Душа атланта - это океан

             PovТимиэль              По случаю моего выздоровления, а так же благополучного возвращения наших детей, Мирон устроил церемонию награждений, к которой подготовка велась всю последнюю неделю. Тронный зал украшен ничем не хуже, чем на празднование первого снегопада. Все знатные гости уже собрались. Для простых же атлантов праздник устроен на главных площадях их островов.              Близнецы идут самостоятельно, тогда как меня под руку удерживает Мирон. Последствия яда не отпускают меня. Пока отдыхал в постели, это было незаметно. Но стоило мне самостоятельно встать на ноги, как пятки прострелила неизвестная до этого боль, идущая вплоть до колен. Словно кто длиннущие гвозди вбил, так и оставил. Терплю, стараясь не подавать вида. Уверен, всё пройдёт, как только расхожусь. Подойдя к нашим местам, Мирон помогает мне усесться. Поправив моё алое платье и перьевую накидку до самых пят, супруг присаживается впритык ко мне, хотя места предостаточно. На Селене точно такая, но немного короче.              Сама церемония награждения должна пройти быстро. А после – большая трапеза. Надеюсь, без людей на десерт. В толпу не вглядываюсь. Взгляд прикован к двум атлантам, идущим по красной дорожке к нам под инструментальные праздничные мелодии. Алипий и Пина тоже принаряжены, как и все здесь.              Мне всё ещё сложно представить то, какой была их жизнь до этого дня, но, к моему удивлению, у Алипия был полноценный гардероб, тогда как у Пины – платьев с платками от силы пара штук. Поэтому я лично проследил за тем, чтобы гардероб младшего пополнился новыми вещами и украшениями. Чувство вины за смерть его родных? Возможно. Понимаю, что все эти тряпки не вернут ему близких, но и оставить его без парадного платья на празднике – не смог.              Дошагав до нас, они оба склоняют головы, уложив правую руку в центр груди, к сердцу. И они стоят так, пока Мирон не разрешит им выпрямиться. Встав с нашего трона, Мирон спускается по ступенькам к ним. Люди-рабы тут же подходят к Мирону, держа в руках подушки. На этих подушках лежат цепочки с медалью в виде своеобразных кулонов. Они отличаются только цветом. Для Алипия – это алые камни, для Пины – голубо-синие. Благодаря склоненным головам, Мирону легко уложить цепочки на шею, немного задевая плечи. Пина весь трясётся, но подмечаю это лишь сейчас, когда они так близко.              — Отныне я дарую вам новую фамилию, дабы проступки родственников не преследовали вас в будущем. С сегодняшнего дня вы носите фамилию Ириней, олицетворяя собою мир и спокойствие, которое вы принесли в мою семью своею добродетелью. Поднимите головы.              Как только Мирон заканчивает свои слова, они выпрямляются, подняв головы. На лице Алипия растянута яркая улыбка, тогда как бледнеющий Пина вот-вот упадёт в обморок. Его всего трясёт сильнее прежнего. Но и за Алипия он не хватается, стоит на своих ногах. Только руками крепко сжал чёрно-синюю ткань платья. Наверное, он не привык ходить без платка, ещё и под столь пристальным взглядом толпы. Либо ему страшно. Всё-таки вся семья была уничтожена по приказу Мирона. И его бы тоже убили, если бы Гелос за него не вступился. Боюсь подумать, что именно сейчас творится в его голове.              — Благодарим за оказанную честь. — Алипий снова склоняет голову. Хоть он и говорит с Мироном, но, подняв голову, приковывает свой взгляд на меня. Он и мне отвешивает поклон. — Клянусь быть самым верным вашим подданным Атлантиды.              Последнее уже адресовано мне. У меня не хватает храбрости смотреть на него долго. Я не знаю, какие у него были отношения с родными. Как и причину, по которой он клянётся нам в верности. Мне до сих пор сложно простить Мирона за моих близких и жителей Лиля, но у меня хоть кто-то остался, да и омег с детьми пощадили. А у него из живых – только младший брат и больше никого.              Разве он не должен нас ненавидеть и искренне желать нам такую же мучительную смерть? Наверняка уже жалеет о том, что помог Гелосу и Селену.              От дум отвлекает Мирон. Пока я размышлял, он успел подойди ко мне за спину и уложить на мою шею такую же цепочку. Подняв голову, встречаю улыбку на лице Мирона. Опусти голову, он шепчет так, чтобы слышал только я.              — Ты же не думал, что я забуду о твоём подвиге?              — Мне казалось, ты был против.              — Не просто против. Но сегодня можно и повеселиться. — Опускаю свою голову, чтобы разглядеть украшение. — К тому же, ты редко носишь то, что я делаю для тебя. Особенно на людях. Мне нужен был повод.              — Иногда ты такой глупый… — Говорю так же тихо и на своём языке, чтобы никто не услышал, а если и услышали, то не поняли. Эта фраза предназначена только Мирону.                                   Вечереет. Пирушка затянулась. Скоро уже и первые звёзды будут видны. А я так и не смог расслабиться. То и дело поглядываю в сторону тех братьев. Алипий ведёт себя так, будто ничего ужасного и не случилось: строит глаза свободным омегам, не отказывается от предлагаемого алкоголя, со всеми желающими поддерживает беседу. А вот Пина больше похож на того, кто пережил трагедию: сидит на самом краю стола, смотрит в тарелку чаще, чем на редкого собеседника, почти не ест. Спереди у него коротко отстрижены волосы, но он то и дело пытается скрыть ими лицо, будто платком, а когда понимает, что он без него, то опускает голову ниже.              Понимаю, что косвенно тоже виноват в его горе. Мои секреты должны быть сокрыты от всех куда лучше.                     

***

                    Пина так и остался под присмотром близнецов. Хоть сейчас у него и статус слуги, по факту – он не выполняет свои обязанности и носит обычную повседневную одежду. Точнее, близнецы не дают ему этого сделать. То пригласят на трапезу, то вовлекут в какую-нибудь забаву или игру, то ещё чего-нибудь придумают. Прямо как сейчас. Они всё равно что оторвали Пину от Алипия, не дав им поговорить и минуту.              — Пина, собери мне косички! — Просит Селен, который буквально минуту назад распустил всё то, что ему сделали утром. Не без помощи Гелоса.              Они как-будто делают всё, чтобы не оставлять его наедине с кем-либо.              Сидя в деревянной беседке, наблюдаю за всем со стороны. Сюда же направляется и Алипий, то и дело поглядывая на Пину.              — Как видишь, близнецы не дают ему ни минуты покоя. — Первым начинаю нашу беседу.              — Вижу-вижу. Благодаря близнецам Пине некогда грустить. — С некой натянутой улыбкой произнёс Алипий.              — Знаешь, у меня есть к тебе разговор, так что ты пришёл весьма кстати. — Раз всё так удачно складывается, то решаю не терять времени зря и сразу перейти к тому, о чём обдумывал все последние дни.              — Разговор? Я внимательно вас слушаю.              — Во-первых, прими мою благодарность за спасение близнецов. А во-вторых, прими мои соболезнования и сожаления по поводу твоей семьи. Когда травил твоего отца, то не думал, что последствия будут таковыми, какими они получились.              — Пхахаха… — Пока я тут стараюсь передать всё своё сожаление, этот парень начинает смеяться. Мои слова настолько смешны? Заметив моё замешательство, он прекращает хохотать, но всё так же держит улыбку. — Простите, господин Тимиэль. Просто вы сейчас такой серьёзный.              — Не вижу причин для смеха. — Стараюсь держать лицо, не раскрывая своего смущения.              Не спросив разрешения, Алипий садится на краю скамейки. Не гоню его, хоть и понимаю, увидь это Мирон и ревность его может накрыть с головой. Скрепив руки вместе, собеседник будто с чем-то решается, прежде чем заговорить вновь, а я и не тороплю. Боюсь спугнуть его мысль.              — Я был чужаком в собственной семье, так что живы они или мертвы – мне всё равно, а те, на кого было не всё равно – давно мертвы. — Немного опешил от таких слов Алипия. Решаю не перебивать его. — Отец часто говорил, что если бы не мой вторичный пол, раскрывший себя ещё в раннем детстве, то был бы совсем бесполезным. Дедушки насильно поженили моих родителей. Ни отец, ни папа не любили друг друга. Их соединял лишь брачный долг и договорённость старших. И если папа был готов принести себя в жертву на благо семьи и своего рода, то отец не был готов мириться с принуждённым браком ради желаемой должности. Брал на место последующих младших супругов всех подряд да плодил себе подобных детей без конца. Но папу сломило не это. Смерть моих двух старших братьев омег, подстроенные под случайное происшествие, и змеиный яд, который ему долгое время подсыпали в еду. Так что то, что старик умер от яда, преподнесённого ему омегой, даже иронично. Вам так не кажется, господин Тимиэль?              — Тебе нелегко пришлось… — Всё, что смог выдавить из себя. Смотря на его вечно светящееся улыбкой лицо, даже и подумать не мог, что он уже успел пережить подобное.              — Есть такое. Просто знайте, что я искренне благодарен вам за смерть этих лицемеров. Чего не сказать о Пине. Он наверняка скучает по самым младшим малышам. Всё-таки, он с ними нянчился. Да и не всех отец успел испортить. Чем старше он становился, тем реже виделся с последними отпрысками.              — Вот как…              Без резких движений, Алипий опускается со скамейки на колени, присев передо мной. Не ожидал такого поведения, поэтому уже хотел было поднять его, удерживая за плечи, но стоит мне взглянуть в его глаза, полные решимости, без маски праздного веселья, замираю. Впервые за всё это время ощущаю его феромон. Он мягкий, похож на сандаловое дерево, что повсюду цветёт на средних островах.              — Не знаю, заметили ли вы, но моя клятва на празднике звучала именно вам. Я сделаю всё, чтобы отплатить вам за вашу решимость.              Его слова звучат как клятва. И я верю в их искренность.