Душа атланта - это океан

             PovГелос              Папа снова уснул непробудным сном. Сколько бы дней не прошло, как бы сильно мы его не будили, он всё не просыпается. Селен вообще не отходит от постели родителя, а я отлучаюсь. Без отца все дела должны были лечь на папеньку с советом, но когда и он слёг, его место занимаю я. А дел много, особенно в отсутствии Алипия, который выполнял большую часть обязанностей. Отец уже начинал обучать меня, как обходиться с документами, объяснял основы, но опыта в управлении целой страной – у меня нет, поэтому стараюсь хотя бы не сделать хуже к его прибытию. А приплыть он должен скоро. Весть о том, что случилось, уже дошла до него, и мы получили ответ о его возвращении.              Нам нужно просто дождаться отца.              — Алипия поймали? — Спрашиваю сразу же, стоит одноглазому альфе зайти в кабинет отца.              Он не скрывает свои шрамы на руках и голове, только пустую глазницу. Откуда у него такие ранения – мне не известно. Я знаю лишь только то, что он старается не попадаться папе на глаза лишний раз, а если такое и случается, то всегда низко опускает свою голову, чтобы не было видно лица. Сам мужчина был мне учителем в детстве не только в маскировке, но и в уроках ведения боя. Теперь же он вполне послушно выполняет мои приказы, какими бы они не были.              — Ещё нет. Его нигде не могут найти.              — В том месте искали?              — Да. Там есть та хижина, но внутри давно никого не было. Всё покрыто пылью и паутиной.              Ещё когда Доротеи похищали меня с Селеном, Алипий пробовал увести нас одним тайным путём. Увы, тогда нас поймали. Меня с Селеном не тронули, а паршивцу пару костей сломали. Видимо, после этого или ещё раньше, он успел подготовить другие варианты побега в случае неудачи. Знать бы ещё, где именно искать. У парня треть Атлантиды в собственности после уничтожения рода Доротей, и каждый его дом успели обойти.              — Разрешаю убить его без разбирательств сразу же, как только найдёте. — Не щадить предателей – это то, чему я научился у родителей сам, наблюдая за ними.              — Будет исполнено.              Альфа покидает меня. Оставшись наедине, снова забиваю голову мыслями, всеми подряд. Я не знаю ни где прячется Алипий, ни как разбудить родителя. В прошлый раз нам повезло. Тот юноша из моря помог нам. Может ли он и в этот раз помочь? Наверное, мог бы, да только где его искать?              Пришедшая в голову идея дурная, максимально до ужаса, но я в отчаянии и не знаю, что ещё могу сделать. Выпрыгнув из окна, приземляюсь поближе к берегу. Увидь папенька такие мои прыжки, то точно бы принялся причитать и отчитывать, больше от беспокойства за мою сохранность, нежели чем от злости.              Вода, согретая летним солнцем, приятна для освободившихся от обуви ног и расслабляет. Я и не замечал до этого, насколько сильно напряжено моё тело. А может, это говорит об усталости за недельную работу без перерывов? Помню, что отец садился на колени, поэтому и я тоже сажусь. Мокро, песок так и лезет под одежду, но я терпеливо жду.              Правда, жду немного, терпением никогда не отличался.              — Мой папа снова уснул. Ты тогда помог. Может… поможешь и в этот раз? — В ответ тишина. Только волны прибоя да ветер. — Можешь просить всё, что угодно: золото, драгоценности, ткани или еду. Я постараюсь тебе это дать. Что бы ни попросил, не обделю.              И снова в ответ ничего.                            Сижу так до захода солнца, продолжая терпеливо ждать. Впервые на своей памяти. Но увы, чуда не происходит. И чем я только занимаюсь? Ополаскиваю лицо солёной водой, в ней же пряча накопившиеся слезинки. Чувствую себя дураком. Встаю, отряхивая от себя мокрый песок. И краем глаза подмечаю тёмную макушку, выплывающую из воды. Аккуратное лицо, словно время и не трогало его, по-прежнему молодое. Только выглядит парень уставшим, вымотанным и немного похудевшим, в отличие от первой встречи.              — Прежде чем просить, ты должен дать, а не просто предлагать. Не слушал наставления Тимиэля, прежде чем идти ко мне? — Неожиданно слышу ворчливый голос. Неужели он всё это время прятался под водой и тоже ждал?              Подождите! Должен что-то сперва дать? Боясь спугнуть морского жителя, наспех снимаю с себя золотые браслеты-нарукавники и протягиваю их юноше. Он же не спешит брать предложенное, но ко мне всё же подплывает поближе настолько, что теперь и сам стоит передо мной. Вода ему почти по пояс, но я успею дотянуться до него хвостами, в случае, если он снова захочет сбежать. Единственное, что делаю в этот раз иначе - стараюсь не смотреть на его полунагое тело, к которому плотно прилипла единственная полупрозрачная тряпка.              — Если нужно больше, я принесу. Только скажи. — Мне абсолютно всё равно, как много он попросит для себя взамен на спасение родителя.              — Не нужно золота, им сыт не будешь. — Он отказывается, смотря на меня с неким презрением, сощурив глаза.              — Тогда каково твоё требование?              — Пусть охота, устроенная твоим отцом на мой народ и мне подобных, прекратиться. Нас и раньше было немного, а теперь ещё меньше! — Гневно почти кричит морской житель.              — Охоту? — Я лишь мельком слышал от служанок, что "деликатесы", привезённые отцом, явно не от простых животных. Но чтобы это было от тех, кого люди зовут божествами! Такого от отца я не ожидал.              — Только не говори, что не знал.              — Разве отец привозит не лекарство для папы? Ни о какой охоте и речи не шло в его разговорах. — Не хочу говорить, что не знал. Я даже не догадывался, слепо верю словам родителя.              — Лекарство? — Кажется, я рассердил того единственного, кто может помочь папе. Поджав губы и сведя брови вместе, он набирает побольше воздуха в лёгкие, прежде чем начать кричать. — Это теперь так называется выпотрошение других рас? Твой отец ещё в юные годы убил моего дядю и забрал у того жениха, Тимиэля, прямо со свадьбы! Убил его лучших воинов! А теперь вырывает моим сородичам органы, чтобы скормить их Тимиэлю и продлить ему жизнь! Хорошее такое лекарство. Ничего не скажешь! — Понимаю, что последнее – это сарказм.              — Стой. Я ничего не понимаю из твоих речей. — Как-то потерял я линию сути, пока юноша гневно сокрушается на отца, обвиняя его.              — А что непонятного? Я и сам в прошлый раз дал ему выпить крови дяди, сохранившейся в его сердце. Если бы не сделал этого, то и этот изверг ни о чём бы не догадался!              — А твоя кровь поможет? — Часть ответа я уже получил. Осталось получить ответ на этот вопрос, ведь сейчас не подмечаю ничего, что напоминало бы то сердце.              — Что? — Думаю, он поздно понял, что проболтался. Я иду к нему навстречу, а он делает в два раза больше назад. И пока он снова не удрал, ловлю его хвостами, оплетая сначала стопы ног под водой, а после и всё тело. От резкого разворота назад, юноша почти падает, плюхаясь в воду, но я держу крепко, притягивая к себе. В итоге, мне удаётся закинуть его к себе на плечо, прижав его руки к собственному телу. Ноги приходится скрутить отдельно, чтобы не пинался. Он выше меня, почти на целую голову, так что нужно постараться, чтобы удержать. — Эй, ты чего это задумал? Пусти! Кому говорю, отпусти!              — Сначала вылечим моего папу, потом выслушаю тебя и отблагодарю. А пока полежи спокойно. — Я должен спешить к папе. У меня нет времени на чужие капризы.              — Куда понёс? Поставь на место! Туда, откуда взял! — Кричит омега мне прямо в правое ухо.              Благо хвостам, до спальни добираюсь быстро. Селен всё так же у постели родителя, уже все глаза проплакал. Но, увидев меня с ругающимся юношей, соскакивает с кресла. Зелёный платок с расшитыми золотыми цветами почти падает с его плеч, открывая взор на бледно-зелёное домашнее платье.              — Кто это? — Тут же спрашивает Селен, смотря на незнакомца.              — Тот, кто в прошлый раз вылечил папу. — Вижу, что он снова хочет возразить и поспорить, но я договариваю свою фразу быстрее. — И сейчас вылечит, коль хочет, чтобы я уговорил отца пойти на уступки.              — Наглец! Каков наглец! Что Мирон, что ты! Одной грязной крови! — Он только не плюётся ядом, желая задеть меня словами побольнее. Но отец-то для меня хороший, я не понимаю смысла его оскорблений, не принимаю близко к сердцу.              — Пусть так. Сейчас папа – важнее. — Отвечаю спокойно, хотя нервы уже на пределе. Поставив чужака на ноги, демонстрирую ему родителя, в каком он состоянии. Только руки за его спиной удерживаю, чтобы он не удрал.              — Что с ним случилось? Он что, снова яда напился? — Юноша всё же обращает внимание на нашего родителя.              — Скорее, наелся. — Отвечает Селен. — Диора, наш придворный лекарь, пока изучает, что именно было подложено. Всё, что нам известно, так это то, что яд сводил к минимуму шансы на беременность. Когда папенька узнал, то упал без чувств. Так глаза и не открывал.              — Ну что за дурак. — Снова ругается морской житель. Только в этот раз на папу, смотря на него не то с разочарованием, не то как на предателя.              — Не смей оскорблять его! — Шиплю, сжимая пальцы на его руках.              — Не то что? — Повернув ко мне голову, продолжает язвить омега. — Выпотрошишь мне органы, как это делает твой отец? Или принудишь к браку, убив при этом жениха на собственной свадьбе и половину жителей родного острова? А? — Понимаю, что это всё ещё камень претензий в моего отца, но не припомню, чтобы он творил хоть что-то из выше перечисленного. — Что? Что ты на меня так смотришь? Отец ваш что, не хвастался тем, как Тимиэля с Лиля забрал? Как опорочил его, змеюка проклятая! Или как убил не только его любимого, но и членов семьи? — Первый пинок в живот пропускаю, но второй ловлю хвостами. Прыгая на одной ноге, парень пытается вырваться, пусть и безрезультатно. — Тоже поплывёшь убивать моих родных?              — О чём вы говорите? — Всё ещё не понимает Селен.              Я же, кажется, начинаю догадываться. У родителей не всё так просто в отношениях, так было всегда. Но отец всегда хорошо относился к папе, продолжает это делать и сейчас, балует и защищает. Я не должен слепо верить незнакомцу. Кто знает, может он просто так желает позлить меня, настроить против своего родителя.              — Братец, я наверное ошибся. Этот только непонятную белиберду городить и может. Ни капли сочувствия или же помощи. — Я уже понял, что чем выше берут его эмоции, тем больше он говорит. Но не могу не съязвить в ответ.              — Помогать тому, чей отец медленно, но верно уничтожает твой род? Не слишком ли много ты просишь, наглец малолетний? — Так и не выбравшись из моей хватки, он всё же решается пнуть свободной ногой. Ожидая от него удар, перехватываю и эту ногу. Теперь он висит над полом и сыплет ругательствами в мой адрес на причудливом акценте.              — Гелос, я совсем запутался. О чём он говорит? — Продолжает беспокоиться Селен.              Пока отец не вернулся, я должен оставаться верным своим родителям, своему роду. И рождать сомнения в брате не желаю. А вот папе помочь проснуться не просто должен, но и обязан.              — Селен, открой папе рот пошире. — Прошу близнеца, но встречаю лишь непонимание в его глазах.              — Что? Что ты делаешь? — Пока они оба в замешательстве, я режу своим хвостом ровно по руке морского жителя. Из неглубокой ранки сочится кровь, не заставляя себя ждать. Омега тут же начинает прятать крик, скрепив зубы. Подношу поближе к папе, но Селен как стоял на месте, так и стоит, посильнее вцепившись в платок. Чужак же начинает ругаться, словно других слов больше не знает. — Подлая змеюка! Такой же, как твой проклятый отец! Ни стыда, ни совести, ни чувства морали!              — Либо помогай, либо позови Диору! — Никому неизвестно, когда папа может сделать последний вздох, а потому мы должны торопиться.              — Я… — Селен слишком долго думает. У нас каждая секунда на счету!              — Ты хочешь, чтобы папа проснулся? — Селен положительно кивает головой. — Тогда либо помоги мне, либо зови Диору.              Недолго думая, всё же собравшись с духом, Селен решает раскрыть рот папы. Придерживая ещё и его язык, Селен удерживает всё своими тонкими пальчиками. Я же, успев собрать часть крови в своих хвостах, понемногу вливаю в рот папы.              — Как много нужно? — Снова беспокоится Селен, смотря то на папу, то на рану незнакомца.              Я же жду, пока бледное лицо папы не зарозовеет. Лишь после этого зажимаю рану рукой. Водный житель уже ничего не говорит, молча терпит.              — Думаю, пока на этом остановимся.              Продолжая удерживать омегу, наблюдаю за папой. Сначала на всю спальню слышен тяжёлый и глубокий вдох, за ним выдох. Ресницы дёргаются, прежде чем подняться и открыть веки. Серо-голубые глаза неуверенно, словно в тумане, разглядывают пространство вокруг. Как и в прошлый раз, часть волос родителя стремительно бледнеют, ровно зеркально друг от друга. Теперь половина его головы покрыта седыми волосами.              — Папенька! — Тут же кидается Селен на родителя, обнимая того в районе груди. Папа на это лишь что-то хрипит, пытается поднять руки для ответных объятий, но он пока слаб, потому и получается не очень удачно, неуклюже и неуверенно.              — Ему нужно попить воды.              Несмотря на мои слова, Селен не отлипает от родителя. Приходится делать это самому. Голова папы послушно поднимается, он сам отпивает пару глотков, а после давит затылком назад, тем самым давая знать – ему достаточно. И он снова закрывает глаза. В этот раз не боимся за него, ведь дыхание родителя ровное, спокойное. Лицо не бледнеет, и тело уже не такое холодное. Согревается под одеялами и Селеном.              — Теперь-то отпустишь, изверг несчастный? — Всё же подаёт голос спаситель нашего папы.              — Пока нет.              — Что значит "нет"? Тимиэль проснулся! Я тебе больше ни к чему! — С новой волной возмущения сокрушается парень.              — Я ещё не выполнил часть своего уговора. А чтобы я это сделал, следует дождаться отца. И ты будешь ждать с нами. — Не могу просто так отпустить его не только по этой причине.              Что, если папе снова потребуется его кровь? А если он не выплывет в следующий раз, скрывшись в морских глубинах? Где нам его искать, если он намеренно начнёт прятаться после такого отношения к нему? Что нам тогда делать?              Я должен удержать его рядом.              — Не буду я ждать с вами! Не хватало мне ещё того, чтобы звали не просто предателем, а… — Он резко замолкает. Сначала бросает на меня взгляд, а после решает не продолжать ту брошенную в гневе фразу. — Аргх, забудь. Просто отпусти меня по-хорошему!              — Нужно залечить твою рану. — Тяну юношу за собой, ведь он просто так не следует за мной. — Пошли к Диоре. Заодно потом отправлю её к папе.              — Нечего беспокоиться, когда сам же рану и нанёс!              — Это было необходимо. — О том, что он мог просто согласиться и не убегать – умалчиваю. Он и без этого громкий.              — Все вы, змеюки подлые, оправдания находите своим бесчинствам!              — Кстати о бесчинствах. Я бы хотел, чтобы ты прекратил наговаривать на отца. Они с папой – истинные, их пару никто не может оспорить. Поэтому то, что ты сказал ранее… Такого точно не могло произойти с ними.              — Наговаривать? Это я тут наговариваю? Да ты хоть раз был на родине Тимиэля, на Лиле, чтобы сметь так нагло разговаривать со мной? Истинные или нет, думаешь, это помешало твоему отцу бесчинствовать на Лиле?              — Тогда расскажешь, что же там такого случилось? — Видя, как он набирает побольше воздуха, и помня, какой крик за этим следует, прерываю его очередную гневную триаду. — Только нормально! Без крика и визга. Иначе ничего не понятно из твоей какофонии звуков.              — Вот теперь специально больше ни словом не обмолвлюсь! Пусть сам Тимиэль рассказывает. — Чтож, он действительно стал говорить тише. Только совсем не то, что я желал услышать.              — Что за крики вы устроили у моего кабинета? — Мы почти доходим до кабинета Диоры, когда старушка выходит к нам на встречу. Пусть она и стара, но зрение у неё отменное, издалека она уже видит, что иду не один. — Юный господин, что это за гость рядом с вами?              — Гость? Так значит в Атлантиде нормально резать гостей и лакомиться их кровью? Ну и нравы! — Всё же не удерживается парниша от сарказма и колкой речи.              — Это… — А ведь он представлялся, ещё в первую встречу. — Если правильно запомнил с прошлой встречи, то имя его – Рода. Посмотришь его рану?              — Так что там за "лакомиться кровью". — С неким сомнением переспрашивает Диора. — За столь долгую жизнь в Атлантиде впервые слышу о подобной культурной особенности.              — Мы папу разбудили так же, как он это сделал в прошлый раз. — Отвечаю прямо, без утайки.              — Тимиэль проснулся?              — Да. Но пока снова спит. Уже нормально спит. Осмотри его, как закончишь с его раной.              — С таким пустяком и мой сын управится. А я побежала к Тимиэлю. — Так толком ничего и не сделав, даже не взгляну на рану, Диора принялась складывать в небольшую сумку всё, что только может ей сейчас пригодиться.              — Так ты не шутил и не издевался, когда говорил про лечение раны? — Неспокойно спрашивает морской житель, поёживаясь. В его глазах – недоумение и неверие происходящему. И оно не прекращается, пока Леоний не приступает к ране.              — Почему я должен так поступать? — А я не понимаю, почему он решил, что я не отблагодарю его за жертву? — Пусть и насильно, но ты помог моему родителю. Я должен ответить тебе такой же благодарностью.              — Ну, знаешь… Атланты прилюдно отрубали головы людям Лиля и моим сородичам, а после демонстрировали их трупы оставшимся выжившим, воткнув в них глазницы неизвестные мне цветы. Саму трагедию не видел, да и из наших альф тогда никто не вернулся. Уже после, когда всё закончилось, видел, как омеги хоронили своих альф и наших. Точнее то, что от них осталось. Такого количества лодок с пеплом и частично сгоревшими частями тела никто никогда не видел. Даже самые старшие из нас. Да и тело дяди Юнгина… Он был убит без жалости и сочувствия, а голову так до сих пор и не нашли: не на Лиле, ни в водах. Одному Мирону известно, что с ней стало.              — Что ты сказал? — Диора ещё не успела уйти. Она остановилась, так и не закрыв сумку. Видимо, она была погружена в собственные мысли, раз не сразу начала возмущаться.              — Это неразумное дитя просило рассказать про Лиль больше. Вот и рассказываю, пока мою руку лечат.              — Не смей ничего говорить. Не вноси раздор в их семью! — Жёстко, с металлом в голосе приказывает Диора.              — Значит то, что он говорит – правда? — Не хочу в это верить, но то, как искренне Рода негодует, и как остро реагирует Диора, говорит об истинности слов чужака.              — Тебе знать не положено. — В мою сторону Диора говорит куда мягче и спокойнее. Более ничего не говоря, она спешит удалиться, в последний раз сверкнув укоризненным взглядом в сторону чужака.              — Диора! — Останавливаю женщину, выкрикнув её имя. — Почему я не могу это знать?              — Тимиэль и так многого натерпелся за свою недолгую жизнь. Думаешь, он обрадуется, когда узнает, что ты слушаешь бредни чужака, принимая их за чистую монету?              — Нет, не обрадуется.              — Тогда ни слова больше о Лиле при Тимиэле.              Диора всё же покидает свой кабинет, тихо прикрыв дверь за собой. Мне только и остаётся, что сжимать кулаки от бессилия. Она мне как бабушка, всегда была в моей жизни. И куда ближе и роднее кровной бабушки, которую видел однажды. Но сейчас, когда она намеренно выстроила стену, я не знаю, что мне чувствовать.              — Значит, я услышал правду… — Говорю уже сам себе, не ожидая ни от кого ответа.              — Она же человек, да? — Вдруг спрашивает Рода.              — И что с того?              — Просто удивительно, как она защищает хрупкое спокойствие твоего отца. Твоему папе и правда было бы проще умереть, но наверняка, чтобы больше не мучатся.              Слова чужака злят. Но я не могу его ударить. Бью хвостами в стену. Естественно, своею несдержанностью я пугаю и Леония, и Роду. Стеклянка с лекарственной мазью тут же разбивается об пол, осколки разлетаются в разные стороны. Леоний спешит собрать осколки, взяв в руки метёлку.              — Больше не смей так говорить о папе! — Почти шиплю, стараясь успокоиться. Слишком многое на меня свалилось за последние дни, в эмоциональном плане.              — Тц. Змеёныш. — Закатив глаза, Рода продолжает сидеть на месте в ожидании, когда Леоний вернётся к его ране.              О том, что было на Лиле, решаю не спрашивать папу. Тут Диора была права, папа многое успел вынести в Атландине. О таком решаю спросить отца, когда тот вернётся домой. Если Рода не врёт, то его рассказ многое объясняет: и частый задумчиво-печальный взгляд папы, и его редкие капризы в сторону отца, и просто отвратительное поведение тёти Фиалки, и почему родственники со стороны папы навещали нас всего один раз, и даже саму папину задумку с его центром по защите омег.              Он не смог защитить себя, своих близких, но желает защитить других.