся, на гору вносят бочки, от которых несёт чем-то ягодным и алкоголем. Меня и отца усаживают рядом с правящей семьёй и нелюдем, который не отпускает далеко от себя юного парня с голубыми глазами. Круглый стол вмещает всех, хоть и сидим мы в лёгкой тесноте. Остальные лильцы сначала усаживают атлантов и лишь после усаживаются сами.              — Могу ли я узнать, почему у вашего сына столь чудесный цвет глаз? — спрашивает отец у Гиора. — У вас — чёрные, а у вашей прекрасной жены, чьё имя мне ещё не известно, — цвет зимней ели. Так как же?              — Моя старшая сестра благословила Тимиэля и вдохнула в него жизнь. Глаза моего будущего младшего супруга — глаза моей сестры.              А вот это неожиданно. Никогда бы не подумал, что подобное можно передать человеку. Но это делает его уникальным. Ещё бы убрать его от нелюдя, подправить волосы, соорудив из его одной косы множество маленьких, оставив их развеваться на распущенной части волос, возможно, нарядить в иную одежду.              — Вот оно как. А я всё гадал, почему у человека столь чудный цвет глаз. Впервые такой вижу у человека, а не у Божеств. — Мой отец честно старается выдавить это слово как можно мягче, но не может.              — Да, так уж вышло. Зато мой мальчик жив и удостоен чести стать младшим супругом Божества Спокойного моря. — К счастью, Гиор ничего не заметил. Он, как и все люди до него, падки на лесть.              — Но он будет выходить к нам раз в год. — Тут же подхватывает женщина, явно жена Гиора. На вид очень даже приятная. — Надеюсь, с внуками и Юном, ведь я уже вся в нетерпении. — И её последние слова доказывают правдивость моих догадок.              — И когда же свадьба?              Не успеваю я уловить феромон голубоглазого парня, как отец ошарашивает такими словами. Я совсем пропустил всё мимо. Впрочем, сложно не заметить их близкие отношения. Ещё бы запах нелюдя убрать с этого омеги.              — Через два лета. Ровно через два лета Тимиэль станет моим младшим супругом. — Подхватив крохотную ручку, нелюдь целует кисть руки, которую может вполне спокойно укусить. — Станет равноправным мне повелителем Спокойного моря.              Не знаю почему, но я не хочу этого. Нелюдь, чья голова годится лишь для кубка победных напитков, не годен для такого, как этот омега. Тимиэля бы в гарем, да в лучшие покои из всех, что есть в нашей пирамиде. Об одной этой мысли в паху теплеет, и я сжимаю кулаки, чтобы не вырвать омегу из чужих рук. Всё-таки он мне не принадлежит. Пока что.              — А ваша дочь? — вставляет отец, даже не спросив меня. — Кажется, она свободна, как и мой единственный сын. Ну же, Мирон! — Хлопок по плечу неприятен, но я терплю его. — Представься!              — Мирон Ламбр Атлантик. Единственный законнорождённый наследник второго правителя Атлантиды. — Знаю, что для отца это больная тема, поэтому и говорю именно эти слова.              — Негодник. Позорит меня даже в таком пустяке. Оторви уже свой взгляд с Божества и обрати внимание на гостеприимных хозяев этого острова.              — Я благодарен, но пока не думаю о женитьбе, отец, Гиор. — Поднимаю бокал с чем-то ягодным и пью до дна. — Ваши дети прекрасны, но сговариваться о таком, не спросив мнения омеги — невежливо. Вы так не считаете?              — Эдер, зря вы так о своём сыне. — Мои речи понравились жене Гиора, и она стучит своим бокалом по моему. — Он вполне воспитан. Даёт надежду на то, что он не будет очередным насильником в семье.              — Видимо, я спешу, — признаётся отец, продолжая строить глазки двум омегам. — Но знайте, было бы жаль упустить такую красоту. Что ты скажешь на это, цветочек?              — Я слишком юна для брака. — Радует, что она солидарна и не желает связывать свою жизнь со мной. Мы оба не горим желанием быть друг другу кем-то.              — Так у вас нет традиции отдавать омег альфам по старшинству?              — Нет. — К нам подсаживается юноша, похожий на жену Гиора, и я понимаю, что это их сын, а по холодному взгляду — что он наследник. Нас любят, но никогда не жалеют, растя идеальную машину для управления всеми и всем. — У нас каждый волен выбирать сам, когда и с кем. Не считая моего младшего брата. Тимиэля выбрали, и с этим никто не волен спорить. — Довольно похвально для человека, среди которых распространён культ поклонения. Я даже зауважал его ровно на секунду.              — Вам жаль? — Интересуюсь больше для того, чтобы понять взаимоотношения между людьми и нелюдем, нежели чем понять собеседника, как личность.              — Нет! Конечно, нет! — Гиор заметно занервничал из-за слов старшего сына, бокал в его руках вот-вот выпадет из рук, пока взгляд косо падает на великана. Мужчина как будто протрезвел, хотя был под хорошим градусом буквально мгновенье назад. — Как мы можем серчать на Божество? Он милостив! Он не только сохранил нам жизни, но и разрешил Тимиэлю выходить к нам из вод раз в год.              — Вам повезло.              — Даже не представляете как. Мой маленький Тимиэль… Он был такой крохой… — Гиор уже снова пьян, и если бы не плечо его жены, то он уже упал бы лицом в тарелку. Не удивлюсь, если он начал пить ещё до нашего прибытия. — Госпожа Аква даровала моему Тимиэлю своё благословение… Вдохнула в него жизнь… Так давайте выпьем за неё! И за Юнгина! Моего будущего зятя!              — За Богиню Акву! За Бога Юнгина!              Кричат со всех сторон, а я не могу оторвать взгляд от юного Тимиэля, представляя его в алых платьях, охваченных тонким поясом. Он должен носить качественную одежду, чтобы я мог раздевать его. Именно. Для меня.                            Вечер медленно перетёк в ночь, а затем начало светать. Я всё это время наблюдаю за Тимиэлем, и нелюдь прикрывает собою человека, как может, давя своим феромоном. Но и мой неслабый, перекрываю в ответ. Всем гостям уже наплевать, ведь они пьяны. Кто-то даже умудряется сношаться, никого не стесняясь. И среди них есть и наши, нашедшие омег на ночь. Крики таких омег — громкие и резкие, ведь наши члены в разы больше человеческих, а значит, и пробитие куда глубже. Но мне наплевать на них. Я всё продолжаю ловить каждое движение Тимиэля, особенно его глаз и волос, среди которых заметил иной цвет. Тоже благословение Аквы?              — Не смей смотреть на то, что тебе не принадлежит, — неожиданно говорит Юн на моём родном языке, языке Атлантов. А это уже весомая угроза, ведь есть вероятность, что он знает наш истинный облик. — Знай своё место.              — В отличие от тебя, я не вырываю то, что мне не принадлежит.              — Иногда именно это и нужно сделать, чтобы добиться желаемого, — сказав это, он всё так же на руках уносит ничего не понимающего омегу прочь. Лильцы же, кто ещё в сознании, начинают свистеть и улюлюкать, желая им хорошей ночи.              Они спускаются с поляны, а я, как дурак, иду за ними, маскируясь под природную среду. Уверен, нелюдь знает об этом. Этот наглец на ходу разводит омежьи ноги, и парень с радостью обнимает ногами его шею, уложив свою голову на тёмные волосы. Юнгин же отводит Тимиэля к разрушенным колоннам, усадив на одну из них. Прижавшись к человеку, он, не жалея чужой шеи, вцепляется в нежную кожу, пока пальцы распутывают шоколадную косу. Волосы тут же подхватывает лёгкий ветерок, растрёпывая их. Подмечаю два белых локона, что отсвечивают серебром на рассветных солнечных лучах.              Прячусь за деревом и ничего не могу сделать. Омега мне — чужой. У меня нет на него никаких прав.              — Мой Мунди… не отдам тебя никому… особенно этому выскочке. Как он на тебя глазел… думал, прямо там утоплю сопляка. — Шея омеги уже вся красная, а белая рубаха растрёпана настолько, что даже пара кривых пуговиц затерялась где-то в песке. Затуманенный взгляд смотрит с любовью и трепетом, пока маленькие ручки тянутся к лицу великана, обнимая в ответ. — Люблю тебя.              — Тише… я рядом с тобой… и ни к кому не собираюсь уходить.              Больше нелюдь ничего не делает человеку, лишь прижимает свою голову к его телу, и омега обнимает его в ответ, жмётся, словно хочет большего, а ему этого не дают.              Нет сил смотреть на их идиллию. Нелюдь испортил весь запах омеги, который я встретил впервые, как и цвет глаз, а потому и нюхать запах гнилой рыбы не очень-то и хочется. Убегая, даю себе два обещания: убить ненавистного соперника и сделать необычного мальчика своим.              Помня, что я на пока ещё чужой территории, ничего не разрушаю, хоть и хочется. Не знаю, мимо каких деревьев я пробегаю, в очередной раз виляя по острову, но останавливаюсь рядом с ними. Зелёные плоды висят невысоко, а потому с лёгкостью срываю, подмечая, что солнце уже вышло из своей линии горизонта, начиная освещать всё своими лучами. Со злостью откусываю кусок плода, даже не протерев кожуру об собственную одежду. Вкус напоминает запах омеги, и я снова откусываю, пропуская сок прямо в свой рот. Вкусно.                            Атланты тоже напились, а потому, собрав небольшую часть продовольствия, все продолжают гулянку. Один только Тимиэль ушёл с празднования, босиком шагая к каменному замку с одной башней. Только сейчас, когда рядом нет нелюдя, замечаю, что он один так ходит, тогда как остальные лильцы имеют простенькие сланцы.              Тимиэль недолго сидит в своих покоях. Выходит, уже переодетый в другую одежду, но всё так же босиком. Один, без своего прилипчивого спутника, юноша прислоняется к открытому окну, смотря в морскую даль. Утренняя одежда, состоящая из короткой туники с разрезами по бокам и бридж пастельного зелёного цвета, подчёркивает почти полностью сформировавшуюся фигуру, свободно развеваясь от утреннего ветра. Сам же я переоделся в традиционный костюм атланта, отчего боюсь не понравиться ему. Но в то же время это лучше дорожной рубахи и юбки, что носим на облегающем нижнем белье, в которых я был до этого, как и все остальные атланты. Белая свободная рубашка с золотой росписью на рукавах, короткие чёрные штаны и накидка с длинным рукавом кроваво-красного цвета, с такой же обшивкой из золотой нити. Рукава же имеют открытый разрез, примерно от плеча, а потому низ рукавов болтается свободно и показывает искусную ручную работу одного из наших мастеров.              Утро выдалось прохладным, поэтому я, видя, как подрагивает Тимиэль, накидываю на него свою накидку. Тот лишь немного пугается, не ожидая никого увидеть, но быстро успокаивается, приняв мою накидку и тихо поблагодарив. А мне нравится, как красный, цвет моей семьи и высокого статуса, смотрится на юноше.              — Тимиэль, так непривычно видеть вас одного, без спутника. — Я честно стараюсь произнести без вражды, но не получается. Последнее словно скрипит сквозь зубы.              Мы оба поправляем свои волосы: я от волнения прохожусь рукой по коротким светлым волосам, что отстриг перед первым сражением с нелюдем, тогда как Тимиэль ещё не ложился спать и мечтал о сне, потому он и не смущается от фразы, которую обычно говорят хорошим друзьям. Людям необходим сон, и он — не исключение.              — Юн приходит ближе к вечеру, как заканчивает все свои дела дома. И уходит рано утром.              — Так его зовёте только вы? В каких вы отношениях, если не секрет?              Омега смущается из-за моего вопроса, лицо покрывается румянцем, но не тем, что был на рассвете. И это бесит. Мой омега не должен так реагировать на другого! Да и давно бы пора почувствовать нашу связь, не совсем пока понятную не только мне самому, но и Тимиэлю. А он вместо этого думает о другом! Чудом справляюсь со своими эмоциями, утихомириваю своего зверя и продолжаю улыбаться. Но вся выдержка готова улетучиться, когда я вижу, с какой радостью Тимиэль представляет моему взору свадебный амулет морского нелюдя. В груди что-то неприятно щёлкает, и оно, пока незнакомое чувство, готово вырваться из груди, снести всё ураганом на моём пути.              — С нетерпением жду, когда смогу стать его младшим супругом. — Одно дело, когда он просто омега без выбора, кто будет его будущим супругом. Совсем другое, если он хоть что-то чувствует к нелюдю.              — Почему он? — Сам не понимаю, как вырвался этот вопрос.              — Эм… ну… он меня выбрал. Как я могу отказать? — И это главная проблема людей. Они думают, что слова нелюдей самое важное в их жизнях, а иной жизни они и не видят. Впрочем, их долгие столетия так воспитывали. И мой народ в том числе.              — И тебе с ним хорошо? — Не замечаю, что перестаю говорить в уважительной форме, и слов уже не вернёшь обратно. Теперь и Тимиэлю некомфортно от подобных моих вопросов и взгляда, что вцепился в него мёртвой хваткой. Его Юн смотрит совсем по-другому, хоть и читается тот же подтекст. Но я не Юн, я — другой. И он должен это уяснить.              — Простите, мне пора…              Видимо, Тимиэлю не нравится, к чему я клоню, поэтому он решает уйти. Сняв мою накидку, он протягивает её мне, чуть дрожа от страха, но я лишь хватаю кисть его руки, пугая омегу ещё сильнее. Второй рукой вновь накидываю на плечи парня свою накидку, не желая отпускать так быстро. Сейчас, когда он окутан моим запахом, он пахнет куда лучше, чем с запахом гнилой рыбы. И я могу сдержать свою ипостась, не показывая её так рано жителям этого острова.              — Подожди… Неужели ты не чувствуешь ко мне ничего? Мой запах… Мы можем быть… истинными? — Я и сам не понимаю, зачем даю именно такое определение своим чувствам. Но омегам это, вроде как, нравится, так что всё должно быть нормально.              — Простите. Я ничего не чувствую в вас. — Или должно было быть нормально.              Омега снова вырывается, не смотря мне в глаза. Не понимаю, почему омегу не влечёт так же, как и меня к нему. Сейчас я готов прокричать об этой связи и повязать юношу прямо здесь, отпугивая ленивых зевак, а если и нужно будет, то и лишить противников их голов, как учил ненавистный отец. Но пока не имею права сделать это сейчас, будучи вторым по значимости у своего народа и никем для лильцев. А если и сделаю, то Тимиэля вернут семье по первому слову Эдера, моего отца. Я не хочу так порочить этого мальчишку, выставляя его в непонятном положении перед другими.              — Я приплыву к твоему семнадцатому дню рождения как правитель Атлантиды и попрошу твоей руки. Ты мне тоже не сможешь отказать? — Мысль приходит неожиданно, и я произношу её раньше, чем думаю о смысле своих слов. А ведь только ночью представлял его звездой гарема.              — У меня уже есть Юнгин. Другого мне не надо. — Омега вновь пробует вырвать свои руки, но я сжимаю сильнее, смотря своими изумрудными глазами прямо в душу омеги.              — А если его не будет… Ты станешь моим?              Омега испуганно смотрит на меня, а после и с отвращением. Я понимаю это, но не понимаю почему. Не получив ответа, всё же отпускаю Тимиэля, и тот убегает обратно в свои покои. Решаю не идти за ним, всё равно ничего не добьюсь от человека, пока тот с обожанием смотрит на нелюдя. Спускаюсь на первый этаж и ухожу прочь. Зачем-то поворачиваю голову назад, ожидая чего-то непонятного, и это что-то нахожу. Его распущенные волосы всё так же треплет ветер. Уверен, сейчас он смотрит на море, верно ожидая нелюдя.                     PovТимиэль              Не понимаю, что это было. Не спорю, запах альфы вполне приятен, но есть что-то отталкивающее. После каждого вдоха остаётся неприятное металлическое послевкусие, словно рядом пролилась кровь. Чтобы избавиться от этого запаха, сажусь на своё открытое окно. Оно не такое большое, ноги с него не свесить, поэтому лишь прикладываюсь к прогревающемуся от солнца камню, поджав ноги под себя. Вид Спокойного моря умиротворяет, а мысли о моём будущем супруге успокаивают разум.              Где-то там плавает мой любимый, и скоро я буду с ним. А странный альфа уплывёт вместе со своими людьми, более не беспокоя неуместными вопросами.                            — Почему бы вам не посмотреть на большую кошку? — предлагает Эдер после представления с мыльными пузырями. Так он, кажется, назвал те шары.              Никто из нас не знает слова «кошка», а потому все любознательные собираются за кратчайший срок. Атланты любезно предоставляют свои лодки, и мы, во главе с моими старшими близнецами, плывём за этой «кошкой». Не буду отрицать, мне тоже интересно, а потому и постукиваю ногой от нетерпения, всё повторяя это слово. Мне нравится, как оно звучит.              — Тими, не топай ногой, — ворчит Фиалка, стуча рукой рядом с собой. — Иди ко мне.              И я подсаживаюсь к ней, закинув ноги на колени брата Рэйхи. С Метио я бы так никогда не повёл себя, а вот с близнецами — с удовольствием. Видимо, груз «наследника» давит на самого старшего, а потому с Фиалкой и Рэйхи мне куда комфортнее. Да и Рэйхи не стесняется обматывать мои подмёрзшие стопы своей одеждой, несмотря на то, что согревать ноги жреца запрещено. Сам не понимаю, почему. Просто так жили всё время, и никто ничего не менял. А я бы поменял на месте своего отца и старшего брата. Глупый запрет. Как и многие другие.              Доплываем до огромного корабля, нас поднимают, на удивление ровно. Первое, что отмечаем, так это чистоту палубы. Эдер сам ведёт нас внутрь по чуть освещённым тёмным коридорам. Наконец, спустившись в тёмное помещение, освещённое одними лишь факелами, мы видим огромного мохнатого монстра с белыми веточками, торчащими из уст и бровей, рядом с которым сидит Мирон, кормя окровавленным мясом.              — Какой Белой бездны ты привёл их сюда? — Чёрная шерсть монстра тут же встаёт на дыбы, пока он рычит и шипит, держа мясо в клыках.              — Пусть познакомятся с нашим чучелом. Или тебе жалко?              Конечно же, нас пугает это неизвестное нечто, а потому и прячемся за спинами альф, кроме меня, ведь Фиалка самая бойкая из нас, а потому я ограждён сразу двумя спинами. Чёрное нечто же забилось в угол, продолжая жевать сырое мясо, порыкивая в нашу сторону.              — А если сцапает? Или поцарапает? Разве такой благодарности заслужили эти люди за приют?              — Так ты сдерживай. Твоя ведь живность. Ну что? Кто желает рассмотреть поближе?              — А если мы покормим? — Зачем-то предлагаю, выйдя из-за спины близнецов. — Так ведь он поймёт, что мы не хотим обидеть?              — Можешь попробовать, — предлагает Мирон, и я иду к нему навстречу, игнорируя руки близнецов, что цепляются за меня. Как и чувство самосохранения. Понимаю, что Мирон опасен, но хочу увидеть незнакомое мне существо.              Преодолев расстояние, беру в руки протянутый кусок сырого мяса. Мирон не сразу подпускает к монстру, лишь когда тот прекращает рычать.              — Сначала вас нужно познакомить. — Приобняв одной рукой за плечо, Мирон медленно подводит вперёд, что-то мурлыча. От этого звука идут мурашки по телу, и я не знаю, куда себя деть, краснея, как мне кажется, по самые кончики ушек. — Черныш дикий, а потому к нему нельзя резко подходить. Пусть посмотрит на тебя, зафиксирует то, что ты не хочешь причинить ему вреда. И не смотри долго в глаза, моргай. Иначе примет за угрозу.              Делаю всё, как он говорит, делая короткие шажочки в одном темпе с альфой. О том, что он так и не перешёл обратно на вежливый тон, молчу. Сейчас не до этого. Зелёно-жёлтые глаза смотрят, изучают, а я моргаю, наверное, даже слишком часто. Так и подходим почти впритык. К этому времени монстр с чёрной шерстью прожёвывает предыдущий кусок мяса и теперь в ожидании смотрит то на меня, то на Мирона, то на кусок мяса, с которого капает кровь. Он сам выходит из тёмного угла, но с опаской, хоть и рычит.              — Медленно протяни руки вперёд. Не сжимай мясо пальцами, позволь Чернышу забрать без препятствий. — Хоть Мирон и говорит это, он сам выпрямляет мои руки, слегка удерживая мои кисти. — И не двигайся, пока не заберёт.              Его ладони огромны для моих, а пальцы слишком тонкие для такой лапы. Особенно по сравнению с моими, маленькими и чуть пухлыми. Черныш же, поняв, что я отдаю ему столь лакомый кусочек, ничего не имея более в мыслях, резко подпрыгивает к нам и выхватывает мясной кусок. Слышу, как близнецы ахают, но не могу перестать смотреть на кошку, что разрывает мясо, так и оставшись рядом.              — А теперь медленно отходим. Делай такие же короткие шаги, как и до этого, когда шагал к нему. — Только сейчас замечаю, что всё это время Мирон шепчет мне в ухо. Но всё равно делаю так, как он говорит, понимая, что так будет правильно. — Хочешь погладить Черныша?              — Что?              — Он больше не рычит на тебя, значит, можно попытаться. Только пусть доест.              И мы ждём, пока он прожуёт. В нос снова забивается запах альфы, всё так же отдающий чем-то металлическим. И теперь я понимаю возможную причину. Это кровь от мяса, которым он кормит столь необычного зверя. А вот его основной запах… Не могу понять, чем это таким пахнет, но это что-то незнакомое. Не уверен в том, что хочу знать, а вот идеей погладить Черныша загораюсь.              — Надо утереть твои руки. Иначе примет за еду. — Не успеваю сказать хоть что-то против, Мирон уже утирает мои руки влажным полотенцем, взятым с ближайшей полки.              — А он точно не укусит?              — Не укусит. Ты покормил, да и Мирон рядом. Эта шваль только его и слушается, — отвечает Эдер вместо своего сына. — Так что не бойся.              Но я всё равно боюсь и сам не знаю, кого больше: Мирона или диковинку. Руки уже чистые и снова выставлены Мироном вперёд, но я начинаю дрожать, когда большие глаза поднимаются на меня. Мирон снова что-то мурчит, и я закрываю свои глаза, борясь со своими мурашками. Не смотрю, как огромная морда приближается к моим ладоням, но чувствую чужое дыхание и мокрый нос. Мирон сам ведёт мою руку по гладкой шерсти, поглаживая, словно передо мной не монстр, а малое дитя. Вместо укуса и царапин мне урчат. Черныш уже сам ведёт мордой, поглаживаясь самостоятельно. Именно из-за этого и открываю глаза. Теперь он не кажется таким страшным, как до этого. Это натуральное дитя, требующее внимание и ласки. И я даю её, более не удерживаемый Мироном.              — И правда, благословенный, — отмечает Эдер, но я не обращаю внимания.              Сев на тёплый деревянный пол, продолжаю гладить Черныша, наслаждаясь мурлыканьем. Глаза закрыты и открываются лишь для того, чтобы найти мои руки. Но недолго. Видя, что я сижу, кошка бухается на свои лапы, давя на меня своим весом. Я не понимаю, что это значит, поэтому смотрю на Мирона, ожидая ответов.              — Не волнуйся, не задавит. Просто продолжай гладить. — Мирон тоже падает на пол, и Черныш переключается на него. Благодаря этому могу немного привстать на локтях и отползти.              — Удивительно! — В один голос проговаривают близнецы, пока остальные молча наблюдают. — Как нечто такое может быть грозным и любвеобильным одновременно?              — Каждый нуждается в любви и ласке. Даже дикий зверь, — отвечает им Мирон, смотря на меня.              Ситуация всё же странная, поэтому решаю прекратить наш зрительный контакт. Полностью переключаюсь на меховую кошку, поглаживая по спине. Стараюсь не думать о Мироне, но не получается.                            С корабля спускаемся только ближе к вечеру. Черныш, кроме меня, ни к кому больше не подошёл. Тем, кто хотел, не помогал Мирон, а остальные решили наблюдать издалека. Да и в итоге я скормил всё мясо, не оставив другим.              — Вы куда храбрее, чем кажетесь. — Мирон всё же перешёл на вежливый тон, чему я безмерно рад. Мне так как-то… спокойнее?              — Мне просто было любопытно. На Лиле нет кошек, а потому… Черныш для нас та ещё диковинка! Это чудо! А как он морщил нос с усиками, когда хотел чихнуть? Горные козлы так не делают. А то, что вы делали своим голосом! Это что-то невозможное! — Не скрываю свой восторг, да и ни к чему. Этот Черныш и правда удивителен! Но уже прячусь за близнецами. Всё же неуютно мне под изумрудным взглядом альфы. Да и не привык я к такому.              — Значит, любопытство. Тоже хорошее качество, хоть и не для омеги вашего статуса.              — И как понимать ваши слова? — Из-за того, что Рэйхи тоже альфа или ещё из-за чего, но он чувствует угрозу в этих словах, а потому начинает огрызаться.              — Риск не всегда оправдан. Без должных знаний нельзя лезть в пучину. Повезло, что я был рядом. Иначе бы Черныш и близко не подпустил. — Уже все сели в небольшие лодки и ждут только нас троих, а кто-то свистнул, подгоняя. Тучи собираются над островом, а потому атлантам нужно будет успеть вернуться. Хоть наши дожди и не так страшны, как в открытом океане, но приятного всё равно мало. — Вас ждут. Хорошо вам добраться до дома.              И мы уходим, сопровождаемые другими атлантами. Я стараюсь не смотреть на Мирона, хоть и чувствую взгляд, прожигающий мою спину. Почему-то неприятно. Либо же я просто привык к тому, что так на меня смотрит один лишь Юн. Но я всё равно доволен, ведь не каждый день вижу нечто такое, как кошка.                     

***

                    На следующий день атланты решили отплыть. Отец до краёв наполнил сумки продовольствием, а под конец и вовсе договорился об обмене нашего белого серебра на их золото.              Провожать выходим все, и мы, как дети правящей династии, тоже должны обнять гостей в знак мирного прощания. Пока это делают родители и старшие, я смотрю в воду. Юн отправил рыбок для меня, что сейчас весело играют и подпрыгивают над водой. Он всегда так делает, чтобы те присмотрели за мной, пока я стою на деревянном мосту. А я и не против. Голову поднимаю, лишь когда приходит черёд омег. Мать обнимает гостей, как и нас, крепко прижимая к себе. Если Эдер нормально к этому отнёсся и что-то даже пошло пошутил, то Мирон как-то вздрагивает, не сразу обняв мою мать в ответ. Он как будто был лишён родительской любви, а теперь получил горстку тепла. Так обнимают только сироты. Жадно, словно в последний раз.              Сестра обнимает как мама, но Мирон не реагирует на неё так же, как до этого на мать. А вот я подхожу с лёгкой неохотой. Не знаю почему, но резко становится неуютно из-за близости с ним. Стараюсь крепко приобнять, но недолго, поэтому и стараюсь как можно раньше разорвать контакт, но его руки крепко сжимают, удерживая на месте. Прижатый к его груди, слышу чужое сердцебиение, правда, с другой части груди, с правой, а не с левой. Но подумать об этом не успеваю. Резко по моим волосам проходится его нос, что вдыхает мой запах. Такое позволено лишь Юну, а потому начинаю вырываться из крепкой хватки! Это немыслимо и грубо по отношению к занятому омеге!              — Через два лета именно я предъявлю права на тебя перед луной и заберу в Атлантиду. — Это наша традиция — объявлять о намерениях на омегу при всех, ожидая ответа. Всё же вырываюсь из его рук на немного, вырвав дистанцию между нами, но у меня не получается окончательно вырваться из его хватки. И родные стоят как истуканы, как будто бы ничего не понимают!              Все лильцы знают этот ритуал перед богиней Аннит, потому правильно поняли намерения наследника Атлантиды, хоть и с опозданием. А это плохо! У меня уже есть Юн! Делаю новые попытки вырваться, но Мирон лишь опускается к моей шее. На моей коже ещё остались красные засосы, оставленные Юном, и Мирон покрывает их, ставя один больнючий. Зубы впиться не успевают, наши отцы оттаскивают нас друг от друга, чему я безмерно рад. Ощутив опору под ногами, сразу же бегу за спины старших братьев и сестры, прячась за ними. Рыб в воде больше не видно, и я уверен — они уплыли доложить своему хозяину о произошедшем.              — Дождись меня, мой Вентус, мой истинный.              И Мирон уходит, оставив нас всех в непонимании и шоке. Даже Эдер не понимает, что творит его сын, что уж взять с нас, чужих ему людей? Стоит кораблю отплыть, как мать тут же кидается ко мне, осматривая шею.              — Слава Богам, метки нет! — И это всё, что их волнует.              Не желая выдерживать давление чужих осуждающих взглядов, убегаю в свои покои, совсем не слушая крики родных и охи жителей острова.