***
Примерно неделю наблюдаю за тем, как Эван обходится с Элеонором. На душе неспокойно. При мне никто не бьёт Элеонора, и его старые синяки проходят с завидной скоростью, особенно после лечения Диоры. На мне так быстро раны на спине не затягивались. Да и альфа не стесняется сжимать его руки, чтобы насильно удержать рядом с собой. Синяков не остаётся, а всё равно не могу спокойно на это смотреть. И я ничего не могу поделать, ведь либо нити Эвана, либо Мирон не дают с места сдвинуться, а то и слова сказать. Единственное, что напрягло меня сильнее последнего, так это то, что я спутал его с Элом. Гаремный омега шёл по своим делам, а я окликнул его чужим именем. Теперь весь гарем только и шушукается о том, что я падок на светловолосых вне зависимости от пола. Меня бы это не волновало, если бы Мирон всё правильно понял, а не решил бы отращивать волосы. Мне всё равно на его внешность, пока он может причинить вред хоть кому-нибудь. А волосы… Боюсь, что они и без этого мешали ему, а теперь, когда это будет длинный хвост, так и вовсе тяжело представить.***
— Думаю, мы уплывём через пару дней, — неожиданно произносит Эван за очередным ужином. — Как это? — Даже ложку откладываю в сторону, чтобы не только переспросить, но и начать снова молить ненавистного супруга о милости. — Обычно, Тимиэль. Просто возьмём и уплывём. Нам с Элеонором давно пора в Эребсию. Эван отвечает, на удивление, спокойно. Но его тон, лишённый враждебности, не способен усыпить мою бдительность. Точно не после того, как я слушал и ничего не мог поделать, пока этот урод насиловал Элеонора в соседней палатке. А сколько ещё было, пока меня не было в Лиле? По себе знаю, омеге даже одного раза более чем достаточно, чтобы полностью переломить взгляд на мир. — Мирон… — почти хриплю, думая, какие же слова подобрать. Всё-таки язык атлантов для меня чужой, могу и сказать то, чего не следует. Да и когда это альфа слушал чужого омегу? Точно не Эван. — Думаю, будет лучше, если Элеонор скажет это сам. А после ты, Эван, решишь, что делать. Будешь против — и я ничего не предприму. Не будешь — устрою его хотя бы помощником на кухню. Или ещё куда. Пока не думал об этом всерьёз. — О чём вы, ради Чёрной бездны, говорите? — раздражённо спрашивает Эван, никого не стесняясь. И Элеонор молчит, опустив голову вниз. — Только не говори мне, что хочешь остаться в Атлантиде? Эван хочет стукнуть по столу, сжав для этого кулаки, пока кричит на моего друга. Или мне так кажется. Элеонор же, всё так же не поднимая головы, едва заметно кивает головой. От этого жеста кулаки на стол не падают и тени не выходят на свет. Только глаза Эвана выдают его недовольство. Белок полностью чернеет, а янтарные глаза алеют. — Я правда хочу остаться. На Лиль всё равно не вернусь, там никто и не ждёт. А тут хотя бы Тимиэль есть. Могу и на кухне пригодиться, и с травами помочь, и с детьми могу сидеть. — Замолчи! — Эван не выдерживает и всё же срывается с места. Слишком быстро, чтобы остановить его. Слишком быстро, чтобы я мог хоть как-то отреагировать, кроме как замереть на месте. — Что, так нравится выводить меня из себя? Эван не бьёт Элеонора, но трясёт его за воротник рубашки, и этого вполне достаточно. У меня от таких резких движений голова точно бы с шеи отлетела. Как держится Элеонор – непонятно. И понимать не хочу. Всё же отмираю, уже рвусь к другу, но дети и Мирон удерживают, крепко ухватившись за меня. Маленькие боятся страшного дядю, а вот Мирон… Мирон точно не боится его. — Не трогай его! — Только и выходит вскрикнуть, ведь мне не дают и с места двинуться. — Ты что творишь? Ещё и на глазах моих детей? — Мирон, заткни свою сучку. А я пошёл со своей разбираться. — Нет! НЕТ! НЕ СМЕЙ!!! — кричу во всю глотку, не стесняясь присутствия своих же детей, хотя сам упрекал в этом Эвана буквально только что. — Мирон! Либо отпусти меня, либо сделай хоть что-нибудь! — Как я уже и говорил, Элеонор — омега Эвана. И я не хочу вмешиваться в их отношения. Слова Мирона — острые ножи. И я бы так не злился на самого себя и ненавистного супруга, если бы прямо сейчас судьба Элеонора не зависела бы от этого. Прямо как и в ночь моей свадьбы на Лиле… Снова ничего не могу сделать для своего единственного друга… — Мирон… — М? — Чтобы твоя смерть была такой же ужасной, как и мои страдания, — чётко произношу на языке Атлантов. Дети ещё слишком малы, чтобы понять смысл проклятия, а вот Мирон поймёт всё правильно. — Еда стынет. Мирон продолжает уплетать еду, а вот я не могу так. Даже когда Мирон передвигает мою тарелку ближе к нам, ведь я так и остался на его коленях, не могу и кусочка в пальцы взять. Да и как вообще можно думать про еду, когда кого-то мучают буквально через пару комнат от нас? К тому же, я слышу их ругань. О том, что же происходит за закрытыми дверями, а то и не очень закрытыми, даже подумать страшно. Неожиданно в голову приходит мысль, что раз альфы ничего не делают, то что-то должен сделать я. Даже если это будет небольшой шаг, внушу Гелосу, что так будет правильно. И уже он продолжит, если Мирон снова откажет. Больше чем уверен, что именно это и сделает ненавистный супруг.