***
Наверное, до самой зимы живём в относительном мире и согласии. Не скажу, что мне тут приятно жить. Каморка холодная, и даже накиданный к стенам снег не спасает ситуацию. Если летом и весной печь топилась лишь ближе к вечеру, прогревая комнатушку к ночи, то теперь огонь в ней горит сутки напролёт. Но бесит меня больше даже не это, а вся эта уличная грязь под ногами. Прихожу в очередной раз с желанием уплыть обратно в Эребсию, наплевав на приказ Мирона. Но, увидев спящего на печи Элеонора, обнимающего свою старуху во сне, как-то… успокаиваюсь? Или нет, я ошибаюсь. Меня нервирует запах шерстяных шкур, которыми укутываются лильцы. Больше не спорю с этими двумя, им всё равно не объяснить то, что после остаётся дурной запах и что в новом шкафу лежат вполне тёплые одеяла, после которых ни кожа, ни одежда не пахнет живностью. Всё же не выдерживаю. Пока нити выкапывают небольшую ямку во дворе, руками забираю наполовину горящее полено и сдираю все эти шкуры. Я столько раз просил их перейти со шкур на нормальную одежду и одеяла, что теперь я просто сделаю всё по-своему. Открыв дверь, выдираю и шкуры. Естественно, Элеонор и его бабушка просыпаются, и от холода, и от резкого движения. Без зазрения совести дырявлю выдернутые шкуры, попутно поджигая. — Ты что творишь? — Элеонор выбегает следом за мною, но до меня так и не доходит, оставаясь у входной двери. — Ещё искупаю, и только после пойдёте спать, — стараюсь говорить поспокойнее, но получается с трудом. — Да с чего это? — продолжает возмущаться омега, будя соседей, что зажигают свечи в своих домах и понемногу выглядывают в окна. Возможно, Элеонор этого не заметит, а я уже почувствовал. — Иначе трону как омегу, — данная угроза — единственное, что останавливает Элеонора от непослушания и прочих глупостей. Парнишка боится интимной близости со мной, и потому затыкается, опуская голову. Старуха так и остаётся в доме, косо поглядывая в нашу сторону. Наверное, она думает, что таким образом может остаться в стороне, но нет. Оставляю шкуры гореть, кидая вместе с поленом в яму. Теперь нити полностью свободны и могут подхватить Элеонора и его старуху. Речка недалеко, так что и перемещаюсь быстро, и так же быстро, без зазрения совести, опускаю в ледяную воду. Благо хоть вода на Лиле не стоит даже зимой. Окунув пару раз, легонько намываю мылом, чтобы хоть как-то перебить запах шерсти. И пока я на расстоянии не начинаю чуять запах мыла, не прекращаю намывать продрогшие тела. Если старуха молча терпит, то вот Элеонор похрипывает, с каждой секундой дрожа всё сильнее и сильнее. Вытащив из реки, сильнее укутываю в собственные нити, практически в кокон. Даже через них чувствую, как они замёрзли, но ни о чём не жалею. Теперь они чистые и приятно пахнут. Осталось лишь отучить от всех этих шкур и прочего. И ладно бы, если бы я ничего не делал для этого. Так ведь нет! Я и одежду новую принёс, и одеяла нормальные притащил в числе первых, и даже уличные плащи с согревающей подкладкой! Бери и пользуйся! Что может быть сложного? — Чтоб ещё раз улеглись спать под шкурами или нацепили их на себя! Увижу и утоплю в этой реке к Белой бездне! До домика дохожу уже куда спокойнее. Уже внутри достаю полотенца, чтобы вытереть их волосы и тела. Нити греют, но эти двое продолжают дрожать. И пока вытираю их насухо, продолжаю греть своими нитями и подбрасываю в печку пару лишних сухих брёвнышек. А для лучшей эффективности разбрасываю свои нити, закрывая все щели в небольших окнах и стенах в общем. Так в разы теплее даже мне, хотя я обычно не чувствую холода как такового. Но вот тут… Тут прям ощущаю его всем своим естеством. Старуху решаю просто переодеть и уложить на печь, укутав нормальным одеялом, а вот Элеонора забираю к себе. На женщину мне всё равно, а вот на омегу… Не на столько всё равно, чтобы просто отпустить спать дальше. Для себя делаю ложе сам, но сегодня сплю не один. Элеонор хоть и вырывается, но прекращает и замирает на месте, почувствовав тепло от меня. — Просто грейся и спи. И не дёргайся лишний раз. Иначе на пол скину. — Знаю, что Элеонор не двигается, пока спит, но кто знает, что он сделает, пока я рядом. Но, несмотря на все мои страхи, мальчишка просто укладывается спиной ко мне, тянясь больше к нитям и меньше — ко мне. Несмотря на это, я молча прижимаю Элеонора к себе. Он не сопротивляется, но и не вырывается. Зарываюсь носом в его светлые волосы и, вдыхая его запах, смешанный с мылом, вспоминаю папу. Жаль только, что Элеонор меньше меня. Даже если обнимет, то не ухватит целиком. В принципе, могу немного уменьшиться, но кто знает, захочет ли омега обнять меня или хотя бы прикоснуться. Думаю, лишь сейчас я действительно понимаю, как сильно мне не хватает родителя. Мне нужен именно папа… Папа, который бы снова прижал меня маленького к себе, который снова бы шептал мне на ушко о том, что любит меня, что я его маленький фырчащий ёжик… Мне просто… одиноко?.. PovЭлеонор Зимой работы как таковой нет. Поэтому все просто рыбачат, у кого нет скота, либо помогают мясникам. На Лиле их несколько домов, но самый приятный и гостеприимный именно дом Лори. Он хоть и остался один на один с атлантом, но скот всё так же ухожен, всё такой же чистый и накормленный, отчего и мясо такое же вкусное, как и раньше, и молоко с яйцами хорошего качества. В отличие от соседнего от них дома. Лия осталась с двумя старшими сёстрами, но вместо того, чтобы следить за скотиной, она пошла по атлантам, даже не разбирая, с кем и со сколькими она проводит ночь. Только Ли с Элей и работают, но омежьи плечи без посторонней помощи альф мало что могут, так что большая часть живности уже перешла во владение Лори. Так как он скоро должен родить, иду к нему с заранее приготовленными травами, из которых можно сделать витаминные и восстанавливающие напитки после родов. До нападения атлантов мы не были друзьями, но после как-то сдружились. Я ему несу травы, а он мне — мясо или молочку с яйцами. Просто так. И отчего-то готов помогать ему и по хозяйству, когда он родит. Всё-таки ему нужна будет помощь. А атлант только с живностью и приучился управляться, но никак не по дому. А умеет ли он это – мне неизвестно. И вот, не успев даже подойти к его дому, вижу старших сестёр Лии, стоящих с коровами возле забора к дому Лори. Проследив взглядом в сторону, куда они смотрят, вижу атланта Лори, убегающего прочь с чем-то или с кем-то на руках. — Куда это он его уносит? — интересуется Ли, самая старшая, поправив свои тёмно-коричневые волосы, что прячут достаточно заметный шрам на лице, оставшийся после пожара. До сих пор не знаю, как загорелся сарай. Её вытащили, и ладно. — Может, воды отошли? Как раз сроки подходящие. — Думаю, Эля сейчас близка в своих догадках, ведь срок и правда подходящий. Убираю травы в широкий боковой карман и несусь за атлантом, не обращая внимания на сугробы и непроходимость. Да и идти по следам гиганта куда удобнее, хоть и приходится прыгать. Естественно, мои шаги куда короче, а потому и теряю их из виду. Поздно понимаю, что мог бы пойти и по вытоптанной тропинке, да только уже поздно. Пройдя почти половину, теперь лишь потеряю время, если буду возвращаться обратно на тропу. Не сразу, но я нахожу их. Медицинский центр атлантов виден издалека, а крик Лори слышен чуть ли не на всю округу. Хоть и вижу, куда бегу, но в какой-то момент просто замираю на месте, пока ноги бултыхаются где-то над заснеженной тропинкой. Верчу головой в разные стороны и натыкаюсь на Эвана с его нитями. — Куда ты так спешишь? — Там Лори! Его унесли, а у него роды должны начаться! — Тараторю что-то ещё, сам того не понимая. Кажется, Эван тоже ничего не понял, а потому просто уносит внутрь, продолжая держать навесу. Я ни разу не заходил внутрь, поэтому сейчас диву даюсь тому, как можно жить. Альфа сам со всеми разговаривает, что-то спрашивает и объясняет, после чего нам выдают таблички на ленте, прозрачные халаты и чем-то обрабатывают наши руки. Эван идёт так, как будто не раз ходил тут, и чем дальше он ведёт, тем лучше слышен крик Лори. — У соседа твоего ещё утром воды отошли, а атлант только сейчас это заметил, как оба проснулись. Ты не беспокойся, наши спокойно ускорят выход плода, отчего он родит за минут десять-пятнадцать. Это впервые, когда Эван успокаивает меня. Не орёт, не угрожает, не грозится ударить и утопить в реке. Просто. Успокаивает. Даже голос его смягчился, отчего у меня всё внутри переворачивается от непонимания, удивления и страха. Такая смесь эмоций точно не будет полезной и однозначно аукнется в старости, если доживу. — А это не будет вредным для ребёнка? — Но пока больше беспокоюсь за соседа и его ребёнка, что вот-вот родится. — Атланты всё сделают, как надо. Живого и здорового мелкого вытащат и без кесарева. Даже соседу всё быстро вылечат, если у того будут разрывы после родов. — То есть, всё будет в порядке? — Именно. Посидим пока тут, подождём. Наконец-то меня усаживают хоть куда-то. Я знал, что у атлантов иная мебель и быт, но впервые сижу на чём-то таком белоснежно-гладком и мягком. И это не шерсть. Я не знаю что это такое. Просто утопаю в его мягкости. Эван же присаживается рядом, скрестив руки на собственной груди. Стараюсь не нервировать, пока альфа в хорошем, наверное, настроении. Или как это можно назвать? Точно не «не в духе». Даже непривычно… Даже не немного непривычно. Я точно не сплю? От мыслей всё же отвлекает крик Лори, сопровождающийся голосами атлантов. Наверное, он первый, кто рожает не у себя дома, а тут, окружённый чужеземцами-завоевателями. Волнуюсь, как бы он смог нормально расслабиться и тужиться. Но сижу на месте. Страх перед Эваном всё же сильнее. Не знаю, сколько вот так сидим, но наконец-то раздаётся детский плач. Новорождённый кричит так, что даже непонятно, кто это: девочка или мальчик. Но это не так уж и важно. Только сейчас срываюсь с места и подхожу к двери. В ней есть прозрачная часть, стекло, если правильно помню, в неё и пробую заглянуть. Жаль, что она сделана для гигантов, а не для таких, как я. До стекла не дотягиваюсь ровно на чуток. Наверное, по ту сторону только моя макушка и видна. Неожиданно чернота поднимает меня над полом, сооружаясь в подобие плоского блюдца. Так удобнее, да и прекращаю думать о том, как именно поднялся наверх, главное, что я вижу Лори и кричащий свёрточек в его руках. Ребёнка уже успели омыть и завернуть в кусок ткани, по личику, пусть пока и сложно, но я всё же угадываю черты мёртвого супруга Лори: такие же темноватые волосы, чуть смуглая кожа, что смягчает свой оттенок после родов и умывания. Цвет глаз только пока не вижу, ведь глазки зажмурены. — Вот в мире и стало больше на одного выблядка, — с какой-то долей ненависти проговаривает Эван, подходя ближе. — Не говори так. Это ведь невинное дитя. — Смотря на счастливое лицо Лори, и сам забываюсь. Я не должен дерзить рядом стоящему альфе, но именно это я и делаю. — А если бы ты тогда залетел… Тоже бы был таким счастливым? — Что? — Немного пугаюсь из-за его слов. С чего это я вообще должен рожать от него, и уж тем более бегать от счастья при подобном раскладе? — Если бы родил выблядка от меня, то был бы таким же? — Эван повторяет свою мысль, интерпретируя чуть по-иному, продолжая смотреть в мои глаза. — Нет, не думаю… — Всё же отворачиваюсь от него, не в силах выдержать чужой взгляд. Не знаю, радовался бы я ребёнку от Эвана так же, как и ребёнку от человека… Наверное, для детей от Эвана у меня просто не найдётся столько же любви, сколько к детям от простого человека. — Тогда чего чужим радуешься? — Эм… — Вопрос немного выбивает из колеи, но я всё же нахожу слова для ответа: — Ну, во-первых, Лори ждал этого ребёнка. Он готовился к беременности, и травы нужные пил, и от медовухи отказывался. Он хотел стать папой для детей от своего альфы… Благо хоть одного успел родить… А сколько бы мог ещё? Они вдвоём были такой хорошей парой… И мне правда жаль, что его старший супруг мёртв. Они бы и правда могли сделать много-много прекрасных и симпатичных детишек. А теперь что? Теперь Лори остался один с ребёнком. Атлант же, что крутится вокруг даже сейчас, не внушает доверия. Почему-то мне кажется, что он по итогу всё же изнасилует Лори: не сейчас, так в течку. А что будет с малышом? Только сейчас задумался о том, как чужак будет относиться к ребёнку Лори. А если он причинит ему вред? — Вон, крутится один. Ещё походит с пузом, — и данная фраза, брошенная Эваном, пугает сильнее. Атлант же не убьёт этого малыша, правда? — Откуда в тебе столько ненависти к детям? — Понимаю, что потом могу получить, если не сейчас, но всё же спрашиваю. Эван не впервые называет детей «выблядками», и это не может не насторожить. — Не суй свой нос в чужие дела. Иначе откушу, и поверь на слово, твой нос не отрастёт обратно. — Для ещё большей правдоподобности Эван щёлкает шеей, а после убирает свой нос, превращая его в чёрную жижу, и возвращает обратно. Естественно, мне страшно от подобного, ведь с носом связаны отнюдь не самые приятные воспоминания. — Я могу ещё немного посмотреть? — только и могу спросить, стараясь не смотреть на уже нормальный нос, вполне человеческий. — Можешь даже зайти. Скоро будут впускать по одному. — То есть? — Боюсь, не услышит вопроса, ведь Эван уходит в сторону диванчиков. — Сможешь навестить и посмотреть, какого цвета глазки. — Удивляюсь не по-детски, ведь совершенно не знал, что он может читать мысли. Что же это получается? Он всё это время знал, какого я мнения о нём? Или как? — Не смотри так. Ты вслух бормочешь через раз. И это раздражает. Не успеваю возмутиться или выдать хоть один аргумент в ответ. Атланты выносят Лори на передвижной кровати, что на чём-то кругленьком катится в направляемую сторону. Эван бурчит что-то в духе «идём за ними» и, схватив под руку, ведёт за атлантами. Проводив до другой комнаты, чужаки оставляют Лори и его атланта. Эван выходит вместе со всеми атлантами, уводя и атланта Лори. Оставшись наедине с Лори и его покрикивающим малышом, не знаю, куда себя деть: хочу и рассмотреть маленькое дитя, и Лори хочу обнять. Но вместо этого просто что-то бормочу. — Да идём уже к нам. — Всё же присаживаюсь, заглядывая в свёрсток. Личико ещё сморщено, а глазки закрыты, но я не меняю своего мнения о том, что дитя похож на мертвеца. — В этом году так много снега… Снегаль… Как думаешь, Снегаль – это хорошее имя? — Просто отличное. Хотя и будут немного посмеиваться первое время. Снег и на Лиле… Такая редкость… — Я всё равно рад тому, что он родился. — Мальчик? — уточняю, чтобы узнать наверняка. — Мальчик, — подтверждает Лори с долей грусти. — И было бы лучше, окажись он бетой. Альф убивают, а омег насилуют. Только бет и не трогают без особой причины. Мне сложно спорить с ним, особенно после той проклятой ночи. Даже сейчас, пока Эван рядом, каждую секунду нахожусь под угрозой. И пока я молча разглядываю Снегаля, в палату возвращаются Эван с атлантом Лори. Второй уже куда спокойнее ведёт себя, но его глаза как будто на мокром месте. Даже носиком шмыгает. Все мы, конечно, знаем, что атланты могут маскироваться под людей, но я ни разу не видел его человеческий облик. И вот, такая возможность предстала. Оранжевая чешуя с белыми пятнами преобразуется в темноватую кожу с белыми пятнами. Только волосы и остаются непонятного рыжего цвета: вроде как у госпожи Ханди, но вроде как и с белыми концами. Глаза, как и короткие волосы, тоже непонятного цвета: вроде как тоже коричневые, но вроде бы и жёлтые. Ещё и зрачок странной формы. Не удивлюсь, если они горят в темноте. — Я не знать, что ты боишься. — Тогда это атланты глупы, а не мы – люди, раз понял это только сейчас. — По всей видимости, атлант не всё понимает, и Эван переводит ему слова Лори. — Я даже имени твоего до сих пор не знаю, хотя ты живёшь в моём доме аж с лета! Одно дело, когда я не знаю имени чужеземца, не я живу с атлантом. Но чтобы и Лори не знал имени своего навязанного сожителя? Даже я знаю имя Эвана, притом полное, хотя мы не в самых лучших отношениях. Думаю, до атланта Лори всё же доходит, и он удивлённо расширяет глаза, слушая сначала слова Лори, а после и перевод от Эвана. Вновь переведя удивлённый взгляд на Лори, атлант тычет себе в грудь. — Я говорить! Галактион! Как молоко! — Атлант пробует донести мысль, как умеет. Всё же языковой барьер никуда не пропал. Ну хоть имя теперь знаем. — Галактион Оллексий Трейкони! — Ч… что? — А вот Лори удивляется сильнее моего. — Я думал, ты просил молока! Ты все первые дни говорил про молоко! — Потому что как молоко! — продолжает свою тираду атлант. — Какой же ты всё-таки сложный… — Лори откидывает голову назад, чудом не роняя своего ребёнка. Снегаль уже не плачет, только причмокивает губками. Немного успокоившись, Лори всё же прикладывает своего сына к груди, чуть освободившись от странной одежды. Новорождённый тут же присасывается к соску, звонко чавкая беззубыми дёснами и маленькими губками. Я просто умиляюсь такому виду, и ко мне присоединяется Галактион. Только Эван и отходит в сторонку, наблюдая издалека. — Имя ребёнка… Как назвать? — всё так же коряво спрашивает атлант. — Снегаль, — вполне спокойно отвечает Лори, позволяя атланту приблизиться ближе. — Теперь можно потрогать не через мой живот, а напрямую. Только покормлю сначала. — Понял. Хоть Лори и сказал, что даст потрогать малыша после кормления, Галактион буквально одним пальчиком прикасается к лобику Снегаля, поправляя редкие волосинки тёмного оттенка. Если до этого были сомнения, то теперь я задумался. Атлант вроде как не так уж и… он не такой уж и злобный по отношению к новорождённому. На секунду даже забываю, что именно атланты вырезали половину населения. Ещё сложнее ассоциировать его с убийцей, пока он выглядит как человек. Домой возвращаюсь поздним вечером вместе с Эваном. Всё это время провёл рядом с Лори, а потом просто потерялся в высоких коридорах. Если бы альфа не нашёл меня, то так и продолжил бы ходить из коридора в коридор, ведь я не смог даже вернуться обратно в палату к Лори. Просто не нашёл пути обратно. — Как там Лори? — интересуется бабушка, почти уложившись на печь. — Родил мальчика. Снегаль. И с ними всё хорошо. — Слышала, его к атлантам отнесли. — Галактион отнёс. И они… — Начинаю на радостной ноте, желая рассказать обо всём, что там увидел, но взгляд бабушки переходит в суровый. Как будто я предал кого-то, если не хуже. — …помогли ему родить… — Ты их теперь и по именам знаешь? — ворчит бабушка, прекратив залезать на печь. — Не всех,— пытаюсь оправдаться, совершенно не думая о собственных словах. — Только тех, с кем приходится общаться. — Приходится? — К нашему разговору присоединяется и Эван, отнюдь не в отличном настроении. — Смотрю, тебя прям так и заставляют. — Может, мы просто уже ляжем спать? — предлагаю, пока альфа всё ещё стоит в стороне и не трогает меня. Больше за вечер не роняем ни слова. Бабушка — потому что и слушать ничего не хочет про атлантов. Эван— потому что… обиделся? Даже на ночь сегодня к себе не забрал, и я укладываюсь на полу рядом с печкой. Впрочем, так даже лучше. Без него элементарно спокойнее. А на полу спать не впервой, хоть без меха и непривычно. На удивление, спать на том, что принёс Эван – мягко и приятно. И укутываться тоже уютно и тепло. В какой-то момент даже понимаю, что смогу привыкнуть к чему-то подобному…***
Я боялся того дня, когда окончательно разозлю Эвана. И вот, этот день наступил. На удивление, он протерпел меня аж до весны, как и всех остальных лильцев. Но сегодня он вернулся с пульсирующей веной на шее. Ран нет, но даже в полутьме я вижу, как она пульсирует. Молча отхожу от него, даже не понимая, что же я сделал не так. Суп вроде как приготовил вкусно, в доме чисто, ни перед кем не позорил, ни слова плохого о нём не сказал, хотя мог бы. Что я мог сделать не так? — Что, так понравилось быть оттраханным, что теперь не стесняешься разносить по всей округе свой течный запах? Так сильно захотел альфу? — Слышу, но понимать смысл слов просто отказываюсь. — Что? — Подумать даже не могу о том, чтобы снова лечь под альфу, и делаю всё для этого: и травы пью, и к альфам не лезу, и вызывающе себя не веду, и тело скрываю в слоях одежды по самые щиколотки. Сроду так плотно не одевался, как сейчас. — Хочешь сказать, что ты даже не заметил наступления собственной течки? — До неё ещё далеко. — Этих слов недостаточно, поэтому в спешке подбираю оправдания. — Да и я стабильно пью травы, поэтому даже если и н-начнётся, т-то запаха не б-будет… Не в силах контролировать ни свой голос, ни своё тело. Почти падаю, пока отхожу назад. По итогу утыкаюсь в печку. Больше некуда идти, а даже если бы и было, чёрные нити уже угрожающе выходят из полутьмы, перекрывая пути к отступлению. Парочка уже начала обматывать мои ноги, понемногу сжимаясь на щиколотках. — Тогда что я сейчас чувствую, а? — Феромон альфы давит, отчего я ещё чуть-чуть и задохнусь. — Смеёшься надо мною? — Нет! Ни в коем случае! Или думаешь, что мне после захочется… Да ни за что!— кричу, не сдерживая себя. И это, наверное, моя ошибка. Нити утягивают в свою тьму. Но если и в этот раз ничего не скажу против, то будет ещё хуже, ведь молчание тоже можно принять за согласие. — Не трогай меня! НЕ ТРОГАЙ!!! В первый раз я не давал чёткого отказа, но не теперь, когда я уже знаю, что меня ожидает и как всё пройдёт в процессе. Я не просто не желаю интимной связи с ним. Я боюсь её, как корова боится мышей! — Сам напросился, — только и отвечает Эван, дойдя до меня впритык. — Нечего было свой запах на всю округу распускать. — Говорю же, я не… — Нити не дают договорить, затыкают мой рот, да так, что зубы стукаются друг об дружку. — По-твоему, у меня нюхалка сломалась? Или я теперь чую только тебя? Не смейся надо мною, выблядок. Пощёчина как-то резко оглушает левое ухо. Теряюсь в пространстве, почти падаю, но нити ловко подхватывают моё тело. Мгновение, и я уже на печи. Ещё одно, и моя одежда уже летит в разные стороны. Кричу прямо в нити, но по итогу выходит лишь непонятное мычание. И головой верчу недолго, впрочем, как и всем телом, ведь нити обматывают всего меня. Чувствую себя мухой в паутине паука: ни вздохнуть нормально, ни шелохнуться. Краем глаза подмечаю, как летят рваные лоскуты моей одежды. Ощущение чужого дыхания до моего сознания доходит не сразу. Лишь когда чужой язык прикасается к ягодичной ложбинке, опускаясь ниже, понимаю, что сейчас снова будет насилие надо мной. А я даже ударить в ответ не могу. Да хоть бы оцарапать… Ожидаю боль, помня ту самую ночь, но её нет. Лёгкий дискомфорт от языка, что проталкивается внутрь, а после и непонятная дрожь, что пробивает всё тело. Эван задевает что-то внутри меня, отчего мурашки идут волной за волной. Продолжаю мычать и тяжело дышать, но уже явно по-иному, как-то прерывисто… Не могу понять наверняка. Голова идёт кругом, пока перед глазами всё мутнеет. Неужели всё же течка? Не должна… До неё ещё столько времени… Пробую принюхаться, чтобы понять, что не так. И понимаю, когда феромон альфы ударяет в нос сильнее, но уже не тем тяжёлым запахом, а чем-то манящим, пусть и всё таким же подавляющим. У Эвана гон. Это не у меня течка началась, а у него начался гон! Это не моя вина! Не моя! Пробую вырываться с новой силой, языком выталкиваю все нити, забившиеся в мой рот, но их становится лишь больше. И чем больше сопротивляюсь, тем больше их становится. По итогу всё же замираю, всё равно двигаться сложно, ведь нити сдавливают всё тело, кроме интимных частей. С ужасом осознаю, что чужой язык покидает моё нутро, а вместо него утыкается нечто иное и куда больше, куда твёрже и длиннее. Оно разрывает меня, да так, что мне кажется, что кровь вот-вот польётся из меня, стоит Эвану хоть на немного вытащить свой член изнутри. Но этого не происходит, альфа сильнее вбивается в меня, с каждым толчком погружаясь всё глубже и глубже. Каждый такой толчок выбивает из меня крик, пока глаза закатываются наверх. Сквозь свой крик и мычание распознаю и крик бабушки, а после и удаляющиеся охи-ахи. Поворачиваюсь, насколько могу, но тут же возвращаюсь на место. Во-первых, двигаться больно, во-вторых, чужая когтистая лапа вцепилась в мои волосы, почти выдирая. Не знаю, вырвал ли он хоть волосинку, пока возвращал мою голову обратно или же сейчас, пока удерживает, тыкая в собственную чёрную жижу. Практически не дышу, потому что не могу толком ни вдохнуть, ни выдохнуть. Лишь по ощущениям понимаю, что он дошёл до той точки, в которую вбивался в первый раз. Снова больно, безумно. Уже не контролирую ни крики, ни слёзы, ни своё тело. В нос снова ударяет феромон Эвана, но он не давит, а завлекает, я бы даже сказал – успокаивает боль. Чем больше вдыхаю, тем больше отступает боль. Не знаю, понимает ли это альфа, но он поднимает мою голову, продолжая удерживать за волосы. Нити с жижей наконец-то отступают, и первым делом я жадно глотаю воздух. Не ожидаю, что Эван начнёт меня целовать, и уж тем более не жду, что он будет нежен со мною. Пока внутри всё готово порваться, если не уже, то кожу покрывают поцелуи, тут же и язык, вылизывающий лёгкие прикосновения. Слабые укусы не причиняют боли, только вызывают очередные порции дрожи. Теперь, когда нос ни во что не утыкается, феромон альфы ощущается куда ярче, чем до этого. Всё же теряю голову, вдыхая всё больше и больше столь заманчивый аромат. Уже не чувствую ни боли, ни страха. Вырываюсь из нитей, но не для того, чтобы убежать, а чтобы обнять, притянуть к себе, вдыхать ещё, попутно насаживаясь на его член. Внутри всё горит от желания. Уже не так важно то, что лежу и раздвигаю ноги не перед таким же человеком, как я, а перед кем-то неизвестным, ничуть не уступающим по силе Божествам. И глаза, чуть алеющие, уже не пугают. Я заворожён тем, какие в них играют белые сверкающие огоньки. Сила его тоже более не пугает, ведь сейчас она играет на руку. Я не боюсь прижаться к мужчине, ведь он удержит нитями. Неужели течка всё же пришла?***
Пару дней точно прошло, прежде чем мы оба пришли в себя. Не помню, в какой момент Эван переместил нас к потолку, но сейчас мы именно тут, висим словно в коконе. Тело практически не двигается, а если и двигается, то только с огромным усилием. Внизу всё онемело, да настолько, что уже не понимаю, двигается ли Эван во мне или просто держит член внутри меня. В отличие от всего прочего, прекрасно вижу и чувствую белесую сперму. Между ног даже где-то засохнуть успела, а вот с волос явно не отмоется, придётся отстричь. Эван, как и я, тяжело дышит, пока внутри меня созревает очередной узел. Только его и чувствую. Пробую нащупать живот, но рука как-то быстро натыкается на вздутый живот. С ужасом понимаю, что это всё чужая сперма. Надавливаю сильнее, и живот скручивает сильной болью. — Вот теперь точно запах поменялся. — Последнее, что слышу, снова теряя сознание.***
Хожу как в воду опущенный. Бабушка совсем не разговаривает со мною. Эван то и дело обнюхивает меня да рассматривает мой живот, более никак не контактирует со мной. Лори же, чем чаще смотрит на Снегаля, тем меньше отпускает от себя. Особенно когда атлант рядом, хотя он неплохо справляется не только со скотом, но и мне помогает по дому. Обещая помочь, я уже готовил себя к тому, что абсолютно всё ляжет на мои плечи. Но благодаря Тиону всё очень даже неплохо, ведь крышу от снега и воды чистит он, все поломки чинит он, даже влажную уборку делает он, хотя это омежье дело. Если бы он не был атлантом, то и вовсе был бы идеальным партнёром. Как минимум, он точно лучше Эвана, ведь Тион не трогает Лори как омегу, не угрожает ему и уж точно не избивает. — Тион, отнесёшь Лори? — Так как его имя слишком длинное, мы с Лори сократили Галактиона до Тиона. Он не был против и отзывается на это сокращение, стоит его позвать. — Отнесу. — Не знаю, когда Тион успевает учить язык, но с каждым днём у него выходит всё лучше и лучше. — Спасибо. Тион уносит тарелку с куриным супом, и я остаюсь один в общей зоне дома. Не знаю, насколько вкусно вышло, ведь меня самого воротит от любого запаха, но Тиону вроде понравился, так что и Лори должно. Хочу ягод, но ещё только-только наступила весна, так что до них далеко. Всё же не выдерживаю и выбегаю из дома. Толком ничего за сегодня не ел, но выворачивает так, как будто кушал за троих. Больно и страшно, ведь я понимаю, чем заканчиваются отношения альфы с омегой в период гона и течки. И тошнота с рвотой – лишь один из признаков. — Белая бездна… — до ушей доходит смутнознакомый голос. Лишь подняв глаза, вижу Эвана. — И давно тебя так полощет? — Пару дней, — честно признаюсь, со страхом. Кто знает, что он сделает, если я всё же беременный. Вдруг выбьет? Или ещё чего хуже? — И почему раньше мне ничего не сказал? — Так… Ты всегда уставший приходишь… А это… — Всё же дотрагиваюсь до чуть округлившегося живота, поглаживая его сквозь несколько слоёв одежды. — Я не хочу в это верить… — Пошли-ка к атлантам, — заявляет Эван, подходя ближе ко мне. Он впервые со времени его гона и моей течки прикасается ко мне. Ухватив под локоть, Эван тянет меня в сторону вымазанной в грязи тропинки. Весь снег уже растаял, а потому я и боюсь наступить в слякоть и грязь, ведь из дому выбежал в одних носках. Несмотря на мои страхи, тёмные сгустки делают нечто вроде сапожек, скрывая мои ноги по самые коленки. — Не могу. Лори ещё… — Эван не даёт мне договорить. Подсунув нити под спину, альфа специально роняет меня на них и, чтобы я не выпрыгнул, поднимает меня выше. — У него есть тот, кто за ним присмотрит. Не пропадёт. А нам есть о чём подумать и поговорить… — Как-то задумчиво произносит Эван, почёсывая свои короткие волосы на затылке. Мгновение, и его словно передёргивает. Уж не знаю: от собственных мыслей или наступил на что-то. — После обследования! Сначала на него. Разговоры – после. Впервые вижу Эвана таким взволнованным и немного дёрганным. Всё же не спорю с альфой, не хочу его злить. Да и нити такие тёплые, что ещё немного — и усну прямо так, на ходу. Сейчас даже это своеобразное ложе кажется мягким. А Эван вроде как не хочет выбивать ребёнка, если он всё же есть.***
До сих пор не могу прийти в себя. Трогаю живот и не понимаю, как там может быть вообще хоть кто-то. А он всё растёт, особенно по сравнению с прошлой неделей. На удивление, Эван больше не придирается по поводу и без, наоборот, он запрещает вообще хоть что-то делать. Ещё и кормит мясом, жаль, что сырым, ещё и с кровью. После первой тарелки рвало не по-детски, но за неделю настолько пристрастился, что теперь сам жду это странное на первый взгляд блюдо. Помимо беременности, беспокоюсь ещё и за бабушку, ведь она так и не вернулась домой, по-прежнему оставаясь в гостях у Лори. Он единственный, кто согласился принять её в свой дом. И он единственный, кто навещает меня. Прямо как сейчас. Слякоть никуда не ушла, поэтому Тион держит на своих руках и Лори, и Снегаля, обёрнутых в тёплый плед чёрного цвета. — Ну как ты? — сразу же интересуется Лори, заходя в дом. — А как ещё можно себя чувствовать взаперти? — немного язвлю, но лишь потому, что я не выходил на свежий воздух уже который день подряд. Нити Эвана охраняют дом, не выпуская меня дальше дверного порожка. — По-разному? — предполагает Лори, раскутывая Снегаля. Дома всё-таки уже не холодно, и ребёнок может вспотеть. — Хочу уже лето и ягод, — честно признаюсь, более не в силах держать это в себе. — Ягод? — удивлённо спрашивает Лори, да так, как будто я глупость какую сказал. — У атлантов они есть. Попроси у своего. Думаю, он принесёт. — Не думаю, что это хорошая идея. — Уверен, Тион быстрее принесёт мне ягоды, нежели чем Эван, и я не боюсь сказать об этом вслух. — Эван не такой, как Тион, и скорее меня самого сожрёт, нежели чем послушает меня, и уж тем более не сделает чего-то для меня. Думаю, Лори тоже это понимает, хоть ему и сложно понимать то, что не все такие же, как и Тион. Думаю, Тион один такой, кто нормально общается с нами: без презрения, без криков. Просто и по-дружески, как будто его народ и не убивал лильцев. А как он замаскировался под человека, так мы с Лори и вовсе забыли о его происхождении. Он просто… хороший? Я бы даже сказал, заботливый и терпеливый… Лори столько раз его бил по голове, а Тион даже ни разу не фыркнул в ответ, наоборот смотрит с какой-то толикой тепла и… любви? Не думаю, что смогу обозвать как-то ещё взгляд чужеземца, который практически не отрывается от моего соседа. И к ребёнку он относится словно родитель, а не посторонний. — А чувствуешь себя как? — Странно. Живот растёт быстрее твоего. Боюсь даже представить, сколько ношу в себе. И узнать пока никак, срок маленький. Хотя… — Немного раскутываюсь из одежды, показываю свой живот. Он уже спокойно помещается в моих руках, но это сейчас. Каких же размеров он будет на следующей неделе? Или через месяц? Неизвестно, и от этого ещё страшнее. — Смотрю на него и думаю, что всё же что-то не так… Либо детей больше одного, но вот сколько… Даже подумать боюсь… — Действительно… — Увидев мой натянутый живот, уже покрывающийся растяжками, Лори удивляется ничуть не меньше меня самого. — Ты ведь буквально только-только с плоским ходил у меня дома! — Вот и я о том же. Это ведь ненормально? — Я искренне беспокоюсь, ведь это и первая беременность, и к тому же альфа не человек. Эван ничего не говорил мне, ни о чём не предупреждал, а происходит то, к чему я совершенно не готов. — Нормально, — встревает Тион в наш диалог. — Быстро – хорошо. Долго – плохо. Зверь всегда быстро. Атлант всегда быстро. Недолго, — Тион объясняет так, как умеет. И я понимаю его, но, боюсь, не понимаю полного смыла его слов. — И сколько? — уточняю, ведь могу хоть что-то узнать от Тиона. — Полгода – нормально. Четыре месяца – лучше. — Да что там вообще за такой срок сформируется? — выкрикиваю на весь дом, пугая маленького Снегаля. Естественно, он тут же начинает плакать. — Всё. Нормально и хорошо, — отвечает Тион, присоединяясь к Лори, укачивающего Снегаля. Смотрю на атланта и не верю. Да как это «нормально и хорошо»? Готов заплакать вместе со Снегалем, но пока терплю. Не хватало ещё, чтобы кто-то из них двоих ещё и меня успокаивал. Сидим вчетвером до самого заката. А до ночи сижу в одиночестве. Уже привык к тому, что Эван приходит уставший. И совершенно отвык от его недовольного лица. Я уже успел лечь на печь, собираясь спать, но теперь я судорожно думаю о том, что же я могу или уже мог сделать не так. И ничего не нахожу: шкуру давно даже в руках не держал, еда в холодильнике, из дома не выходил, Тионом толком и не пахнет, ведь всё уже проветрил. Не понимаю, что могло испортить его настроение. Или он всё же решил, что ему не нужна такая ноша, как я и ребёнок от меня? Неужели он всё же выбьет его? Или уже придумал другой способ? За собственными мыслями не замечаю, как Эван подходит впритык ко мне. Уже готовлюсь к боли и даже жмурю глаза, но вместо этого нечто весомое падает у моих ног. Открыв глаза, вижу прозрачную сумку, внутри которой находятся маленькие пакетики с различными ягодами. Тут и вишня, и клубника, и что-то непонятное и неизвестное. Перевожу взгляд на альфу, обратно на сумку, и снова на альфу. А он стоит ко мне спиной, подготавливая место для ночлега. — Бесит узнавать всё последним. Если что-то хочешь, то просто говори мне об этом. Пока ты беременный, все желания организма – не только твои, но и ребёнка. И если он просит, то мы обязаны дать, как его родители. Понятно? — Д-да! Понятно… — Сказать, что я ошарашен, значит ничего не сказать. Во-первых, когда Эван узнал об этом? Во-вторых, почему Эван вдруг стал таким заботливым? Эта некая доброта пугает сильнее, чем злоба и ненависть. — Спасибо?.. — Убери в холодильник, если не доешь. — Хорошо. Впервые ем ягоды так рано. Вытащив пару знакомых ягод, отправляю в холодильник всё остальное. Всё вкусное и в меру сладкое, как будто летом собранные. Альфа за это время, кажется, успевает уснуть, так что больше ничего ему не говорю. PovЭван Весна в самом разгаре. И живот с нашим потомством разрастается не по дням, а по часам. Ещё бы он не рос! Столько сердец ему скормил, что было бы удивительно, будь всё иначе. Мальчишка, конечно же, боится, а я так и не пересилил себя, чтобы нормально поговорить с Элеонором. В итоге всё сваливаю на соседей: через них узнаю, что омеге хочется, через них же и успокаиваю. Сначала таскал все ягоды подряд, когда узнал о желании Элеонора их покушать, но потом стал отслеживать, что конкретно он ест, что больше и чаще, что меньше. И теперь таскаю персики в большом количестве, по сравнению со всеми остальными видами. Единственное, что делаю против его воли – удерживаю дома, ведь если он выйдет из него, то точно начнёт переживать ещё сильнее, а это может сказаться на ребёнке. Старуху Ми же готов сам убить в очередной раз, но сдерживаюсь. Да и Мирон скоро сам приплывёт, так что пусть сам и разбирается. Всё-таки это теперь его люди, а не мои. Мои все в вольерах, под должным присмотром, ещё и в Эребсии. Только Элеонор тут, но и его оберегаю, пусть и в своей манере. Лильцы просто бунтуют, но так как это все омеги – ничего страшного и не случится. Тем более, во главе непокорных стоят две женщины: мать Тимиэля и старуха Ми. А что могут женщины?***
Думал, что Мирон приплывёт раньше, но у них что-то там с кораблём, а потому и ситуация ухудшается из-за его долгого отсутствия. И я разорваться не могу, ведь Элеонор вот-вот родит, не сегодня, так завтра точно. Отправляю вместо себя на поиски похищенных детей отнюдь не самого приятного для меня альфу. Айзериэль — лев-оборотень, и его нюх прекрасно справится, ничуть не хуже моих нитей. А сейчас мои нити полностью сконцентрированы на Элеоноре. Нити нашего сына натягивают кожу живота, почти разрывая. И без моего присмотра, без моих прикосновений и мурчания они точно порвут. Поэтому и не могу отойти ни на шаг. Свежие сердца приносит Галактион, пряча их в тёмных пакетах, чтобы Элеонор раньше срока не ушёл рожать и чтобы Лори не пугать. Очередной толчок – и мои руки тут же покрывают натянутый участок. Не сразу, но малыш успокаивается. Уже и сам хочу родов, чтобы можно было оторвать малыша от родителя омеги, чтобы побыть в шкуре родителя. Мне просто… хочется нормальной семьи. Роды всё же начались к вечеру. Первых схваток и капель зелёной жижи достаточно, чтобы понять две вещи: пора к атлантам в медицинский центр, и ребёнок на все сто процентов не человек, а Зверь. Не помню, как отнёс Элеонора, но вот смотреть на него и дальше – выше моих моральных сил. Обругать парня – запросто. Изнасиловать – ещё проще. Но от родов нашего общего ребёнка аж коленки трясутся, пока в голове бегают различные мысли от «выживет ли Элеонор» до «на кого будет похож новорождённый». Роды прошли более-менее сносно. На удивление, малыш не жидкий, а физический, уже сформированный. Меня не пугает его чернота и мягкие ниточки, но не Элеонора. Только-только отходя от родов, он рассматривает нашего новорождённого малыша и не верит. Пробую протянуть ему на руки, но Элеонор лишь сжимается, не желая брать ребёнка. Устал, тело вялое, но даже так я вижу, как дрожит омега, пока нутром чувствую его страх передо мной и нашим ребёнком. — Вроде как не полукровка. Вроде как в меня пошёл, — говорю, рассматривая нашего сына, думая, что это может хоть как-то успокоить Элеонора. Но нет, это никак не утешает его. — Знаешь, он тоже сможет принимать человеческое обличие. Чуть позже. А пока надо бы имя выбрать. — Я не… Я не знаю, как назвать… — Совсем ничего на примете? — А у тебя? — Элеонор всё же переводит свой взгляд с ребёнка на меня. Знаю, что у него есть одно на примете. Но почему он молчит? Почему не говорит его мне хотя бы сейчас? Время подходящее, как по мне. Разве нет? — Пусть будет Закарий. Просто и без излишеств. — Благо есть соседи, которые и выдали часто упоминающее имя из уст Элеонора. Не имею ничего против такого имени. — Хорошо. Пусть будет Закарий. — Вижу, что Элеонор совсем не рад, отчего и чувствую себя дураком. Почему-то думал, что Элеонор будет рад ребёнку. Но он так и не протянул руки, не взял новорождённого и не покормил, а Закарий уже просит. Кряхтит и скрипит, желая заполнить пустой желудок. К Снегалю он так не относился… Неужели всё дело в том, что чужой малыш – человек, а наш – полукровка? Не поверю, ведь это не только мой ребёнок, но и Элеонора тоже. Должны же быть хоть какие-то чувства? — Может, возьмёшь и покормишь? — предлагаю, всё ещё надеясь хоть на какую-нибудь реакцию со стороны омеги. — А уже можно? — только и спрашивает омежка, удивлённо хлопая глазами. — Нужно. Протянув новорождённого впритык, сам укладываю Закария на грудь Элеонора, сам оголяю его грудь, сам и направляю губки малыша к соску. Жадное причмокивание тут же раздаётся на всю палату, пугая Элеонора. Дёрнувшись, он бы подпрыгнул, но роды вытянули все силы, поэтому он просто лежит, смотрит на малыша, не моргая. — Эм… а ты… Ты тоже был таким? — как-то неловко выпытывает Элеонор. — Каким «таким»? — Крохой. — Естественно. Как же без этого? — Значит, то, что он вот такой – это нормально? — А что не так? — Просто… Просто он не человек, и я… Я даже не знаю, могу ли держать на руках так же, как и человеческого ребёнка? Или как он будет расти? Или чем кормить его после? Как скоро переводить с грудного молока на обычную пищу? А если… — Затыкаю его рот нитями, более не в силах слушать нелепые вопросы. — Так! Выдохни! Успокойся. Закарий – обычный ребёнок. Просто выглядит непривычно. И вырастет быстрее, чем человеческий. Вот и всё. Ему так же нужна родительская ласка и забота. Понятно? — Д-да… Понятно… Немного остываю, обдумывая тревоги Элеонора. С одной стороны, это хорошо, раз он беспокоится за Закария. С другой – он может ненароком оттолкнуть ребёнка, а это уже не есть хорошо. Как минимум, я не хочу, чтобы мой ребёнок пережил тоже, что и я, когда лишился папы. Особенно зная, как это тяжело переживать как в детстве, так и во взрослом возрасте.***
Хоть Элеонор и ведёт себя чуток неуклюже и неумело с нашим Закарием, но всё же заботится о нём. Не так, как хотелось бы мне, но и не отказывается, что уже хорошо. К тому же, удивительно даже для меня, Закарий уже научился понемногу принимать человеческий облик. Чёрные волосы привычны для этого острова, в отличие от зелёных глаз. Пока сложно сказать, в кого конкретно пошёл Закарий: в меня или Элеонора. В нём есть что-то и от меня, что-то и от омеги. Если раньше Элеонор не выходил из-за моих нитей, то теперь — из-за возгласов других омег. Для омег Лиля Элеонор стал предателем. Даже до моих ушей доходят возгласы наподобие «подстилка для убийц» да «чтоб тебя Спокойное море забрало так же, как и твоих нерадивых родителей». Но вмешался я чуть позже, когда в Элеонора, моющего посуду в речке, полетели камни. Никого не убил, но конечности поломал. Думаю, что даже если Элеонор не захочет, всё же заберу с собою в Эребсию. На Лиле его удерживает только бабка. Больше никто и ничего. К тому же, у нас теперь есть ребёнок. Это ведь можно считать за связующее звено? А там уже и до первого зимнего полнолуния недалеко… Авось пробужу в Элеоноре его корни, если в нём всё же есть кровь моего вида, кровь Зверя. Белая бездна… С каких пор мне всё равно на то, что Элеонор не стопроцентный представитель моего вида? С каких пор мне нравится быть отцом для зеленоглазого маленького чуда, которого язык не поворачивается назвать выблядком?***
До прибытия Мирона буквально пару дней. Но всё идёт наперекосяк. — Они похитили Элеонора с Закарием. — Этих слов от атлантов достаточно, чтобы я молча отпрыгнул в воздух. Хоть и устал, но всё же растягиваю нити на весь остров, не только пугая лильцев с атлантами, но и ища любую лазейку. Не сразу, но я натыкаюсь на неё. Углубление в земле, почти у берега. Каменная пещера не такая глубокая, как пещеры горы Первых в Эребсии, к тому же не так далеко от меня. Нитями нащупываю и льва-оборотня, что возится рядом с пещерой. Раз он там, значит, и лильцы где-то рядом, а с ними и Элеонор с Закарием. За считанные секунды достигаю Айзериэля и лазейки, возле которой он носится, улавливая запахи. Он не удивлён, лишь отбрасывает мои нити и ворчит в духе «какими судьбами ты мешаешь мне?». — Отойди в сторонку. Разрываю скалистую местность на кусочки, удерживая потолок. Только от воды не укрываюсь, что разбрызгивается в разные стороны. Вход, как оказалось, был совсем близок, но настолько узкий, что Айзериэль бы точно не пролез. Только я — и то тенью. Но никак не в физической форме. Элеонора нахожу быстро, как и удерживающих его лильцев. А вот Закария нахожу поздно. Кувалда уже занесена над его головой, опускаясь на хрупкую голову. Убить ребёнка – самый простой способ уничтожить мой род, ведь их тела не такие крепкие, как тело взрослого представителя, и они ещё не умеют быстро менять свою физическую оболочку на более мягкую и гибкую. Айзериэль несётся к лильцам, но не в сторону Элеонора и Закария. И я не успеваю. Железо уже наполовину входит в маленькую головку, когда мои нити протыкают жительницу Лиля. Пройдя насквозь, медленно разрываю её грудную клетку на кусочки. Кровь бьёт ключом, вырываясь не только из сквозной раны, но и изо рта. Отбрасываю её в сторону, нацелено ударяя об каменную стену. Элеонора никто не отпускает, лишь кричат что-то об его убийстве. Я не слушаю. Кого просто откидываю в сторону, кого немного рву. Только мои нити и кровь друг друга раскидывает лильцев в разные стороны окончательно. Забившись по разные углы, кто пытается убежать, пока цел, а кто-то прячется за выступы, группируясь всем телом. С последними уже разбирается оборотень, так что мне уже нет до них никакого дела. А вот до Элеонора, что буквально ползёт к нашему Закарию – есть. Только сейчас замечаю кровь в его волосах, что идёт из раны на виске, и переломанную правую ногу. Несмотря на это, омега всё же достигает своей цели как раз к тому моменту, когда я медленно дохожу, падая на колени перед ними. Что делать с телом – ответ очевиден. Либо сжечь, либо съесть, ведь наши тела не подвергаются такому простому процессу, как разложение. Людям и животным с этим попроще будет. Всё это время я думал, что Элеонору не так уж и нужен ребёнок от меня, и у него просто взыграли омежьи инстинкты. Но сейчас, смотря, как он разрывается плачем и криком, более не могу сказать того же. Он любил, пусть и по-своему… Остаюсь незамеченным, но совсем ненадолго. Чавканье льва отвлекает омегу от плача, и, подняв голову, он видит меня, не скрывающего свою истинную сущность. К моему удивлению, Элеонор впервые не пугается меня, наоборот, он подползает ближе, удерживая одной рукой мёртвое тельце. — Твой нос… Он ведь тогда восстановился, верно? Верни! Верни и его тоже! — кричит Элеонор на всю пещеру, да так громко, что не удерживай я обломки с потолком, то точно бы всё посыпалось на нас, погребая под своей тяжестью. Молча протягиваю руки, молча забираю мертвеца. Элеонор же смотрит с некой надеждой, ожидая чуда. Но чуда не будет. Не обнимаю нашего ребёнка напоследок, не прощаюсь с ним, ведь так проще сожрать, проще ассоциировать с чем-то, чего уже нет и не вернёшь. И на Элеонора не смотрю, ведь он, как осознает произошедшее, возненавидит меня куда сильнее, чем до этого дня. Звучит очередной крик, утопающий где-то внутри. Только вот теперь кричит не кто-то безымянный для меня, а Элеонор. И это крик режет не столько уши, сколько что-то внутри меня. Невыносимо больно…***
Больше не прихожу в тот дом надолго. И Элеонора вытаскивал лишь однажды, и то, чтобы вывести на свежий воздух да накормить, ведь он совсем заперся дома и за эти дни исхудал так, как будто месяцами не ел. И оно понятно, ведь атланты хоть и подлечили ногу, но кость ещё в процессе сращивания, из-за чего он до сих пор не в силах стоять самостоятельно. Если и прихожу, то поздно ночью, когда Элеонор уже спит. Старуха до сих пор не вернулась в дом, потому и позаботиться о мальчишке некому. Не понимаю, почему не могу просто взять и отказаться от него так же легко, как та же старуха Ми. Просто… Не могу… И как раньше точно не будет, а если и будет, то скорее повторится наша первая ночь, нежели чем короткое перемирие, которое у нас было во время нашей беременности. Не скажу, что мне жаль. Наоборот, раз уж нас никто и ничто более не удерживает, то и видеться больше нет смысла. Но раз за разом направляю нити к его дому, проверяя, как он сам и не трогает ли кто. Ночью же, заполняя холодильник едой, не ухожу, пока не постою над ним хотя бы пару минуточек. А он всё жмётся в одеяло и как будто плачет, совершенно не переставая, не отдыхая от слёз ни на секунду. Понимаю, что у людей не принято есть представителей своего же рода. Но ничего не могу поделать, ведь на перевоспитание менталитета необходимо как минимум три поколения, а лучше пять. Будет лучше, если я забуду о нём, притом как для меня, так и для него. Подобная мысль злит, выводит из себя. Но так будет лучше. Гораздо лучше.***
Если бы не Мирон, то я не нашёл бы повода вернуться. Сбился со счёта, сколько дней я существую без Элеонора. Но, вернувшись на Лиль сразу же после битвы на Византии, совершенно не ожидаю увидеть парня, лишённого эмоций. Естественно, он не вышел встречать меня, а встретились мы совершенно случайно. Он привычно идёт с кувшином молока, закрыв свою голову тёплым платком, а я стою перед дверью в его дом, не в силах самостоятельно зайти внутрь. Элеонор же, скользнув по мне взглядом, проходит мимо меня. Совершенно не знаю, с чего начать разговор, поэтому молча прохожу за ним. Хоть дверь практически и закрывается перед моим лицом, я всё же проникаю внутрь. И первое, что бросается в глаза – лежачая старуха Ми. Всё её лицо покрыто синяками, а что под телом — даже видеть не желаю. Поворачиваюсь к Элеонору, но и у него лицо ничуть не лучше. Сняв платок, он старается скрыть своё лицо волосами, но я уже успел подметить разбитую бровь и опухший левый глаз. Разворачиваю к себе, заранее обматывая его тонкие руки, предотвращая сопротивление. Вцепившись в его челюсть, рассматриваю и разбитые губы, и расцарапанные щёки, и выдранные участки волос. Чуть вымотав из одежды, наблюдаю выглядывающие синяки: и темнеющие новые, и ещё темноватые старые. Естественно, я разрываю одежду на нём, ведь когда я уплывал, на омеге не было ни одного, даже крохотного синячка. А теперь проще сосчитать нетронутые места, чистые от потемнений. — Кто? — Тебе-то что? — тихо и как-то вымученно отвечает Элеонор. — Имя! — А вот я не сдерживаюсь, кричу на него, хоть и не хочу этого делать. Просто гнев вырывается наружу непрекращающимся потоком. — Чёрная бездна, да просто пойдём и ткни пальцем! Кивни в их сторону! Чихни на них! Да что угодно! — Если бы не ты, то со мной ничего бы из этого не произошло! Ты – источник всех моих бед! Если бы ты просто прошёл мимо… — Он держится, не плачет, вырывается, пока я крепче сжимаю его хрупкие плечи. — Не скажешь? — только и спрашиваю, прежде чем уйти. — Вон отсюда… — шепчет почти неслышно, прежде чем закричать: — ПОШЁЛ ПРОЧЬ ИЗ МОЕГО ДОМА! Ничего не отвечаю на его крик. Накрываю обратно его же одеждой, прежде чем уйти. Из дома несусь сразу к атлантам. Во-первых, мне нужно где-то спать. Во-вторых, мне нужно сначала остыть, прежде чем начать преследовать всех обидчиков. Да и Элеонору надо как-то сказать о поездке в Атлантиду. Только вот теперь как? Снова использовать его ближайших соседей? А если и они тоже постукивают его? Тогда ведь и их нельзя подпускать. Белая бездна, ну почему так сложно-то, а? Ночи достаточно, чтобы успокоиться. Нити всё же выпустил к дому Элеонора, чтобы незаметно следить за ним. Куда он, туда и мои нити. До тех пор, пока к нему не прицепились две девушки. Естественно, тут же вылетаю из комнаты через окно, незаметно пробираясь тенью. Троица стоит недалеко от дома Лори, поэтому сначала думаю на него, но чем ближе подлетаю, тем больше понимаю, что Лори наоборот старается отогнать двух девушек. Присосавшись к Элеонору, они позабыли про скот, что почти разбежался. Долго не смотрю на всю эту картину, молча протыкаю двух девушек, растаскивая их подальше от паренька. От дыр в плечах ещё никто не умирал, а вот от потери крови – ещё как. Никто ведь не говорил, что я отпущу их. Я так точно не обещал ничего подобного. В принципе, мне никто и не запрещал поднять их над землёй, дабы растрясти телеса. Нити в ране то расширяю, то уменьшаю, дабы выдавить из них больше крови. — Прекрати! Отпусти их! — всё, что кричит Элеонор, боясь даже подойти ко мне. Всё жмётся к Лори, что успел схватить в охапку, чуть ли не обнимая. — Тебе что, нравится, когда тебя унижаю и бьют? Так это и я могу делать! Ещё и потрахивать могу! Хоть каждый день! Только попроси. — Урод! — Вырвавшись из хватки Лори, Элеонор всё же подбегает ко мне, но не для объятий или же мольбы, а чтобы нанести лёгкие удары дрожащими кулаками. — Ненавижу тебя! — Аналогично. — Удары лёгкие, не причинят мне никакого вреда, но всё равно обматываю омегу нитями, закрывая его в подобие кокона. Так ему будет безопаснее. Не при делах остался только Лори, но он потихоньку отходит назад. — Беги к своему выблядку. Он в тебе нуждается куда сильнее, чем Элеонор. И соседский омега убегает, только пятки сверкают. Про скот совсем все забыли, так что перемещаю их на территорию Лори, привязывая к забору за прицепленные к живности верёвки. Девушкам, особенно той, что носит на своём лице уродливый шрам, осталось совсем немного, ведь тела их уже похолодели, тогда как под ногами собралась целая лужица крови, от которой бегут небольшие ручейки. Думаю, что Лори всё же не заслужил трупов под забором, и уж тем более крови почти у порога своего дома. Не желая портить вид участка, уношу девушек ближе к речке: так и кровь быстрее выйдет из тел, и после вода вынесет их в Спокойное море. А с его глубин оторвы уже никого не тронут, послужив кормом для рыб.***
Почти неделю Элеонор меня игнорирует. Из дома снова не выходит, сколько бы я его ни ждал. Зато впускает Лори с его дитём и атлантом. И вот, раннее утро, а Элеонор кричит, находясь всё так же дома. Самостоятельно врываюсь, снося дверь с петель. Элеонор сидит рядом с бездыханным телом, удерживая в своих руках бледную и явно уже жёсткую кисть руки. Убедившись, что с самим Элеонором всё в порядке, медленно подхожу со спины. Старуха Ми выглядит ещё хуже, чем в мой предыдущий визит. Дряхлая кожа словно натянулась, пока под впавшими глазами залегли тяжёлые синяки. Остальное тело не вижу, ведь оно спрятано под одеялом и пледом. И я даже понимаю, почему она тут, а не у атлантов. Не захотела идти к убийцам альф этого острова. Я не умею успокаивать, потому и не знаю, какие слова подобрать. Не знаю, будет ли уместно обнять его сейчас или же нужно сделать что-то ещё. Поэтому просто сажусь рядом с ним, так и не протянув руку к его плечу. Да и нужно ли это ему с моей стороны? Вопрос хороший… И что-то мне подсказывает, что ответ будет отрицательным.***
Похороны прошли достаточно странно, лично для меня. Я не привык к тому, что люди погребают представителей своего вида не так, как это делаем мы в Эребсии или же в той же Атлантиде. Лильцы сделали целую церемонию прощания. Укладывают тело в небольшую лодку и выталкивают настолько далеко, насколько позволяет погода, поджигают сухие участки дерева и сухой травы и возвращаются на берег. Тело сгорает, пока волны уносят подальше от острова. Вроде как и почву не травят трупными ядами, но и никто не наедается тем, кто уже мёртв, тело пропадает просто так. Хоть бы прах собирали да отправляли на удобрение какой-нибудь деревяшке или траве, была бы какая-никакая польза. Элеонор уходит от созерцания горящего огня в числе первых, и я иду за ним. Просто молча шагаю сзади до самого дома. В дом захожу самовольно, ведь дверь ещё никто не вернул на место. По этой же причине нечего закрыть перед моим лицом, а кусок плотной ткани не удержит снаружи даже котёнка. Зайдя внутрь, снова удивляюсь, ведь тут бардак, да такой, словно ураган прошёлся: печка вся разломана, явно чем-то тяжёлым, как и холодильник, деревянный стол перевёрнут, вся еда раздавлена чьими-то небольшими ножками, тогда как вся постель с одеждой испачканы в грязи. Не самая приятная картина для любого, а после похорон дорогого члена семьи — так и вовсе удар ниже пояса. — Хочешь погостить у Тимиэля? — Понимаю, что, возможно, это сейчас не к месту, но как причина увезти отсюда Элеонора сойдёт. — Развеешься немного, пообщаешься с кем-то, кто может понять тебя. — Хорошо… — Сквозь тихий плач произносит омега, прежде чем забрать более-менее чистую одежду в сумку да выйти обратно наружу. — Прямо сейчас. Поплывём сегодня же. — И ничего больше не заберёшь? — уточняю на всякий случай. Мало ли захочет ещё чего забрать, просто не вспомнил в спешке. Но ещё лучше – оставить всё старое именно здесь. — Больше нечего. А это отстираю, и ещё можно будет носить. — Оставь. — Сам выдираю старую одежду из рук Элеонора. Он и не сопротивляется, только практически пустым взглядом провожает, следя за тем, как всё падает обратно в кучу грязи и беспорядка. — У атлантов новую подберём. И всё остальное. А лильское оставь в Лиле. Отвожу подальше от дома и, убедившись, что он не увидит, обрушиваю нити на крохотный дом, ломая его окончательно. Нам нет нужды возвращаться, а остальные, кто захочет забрать участок, пусть выстраивают с нуля. Нечего пользоваться готовым и не таким уж и плохим домиком. Лучше этого только дом соседа Лори, но и то лишь по двум причинам: сам омега чистоплотный, плюс атлант ему во всём помогает. Остальные же… так себе… У Элеонора хотя бы чистота в доме была. Всё же Элеонор услышал звук падающего дома, но ничего на это не говорит. Лишь молча оборачивается, смотря вдаль. Естественно, он видит разрушения и мои нити. Но нет ни слова против, ни один вопль или плач не звучит из его уст. Молчаливо разворачивается обратно и уходит прочь. Идеально ровная спина удивляет, ведь обычно мальчишка горбится, уронив голову вниз. Теперь же взгляд направлен прямо, хоть чуть и подрагивает, готовый вот-вот упасть обратно. Такой Элеонор мне больше нравится. Думаю, что он тоже не захочет возвращаться обратно на родную землю, а значит, мы можем уплыть в Эребсию сразу же после небольших каникул в Атлантиде. Если же нет… А впрочем, кто его будет спрашивать? Точно не я.