***
Несмотря на моё желание вернуться к своему истинному пораньше, приходится задержаться на Лиле ещё на два месяца. Коренной народ не перестаёт бунтовать. Омеги каждый день выходят на главную площадь, чтобы выкрикивать нелестные отзывы в мой адрес, требуя вернуть своего юного господина. Лишь сегодня всё пошло по-иному. Сама Ханди входит в небольшой тронный зал. В момент, когда женщина ступает на каменный пол, всё в зале смолкает. В одиночку иду навстречу к матери своего младшего супруга, предлагая свою руку. Отказавшись от протянутой руки, Ханди останавливается в метре от меня. По болотным глазам вижу, что во мне она видит лишь убийцу и насильника, который на её же глазах надругался над её сыном, но никак не нового законного властелина этого острова. — Где мой сын? Где Тимиэль? — Голос, хоть и подрагивает, но требователен. Эта омега не признаёт поражения. — Мой младший супруг сейчас в нашем доме. Вынашивает нашего общего ребёнка. — Хоть так и сказал, сам не до конца уверен, ведь мой супруг так и не ответил ни на одно письмо, а Диора предательски отмалчивается. Но продолжаю надеяться, что Тимиэль вот-вот разродится на днях, и Диора напишет о ребёнке, состоянии супруга и как истинный решил назвать малыша в моё отсутствие. А ещё я надеюсь на рождение альфы, но чем дольше живу тут, тем больше понимаю, что не против, если мой ребёнок-омега будет таким же бойким и с сильным характером. — С какой попытки? — Простите? — переспрашиваю, ведь в вопросе женщины нет конкретики. — С какого по счёту изнасилования мой малыш понёс от тебя, изверг? Этот холодный тон узнаю из тысячи других. Внешностью Тимиэль, быть может, и пошёл в погибшего отца, но вот характер у него явно от матери. Глаза, ничуть не уступающие весенней грязи вперемешку с прошлогодней травой, наводят не тоску, а раздражение, в отличие от серо-голубых глаз моего супруга. Мне однозначно точно не понравилась весна на Лиле, и не понимаю, как младший супруг жил тут все эти годы. Ещё и среди каменных стен без должной системы обогрева. — У него была течка. Это был наш второй раз. И всё прошло более-менее по обоюдному согласию. И за его хорошее поведение я старался не причинять ему боли. Так же, как и подобает приличному альфе из высшего общества, не тронул своего младшего супруга ровно до тех пор, пока не зажили его внутренние раны. — Альфа из высшего общества? — Как и Тимиэль, его мать оскорбилась моими словами, ведь она тоже не понимает, какую степень уважения я выказал своим терпением. — Ты — кто угодно: ободранный пёс, чёртов безумец, насильник, но не альфа, достойный своего титула! — Поправив чёрный подол атласного платья, женщина проходит мимо. Протерев от пыли свой бывший трон уголком чёрного платка, Ханди садится в него. — Традиции и нравы моего народа в корне отличаются от Лильских. Ничего не могу с этим поделать. — Ты мог оставить нас всех в покое. Почему не выполнил своего обещания, данного моему Тимиэлю? Бесит одна только мысль, что Тимиэль может быть не моим. Сжав кулаки и подумав о своём истинном, о нашем общем малыше у Тимиэля под сердцем, продолжаю вести мирную беседу с бывшей правительницей Лиля. — Я и не собирался отдавать своего истинного другому. Я два раза делал предложение моему Тимиэлю. На третий — просто взял то, что принадлежит мне по праву. Остальное считаю приятным бонусом. Убитая горем Ханди не выдерживает подобной наглости от меня, захватчика. Встав с ещё холодного трона, быстро подходит ко мне на босых ногах, и я вновь замечаю черты Тимиэля. Он тоже постоянно ходит босиком. Только вот руку он на меня не поднимал. Первая пощёчина звонко гремит в тишине. Обезумевшую женщину никто не решается остановить, боясь попасть под горячую руку своего нового повелителя, а то и под хвост. — Наглец! Лжец! Изверг! Мы приняли твой народ с полным радушием, а вы так нам отплатили! Вторая пощёчина звучит под возгласы и боязливые вздохи как людей, так и атлантов. Немногие из атлантов захотели остановить бывшую правительницу, но так и не рискнули, опасаясь моей реакции. — Я — старший супруг вашего младшего сына, моего Тимиэля. И отец ваших будущих внуков, наших с Тимиэлем детишек, — всё, что отвечаю ей, несильно сжимая занесённые ладони. — Убийца! Насильник! — Очередная пощёчина так и не достигает моей щеки, руки Ханди отведены в разные стороны. Ханди оцепенела, но не изменила своего лица, так же смотря с ненавистью. — И вот, по меркам Лиля такой «ничтожный» альфа, как я, хочет узнать всё, что только можно будет узнать про традиции и нравы Лильцев по отношению к детям и младшему супругу. — Что? Мой сынок совсем не греет твою варварскую постель? Твои ночи одиноки? — Ханди даже радуется моей просьбе, а в голове уже придумывает слова поострее. — Хочу получше узнать своего младшего супруга. Мне мало просто тёплой постели. — Да кто захочет быть с таким, как ты? — Надеюсь, что мой истинный. — Отпустив руки Ханди, отхожу на шаг назад, чтобы не ударить женщину по лицу в ответ. Уверен, Тимиэлю это не понравится. Хмыкнув и поправив свою траурную одежду, Ханди демонстративно проходит мимо. Более она не навещает меня, отсиживаясь в своей, уже одинокой, супружеской постели.***
Так как никто не спешит рассказать о традициях и нравах Лиля или посвятить хотя бы в часть из них, решаю сам изучить их, взяв пару книг из единственной библиотеки на острове. У меня ушла неделя в волнении за своего истинного и его беременность, потому и тороплюсь. Не спя дни и ночи, изучаю книгу за книгой, благо их не очень много. С последней книгой окончательно убеждаюсь в том, что Тимиэль никогда не простит убийцу своего отца и возможного супруга. Насильников тоже не прощают. Их вешают на главной площади на глазах у всех. У омег Лиля куда больше прав, чему у омег Атлантиды. Наверное, именно поэтому омеги Лиля и устроили бунт, совершенно не чувствуя себя слабее других альф. И это моя ошибка. Надо было сразу предпринять что-то, что смирило бы их либо успокоило. — Тимиэль… Кто же я для тебя? — Вопрос звучит в пустоту, пока я откладываю последнюю прочитанную книгу, обдумывая, что же мне делать с омегами Лиля дальше.***
Выйдя к протестующим после хорошего сна, мягко ступаю на деревянный пьедестал, чтобы всем было видно и слышно меня. Атланты давно собрались, а вот люди не спешат подойти. Моим воинам приходится насильно сгонять всех, словно стадо. — Я знаю, что никто из присутствующих не желает видеть меня в роли своего правителя, а людей моего народа — в лице моих помощников. Все хотят вернуть Тимиэля на родной ему остров. Но он мой законный младший супруг. Тимиэль понёс от меня, и совсем скоро появится наш первый наследник. Негативные возгласы, оскорбления и даже один прогнивший помидор, упавший рядом с моими ногами, — вот и вся реакция лильских омег. Взрослых альф на острове не наблюдается. И это вполне естественно, ведь их всех перебили. А дети-альфы слишком малы, чтобы дать хоть какой-то отпор. Единственный выход для меня, как виновника по Лильским нравам, — пускание крови. Взяв ритуальный клинок Лиля, провожу остриём от плеч до кистей рук. Кровь тут же обильно вырывается из тела, пропитывая деревянные доски. Омеги тут же замолкают, заворожённо смотря на происходящее. — Кровь за кровь. Сняв и рубаху, несмотря на холодный морской ветер, провожу остриём по ключицам. Делаю всё это не просто так. Именно таким образом первые основатели показывали свои благие намерения, когда обустраивали островное поселение Лиль. Сейчас уже никто не пользуется подобным ритуалом, ведь он требует пролить большую часть крови, пока исполнитель не потеряет сознание. — Мне не вернуть ваших альф, как и Тимиэля. Но я могу восполнить всё это. Альфы с соседних островов приплывут на Лиль с первым ростком яблонь, когда моря и океаны наиболее благосклонны к морякам. Вы не обязаны пойти за них под венец. Но они обязаны помогать вам всем. Я отнял у вас горячо любимого правителя и его законных наследников, потому не буду насильно заставлять поклоняться мне до конца моего правления. Вместо этого я прошу принять одного из наших с Тимиэлем наследника. Им не будет наш первый альфа-малыш. Возможно, второй или третий. — Зачем нам наследник от такой сволочи? — кричит кто-то из толпы. — В нём будет не только моя кровь, но и кровь Тимиэля. Услышав данный аргумент, омеги замолкают, даже шептаться перестают. Они не могут поспорить с данным высказыванием. Тимиэль — любимец на этом острове, как и его дети, от кого бы они ни были. Решаю довести ритуал до конца. Простояв так с раннего утра до позднего вечера, лишь пару раз качнулся, прежде чем упал на колени. Не заметил, когда в глазах начало темнеть, как и то, когда начал терять сознание. Проснувшись поздно ночью, первое, что осознаю, так это ставший родным запах яблок. Сначала думаю о том, что кто-то из атлантов принёс веточку яблони, но на деревянной тумбочке покоится письмо. Привстав на перебинтованных руках, тут же раскрываю письмо, разорвав конверт руками. Письмо начинается со слов Диоры, но бумага явно пропитана запахом супруга. Лишь в самом конце вижу кривой почерк, буквально одна строчка, но зато с таким желаемым запахом. — Тимиэль… Читать начинаю не сразу, понемногу вдыхая запах истинного. Лишь вспомнив о возможном положении своего младшего супруга и возможные скорые роды, тороплюсь прочитать письмо до самого конца. Оно относительно короткое. Диора сообщает о том, что раны на спине Тимиэля полностью затянулись и что теперь на их месте уродливые шрамы, об общем положении в Атлантиде. Всё как обычно. Всё коротко и по делу, а также без точной информации о беременности моего младшего супруга. «Я просил без жертв», — и на этом всё. Всё, что написал Тимиэль. Понимаю обиду своего младшего супруга, но и воротить время вспять не смогу. Прижав письмо к лицу, гоню прочь мысль о том, что у моего омеги прошла течка, потому так отчётливо чувствуется запах Тимиэля. Я надеюсь, что у нашего ребёнка будет запах, похожий на яблоки.***
Отплывая с острова Лиль в начале третьего месяца своего пребывания, немного жалею о том, что не забрал своего истинного ещё в нашу первую встречу. Если бы выкрал его ещё тогда или же наши отцы заключили бы договор о династическом браке, как и хотел мой отец — только не со старшей дочерью, а с Тимиэлем, — тогда бы он мог спокойнее отреагировать на наш союз. И, кроме Юнгина, никого бы не убил. Да, выдвинуть Тимиэля хотя бы в гарем было бы сложно, но метки бы всё облегчили. В первый день четвёртого месяца наконец-то возвращаюсь домой с залеченными ранами, на месте которых даже шрама не осталось. Атлантида цветёт и благоухает, просто идеальное время для осеменения своих омег. У причала встречают все, кроме Тимиэля, но я быстро нахожу его глазами. Он стоит на балконе, что выходит на причал, придерживая оберегающий серый платок, знак того, что омега понёс от своей пары. Аромат яблок доносится лёгким ветром, будоража всё нутро, пока отросшие омежьи волосы до плеч развеваются на ветру. Одно меня настораживает. Омеги Атлантиды носят дитя совсем недолго, а живот Тимиэля явно только-только начал разрастаться. Понимаю, что готов разорвать супруга за неверность, но сдерживаю себя в руках. Он — человек, а значит, что-то может пойти не так, как я привык. Сначала надо всё разузнать, а после уже подумать: размахивать кулаками или нет. Проигнорировав всех встречающих меня атлантов, скрепляю несколько хвостов воедино, преобразив их в крылья. Одним прыжком разгоняюсь, а своеобразные крылья помогают долететь до нужного балкона. Напугав своего младшего супруга, невольно загоняю его за двери балкона. Легко взмахнув ими последний раз, приземляюсь прямо на балкон, тут же несясь к своему истинному. Выломав дверь, нахожу своего супруга, забившегося в угол комнаты. Судя по тому, что он отходит от двери, она заперта, а потому и отступать ему некуда. — Я так соскучился по тебе, Вентус. Медленно ступая в комнату, хочу прижать к себе Тимиэля сейчас же, впившись в собственническом поцелуе. Но не могу позволить себе поторопиться. Поэтому беседа — наилучший вариант. Замаскировавшись в человеческое обличие, предварительно вернув хвостам их первоначальный вид, подхожу ещё ближе на пару шагов. — Есть ли те, о ком мне не сообщили? — Даже не удивлён тому, что это первое, о чём спросил Тимиэль. — Нет, — честно отвечаю, делая ещё пару шагов к супругу. — Только те пятеро, что погибли до моего прибытия. — Ясно. Сделав ещё шаг, присаживаюсь на одно колено перед Тимиэлем. Медленно достав из внутреннего кармана накидки пару зелёных яблок, протягиваю их своему младшему супругу. Тёмно-голубые глаза тут же блестят, видя фрукт с его родного острова. Правда, они выращены искусственным путём, но на вкус должны быть такими же сладко-кислыми, как и с натурально выращенного дерева. Аккуратно взяв одно, Тимиэль явно хочет вернуться обратно в угол, но, легко мною удерживаемый, садится в кресло. — Лучше скажи, как ты сам? Вижу, на тебе оберегающий платок. И до сих пор живот. — Диора настояла. Сказала, что беременность пройдёт медленнее, чем у вас принято. Возможно, месяцев семь-восемь, — отвечает Тимиэль, медленно жуя яблоко. Приобняв Тимиэля за плечи, желаю потрогать и живот тоже. Но младший супруг прикрывает свой живот, вцепившись зубами в яблоко. Тимиэль не хочет, чтобы я, его старший супруг, трогал округлённый живот, чтобы хоть как-то прикасался к нашему ребёнку. И я пока не настаиваю. — Главное, чтобы вы были здоровы. И чтобы роды прошли спокойно. PovТимиэль Сидя на коленях ненавистного супруга, позволяю трогать себя, но не всего. Округлившийся живот не мог не порадовать Мирона, а послушный супруг не вынуждает поднимать руку и хвосты. Еду с рук, хоть мало и с помощью столовых приборов, но всё же ем. Встречаю как положено, хоть и стараюсь думать в этот момент о другом. Не сопротивляюсь, но и не отвечаю на ласки. Сплю с ним в одной кровати, но огораживаюсь от него лишними подушками и одеялом. — Дети и правда делают омег смирнее, — подводит короткий итог ненавистный супруг. На его слова лишь сильнее обхватываю живот, боясь за ещё не рождённого ребёнка. С прибытием Мирона живот начинает расти аномально быстро, и это не может не взволновать меня, хоть Мирон с Диорой и убеждают в обратном. Каждую неделю в течение месяца женщина осматривает моё тело и успокаивает. — Ну как? — И переживаю не только я — Мирон тоже. — Из-за того, что он человек, срок будет, скорее всего, в семь месяцев, мой господин. — Долго. Для меня данная информация до сих пор является странной, носить ребёнка с малым сроком, ведь люди носят дитя в себе девять месяцев. Мирон вновь пытается погладить округлившийся живот, но мои руки неосознанно встают поперёк, не позволяя дотронуться. Понимаю, что это злит Мирона, но всё равно не позволяю. Мало ли, что он решит и убьёт их. Хочу, чтобы он снова куда-нибудь уплыл. Желательно, на срок побольше, чем был сейчас. — Тимиэль, Мирон должен почувствовать, как протекает беременность и что нужно вашему ребёнку. — И Диора явно на стороне Мирона, а не на моей. Не могу винить её, но и беспрекословно слушаться во всём тоже не желаю. Остаюсь непреклонным, единолично придерживая собственный живот. Я готов терпеть его прикосновения к своему телу, будь то лицо, руки или же ноги, но не к животу с детьми, спине и волосам. Воспоминания остаются свежими, пока волосы медленно тянутся к лопаткам. — Ты боишься слишком сильно, мой Вентус. Это может плохо сказаться на беременности. Я, конечно, рад, что наш ребёнок тебе дорог, но не переходи границы. Поцеловав метку, Мирон снова поглаживает моё тело сквозь белую ткань тоги, что висит, слегка держась на плечах. Длинные рукава украшают не только складки, но и открытые части рук, ничем не скрепленные. Гиматион супруга же давно сбился, открывая наготу мужского тела. Оттого сильнее напрягаюсь, как струна, что вот-вот лопнет.***
К концу летних дней живот заметно увеличился, Диора прогнозирует скорые роды, несмотря на первые прогнозы, а Мирон тихо радуется, непонятно чему. На его такое настроение лишь надеюсь, что супруг не тронул мой живот, пока я спал. Мало ли чего он может или уже мог сделать ребёнку, ведь он всё-таки от меня. А мне хватило. Сполна и на несколько жизней вперёд. Впрочем, не спешу открыться и перед остальными, как перед жителями пирамиды, так и перед другими гражданами Атлантиды, наоборот, я отворачиваюсь ото всех, даже если мы просто проходим мимо друг друга. Но в сад ходить не перестал, гуляю чуть ли не до позднего вечера. Кроме Мирона, за мной присматривает и стража, но бывают моменты, когда они отвлекаются, как сейчас. Обеденное время, чай по расписанию. А я никуда не денусь. Такая странная, но всё же идиллия. Мне нравится быть тут одному. Так спокойнее. Редкие прохожие обычно не мешают и просто проходят мимо. Но, видимо, не сегодня. Светлая макушка появляется не сразу, а когда показывается и лицо, то немного даже огорчаюсь. Сейчас бы Элеонора увидеть, узнать, как он, всё ли у него хорошо. Но, к моему большому сожалению, ко мне идёт омега из гарема. Эл, кажется. — Простите. Я помешал вам? — Его удивительно вежливый тон настораживает. — Всё нормально, — отвечаю чисто из вежливости, чтобы не обидеть. С омегами пока никто не запрещал общаться, и никто за это не наказывал. Всё же рассматриваю омегу с ног до головы. И он выглядит куда лучше меня. Ухоженные ногти рук и ног окрашены в натуральный персиковый цвет. Руки нежны, это видно даже невооружённым глазом. Одежда ничем не уступает моей, которой явно хватит на несколько десятков семей. Сланцы аккуратные, каждый ремешок не завешен ненужными деталями. Да и запах… Я, омега, и то принюхиваюсь, потому что нравится. Что уж говорить про альф? Думаю, он бы идеально подошёл на роль супруга Мирона, не то что я. Единственное, что меня напрягает, так это его взгляд. Карие глаза смотрят с некой долей отвращения и ненависти, но не конкретно на меня, а на мой живот. Невольно прикрываю не только руками, но и платком, стараясь прикрыть как можно больше. — Непривычно видеть вас одного. Без сопровождения. — Мне тут нравится. Напоминает чем-то Лиль, — стараюсь говорить как можно холоднее, попутно думая, куда могу сейчас уйти, и придумывая повод для этого, ведь Эл явно не желает уходить. — Могу поздравить вас. Сначала вы смогли вытащить господина из-под подола гарема, а теперь и порадуете крохой, в отличие ото всех нас, — последние слова вырываются с трудом из уст омеги, и это не может не насторожить. Мне совершенно не нравится то, к чему ведёт омега, а потому встаю со скамьи, направляясь в противоположную от Эла сторону. Тропинка как раз должна вывести в иную часть сада, не до конца исследованную мною. И чтобы не быть грубым, делаю лёгкий кивок головы в знак благодарности за поздравления. И ухожу прочь, не желая и дальше терпеть компанию гаремного омеги. — Если вы так несчастны с господином, то почему бы вам не уйти сразу же, как только родите наследника? Наши законы это позволяют. — Останавливаюсь, услышав эти слова. Если Эл хотел внести смуту, то у него получилось как минимум заинтересовать меня. Я часто думал о том, как уйти от Мирона. Но сначала хочу отомстить, хотя бы немного, насколько смогу. Повернувшись к собеседнику лицом, впервые с момента своего навязанного переезда смотрю на кого-то с надеждой, совершенно забыв про гнев и ревность старшего супруга, ведь он может узнать и наказать. — О чём ты? — Советую хорошенько изучить наши законы, младший господин. Особенно тот, что Мирон запретил давать вам в руки. — Спасибо… Прости, даже имени твоего толком не знаю. — Элькар Зорнит, можно просто Эл. — Омега учтиво опускает голову в поклоне, но по лицу всё равно всё видно. Он ждёт, когда Мирон придёт к нему, когда именно в нём Мирон будет нуждаться. И так даже лучше. Чем больше Мирон будет пропадать в гареме, тем меньше буду тронут я. А с кем и в какой позе супруг будет — всё равно. Ребёнок на подходе, Диора уже подготавливает всё для наказания убийц моих братьев и отца. Что делать с Мироном пока так и не придумал, но уверен, что через ребёнка надавить будет проще, как и отомстить. А вот законы… Я думал, что изучил их все. Неужели что-то осталось неизученным или же упущенным? — Тимиэль, всё хорошо? — За собственными думами не замечаю, когда именно рядом с нами появляется Мирон. Он просто появляется за спиной Эла, пугая нас двоих. — Да… Да, всё отлично. — Понятия не имею, как долго он тут и сколько успел услышать. Отвечаю, но мне кажется, что Мирон совершенно не слушает, пока прикрывает меня собой от чужих глаз. Чёрный мех с его одежды щекочет нос, но не вырываюсь, продолжая прикрывать живот. Тело альфы частично покрывает чешуя, пока хвосты переливаются в кровавых тонах. В последнее время он всё чаще принимает свой истинный облик передо мной. — Что я тебе говорил, Эл? — строгим голосом спрашивает Мирон, что даже мне не по себе. — Не подходить к вашему младшему супругу, господин, — робко, но явно кокетливо отвечает Эл. — И что ты тут забыл? — почти рычит Мирон, пугая и меня, и Эла. — Это случайная встреча. — Видимо, до парня доходит, что он сделал ошибку, а потому и склоняет голову ниже, чем до этого. Ещё немного — и он упадёт на землю. — Больше такого не повторится. — Пошёл вон! — Слушаюсь. — Эл бегом спешит удалиться, чтобы не злить своего повелителя ещё больше, чем сейчас. Мирон же, проводив омегу тяжёлым взглядом, уводит меня к беседке, что прячется за высокими кустами синих роз, посаженных буквально в дни уходящего лета. Прежде чем усадить меня, он укладывает на скамью свою меховую накидку и только потом меня. Супруг тут же берёт мои руки в свои, согревая не только теплом кожи, но и дыханием. Непривычно и непонятно, но рук не отнимаю. И в то же время я не привык к такой нежности с его стороны. — О чём говорили? — О законах Атлантиды, — отвечаю честно, ведь если он всё слышал, то врать и увиливать бесполезно. — Хочу знать о них как можно больше. — Тебе это ни к чему. Совсем скоро у нас будут другие заботы. Тебе нужно думать о детях, а не о всяких глупостях. — Законы — это глупость? — Не омежье это дело. — Но мне это интересно. Мирон тихо рычит, пока тяжко вздыхает. Его лицо искажено так, как будто он собирается с мыслями, да и голова, уткнутая в мои колени, ходит из стороны в сторону, пугая. Пока к животу не прикоснулся, хоть всё равно непривычно и непонятно. В итоге он всё же решается и поднимает голову. — Моя мать ушла от нас, когда я был совсем крохой, так что я совершенно не помню её лица и как впоследствие рос без родительской любви. Вскоре отец увидел её с другим и убил обоих. Я и этого не помню. В памяти осталось лишь то, как отец вернулся домой сам не свой, перепачканный в непонятной жиже. Тогда я не понимал, что это кровь, а потому и никак не отреагировал. — Не имею ни малейшего понятия, зачем он мне всё это рассказывает. Мне не хочется его жалеть или сочувствовать ему. Только быть как можно дальше от него. — Ты этого хочешь для наших детей? Чтобы они стали такими же, как и я? — Вам одного мало будет? — Меня смущает то, как он говорит про нескольких детей, а не про одного. Точнее, даже напрягает. — Мало. Определённо мало. Мирон улыбается, снова прижимаясь к моим коленям. PovМирон Тимиэль до сих пор не догадался, что я умудрился погладить животик. В одну из ночей, как эта, он прижался ко мне во сне, бормоча что-то непонятное. Естественно я потрогал живот, прочувствовал наших малышей. Они в порядке, как и Тимиэль. Думаю, супруг не знает о такой своей милой черте. И я не рассказываю, ведь иначе он снова запросит отдельную спальню. Вот так, лежа с ним в обнимку, я и предположить не мог, что спалюсь так просто и неожиданно. Ещё с вечера живот омеги как-то странно вздулся, опустившись вниз. Сначала подумал, что малыши просто переместились, но когда на восходе солнца мой милый заорал от боли, истекая кровью, не на шутку перепугался. Подскакиваю вместе с ним, не до конца понимая происходящего. Учитывая влагу, что так и сочится из моего супруга, только что отошли воды. Для меня подобное впервые, от меня впервые кто-то рожает, а потому руки дрожат, и пока я поднимаю Тимиэля на руки, и пока уношу прочь из спальни. — Диора! Где тебя бездна носит? Бегом в родильную! — ору на весь коридор, пока пробегаю мимо её комнаты. Ору и после, разгоняя всех утренних зевак со своего пути, неся в коконе из хвостов супруга. Смешки и возгласы осуждения сейчас не волнуют. Пусть думают, что я снова наказываю Тимиэля за непослушание и неуважение. В данный момент главное лишь то, чтобы омега смог родить живых детей и выжил сам. А после и подданные узнают о юных наследниках престола Атлантиды. Можно будет и праздник устроить, авось и Тимиэля порадую. — Уложи на кушетку и выйди. Мы сами справимся, — сонно тараторит Диора, ведя за собой и Леония. — Но… — пытаюсь предложить хоть какую-то свою помощь, видя, как Тимиэль страдает, но, видимо, это лишнее. — Просто не мешайтесь! Мы позовём вас, если будете нужны. Леоний носится спросонья, как и мать, но реагирует быстрее. Всё-таки возраст и потеря близких сказываются на здоровье пожилой омеги. Крики истинного разрывают сердце, и я уже начинаю потихоньку ненавидеть наших детей за то, что они причиняют невыносимую боль своему родителю. Но это чувство проходит, когда детские писки раздаются на всю родильную комнату, звуча почти в унисон. Вместе с этим слышен и последний болезненный стон Тимиэля, оставляя после себя тяжёлое дыхание. — Поздравляю, — почти тихо произносит Диора, выйдя ко мне. — Малыши здоровы, только вот… — И она замолкает на полуслове, не закончив мысль. — Что? — Вашему супругу стало хуже. Ему бы вашей крови. Молча, даже не взглянув на малышей, кидаюсь к уставшему Тимиэлю. Прокусив свои пальцы, просовываю ему в рот, вливая кровь в омежий организм. Омега потерял достаточно своей крови, к тому же преждевременные роды сильно изнурили тело. Закрытые глаза, капли пота, бледность и появившиеся вновь синяки под опухшими до красноты глазами заставляют не только сердце уходить в пятки, но и в тоже время делают омегу ещё желаннее в моих глазах. — Как он? Очнулся? — спрашивает Диора, держа принесённый Леонием кофе. — Нет. — Это плохо. — Кружка откладывается в сторону, и Диора вновь возвращается к Тимиэлю, трогая его влажный лоб собственной ладонью. — Что не так? — Он не хочет возвращаться. Нужно вывести его. Леоний, отвлекись и найди сушёных бабочек и ветку сирени в моём кабинете. Омеги носятся то к бессознательному Тимиэлю, то к плачущим малышам. Леоний наспех обмыл детей, запеленал и вышел из родильной, чтобы и дальше помогать своей матери. Пока Диора берёт с полок всё необходимое и хоть что-то делает, я не знаю, как могу помочь своему истинному. Почти бездыханное тело медленно леденеет в моих руках, заставляя в который раз за одно только утро испугаться по-настоящему за своего любимого. — Как это понимать? — Как по мне, этого следовало ожидать. Лильцы не прощают обид, а от нелюбимых бегут, даже если единственный выход — смерть. — Говорил же, мне не нужна его любовь. Уважение и трепет… — Давайте на чистоту. Он вас ненавидит и терпит из последних сил. Смирится, но не привыкнет. В груди больно щемит. Как бы не хотел признавать правоту пожилой женщины, в данной ситуации не могу спорить. Переложив своего полуживого супруга на диван, ложусь вместе с ним, крепко сжимая в объятьях и, вдыхая запах, перебираю волосы. Нос его утыкаю в своё плечо, и понимаю, что практически не чувствую его дыхания. Даже прерывистого. — Обещаю, больше не подниму на тебя и пальца, разрешу видеться с матерью и сестрой, дам тебе волю в общении. Только выживи. — Снова прокусив пальцы, принимаюсь вливать свою кровь в омегу, пока предсмертный запах не наполняет всю комнату. Лишь писк малышей и торопливые шаги омег нарушают тишину. — Выживи, мой Вентус.