Душа атланта - это океан

             PovМирон              Ожидал, но всё равно неприятно.              Тимиэль снова практически не разговаривает со мною. Пока не накричу или не начну говорить о наших близнецах — будто сам с собою говорю. Элементарно даже доброго утра не желает, или хороших снов. Ничего. Даже на занятия не пускаю, чтобы Тимиэль хоть что-то возразил. Но он лишь развернулся и ушёл, а вместо своих занятий начал сидеть на занятиях наших детей.              Я же, закончив с документами, подглядываю за ними. Маскируясь под естественную среду, не боюсь быть замеченным. Как минимум Тимиэлем, ведь без подсказки или же моей собственной тени он не замечает меня.              — Знаешь, что он мне ответил на это? — спрашивает Диора, только что тихо подойдя ко мне. — «Повторю то, что успел изучить».              — И сколько он будет капризничать?              — Кто знает. Всё-таки Элеонор его друг.              — И что мне делать? Не могу же я развернуть корабль и забрать его! — искренне возмущаюсь я. Ведь не делать мне это всерьёз?              — Можешь у него спросить. Возможно, Тимиэль снова выдаст неплохую мысль. Как, например, с Византией. Подумай об этом.              Меня напрягает то, что Диора советует нечто подобное. Обычно все мудрые мысли идут именно от неё, а не от Тимиэля. И тут такое… Раньше она с такой заботой относилась ко мне, а теперь к Тимиэлю. Она же не предаст меня, верно? Она же не возведёт Тимиэля на престол, убрав меня?              — Ты что, решила поддерживать его?              — Всё, что я делаю, я делаю ради твоего правления. Или уже забыл?              — Меня пугает то, что ты начала говорить о Тимиэле в таком вот ключе.              Переглядки ни к чему хорошему не приведут, но я всё равно смотрю на неё, сняв маскировку. Иначе она просто не поймёт, что я смотрю с выжиданием. От её ответа зависит и моё решение на её счёт. Конечно, не хочется терять такого союзника, особенно в лице Диоры.              — Если человек или атлант мудр, то почему бы его или её мысли не направить в правильное русло? Мне повезло. Свои мысли я реализую через тебя. А вот Тимиэля мало кто слушает, а ведь мы с ним одной расы. И что же ему делать, когда собственный старший супруг игнорирует?              — Довериться этому самому старшему супругу и быть послушным. Он же омега!              Поздно понимаю, что своими словами мог задеть Диору. Она ведь тоже омега. Её сын – омега, ещё и покалеченный не каким-то альфой, а собственным старшим супругом. Мне прекрасно известно, из каких условий он вышел, ведь сам вытаскивал и облегчил жизнь. И даже думать не хочу, что являюсь для Тимиэля таким же извергом. Впрочем, им я и являюсь, учитывая нашу первую ночь…              — Мирон, тебе ли не знать, где был бы мой сын, если бы продолжал быть послушным? — Всё же задеваю Диору. Она давно не плакала, но такое чувство, что сейчас она едва сдерживается.              — Нет… Я знаю…              — Вот и Тимиэль не молчит. И знаешь, он хотя бы обучается, мыслит, а не как Эл, который только и умеет, что ноги раздвигать. И уж точно не терпила, как мой сын. Тебе повезло с истинным. Слушай его. Иначе мальчишка и впрямь превратит твою жизнь в ад. Боюсь, это отразится не только на тебе, но и на всей Атлантиде. Наступит затяжная анархия. Она нам нужна? — Диора рассуждает, но я воспринимаю это немного по-другому. Сейчас я ощущаю себя ребёнком, которого отчитывают за проступок.              — Нет, не нужна, — просто соглашаюсь с ней, ведь она вроде верно мыслит. Всё логично. Но мне пока сложно совместить всё в своей голове, сложить всё в одну стройную картинку.              — Поговори с ним. Выслушай его. Это меньшее, что ты можешь сделать. Только не сорвись, иначе дел наворотишь.              — И всё же почему ты его защищаешь?              — Он твой супруг. Не самая худшая партия из возможных. Родил твоих детей. Разве этого недостаточно?              — Попробую. Но ничего не обещаю.              — Скоро занятия закончатся. Не медли.              — Хорошо.              Диора отходит, оставляя меня одного. Сидеть на белом камне удобно, но я ёжусь. Повернув голову в сторону Тимиэля с детьми, понимаю, что был обнаружен. Супруг пристально смотрит, не отрывая своих посеревших глаз. Машу ему рукой, но он лишь отворачивается от меня, возвращаясь к детям. Они уже убирают свои хвосты, маскируясь под человеческий облик. На удивление, им так больше нравится. Даже в отсутствие Тимиэля или когда он спит, они сохраняют, как минимум, человеческое лицо. Либо же просто неосознанно повторяют за ним.              Направляюсь в их сторону, чтобы встретить. К тому же, как бы не хотел признавать, но Диора права. Нам надо поговорить, надо прийти к компромиссу.              И если всё пройдёт удачно, то я смогу не только насладиться моим милым Тимиэлем, но и проучить Эла.                     PovТимиэль              На удивление, Мирон проронил всего одну фразу, прежде чем увести меня в свой рабочий кабинет. Строгого «за мной» было более чем достаточно, чтобы я пошёл за ним, оставив близнецов с девушками.              Сначала путь был знаком. Но потом мы заворачиваем за угол, который бы я сам никогда не нашёл. За стеной прячется дверь, что ведёт в подобие библиотеки, но меньшего размера. Комната почти с его спальню, только тут все стены заняты книжными шкафами да стеллажами для планшетов. В самом центре – массивный стол. Чуть дальше подмечаю ещё одну дверь, но она закрыта. Что за ней – та ещё загадка. Но мне пока и тут есть что рассмотреть, комната достаточно широкая. Разглядывая, подмечаю и головы диких животных: некоторые узнаваемые, некоторые – не очень. На удивление, тут практически нет окон, не считая одного, и то непонятного назначения.              — Ты ведь впервые в моём кабинете, верно?              — Впервые. — Рассматривая, даже забываю, что хотел игнорировать его столько, сколько будет позволено.              — Тут и пропадаю, когда накапливаются дела. А там – обсуждаю со старейшинами политические вопросы, решения проблем и прочие неотложные дела. И так далее по списку, к чему омег не принято подпускать.              — И почему ты мне это показываешь? — спрашиваю, ведь не понимаю, для чего я тут.              — Прежде, чем буду пускать на собрания, я должен понимать, что ты хочешь обсудить. Мало ли…              От слов ненавистного супруга даже замолкаю, но уже ненамеренно. Диора говорила про собрания, говорила, что я могу переманить старцев на свою сторону. Но чтобы сам Мирон пустил меня на собрание? Это он так извиняется за Элеонора? Или что? Что Мирон хочет этим сказать? Каких действий он ждёт от меня?              — Разве моего знания языка достаточно для того, чтобы присутствовать? — Отказываться в моём случае – глупо, но и не понимать, чего ждать дальше, тоже неправильно.              — Если ещё около года позанимаешься так же усердно, то вероятность есть. А эти собрания будут хорошей практикой.              — С чего такая щедрость?              — Хочу слушать твой голос. — Сначала немного удивляюсь тому, что сказал Мирон, а после вырывается лёгкий смешок. Даже не сдерживаю себя, не стараюсь. — Что? Разве я сейчас глупость какую сказал?              — Раз хочешь слушать, то буду чаще молчать.              — Тимиэль!              — А чего ты ожидал? Что я за возможность быть осмеянным не только тобой, но ещё и старцами, в пол кланяться буду? Или ноги раздвину? — продолжаю насмехаться над супругом, только вот его взгляд тяжелеет, как и феромон.              — Последнее было бы очень кстати. — Закрываю нос руками, ведь становится совсем невыносимо. Идя назад, натыкаюсь на стол. Мгновение, и я уже лежу на нём, тогда как сам Мирон давит сверху. — Мы уже давно не занимались этим, верно?              Взгляд Мирона пугает, как в первый раз, хотя уже не первый день живу под его «защитой». Одежда мнётся в пальцах старшего супруга, пока он задирает подол моего платья. Мне не нужно пояснять, чтобы понять, к чему всё идёт. К тому же, член Мирона уже в полной готовности, так что говорить о том, что со мною не будут делать – бессмысленно. Если Мирон хочет, то сопротивляться – бесполезно. Как бы сильно я ни хотел уйти из его кабинета прямо сейчас – ненавистный старший супруг не даст.              — У нас уже есть дети, — мямлю то, что первое приходит в голову.              — И что? — К сожалению, для Мирона это не аргумент.              Порванная юбка платья отлетает куда-то в сторону. Верх держится на одних лишь заклёпках, держащих ткань на плечах. Как я буду возвращаться – хороший вопрос. Но если так пойдёт и дальше, то нагишом. Думаю, теперь я понимаю, к чему мне нашили столько одежды. Если Мирон будет так и дальше себя вести рядом со мною, то никакой одежды не хватит!              — С гаремными омегами ты такой же? — Пробую отвлечь его хоть на что-то, лишь бы Мирон перестал вылизывать внутреннюю часть моего правого бедра.              — А что? Ревнуешь? — Мирон отвлекается, но совсем немного.              — Они тоже не выбирали? — Хоть я и не сопротивляюсь, это ещё не значит, что я смирился. К тому же, не могу допустить, чтобы супруг хоть немного подумал о том, что у нас всё обоюдно. Никогда не позволю.              Мои слова всё же задевают ненавистного супруга. Низко рыча, он кусает, впиваясь в кожу. Не кричу, только сжимаю зубы, почти скрипя ими. К счастью, Мирон более не трогает зубами моё тело. Только зализывает место укуса. Закончив с ним, он чуть приподнимается, трогая уже не только мои ноги, но и живот. Чужие руки тянутся к паху и соскам.              — Кто-то родился в гареме, как Эл, кого-то привезли на корабле, как мать Эла, — немного неохотно делится Мирон, тут же рвя одежду на моей груди. От этого звука по всему телу идут противные мурашки, тогда как сама метка требует поддаться альфе. Пока я смиренно лежу – она приятно покалывает. Пока я злю Мирона – она болезненно ноет.              — Так и не ходишь к ним? — К сожалению, ответ мне известен. Он не ходит к ним после того, как я понёс в первый раз: ни во время моей беременности, ни после, ни сейчас.              — Ни разу, как начал спать с тобой. Метка требует тебя. Иначе даже кончить сложно.              С одной стороны, мне лестно подобное. Тот, кого я ненавижу больше всего, не может получить удовольствие от секса, если это не я. Но с другой стороны, лучше бы он совсем забыл обо мне ещё в нашу первую встречу. Не хочу и никогда не желал такого внимания к себе. Тем более от Мирона.              И если меня уже навряд ли кто сможет вытащить из лап Мирона, то вот остальным… У остальных должен быть шанс… Хотя бы небольшой… Хотя бы крохотный, но всё же шанс на нормальную жизнь. Например, у Селена и Элеонора… У других омег…              — Тогда освободим их? — Понимаю, что прямо сейчас могу загнать себя в ещё больший тупик, нежели чем тот, в котором нахожусь сейчас.              — Чего? — Мирон всё же отвлекается от моего тела, подняв не только глаза, но и всю голову на меня.              — И другим омегам будет лучше, если у них будет безопасное место. И дети… Им не нужно будет видеть то, как их родители мучают друг друга.              — Это Элеонор натолкнул тебя на мысль?              — И Селен. — Мирон смотрит с лёгким недоверием, будто думает, что мне не важен наш сын. — Не смотри так. Мы не вечные. Если сына ты ещё успеешь защитить, то вот что будет с внуками? А правнуки? Что делать им? У них ведь не будет тебя, готового рвать и метать за свою семью. У Элеонора таких уже нет. Меня даже Юн не смог спасти, когда ты напал на Лиль! — Тяжело вспоминать Лиль, захваченный воинами Атлантиды, и все те тела, что горели, и головы, что служили вазами для цветов, что теперь у меня неизменно ассоциируются со смертью. — Наши потомки так же не защищены от подобного. Сегодня ты сильный, завтра – другой.              — И что ты предлагаешь?              Более не делая резких движений, Мирон размеренно сжимает мои соски, пока язык вырисовывает причудливый узор. Думая, как же лучше сказать об этом, едва сдерживаю себя от того, чтобы удрать или хотя бы выставить руки вперёд, пресекая контакт. Но вместо этого впиваюсь ногтями в столешницу. Если взбрыкну сейчас – разозлю Мирона. Если разозлю его – то буду лишь оттрахан, перед этим получив отказ в просьбе.              — Сделай так, чтобы я был последним в твоём роде, кто подвергся насилию со стороны альфы, — выстреливаю, а не просто произношу. Всё же понимаю, что получить отказ от старшего супруга так же легко, как и выдернуть шатающийся молочный зуб у ребёнка.              — А взамен? Откуда мне знать, вдруг ты для себя побег строишь.              Понимаю, почему Мирон не верит мне. Я бы тоже не верил. Прикусив собственную губу, собираюсь с духом. Сказать нечто подобное и без Мирона тяжело, и ещё сложнее, когда он не просто рядом, а чуть ли не сожрать готов.              — …останусь… — получается совсем тихо, но, как мне кажется, вполне разборчиво.              — Скажи громче. Я не расслышал, — с ликующей насмешкой произносит Мирон, чуть ли не мурча от радости.              — Говорю, что останусь! — кричу на весь кабинет, чтобы Мирон услышал наверняка. — Не уйду. Всё равно метка не даст, а Юн мёртв.              Последние слова произношу уже куда спокойнее. Только вот Мирона всё же разозлил. Второй укус приходится на грудь, практически рядом с соском. Грубо, слишком резко проталкивается один из его пальцев, смоченный его же слюной. Естественно, я выгибаюсь, терпя боль.              — Вот и хорошо, что он мёртв. Не отпущу! — Третий укус приходится на шею. Больно настолько, что мне кажется: ещё немного, и Мирон поставит вторую метку, если бы это было возможно. — Никому и никуда!              — Знаю. Но другие должны иметь шанс на нормальную жизнь.              — Старейшины откажут. — И почему я думал, что Мирон послушает меня? — Где это видано, чтобы омеги от своих альф уходили?              — Как будто у этих стариков своих детей нет. — Сложно говорить, когда в тебе прибавляются пальцы, только вот и замолчать не могу. Остатки гордости не позволяют.              — Есть, но в основном они воспитывают альф, а омегами занимаются омеги. Вспоминают же о них лишь тогда, когда можно создать выгодный союз между семьями.              Даже и не думал о том, что Селена может постигнуть нечто подобное. И думать не желаю, что хуже: то, что пережил я, или то, что переживают такие омеги? Всё же разворачиваю голову к Мирону, натыкаясь на его нечеловеческое лицо. Пернатые хвосты непривычны, но они хотя бы не такие страшные, как чешуйчатые. К тому же, перья мягкие, когда они проходятся по моей коже – я возбуждаюсь.              — Ты тоже в подобном ключе рассматриваешь Селена? — спрашиваю, готовый застонать от удовольствия и боли, что приносит мне Мирон.              — Ещё не думал об этом. — Почувствовав и мой привставший член, Мирон прекращает кусать меня. — Думаю, сначала позволю ему выбрать самому. Это будет не так уж и плохо.              — И где гарантии того, то у наших детей будет такой шанс? — пародирую его же, даже лицо стараюсь состроить похожее. Лишь бы задеть его посильнее.              — Я сделаю всё, чтобы у наших детей, сколько бы их ни получилось, был выбор, какой был у меня. Но не обещаю, что те, кого мы возьмём в наш род, не будут мучаться, прямо как ты. — Сволочь! Понимает, что для меня это муке подобно, и всё равно продолжает…              — Просто сделай так, чтобы у омег был шанс на спасение. И тогда тебе ничего не нужно будет делать. Всё сделает законодательство.              — Подумаю об этом, если предоставишь достойную программу данного закона, подсчитаешь затраты и всё в этом духе строго на языке Атлантов. И родишь хотя бы ещё раз. А там и видно будет.              — Забеременею только после одобрения. Раньше этого даже не думай кончать в меня! — Подумать только, я снова торгуюсь детьми ради собственной выгоды… Я просто ужасен…              — Даже в течку? — Мирон почти умоляет, смотря на меня чуть влажными глазами.              — Особенно в течку! — А вот мне страшно. Не хочу вообще рожать ему детей, а тут сам же и согласился… Ненавижу себя…              — А это мы ещё посмотрим.              — Я уже выпил противозачаточные! Кажется, Диора их так назвала… Но перестану, когда мою идею одобрят. Можешь сам это проконтролировать.              — И когда только успел?              — Ты не всегда наблюдаешь за мной и детьми.              — Мне уже начинать беспокоиться?              — Лучше прекрати эту пытку. Или закончи побыстрее. Сделай хоть что-нибудь! — Внутри всё накалено до предела. Не хочу признавать, но природа берёт своё. Будь проклята эта связь истинных!              — Заметь, ты сам попросил.              Слишком грубый толчок. Слишком грубая поверхность стола. Терпеть это на кровати куда удобнее. Она хотя бы мягкая, даже по сравнению со шкурами, на которых я спал в родительском доме. Да и я сам успел привыкнуть…              Долго об этом не думаю, ведь Мирон не даёт подобной возможности. Даже на пару секунд. Толчки слишком глубоки и грубы, отвлекают на себя. Если бы не роды, то было бы совсем худо. А так… Моё тело подстроилось… Оно принимает Мирона, хоть разум и кричит об обратном. Руками упираюсь в его плечи, стараясь хоть немного оттолкнуть от себя, только вот ненавистный супруг, будто желая наказать, ускоряет темп. Больше нет сил держать всё в себе, кричу что есть силы, давясь собственными вдохами-выдохами. Только сейчас замечаю, что до этого кусал собственные губы, и теперь они кровоточат.              — По… помед… ах… — Сам не понимаю, что только что сказал. И не уверен, что понял Мирон.              И Мирон не останавливается. Только смотрит так, как будто я отнял у него кого-то дорогого или нечто драгоценное. Мучайся… Мучайся. МУЧАЙСЯ! А я буду делать всё, чтобы покой тебе только снился. Ты испортил мою жизнь, а я испорчу твою. Пусть, не так, пусть не равноценно. Но обязательно испорчу. И сделаю всё, чтобы смерть твоя была мучительной.              Ненавистный супруг будто читает мои мысли, сжимает мои отросшие волосы, наматывая их на кулак, хотя там и наматывать практически нечего. Ещё не отросли, чтобы так окручивать вокруг кулака. Чувствую, как всё напряглось в районе затылка. Ещё немного и он выдерет клок моих волос! Но они всё так же остаются на месте, как и крепко сжимающие пальцы. Зато прибавляется язык, что так и хочет пробиться для поцелуя. Голову не сдвинуть, но рот держу закрытым, подавляя собственные стоны. Не видать ему моих поцелуев. Точно не взаимных!              От собственного сопротивления – метка горит, словно огнём обожжённая. Больно, но терплю. Всё можно вытерпеть… И это тоже…                            Не знаю, сколько длится эта пытка, понимаю лишь то, что кончил под ним. И точно больше двух раз. Дышать через нос тяжело, особенно когда ненавистный супруг наваливается сверху всей своей тушей.              — Вот ведь упёртый. Открой уже рот, пока я сам этого не сделал! — Мычу, стараясь дать отрицательный ответ, только вот мне и самому тяжело уже держать рот закрытым. Тело немеет от нагрузки, то и дело прошибает непонятная волна дрожи. Особенно по ногам. Ещё немного, и судорогой сведёт. — Сам напросился.              Мирону ничего не стоит разжать мою челюсть. Легко поддаюсь, стараясь смотреть куда угодно, только не на Мирона. И я смотрю в окно. Уже вечереет, а ведь совсем недавно был полдень… Куда мы потратили время, а главное – на что? На секс… Даже злиться на себя нет сил…              — Надо бы в купальню… С сегодняшнего дня будем ходить вместе… Понял?              — Чтобы ты… и там… мог…              — Именно. И для этого тоже.              Мирон сам поднимает меня со стола, сам укутывает в свой плащ и сам уносит прочь. Головой утыкаюсь в его плечо, чтобы ни на кого не смотреть. Чувствую, как алею не только лицом, но и всем остальным телом. Чувствую каждый косой взгляд в свою сторону, в том числе и гаремных омег, что проходят мимо.              Чуть повернув голову на их голоса, вижу и Эла. Его прекрасное лицо перекосилось от понимания и гнева. Только вот последнее явно направлено на меня одного, а не на Мирона. Уверен, он считает, что я отнял Мирона у него. Только вот правда в том, что я с радостью бы поздравил их со свадьбой, пока сам бы растил да носил детей от Юна… Моего Юна… Для него бы я уже точно рожал третий раз, если не больше…              — Не смей так смотреть, Эл! — Грозный Мирон – страшный Мирон. Даже мне не по себе, особенно когда его голос идёт прямо из груди, а я это всё не только слышу, но и ощущаю собственной кожей. — Знай своё место.              — Да, повелитель.              Не смотрю, насколько низко тот склоняет свою голову. Мне достаточно той ненависти, что исходит от него и пробивается под кожу. Это то, что зовут омежьим феромоном? Интересно, Мирон чувствует нечто похожее, когда я проклинаю его? Или когда просто терплю его присутствие рядом с собой? Или сейчас, пока он трахал меня, чувствовал ли он такие же иголки ненависти и злобы, что сейчас ощущаются от Эла?              Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой.              — Ты это специально? — спрашиваю, как только мы отходим подальше от того места.              — Что именно? — Мирон плохо притворяется невинной овечкой.              — Прошёл мимо Эла.              — Кто знает. Возможно, теперь слух о том, что тебе нравятся только мои волосы из-за их светлого оттенка, поутихнет, ведь теперь они видели, что ты можешь наслаждаться и моим членом тоже. Мы неплохо проводим время вдвоём, ты так не думаешь?              — Ты отвратителен, — произношу уже без злобы. Просто нет сил хоть как-то выражать свои слова с эмоциональным окрасом.              — Возможно. — Мирон не спорит со мной, да и у меня нет никакого желания продолжать разговор.              Больше ничего не говорю. Лишь грею надежду на то, что Мирону и правда больно, когда я злюсь, когда ненавижу его, когда я терплю его из последних сил. Искренне на это надеюсь.