***
Тимиэль снова провожает и снова — с радостной улыбкой. Он ждёт, когда я уплыву. Только дети не понимают, почему я должен уйти, и тянутся ко мне. Тимиэль уже не может удержать сразу двух наших детей, точнее, ему уже тяжело делать это одному, а потому Гелоса и Селена держат другие омеги, опытные воины. К каждому приставил по одному. К детям — омег постарше, чтобы те могли продолжить своё обучение с ними, изучить основы в моё отсутствие; второй же учитель Гелоса, тоже воин, но альфа, будет приходить раз в два дня, чтобы укреплять его хвосты. К Тимиэлю же приставил омегу-воина помоложе. Несмотря на свой возраст, молодая девушка успела зарекомендовать себя как самую недоступную для альф. Помимо хвостов, она ещё и освоила призыв оружия. Используя чулки и пояс, она сотворяет из нитевых верёвочек — оружие. Уверен, ещё немного — и она отточит свои клинки до такой степени, что они станут ещё острее наших, альф, хвостов. Боюсь, что Тимиэль станет ещё непослушнее рядом с такой омегой, но более никому не доверю. Если вдруг раненые воины захотят отомстить за свой позор в моё отсутствие, то только равные им по силе смогут защитить мою семью. Лишь одному из той троицы я могу довериться, и то не до конца. Считаю необходимым сначала проверить его верность к Тимиэлю и нашим детям, а не только к себе. В этот раз уплываю с неспокойным сердцем. Слишком сильно переживаю за них. Смотрю на Тимиэля, который всё же решил спрятать свою радость, и сердце кровью обливается. Обычно провожают с грустью и встречают с радостью. А у нас всё наоборот… — Береги себя и детей, — тихо произношу, чтобы слышал только он. — Разумеется. — Будешь ждать меня? — Не думаю, что буду ждать так же сильно, как это обычно бывает у нормальных пар. Но детям ты точно нужен. — Сам понять не могу, хорошо ли то, что он говорит прямо и честно, или же плохо. Но всё равно метку обжигает противным и тянущим холодом. — Значит, постараюсь вернуться побыстрее. — Мирон… — Одно только моё имя из уст Тимиэля останавливает меня настолько, что аж замираю на месте в ожидании. — Ты ведь не будешь делать того же, что и в прошлый раз? — Вижу, что ему тяжело, а потому не кричу на него за такой вопрос. Младший супруг даёт обнять себя, не сопротивляется. Несильно сжимаю в своих руках, ведь он чуть дрожит, особенно когда провожу руками по его прямой спине. Тимиэль специально выбирает одежду, что скрывает шрамы на спине, стесняется их, и я не могу винить его, но и насильно заставить принять себя такого, как он есть, тоже не могу. — Даже если и привезу второго младшего супруга, ты всегда будешь на первом месте, как и наши дети, — тоже честно признаюсь. — Я не об этом… — Не понимаю, что может быть важнее для омеги, если не ответная верность со стороны альфы. — Я про убийства… Не обязательно ведь делать то же, что и с моим домом? Я-то думал, что он беспокоится, что будет не единственным для меня, а он думает о незнакомцах. Даже обидно немного. Другие омеги из кожи вон лезут, лишь бы их альфа думал только о них, а Тимиэль так спокойно реагирует… Даже после родов… У нас ведь теперь есть дети, к тому же общие. Ещё и метки… Неужели совсем ничего не поменялось? — Во-первых, это теперь твой дом. — Крепче сжимаю в своих руках, чуть сдавливая. — Во-вторых, это будет не от меня зависеть, а от людей и их решений. Я лишь отвечу: агрессией на агрессию, миром на мир. — И всё же… — Удивительно… — Всё же отрываюсь от истинного, но лишь чтобы посмотреть прямо в его глаза. — Тебя не волнует возможный второй младший супруг, но волнуют жизни людей, которых ты даже не знаешь… — Я уже всё сказал. — А Тимиэль лишь опускает голову, отворачивается от меня. — Люблю тебя… — Целую в макушку и нехотя отрываюсь от милого. Надо и детям уделить внимание, ведь я и сам не знаю, когда вернусь. — И Гелоса с Селеном тоже… Берегите своего папочку, пока меня нет. Каждого целую в лобик и щёчки. Они ещё не научились принимать человеческий облик, а потому и выделяются на фоне своего человеческого родителя. С остальными прощаюсь сухо. Но снова возвращаюсь к младшему супругу. В прошлый раз я делал для него цветочный венок, сейчас же я сделал для него лёгкое украшение. Зная, как сильно ему мешают наряды с длинным подолом, снова и снова делал для него застёжки в круговой и треугольной форме, с россыпью драгоценных камней. И надеюсь, бессонная ночь того стоила. — Пока дети маленькие, тебе пригодятся. — …спасибо?... — с каким-то удивлением благодарит супруг. В последний раз целую его, но на этот раз в губы, терзая их. Сопротивляясь лишь в самом начале, он всё же замирает. Руки на мои плечи он так и не укладывает, они остаются где-то на уровне груди. — Я постараюсь убить только тех, кто пойдёт против. Остальных не трону. — Будет просто замечательно, если Византия не повторит судьбу Лиля. Второй раз за последние минуты отрываюсь от него, всё так же нехотя. Более не скрывая свой облик, покрываюсь чешуёй да гладкой кожей под ней. Пугается только Тимиэль, тогда как для остальных мой облик вполне привычен. Под воду ухожу так же, до конца смотрю на милого, даже под водой, пока крепко держусь за перегородку на палубе. Чувство тревоги никуда не ушло и уходить не хочет. Не понимаю её причины, но и узнать тоже страшусь.***
Византия встречает нас своими купольными крышами. Только здания попроще имеют обычную крышу. Даже жаль разрушать такую красоту. Тут только религиозные атрибуты прибрать в дальний угол, больше цветов развести по округе, чтобы было идеально. И ведь это всё сделано руками людей. Удивительно, однако. — Напомни-ка, почему мы не можем просто взять и сделать то, что делаем всегда? — спрашивает Эван, пока остальные боятся даже подумать об изменениях в плане нападения и уж тем более сказать что-то против. — Потому что хочу попробовать не тронуть людей. — Вижу, что ему непонятны мои мотивы, а потому решаю немного поделиться своими мыслями. — Знаешь, каково это, когда омега смотрит не с холодом в глазах, а с обожанием? Хочу, чтобы Тимиэль сам подошёл ко мне, как омега к альфе, как супруг к супругу. — Ты это сейчас серьёзно? — Но старый друг всё равно не понимает меня, хотя у самого есть омега. — А почему бы и нет? — Потому что это просто омега. У тебя что, никого нет в гареме? Немного обидно за омег, хотя я альфа. А ведь не так давно я и сам так думал. Если бы был иного мнения, то как минимум не изнасиловал бы Тимиэля, не так жестоко и не такой кровью. Просто увёз бы, убив только конкурента. — Есть, но это не то. — Ну не знаю. Как-то ты излишне заботливо относишься к тому, кого так грубо взял в ваш первый раз. — Сам себя не узнаю… — А вот с последними словами друга всё же соглашаюсь. Теперь, когда у самого есть ребёнок-омега, судя по первичным признакам, не представляю, как какой-то из альф будет так относиться к нему. Пасть порву, если обидят моих детей или истинного. А ведь если так подумать, то и родные Тимиэля просто защищали его, любили его... Оберегали от меня? — Я так спокойно расстался со своими сводными братьями да сёстрами, а гаремных омег до сих пор заставляю пить противозачаточные. А Тимиэль… Он совсем другое дело. От него как раз таки хочу детей. Интересно, согласится ли он на вторую беременность, если всё закончится мирным договором? — Ты идиот. — А вот Эван совсем не понимает меня. — С детьми, конечно, поздравляю, но ты редкостный идиот. Омег ломать надо, чтобы только дома сидели и никуда не вылезали, а не сюсюкаться с ними, как с детьми малыми. Смотрю, истинность совсем глаза закрыла пеленой. — Будет ребёнок-омега в твоей семье — и поймёшь. — Не вижу смысла спорить с ним. Всё равно не поймёт. — Увы, но мне проще умертвить детей, нежели чем воспитать хоть одного гадёныша-полукровку. — И слова друга служат тому подтверждением. Он не готов стать ни супругом, ни отцом. — У твоего рода и выбора-то нет. Когда у вас омеги в последний раз были? — Всё же ввязываюсь в спор. Не хочу уходить в бой, думая о том, что же можно было ответить ему. — Наверное, мой папаня был последним, да и он пропал без следа. — Или ему помогли пропасть? — Даже если это сделал мой мёртвый отец, это ничего не меняет. Он всё равно хотел уйти с моим младшим братом, а так… — Вижу, что ему больно, но Эван не жалеет ни о чём. Он просто расстался с тем, кто его бросил когда-то. — Наша семья сохранилась. — Семья без родителя-омеги? — Не тебе осуждать меня. — И всё же его злит то, что убежать хотели не с ним, что выбрали не его. — Нас встречают! — Мы бы и дальше продолжили спор, но один из моих атлантов даёт сигнал к началу военных действий. Подняв голову, без проблем замечаю трёх крылатых гигантов. В руках каждого копьё с мечом да щит на спине. Люди же ждут внизу, скрытые высокой стеной. Уверен, простые граждане спрятаны где-нибудь под землёй, но их уже ищут мои воины, используя маскировку под внешнюю среду. А я думаю не о том, как бы мучительнее убить врагов, а о том, будут ли все силы у наших с Тимиэлем детей, как у чистокровных. До этого даже и не думал о таком, а стоило. Возможно, придётся как-нибудь, хоть через то же оружие восполнять подобные пробелы, если таковые будут. Не замечаю, как налетаю на центрального крылатика и срываю его голову. Кожа растягивается под напором моего натиска, пока пальцы протыкают чужие глаза с черепом. А ведь они тоже чьи-то дети… Их тоже будут оплакивать? У них вообще есть кто-то, кто будет оплакивать их или хотя бы жалеть об их смерти по-настоящему? Оставшихся двух так же не мучаю. Быстро срываю их головы, считая, что так будет куда милосерднее. Не даю их телам просто так упасть, ведь их перья можно использовать для украшений. Интересно, понравятся ли они Тимиэлю? Одно могу сказать точно — белый моему милому к лицу. Опустив глаза, вижу, как люди уже начали разбегаться в разные стороны, и если бы не мои войны, то точно бы попрятались. А таких всех уже начинают скручивать да стискивать в одну кучу. Пожалуй, только правитель и рвётся в бой, смотря на всех неосознанным, даже безумным взглядом. Опускаюсь на ровную мозаику, что выложена тут для удобной ходьбы, и сразу же направляюсь к правителю. Доспехи мешают ему двигаться, он уже начинает путаться в собственном наряде. От моих воинов его защищает сын, судя по гербу на плаще. Рыжие волосы спрятаны под шлемом, но пара волосинок всё же вылезло наружу. — У вас два выбора, — говорю достаточно громко, чтобы мой голос был слышен не только правящей семье, но и их воинам, — либо вы подчиняетесь нам, либо мы истребляем вас. В первом случае ваша страна просто будет под контролем Атлантиды, а платой за ваши сохранённые жизни будет урожай и драгоценные валюты: золото, серебро, драгоценные камни, ткани. Предложите рабов для моих жителей – никто не откажется. — При первом варианте… Точно никого более не убьют? — спрашивает юноша, опуская свой меч вниз. — Пока не нападёте первыми. Даю слово. — Хорошо… — тут же соглашается юноша, пряча меч в ножны. — Я, как старший сын, даю согласие на первый вариант… Только не трогайте людей… Оставшиеся воины молча складывают своё оружие, а до меня только сейчас доходит то, что захват территории произошёл ещё быстрее, чем было на Лиле, а я просто прислушался к просьбе Тимиэля. Неужели… так тоже можно было? Единственное, что осталось неизменным, это пирушка. Из целой толпы, которой раньше мы дырявили глаза, был выбран один. У уже предыдущего правителя пошатнулась психика. Просто не выдержал человек того, что те, кому он и его предки поклонялись столько десятилетий, убиты. Поэтому его голова и содержит в себе асфоделусы, пока оставшаяся семья оплакивает потерю. Остальные же празднуют то, что конфликт закончился без жертв. Старцы с советниками так и вовсе готовы чуть ли не на иглах плясать, лишь бы угодить нам. Один из них предлагает своего сына-омегу, с надеждой на милость в его сторону. Мальчишка красивый, с этим не спорю, ткань не может скрыть его мягкие черты и округлости тела, но у него глаза на мокром месте, прямо как у Тимиэля не так давно. То и дело утирая их рукавом, мальчик не поднимает своей головы. Только сильнее прячется в ткани одежды, натягивая на тёмно-русые волосы платок, прячась ото всех. — Будьте уверены, он будет хорошим младшим супругом. — А вот его отец так и выёживается, смотря полными алчности глазами. — И почему же? — Лишь делаю вид, что заинтересован. Хочется узнать, на что ещё человек может пойти ради собственной выгоды. — Мой младший супруг всему обучил его. Захотите — он споёт вам, захотите — и станцует. Но самое главное — Мина до сих пор не тронут ни одним альфой. Он невинен, как первый весенний цветок. — Вот как… А кроме этого? — Продолжаю смотреть на него, не моргая, совсем не обращая внимания на его сына-омегу. Он прекрасен, но это не то, чего мне хочется… — Простите? — Только вот моего вопроса не понимают. А сколько ещё альф так относятся к омегам? Далеко ходить не нужно, я и сам отнёсся к Тимиэлю по-свински, в нашу первую ночь. — Что он из себя представляет? Помимо того, что ты пытаешься впихнуть его против воли. — Эм… Я не совсем понимаю ва… — Не даю старцу договорить. Просто надоел. Голова мягко слетает с его плеч, пока омега только-только осознаёт, что его глупый отец — мёртв. Беспокоюсь только о том, чтобы Тимиэлю никто не передал на уровне слухов. Крик тут же гремит на весь зал. Мина отлетает от своего отца, путаясь в собственной одежде. Не даю ему упасть, обхватив хвостами, но он пугается сильнее, ожидая такой же участи. Но я не убиваю его, а как отпускаю, он тут же бежит к рыжеволосому парню, бывшему сыну правителя. Видя их отношения, то, как Мина кидается к парню, мне завидно. Тимиэль ни разу так не делал, не видел и до сих пор не видит защиту во мне. Благо хоть к детям сейчас подпускает. — Первый младший супруг вполне удовлетворяет меня. Второго и последующих мне не нужно. Если только в гарем, но точно не такого красавца, к тому же, явно несвободного. — Вы… — тут же начинает рыжеволосый парень, но я лишь поднимаю бокал. Этого жеста достаточно, чтобы все заткнулись и перестали гудеть. — Просто слишком сильно люблю своего первого младшего супруга. И впредь попрошу не предлагать мне омегу под венец. И одного достаточно. Я привык к давящей тишине со стороны людей, а потому продолжаю потягивать вино.***
Отплываем с небольшой кучкой людей на борту. Это было тихое совещание, из людей об этом знает только Иоанн, что занял место своего мёртвого отца, да без пяти минут его младший супруг Мина. Моему народу нужны люди на пиру, и он выдал тех, кого не будут искать. В основном это одинокие люди либо сироты, которых атланты по-тихому выкрали ночью. Никогда бы не подумал, что буду отдавать подобные приказы. Впрочем, он остался со своим любимым, а я плыву к своему милому, искренне надеясь, что в этот раз он встретит меня не на балконе, а у причала. А пока что можно отдохнуть. Корабль уже давно ушёл под воду, а потому прохожу сквозь водоотталкивающий барьер. Костюм и чешуйки всё же сохраняют немного влаги, ведь если бы барьер полностью оставлял влагу снаружи, то не пропускал бы нормально ни кислорода, ни нас самих. От рыб и прочей морской живности же защищает другой барьер, который и нас не пропустит, пока не выплывем хоть немного над водой. С одной стороны — хорошо, ведь мы не потеряем кого-либо в шторм. С другой — немного душно. — Никогда бы не подумал, что совет омеги поможет в битве. — Эван ждёт меня у дверей в мою же каюту, явно недовольный. Скрещенные руки не торопятся убраться в иную позу, а взгляд янтарно-карамельных глаз пробует подавить, но мне не страшно. Его взгляд не стреляет прямо в грудь, да и забуду его быстро. А феромон подавляю своим ничуть не хуже. — Тимиэль у меня смышлёный, когда нужно. — Впрочем, оно и понятно. Кому как не омегам знать, что такое страх и когда сдаваться на угоду сильнейшего. Не понимаю, в чём его проблема. Хотел просто пройти к себе, но теперь просто обязан поставить его на место. Никто, даже я, не смеет плохо отзываться о Тимиэле, и уж тем более даже помыслить как-то или чем-то навредить моему истинному. У омеги должны быть другие заботы. — Ты снова нарываешься на грубость, — рычу в неконтролируемом порыве, хотя раньше бы сам насмехался над омегой-беднягой. — Ты даже не хотел обручаться с омегами! А что я вижу? Мало того, что клятву дали, так ещё и детей завели! И ладно, чёрт с твоим маленьким омегой, можно списать на отцовско-родительские инстинкты. Но этот… — Снова рычу, понемногу выпуская хвосты. И Эван понимает угрозу. — …младший супруг, который… С каких пор тебя заботит то, что он о тебе подумает, что он вообще чувствует? Ты даже на меня рычишь! На своего старого друга! — С тех пор, как у самого родился омега, — отвечаю на вопросы друга, так и не убрав пернатые хвосты. — Кажется, я уже говорил тебе об этом. — Не понимаю я тебя… — Схватившись за собственную голову, Эван что-то обдумывает, но вслух своими думами не делится. — Это просто омеги. Их дело рожать альф. — И как же у тебя дела с омегой? — Всё просто замечательно, — говорит так, как будто он всё же недоволен их совместной жизнью. Ему хочется большего, но он ни за что об этом не скажет. Так называемая «гордость альфы» не позволит. — Хочешь, навестим в следующем месяце? У него как раз бабка помереть должна была. — Думаю, Тимиэлю будет полезно посмотреть на кого-то со своего острова в качестве поощрения, — соглашаюсь, даже не думая над его предложением. Я помню, что они вдвоём дружили, а потому и уверен, что Тимиэль обрадуется, когда встретится со своим старым другом. — Вот теперь ты нравишься мне больше. — Только сейчас убираю хвосты, когда угрозы больше нет. — А то такими темпами с концами уйдёшь под омежью юбку. — Не беспокойся, Эван. Я лишь сочетаю всё хорошее и полезное от нас двоих. И как видишь, совет моего первого младшего супруга оказался мудрым. Так отчего же не пользоваться ими и впредь, когда это приносит и пользу тоже? — Но вот за его недавнее поведение простить не могу, а потому всё же подкалываю под конец. — Тц. — Эван всё же уходит в сторону своей каюты, тенью перемещаясь по коридору. А я всё же захожу к себе, продолжая думать о своём Тимиэле. Феромон понемногу убавляю, ведь тут более не пахнет Эваном. PovТимэль В отличие от прошлого плавания Мирона, в этот раз я занят делами по самую макушку. Оказывается, советники и ко мне могут обращаться с различными вопросами, но пока что с правильным переводом их просьб помогает Диора, ибо я знаю лишь основы. И то, в этом появилась необходимость только после известия о том, что Мирон выиграл битву, убив из людей лишь одного — после битвы. И мою просьбу перевернул в «мудрый совет». Чтоб его так же мудро собаки погрызли на обратном пути. Теперь, мне приходится не только заниматься детьми да обучаться простейшим основам, но и выслушивать лекции посерьёзнее. Диора даже преподавателя политологии привела, чьи слова я в основном пропускаю мимо ушей по простому незнанию перевода слишком замудрённых слов. И Диора в таких случаях не всегда рядом, а потому мы и сидим вдвоём со старичком и не втыкаем, что говорим друг другу. Языковой барьер мешает нашему общению. После его лекций выхожу из библиотеки как высушенный лимон на солнце: без жизненных сил и весь пересохший. Да и приставленная стража ничуть не радует. В основном молчат, особенно моя. На полголовы ниже меня, русые волосы растрёпаны, и, какую бы причёску ей не делали, волосинки всё равно торчат в разные стороны, особенно короткие. Про себя я прозвал её одуванчиком, но на деле она – та ещё роза с колючками. Одно только её оружие чего стоит, что появляется словно из ниоткуда, пока пояс и чулки исчезают, расползаясь на тонкие ниточки. Другие две повсюду следуют за близнецами. За Селеном присматривает, как я отметил про себя, самая неконфликтная из троицы. Короткие зелёные волосы убраны за вполне человеческие уши, но мой маленький то и дело выдёргивает их вперёд, делясь своими украшениями. Дибри сначала отказывалась от подобного жеста, а теперь молча принимает и так же молча возвращает в конце дня. Ничего не ворует, хотя я бы даже не заметил бы пропажи, да и Селену она нравится, так что я спокоен. Пожалуй, только её имя мне и известно. Остальные так и не представились. За Гелосом же присматривают сразу двое. Пепельная блондинка и достаточно зрелый альфа со множественными шрамами и лысой головой. Он больше похож на монаха, но только явно нечеловеческого. — Сегодня вы закончили даже раньше. — Диора так и остаётся той, с кем я могу нормально поговорить. Не так, чтобы по-дружески. Скорее, как с родителем или учителем, который выручает по мере своих сил. — Все слова, которые не понял, выделил. Он дал мне время до конца этой недели. Но честно, я не представляю, как выучу их все за столь короткий период. С каждым уроком их всё больше и больше. — Тогда просто поделите на группы. — Либо она догадывалась, либо она ожидала подобных слов от меня, но из её кармана появляется новая порция карточек с определениями как раз по проходимым мною темам. Как раз почти первую такую стопку изучил, и чую, вскоре примусь за новую. К тому же, Диора делает их вручную, с небольшими пояснениями и комментариями от самой себя. И они удобные для запоминания. — Одна карточка на один день. — Так и поступлю. Спасибо… — искренне её благодарю, пряча подарок в свои карманы. — К Гелосу или Селену? — спрашивает Диора, спускаясь по ступенькам вместе с нами. — К ним двоим. — Мне повезло с библиотекой. Библиотека занимает несколько этажей с выходом на каждом, и мы занимаемся в самом низу. Тут и книг побольше, и до детей идти быстрее. Только и нужно, что преодолеть пару этажей, выйти наружу и, не доходя до парка, свернуть влево. Там расположена тренировочная площадка для детей, а чуть дальше — и для взрослых. — Сегодня у них должно было пройти совместное занятие. Заострение хвостов и что-то связанное с маскировкой. Не до конца понял последнее. — И вас не пугает, что дети так быстро растут? — А почему должно? В них кровь атлантов. Это ведь нормально? — Для их возраста — вполне. — Подойдя чуть ближе ко мне, она практически шепчет в ухо, чтобы приставленная ко мне девушка ничего не услышала: — Но меня беспокоит Селен. Он, хоть и есть большая вероятность того, что он будет омегой, всё равно слишком пассивен для своего возраста. — Нет ничего плохого в том, что он миролюбивый, — даю иное определение, ведь не считаю ни одного из своих детей пассивными. — Было бы хуже, будь он кровожадным. — Мы ещё не успели дойти до тренировочной площадки, а я уже вижу смутно знакомого мужчину, чья пустая левая глазница изуродована шрамами. — Какой Белой бездны?! Даже не замечаю, что выругался словами, какими обычно выражаются Мирон с Диорой. Благо последние подарки Мирона не простые украшения, а хоть сколько-нибудь полезные. Низ туники подобран и зафиксирован по бокам примерно до колен, и круглые золотые заклёпки не выпускают ткани, сколько бы я ни двигался. Спереди же идёт небольшой разрез, так что ногам ничего не мешает и не запутывается в них. Добегаю не спотыкаясь и сразу же подбираю рядом лежащую палку, похожую на макет меча. Ни о чём не думая, тут же наношу удар. Дерево ломается об чужую руку со шрамом на плече. Дети и их пристроенные личные охранницы тут же удивлённо раскрывают глаза, тогда как убийца Рэйхи, моего среднего брата, разворачивается ко мне. Пустая глазница ничем не прикрыта, пока кожа то и дело переходит из человеческой в цветную чешую – и обратно. Целый глаз же, так же играющий из человеческого в иной, лишь пробегается по мне, и тут же скрывается за лбом опущенной головы. Тут же бью остатками от меча по этой самой голове, пока все остальные только сейчас отмирают, а Диора с девушкой добегают до нас. — Первый младший повелитель! Прошу, прекратите! — кричит Диора, срывая голос. — ТИМИЭЛЬ! Девушки, приставленные к близнецам, тут же хватают детей на руки, пока моя растрёпанная коротышка на пару с Диорой пытаются оттащить меня от наглеца. Но я вырываюсь и ударяю по новой, не успокаиваюсь, пока от деревянных остатков не остаются щепки, и тут же пускаю в ход кулаки. Царапая свои ладошки, всё же забиваю немного заноз под чешую. Коротышке всё же удаётся поднять меня, уткнувшись своим крохотным плечом в мой живот. Из-за отсутствия опоры под ногами почти что пинаю и свою стражу, и Диору. Пятки так и летают мимо её лица. А вот сам убийца так и сидит на земле, не поднимая израненной головы. Даже застрявшие деревянные щепки не вытаскивает, чего-то ожидая. — Только попробуй подойти к моим детям ближе, и я загрызу тебя, чего бы мне этого не стоило! — кричу на языке атлантов, чтобы меня правильно поняли. На ноги всё же удаётся встать, и первым делом подхватываю детей на свои руки. Они уже привыкли к такому передвижению, а я привык к их хвостам, что уже обхватывают не только мои руки, но и немного спину с талией. Тяжело, но я не жалуюсь. Сзади подходит Диора и их учитель-альфа, наперебой что-то говоря. Останавливаюсь, чтобы дать им обоим договорить нормально. — Рондэл единственный, кто может нормально объяснить детям, как правильно маскироваться под людей, — тут же говорит альфа, явно считающий меня дураком. Высокомерный взгляд то и дело меняется на чуть дёрганный, пока его руки спрятаны за спиной. — К тому же, он полностью верен семье своих правителей. Он не причинил бы вреда близнецам! — тут же подхватывает Диора, не скрывая своего удивления от всей сложившийся ситуации. — При всём моём уважении к вам, я ударю этого урода, если он снова посмеет подойти ко мне и нашим с Мироном детям! — так же говорю на языке Атлантов, даже не думая о том, что могло выйти коряво. — Но послушайте, он… — снова начинает альфа, но я разворачиваюсь к нему спиной. — Их урок на сегодня окончен. — И, более не слушая, ухожу с детьми на руках обратно в пирамиду. А до меня только сейчас доходит, что пусть у меня и был не самый лучший мотив их рождения, но теперь, когда они вполне живые ячейки общества, внутри меня всё бурлит от одной только мысли, что им кто-то навредит или им будет плохо. А то, что я сделал сейчас… Не могу объяснить или хоть как-то нормально оправдать свой поступок. Я просто испугался за детей… До самого вечера никто не трогает. Даже троица девчонок не заходит, только стоят за дверьми по разные стороны: со стороны нашего хода и со стороны входа для слуг. Одна лишь Диора нарушает наш покой перед сном. Тихо зайдя в детскую спальню, она ждёт, когда я разрешу ей присесть. Не заставляю её долго ждать, сразу же приглашаю к кровати. В отличие от неё, мы с детьми уже переодеты в спальные ночнушки. — Не знаю, доложили ли тебе, но он так и сидит на том же месте. — Не докладывали… — Да и мне не интересно, но Диора просто впилась своими глазами, оттого и понимаю, что не просто так она зашла в столь поздний час и заговорила именно об этом… атланте… — И почему же? — Ждёт твоего разрешения. — Тогда ему придётся ждать ещё очень долго. — Готов рассмеяться на вполне серьёзные слова Диоры, но сдерживаю себя. — Нет. Так не пойдёт. — А Диора даже и не думает заканчивать. — Я не собираюсь жалеть убийцу. — Но обязан разрешить ему уйти к себе домой. Старцы только-только начали доверять тебе. — Мне всё равно. — Тебе всё равно лишь до тех пор, пока эти старые дуралеи не будут нужны тебе, а они обязательно вызовут потребность в себе. Увы, но они могут наклонить чашу весов на общих советах с Мироном. Подумай об этом хорошенечко, взвесь все «за» и «против», но побыстрее. — Диора давно не была так строга ко мне. Не дав мне ни слова сказать, женщина встаёт с кровати и уходит к двери. — Добрых снов. — Доброй ночи, — желаю в ответ. С уходом Диоры и мягким закрытием дверей всерьёз задумываюсь над её словами. Пока не знаю, как и каким образом пригодятся Старцы, но раз они могут быть полезными, то почему бы не использовать их? Только вот выходить к тому убийце и уж тем более говорить с ним… Совсем не хочется… В отличие от детей, давно спящих крепким сном, я просто ворочаюсь в постели. Из головы не идут слова Диоры. Всё же встав, накидываю на себя меховую накидку, которую Мирон вручил мне в первый день пребывания в Атлантиде, и выхожу из спальни. Бросив короткое «присмотрите за детьми», направляюсь к лифту. Лохматая коротышка не отстаёт от меня, да и я не убегаю от неё. Мягко спустившись вниз, сразу же направляюсь к выходу. Ночью дорогу освещают небольшие фонари, спрятанные как в камне, так и в деревьях да земле. До той самой площадки иду неторопливым шагом. Там и правда сидит убийца моего брата, и от одного только его вида меня всего трясёт, дыхание нарушается. Мне даже кажется, что я начинаю громко дышать. Либо ночная тишина так сильно давит на уши, да и на разум в целом. Останавливаюсь недалеко от него. Если он захочет, то сумеет за секунду достигнуть меня, а за вторую и вовсе убьёт. Но я не отступаю назад. Я должен встретиться с ним лицом к лицу, раз уж пошла такая пляска. — Подними голову. — Атлант тут же слушается меня. Несмотря на так и не убранные за весь день щепки, он поднимает голову. Потревоженные раны вновь кровоточат, но атлант даже не морщится. — Почему я вообще должен находиться рядом с такой бездушной тварью, как ты? Почему я должен не спать всю ночь, думая, почему ты, смеявшийся над моим горем, вдруг стал послушной псиной? — выпиливаю чуть ли не одним предложением, злясь и на себя, и на Мирона, и на этого атланта. — Потому что теперь я под вашей властью. И не могу ослушаться. — Он отвечает так, как будто это не он был тем, кто смеялся, не тем, кто убивал и радовался. Он отвечает так, как будто он всю жизнь был верен мне и моей семье. Не думаю, что только принадлежность к семье Мирона так резко поменяла его отношение. Ни за что не поверю. — Не верю… Я не верю тебе. — Тогда накажите. — Его голова вновь опускается, но лишь лёгким наклоном, не в землю. — А тебе, я смотрю, понравилась жестокость со стороны омеги, — пытаюсь вывести его хоть на какую-то эмоцию, но он нем и глух к моим колкостям. — Никак нет, — тут же звучит ответ. — Тогда ради какой Белой бездны ты всё ещё тут? — не сдерживаюсь и кричу на всю округу. Мне наплевать на то, что обо мне подумают. — Потому что не получил вашего на то разрешения. Даже сказать ничего не могу. Ну почему он не может просто взять и уйти? Не сразу, но беру себя в руки, продолжая прожигать глазами наглеца. В голове какие только мысли ни крутятся: от "забить до смерти" до "воспользоваться одним из видов казни, проводимых в Атлантиде". Но всё, что я могу сказать, это… — Пошёл вон с глаз моих, — уже спокоен, так что практически шепчу. Но в такой тишине, когда утренние птицы ещё спят, чётко слышно каждое слово. — Не могу. — Это ещё почему? — Я уже собирался уйти, а он снова останавливает своим «не могу» и бездвижной позой, продолжая сидеть на коленях с той же опущенной головой. — Я должен закончить урок с маленькими повелителями. После приму любое наказание. — Я сказал. Пошёл. Вон! Пока я не убил тебя! — А он всё продолжает сидеть, совершенно не боясь меня. — Уходи. Мне всё равно, к себе домой или к своему омеге. Только подальше от меня и моих детей. — А он всё равно сидит, даже не шелохнётся. Понимаю, что надо, как минимум, схитрить. Если ему так хочется, то пусть приходит, но это не значит, что я не буду распускать руки и отправлять его снова прочь. Так и от детей огорожу, и пар выпущу, и за Рэйхи хоть немного отомщу. — А если и вернёшься, то после того, как приведёшь себя в приличный вид. Негоже пугать мне тут детей и слуг. — Слушаюсь. Только сейчас он слушается меня. Встав с колен, атлант снова опускает голову и идёт прочь, словно он тут слуга, а не воин. Лишь убедившись, что он уходит, ухожу и сам. Девушка всё так же не отстаёт от меня, но сейчас она как будто хочет что-то сказать. Но рот её лишь открывается и тут же закрывается, а мысль так и остаётся не озвученной. Возвращаемся обратно в пирамиду уже со свидетельницей. Диора всё в той же дневной одежде ждёт нас у лифта. — Долго же ты думал. Но я рада, что вопрос решился до рассвета, — произносит Диора, смотря мягким и явно сонным взглядом. — Всё, что я делаю, я делаю ради детей. Если старцы и пригодятся, то только в пользу моих малышей. Лично мне они ни к чему. — Мой тебе совет: не торопись с такими выводами. Жизнь изменчива. — Просто киваю головой на её совет. Но в пирамиду зайти не успеваю, она снова впивается взглядом, останавливая меня одним лишь этим. — Ах да, Мирон скоро вернётся. Встреть его как полагается, на причале. Уверена, ему будет приятно, если на выполненную просьбу он получит тепло и ласку с твоей стороны. — Когда? — Через пару часов. Поспи хотя бы час и приведи себя в порядок. — Хорошо. Всё же захожу в лифт, уже и не мечтая о сне на сегодня. Мирон не даст уснуть, ведь у нас не было близости почти месяц. Уверен, он сорвётся, не днём, так вечером. На причал спустился без детей. Решил, что не стоит их будить, да и рука не поднялась тревожить их явно сладкие сны. А уж Мирон может подняться к ним, если сильно соскучился. Картинка совершенно отличается от той, что была видна с балкона. Непривычно смотреть на то, как корабль выходит из вод. Мирон тут же выпрыгивает наружу, даже не дожидаясь нормальной остановки своего же корабля. Первый, кого тут же сносят с ног, конечно же, я. На белый камень не падаю. Мирон умело подбрасывает над собой и тут же обнимает, как я падаю прямо в его руки. Страшно, но не вырываюсь. Да и он пока что не избивает, что не может не радовать. Ещё бы не трогал меня, как омегу, и вообще цены бы не было. Но нет. Даже не принюхиваясь, я чувствую его возбуждение. Ногами лишний раз не трогаю и не дрыгаю. Мало ли… — Я так соскучился, — тут же радостно кричит Мирон, не сдерживая своей радости. — А я просто рад тому, что ты не убил людей. — Ну… Как сказать… — Мирон больше не смотрит на меня, уводит взгляд куда-то в сторону. — Давай сначала начнём пиршество. — Мирон? — А вот мне не нравится его такое поведение. Как и улыбка во все тридцать два зуба с двумя клыками, адресованная лично мне. — Что такое? — Мирон спрашивает, как ни в чём не бывало. — Что это значит? — А вот я уже места себе не нахожу от беспокойства. — Сначала тебе следует увидеть их головы и крылья. А ещё нужно решить, что сделать из перьев. Они такие мягкие, что даже мне завидно. — А люди? — Мирон как будто специально уходит от больной, но интересующей меня темы. — Они ведь живы? — В битве никто не умер. Только бывший правитель, и то — так решили его близкие. — Это радует… Спасибо… — Хоть Мирон так и сказал, на сердце всё равно не спокойно. Его реакция не даёт мне покоя. Сердце бьётся глухо. — А теперь пойдём праздновать. Мирон сам уносит меня в пирамиду, не давая даже возможности встать на свои ноги. Пиршество затягивается до самого вечера. Меня вырубает, особенно после одобренной Диорой пары глотков из бокала Мирона. Так и не понял, что там за алкоголь, но точно не медовуха. Её бы я сразу узнал. В отличие от прошлого пиршества в честь победы над Лилем, покладисто принимаю еду. Мирон не просто накладывает на тарелки, но и кормит меня. И я вынужден кормить его в ответ. Иначе опозорю. Тупые правила для омег… Была бы такая возможность — тут же поменял бы. Головы же и крылья лежат в сторонке. Если крылья я рассмотрел ещё когда их внесли, то вот на головы так и не взглянул. Не понимаю, для чего они мне. Почему Мирон вообще привёз их сюда. Уверен, они были красавцами, но сейчас трудно назвать их таковыми. Процесс гниения делает свои дела. Запах тот ещё... Благо хоть под куполом более не доходит до моего носа. Иначе бы уже убежал к ближайшему ведру или иной ёмкости. — Ты уже устал? — спрашивает Мирон, когда солнце уже село за водную гладь. — Спать хочу, — честно признаюсь. Тяжело всё же так долго не спать, когда ты то делами занят, то учёбой, то детьми, то ещё чем-нибудь. — Осталось совсем немного. Кто-то из слуг извещает о главном блюде сегодняшнего вечера, и я понимаю, что уже слышал нечто похожее. Сердце в пятки уходит от одной только догадки. Медленно поднимаю голову на супруга, а он снова уводит взгляд, словно провинившийся ребёнок. Сам хватаюсь за его лицо, мягко заставляя смотреть мне в глаза. — Мирон… Сейчас же не внесут людей? — спрашиваю спокойно, скрывая все чувства внутри себя. — Увы, но вынесут. — Его слова продолжают звучать в моей голове, отдаваясь эхом. — Ты обещал… — только и могу произнести, опуская руки. — Не убивать на поле битвы. Про пир и речи не было. — Мирон отвечает так спокойно, как будто это не он обманул меня. Хотя… Мне уже и удивляться не нужно, он всегда был таким. Всегда обманывал. Молча встаю с большого трона, не обращая внимания на слова Мирона. Он зовёт и приказывает вернуться, но я ступаю прочь твёрдой походкой под удивлённые взгляды других атлантов. Мне всё равно, что они там думают. Я не намерен терпеть его полувыполненные обещания да клятвы. — Стой! Кому говорят! — слышу, когда уже нажимаю на кнопку лифта, что приведёт в детскую спальню. Не успеваю зайти внутрь, хвосты обхватывают с обеих сторон, притягивая к себе. Руками впиваюсь в дверцы, не желая уходить. — Неужели так сложно послушать меня? — Зачем? — Как это «зачем»? — Ты снова поступишь так, как посчитаешь нужным. — Я выполнил твою просьбу, — Мирон чуть повышает голос, но тут же делает вдох-выдох, держа небольшую паузу, и только после задаёт вопрос: — Так чего ты ещё хочешь? — Уйти к детям. Больше уже ничего не хочу. — Уже и правда ничего не хочу. Готов и руки опустить, но держусь из последних сил. Мне нельзя быть слабым. — Вен… — снова начинает Мирон, но я не хочу его слушать. — Хватит! — стараюсь не кричать, но голос всё равно повышаю. — Я устал и хочу поспать рядом с детьми. У меня была бессонная ночь. У меня пропущен целый день, который я мог потратить на изучение новых слов! Не желаю более впустую тратить ни секунды. Отпусти. — Это ведь просто отговорки. — Ночью действительно не спал и устал. А нормально уснуть могу только с детьми. — Пальцы уже белеют, пока я удерживаюсь за дверцы лифта, но всё равно стою на своём. — Дождись хотя бы меня. Соскучился по нашим малышам. И по тебе тоже… — Как угодно. Хвосты всё же отпускают меня, и я захожу в лифт. Мирон не смотрит на меня, но по напряжённой спине и плечам вижу, что он бы с удовольствием ударил меня сейчас. Но вместо этого он бьёт стену. Лифт поднимается с дрожащим всем телом мною, так что я не знаю, что супруг делает дальше. И знать не хочу. Иначе и сегодня не усну. К детям иду на ватных ногах. Пока я веселился, где-то тут готовили людей, словно они скотина на убой, и буквально только что я чуть не нарвался на насилие. Кулаки Мирона, как и его хвосты, были рядом и вполне могли опуститься не на стене, а на моём теле. Девочек просто прошу выйти, оставив нас одних хотя бы в спальне. Это всё, на что меня хватает. Они молча выходят, но с небольшой заминкой. Моя лохматая коротышка остаётся в спальне, смотря прямо мне в глаза. — Разве я неясно выразился? — голос всё же чуть дрогнул, но я сохраняю показное спокойствие. — Я могу быть полезной Вам сейчас? — Так редко слушаю её голос, но сейчас я не готов к разговорам. — Сейчас я хочу побыть с детьми. Иди к своим подругам. — Хорошо… — Коротышка всё же закрывает за собой дверь, и я остаюсь с близнецами один. Присев в их зону с игрушками, практически падаю безвольным мешком с картошкой. Селен тут же устраивается в мои ручки, пока Гелос что-то творит со своей головой. Присматриваюсь и замечаю светлые, почти седые волосы, прямо как у Мирона. Сначала пугаюсь, вдруг старшенький из близнецов выдрал у кого, но стоит мне провести рукой по головушке, как тут же понимаю, что это волосы моего сына, а не чьи-либо ещё. На моё удивление, не чувствую чешую. Под пальцами вполне человеческое лицо. Большущие глаза более не чёрные, а вполне обычные, цветные. В основном радужка такая же зелёная, как и у Мирона, но у зрачка совсем немного голубая, как некогда была у меня. Белок же самый обычный. Если бы не был предупреждён о таком, то уже бы побежал искать, а "подмёныша", как минимум, отдал бы кому-то. А так... Ещё и на Мирона похож... Пока я ошарашенно смотрю на ребёнка, Гелос рассматривает меня и что-то угукает на своём, детском языке. Селен же весело похлопывает в ладошки, пуская слюни. Рукавом подбираю мокрую дорожку и дальше продолжаю разглядывать изменения в сынишке. Настолько увлечён тем, как оставшаяся чешуя уходит под кожу, что не замечаю, как в спальню заходят. Мирон что-то говорит, но я пропускаю мимо ушей, лишь подзываю к нам рукой. На моё счастье, он не спорит и молча подходит. Присев рядом, он просто улыбается. — Гелос так быстро учится, — весь его вердикт, пока он поглаживает Гелоса по головушке. Мирон и сам перебрасывается в человека, не просто показывая, но и давая ощутить изменения. — Удивительно, — всё, что я могу выдавить из себя. — Скоро и Селен будет больше похож на человека, когда освоит маскировку. — Жаль, что в тебя пошли. — Мне и правда немного грустно от того, что он похож на Мирона. Наверняка и Селен, как близнец, пошёл в него, и от этого грустно вдвойне. — Тебе не нравится. — Детки хорошие. Просто жалко… Думал, что в них будет хоть что-то от меня… Это ведь я их рожал и корчился от боли, а не ты. Так почему от меня ничего нет? — Всё же капризничаю под конец, высказывая своё недовольство. Не настолько, чтобы дети поняли моё разочарование, но ровно настолько, чтобы уколоть Мирона. — Следующие обязательно будут похожи на тебя. — Нет, — отвечаю, возможно, чересчур резко, но даже не думаю над ответом. Просто нет. — Что «нет»? — А вот Мирон не понимает. Или просто не хочет. Или строит из себя дурачка? — Повременим со следующей беременностью. Ещё от первых родов не отошёл. — И я не вру. Мне хватило и первой беременности. Про роды и вовсе молчу. Было безумно, невыносимо больно. — Как скажешь. Стараясь не думать о мёртвых людях, наблюдаю за своими детьми, пока Мирон пробует приобнять меня, дабы побольше вдохнуть моего запаха. Благо хоть перед детьми не пристаёт. Просто прижимает к себе да обнимает. А я даже сопротивляться не могу. И это не только потому, что не имею права на сопротивление. Просто не имею ни малейшего желания снова быть избитым до полусмерти, тем более на глазах детей… А Мирона сегодня точно не могу более злить, иначе точно ударит, если не изобьёт. И боюсь, это уже буду я, а не ни в чём неповинная стена. Ненавижу себя за то, что такой слабый…