***
Я с трудом отвел взгляд от лежащего на сырой траве любимого тела. Сквозь зеленый вязкий туман, сквозь удивленные, размытые моим разбитым сознанием, крики пожирателей, я смотрел, как сбывалось то, что предвидел Гарри. Все произошло так, как он и говорил. В то мгновение, когда избранный упал, сам Волдеморт так же рухнул на месте. Защитные заклятия вокруг последнего крестража растаяли с легким звоном. Нагайна осталась без защиты. Времени медлить нет. Теперь моя очередь. Трясущимися руками я схватился за меч и поднялся. Еще немного, Драко, еще немного и твоя боль утихнет навсегда. Ты только должен выполнить свою миссию. Ради Гарри. Я скинул мантию, поднял сверкающий в свете многочисленных люмосов меч Гриффиндора и одним мощным ударом отсек змеиную голову. Ее хвост еще несколько секунд дергался в агонии. Все. Крестражей больше нет. Оцепенение и опустошенность захлестнули меня и я замер, тупо уставясь на истекающие кровью останки огромной змеи. Теперь остался только Лорд. Нет, нет, я не могу, не хочу продлять свою агонию еще хотя бы на пять минут! Я хочу умереть, здесь и сейчас, а его пусть убивает кто-нибудь другой. На гриффиндоре хватает героев! А запас своего геройства я истратил весь, когда смог подняться с колен после того как Гарри… Сквозь зеленый сгустившийся туман, уже ставший почти киселем, я смотрел, как Лорд приходил в себя, вставал с земли и что-то кричал. Сквозь толщу воды, навалившейся на меня и оглушившей, я видел, как ко мне летело обезоруживающее заклятие. Я почти не почувствовал боли, почти не ощутил, как мое тело скрутили чьи-то руки. Именно этим я сейчас и являлся. Телом. Без души и без сердца. Просто оболочкой из мышц, кожи. Из крови, которая для чего-то бежала по моим венам. Из легких, которые зачем-то продолжали дышать. Странно… Меня куда-то несли, мои останки швырнули на что-то мягкое. Остановить биение сердца было моим единственным желанием. Потому что нет больше повода дышать… Если я пошевелюсь, это произойдет быстрее? Я открыл глаза и уткнулся взглядом в стеклянные безжизненные зеленые глаза. Гарри… Бледно-серое лицо с посиневшими губами, ресницы больше не трепещут, щеки не краснеют, руки не ловят в объятия… Там, где еще несколько минут назад было мое сердце, невыносимо закололо. Я подтянулся к нему, вцепившись в его плечи. Даже в смерти он невыносимо прекрасен! — Подожди меня немного, Гарри, — прошептал я, прислонившись лбом к его лбу. — Я приду к тебе. И поцеловал. Авада забирает жизнь быстро, губы были ледяными, но все еще хранили его вкус… Который я впитывал, всасывал в себя, как одержимый и с каждой секундой, с каждым мгновением этого посмертного поцелуя, зеленый кисель вокруг распадался, в уши ворвался шум Запретного Леса и взволнованные голоса. Я вернулся в реальность. И одновременно с реальностью вернулась ненависть. Всепоглощающая, неистовая, безумная! Во сто крат сильнее, чем раньше. Чем до того, как Гарри… Ненависть к тому, кто стоял в нескольких шагах от меня, смотря сверху вниз. И омерзительно улыбался. — Молодой Лорд Малфой, какая честь! Скотина полукровная! Недостойная и мизинца Гарри зеленомордая сволочь! Ты, это ты лишил меня всего! Да, я умру сейчас, в этом нет сомнений. Жить я не хочу и ублюдок этот меня не отпустит, это точно. Ну что ж, Драко, твое последнее представление в жизни будет самым лучшим. Собрав в кулак всю свою гордость, слизеринское достоинство и самоуверенность, всю смелость и безрассудство, которым поделился со мной мой Поттер, я поднялся с земли, выпрямил спину, гордо вскинул голову и ухмыльнулся в лицо своему врагу. Гарри, ты будешь мной гордиться! — Не могу сказать того же, мистер Риддл, — произнес я улыбаясь. Волдеморт, казалось, позеленел еще сильнее, глаза заметали красные молнии. — Как ты смеешь, щенок, называть меня грязным маггловским именем моего отца? — задыхаясь от гнева, взвизгнул он. — Так же, как ты смеешь марать мое достойное имя своим полукровным языком, ублюдок, — ответил я все также гордо улыбаясь. Так тебе, тварь. Не ожидал? Все-таки, Волдеморт, как ни крути, был выдающимся человеком и великим волшебником, хоть и абсолютно съехавшим. Поэтому, в руки он себя взял быстро. Вот уже во взгляде сквозит такая же победная уверенность, как и когда он убивал моего… — Драко, ты изменился. Я удивлен, — прошелестел он спокойным голосом. — Что, пару раз трахнул мальчика-который-выжил и подцепил от него смелость? Что скажешь, — гаденько улыбнувшись, продолжил он. — Задница Героя стоила твоего предательства? — Это лучшее, что я имел в своей жизни, — так же уверенно, смотря ему прямо в прожигающие красные глаза, без тени страха на лице, ответил я. Лорд двинулся ко мне, подошел вплотную, ткнул палочку мне в подбородок, приподнимая мое лицо. — Малфой, ты должен был понимать, что побег тебе не поможет. Я найду тебя везде, я уже однажды доказал тебе, что за неповиновением всегда последует наказание, не так ли? От своего Хозяина тебе не убежать, ты, жалкое подобие чистокровного волшебника. — Бывшего хозяина, Риддл, бывшего, — не моргнув, ответил я. Он отнял от моего лица свою палочку, чтоб коснуться ее кончиком левого предплечья. — Сколько бы ты не бегал, метка на твоем теле ясно показывает, кому принадлежит твоя продажная душонка! — Выкрикнул он. А вот сейчас, сука, ты удивишься еще сильнее. От предвкушения, я задорно рассмеялся. Риддл отпрянул от меня на несколько шагов и посмотрел, как на умалишенного. А я уже скинул пиджак и закатал рукав, под которым белела аристократично-бледная кожа без единого следа чего-то черного. В рядах пожирателей, стоявших вокруг нас, пролетел удивленный шепот. А Лорд, казалось, окаменел от удивления. — Но… Как… — только и смог пробормотать он. — Тебе не понять, — ухмыльнулся я, мысленно ставя себе оценку превосходно. Гарри, ты бы меня видел! — Ты даже представить себе не можешь, Том, что есть на свете что-то сильнее твоей власти, не так ли? — Как ты… — снова возмущенно задохнулся он. А я продолжил, добивая. — Дамблдор, хоть и был тем еще ублюдком, был прав в одном. Настоящая любовь — величайшая сила, которая побеждает все. Тебе никогда не стать всесильным и бессмертным, потому что ты не знаешь и никогда не узнаешь любви. Ты слаб и жалок. — И к чему привела тебя твоя любовь, мальчишка! — Закричал он, вновь приближаясь ко мне вплотную. — Ты сейчас сдохнешь как безродный пес рядом с твоей псевдо-избранной подстилкой! — Это те кого ты трахаешь — подстилки, Риддл. — С каждым своим словом, я как будто обретал все больше уверенности. Я действительно понял, впервые понял, почему мы сильнее. — Если у тебя, конечно, еще стоит. Он зарычал, из палочки посыпались искры, а я снова улыбнулся и продолжил. — А я, полюбив Гарри, получил то, что никогда не будет принадлежать таким тварям, как ты. — Твой никчемный герой проиграл, — крикнул он. Его лицо было искажено гневом, злостью, ненавистью. И еще чем-то… Он что, боится? — Вот он, мертвый лежит у моих ног и теперь навсегда останется в истории мальчиком-который-умер! — Спустя века Гарри будут помнить как величайшего героя в истории Магической Британии, — ответил я максимально громко, чтобы слышали все, чтобы слышал весь Хогвартс. — А ты… Твои приспешники через секунду после твоей смерти отрекутся от тебя и будут ползать на коленях перед победителями! — Я не умру никогда, я бессмертен! — вскричал он, озираясь по сторонам. — Брось, Том, — снова усмехнулся я. — Ты сам отлично знаешь, что ни одного крестража у тебя больше нет. — У меня есть моя жизнь и моя армия! Мое могущество и величие! А ты сейчас сдохнешь и будешь гнить рядом со своим «любимым», — на этом слове, он криво усмехнулся. — Мы доставим вам такую радость и швырнем вас в одну сточную канаву. Если, конечно, — он задумчиво прикрыл глаза, — ты не желаешь вернуться в стан победителей. Драко, я верну метку на твою руку и приму тебя обратно, если ты сейчас встанешь передо мной на колени и отречешься от Поттера. Я верну тебе богатство, я дам тебе власть, могущество. Поделюсь секретом бессмертия. Ты станешь величайшим после меня. Если ты отречешься. Навсегда. — Никогда, — ответил я гордо и твердо. По рядам пожирателей пронеслись отчаянные вскрики. — Ну что ж, — улыбнулся Риддл своим змеиным оскалом. — Мне даже почти жаль. Ты изменился, Драко, и мы вдвоем с тобой могли бы многое сделать. Конец тысячелетней истории рода Малфой будет жалким. Он обвел взглядом своих притихших приспешников. Несмотря на то, что они стояли в масках, я узнал почти всех. Родителей своих школьных друзей, моих родственников, друзей отца. Интересно, из этих лицемеров хоть один помнил, как они лебезили когда-то перед Люциусом? Жалкие трусливые садисты! — Ты, — Риддл скривился, снова поворачиваясь лицом ко мне. — Ты, со своей жалкой любовью и никому не нужной гордостью, сейчас умрешь. — До скорой встречи за гранью, Риддл, — ответил я, продолжая улыбаться. Смерть для меня не кара. Смерть — избавление. Сладостный покой. Я уйду без сожалений. Мне не за что больше держаться. Повернувшись к нему спиной, я присел на колени перед распростертым телом моего персонального демона-искусителя. Зеленые, пустые, безжизненные глаза глядели куда-то вверх, в грозовое черное небо. Я поднял руку и решительным движением пальцев опустил его веки. Спи, герой, ты справился, ты выполнил свое предназначение, а сейчас и я выполню свое. Уйду за тобой. — Авада Кедавра — услышал я неистовый крик позади, за спиной. Избавление. Покой. Искупление. Облегчение. Спасение. — Наконец-то, — успел прошептать я, когда поляну озарило зеленое сияние смертельного проклятья. Оно двигалось ко мне, казалось, невыносимо медленно. Скорее!!! Тишина. Небытие. Тьма. Я с тобой, Гарри Поттер. Теперь уже навсегда. Свет померк, унося куда-то невообразимо далеко образ молодого темноволосого волшебника, лежащего на мокрой траве запретного леса. Я умер…***
С трудом разлепив глаза, Гарри Поттер поморщился от яркого света, наполнявшего все пространство вокруг. Казалось, он не лежал на чем-то, а парил в огромном люмосе, созданном кем-то великим. Поднявшись на ноги, он осмотрелся по сторонам. В ярко-белом мареве едва-едва угадывались очертания каких-то предметов, лестниц… Что-то смутно знакомое показалось Поттеру в размытых очертаниях предметов. Вокзал Кингс-кросс? — Вот уж никак не думал, что после авады попаду на вокзал, — сказал в пустоту Гарри. — Для каждого междумирье выглядит по своему, мой мальчик, — раздался за спиной героя до боли знакомый голос. — Профессор Дамблдор, — выдохнул он и обернулся. И действительно, директор Хогвартса стоял перед ним в серебристо-серой мантии, со своей длиннющей бородой и очками-полумесяцами. И улыбался. — Я умер? — Еще не совсем, — ответил прищурившись директор. — Волдеморт убил в тебе крестраж, мой мальчик. — Мой мальчик? — прошептал Гарри. — Ваш мальчик? — закричал избранный. — Я никогда не был вашим мальчиком! Вы всю жизнь растили меня для того, чтобы я умер в нужный момент! Вам было наплевать как я живу, в каких условиях расту, вы ни единого раза не поинтересовались, как проходит детство вашего мальчика! Вы сделали все, чтобы мне было некуда возвращаться и не о чем жалеть. Чтоб я просто взял и сдох за всех, за вас, за ваши идеалы и по вашему гребаному плану! — Кричал разбушевавшийся избранный в лицо своему директору. Которого он сейчас почти ненавидел! — Вы не дали мне детства, не дали мне жизни, не дали даже шанса! И смеете называть меня вашим мальчиком? Вы даже не нашли в себе сил сами сказать мне, что я должен умереть, а вы знали давно, я уверен! Подослали Малфоя! И почему Малфой, ради всего святого, почему именно он? Вы — трус! Жалкий старый трус и интриган, вот вы кто на самом деле, величайший светлый маг столетия! Голос Гарри сорвался на хрип и он рухнул на колени от переизбытка эмоций, размазывая по щекам слезы ярости. Бешеная злость нахлынула на Поттера, смывая все вокруг. Белая реальность междумирья дернулась волнами, исходящими от разбитого, отчаявшегося, несчастного, взбешенного героя. Его ничем не сдерживаемая магия вихрем крушила нереальность молочно-белого вокзала, снося все то, что существовало в почти непроницаемом мареве. И только пожилой седовласый маг стоял в буйстве стихии не шелохнувшись. Его мантия и длинные седые волосы развевались от порывов магии. Он ждал. Он понимал. А почти безумный в своей агонии Гарри кричал во весь голос, выплескивая все. Боль, страх, отчаяние и обреченность. И Злость, всепоглощающую и невероятно сильную. Злость на умершего наставника, который, издеваясь, недоговаривая, обманывая и хитря, оправил его на смерть. Злость на весь магический мир, который и пальцем не пошевелил, чтобы помочь. Ради которого Герой умер. Злость на Малфоя, который, казалось, совершенно искренне не желал Гарри смерти, так искусно играл роль того, кому не все равно. В какой-то момент заставив поверить… Но больше всего на себя. До воя злился на себя за то, что не сдержался. За то, что сорвался, не утерпел, сломался. За то, что не смог устоять перед ним, хотя столько сотен раз себе клялся, что больше никогда… Но Малфой был таким красивым, таким отчаянно искренним тогда в воющей хижине, и мгновения промелькнувшей в сердце Гарри надежды хватило, чтобы сойти с ума. Хватило одной секунды, чтоб забыть свои обещания и клятвы самому себе. Забыть, что умирать после того, как познал близость человека, которого любил половину своей жизни, будет во сто крат тяжелее! Как покинуть этот мир после того, как познал высшее наслаждение в объятиях того, кто уже огромное множество лет был для него ВСЕМ? Забыть, что он не имеет права на любовь и на надежду, потому что впереди его ждет только смерть! Забыть про то, что Малфой кого-то любит отчаянно сильно! Вот так сорваться и набросится на него за пол часа до смерти, заняться с ним любовью, почти заставив его изменить кому-то неведомому, а потом взять и умереть — это подло, до жути подло по отношению к Драко! «Похотливое животное» — ругал себя Гарри, в отчаянии колотя по молочно-белым плиткам призрачного вокзала, вспоминая стонущего Драко, выгибающегося Драко, кончающего Драко… Как же было тяжело идти туда, к Лорду, добровольно двигаться за грань, после того, как Малфой принадлежал ему! После того, как многолетние фантазии Поттера воплотились в жизнь, после всего, что было там, в полуразвалившейся деревянной лачуге? " Скотина, урод, подонок! Не смог удержать член в штанах!» — продолжал ругать себя последними словами Гарри, размазывая по лицу горячие слезы. Как же Малфою-то теперь с этим жить? «Малфой…» — простонал Гарри, обессиленно падая на пол, опустошенный приступом ярости уже почти ничего не чувствующий, как пустой сосуд, выплеснувший содержимое. — Полегчало, Гарри? — ласково спросил Дамблдор. Поттер безразлично кивнул. Внутри него ничего не осталось. Только пустота… — Что ж, ты во многом прав, отрицать не стану. Я виноват. Но в главном ты ошибся. Я знал, что ты сможешь выжить. — Что? — удивленно вскинул на директора свои зеленые глаза Гарри. — Но… как? — Заклятие Тома разрушило в тебе только крестраж, Гарри, твоя душа осталась не тронутой. И у тебя сейчас есть выбор. Пойти дальше или вернуться. Тебе просто нужно очень сильно захотеть. — Поттер недоверчиво помотал головой. — Позволь мне тебе рассказать одну занимательную историю. По взмаху волшебной палочки седовласого мага посреди белой мглы появилось два удобных кресла и столик с дымящимся чайником, кружками и неизменными лимонными дольками. — Присаживайся, угощайся и слушай. — Поттер, вся злость которого выплеснулась вместе с криком и обвинениями, безропотно повиновался. Сел в кресло, натянутый, как струна и с недоверием уставился на директора. Что за очередная сказка? — Ты знаешь, что Хогвартс основали около тысячи лет назад четверо великих волшебников. Перечислять я тебе их не буду. Уверен, что хоть ты и ни разу не открывал «Историю Хогвартса», их имена ты знаешь, — подмигнув, начал он свой рассказ. — И ты, несомненно, помнишь, что Салазар Слизерин покинул школу. Поттер, жующий лимонную дольку, кивнул. — А вот здесь начинается та часть истории, которую доверено знать лишь законным, подтвержденным магией, директорам Хогвартса. Дело в том, мой мальчик, что Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор состояли в магическом брачном союзе. — ГМХМ… — подавился чаем донельзя удивленный Гарри. — Да, мой мальчик, они любили друг друга. Их чувства были сильны так, как ничьи более в этом мире, их магии дополняли друг друга, их союз был одним из самых крепких за всю историю. Но… К сожалению, ты знаешь, что такое слизеринец, Гарри. Их непомерная гордость, сознание собственной исключительности, понятия о чистокровности. С ними не просто, очень не просто… Конфликт начался, как ты понимаешь, из-за магглорожденных, которых Слизерин не желал принимать в школу и обучать магии. Он разрастался, втянув уже всех четверых основателей в непрекращающиеся споры. Этот конфликт решить было можно, если бы не… К сожалению, и в их личных отношениях не все было гладко. Салазар так и не смог принять то, что Годрик был магически сильнее, талантливее, смелее и мощнее его. Гордость и самолюбие в какой-то момент перевесило любовь к супругу и он ушел. Покинул школу, покинул Гриффиндора. Думаю, объяснять, каким тяжелым ударом это было для до смерти влюбленного волшебника, тебе не нужно. Годрик угасал с каждым днем, проведенным без любимого. Как бы его ни поддерживали Ровена и Хельга, как бы ни переживали за своего наставника ученики, воскресить в нем желание жить мог только Салазар. Который исчез в неизвестном направлении. Гриффиндор сходил с ума, терял магию, он медленно умирал. И, из последних сил, прежде чем уйти за грань, создал сильнейшее заклятие. Он знал, что настоящая любовь — это самая сильная магия на свете. И что, когда-нибудь в мире родятся те, кто будут любить также сильно, как они с Салазаром. И что эти двое смогут преодолеть все, что не смогли вместе пройти они. Дамблдор замолчал, давая Поттеру переварить услышанное. Пока парень пораженно моргал, директор успел кинуть в рот пару любимых конфет и запить их чаем. — Согласно заклятию, Гарри, по велению Годрика и с разрешения самой Магии, раз в сто лет в школе будут появляться двое волшебников. Земное воплощение душ Годрика Гриффиндора и Салазара Слизерина. Не важно, какого они будут пола, сословия, факультета. Их путь друг к другу будет тернист и труден. Но, если они, пройдя его, полюбят, действительно полюбят, поймут, примут и соединят свои сердца навсегда… Пока два волшебника, соединенные заклятием умирающего Годрика Гриффиндора, вместе и любят друг друга, замок будет под защитой. Пока они живы, никто не погибнет на территории школы. Эти двое станут Хранителями Хогвартса на один век. Который они, любящие и беззаветно преданные друг другу, рука об руку проведут вместе. — Девять раз в школу приходили воплощения душ основателей. Девять раз у магии не было шанса свершиться, — продолжил Дамблдор, отпив еще обжигающего напитка. — Пока не появились вы… — Подождите, директор, — ошарашено спросил Гарри, — вы хотите сказать, что мы с Малфоем? — Я это понял еще на вашем первом курсе. Как только впервые увидел. Да, Гарри, ты и Драко — очередная попытка магии. Наблюдая за вами на протяжении многих лет, я понял, что у школы на этот раз есть шанс. Эмоции между вами всегда были на пределе. Но, они были… эм… несколько противоположны тем, что должны быть. Поэтому, я отправил мистера Малфоя к тебе. Вы должны были узнать друг друга. — Вы хотите сказать, что… что… Что Малфой на самом деле любит меня? — прошептал пораженный рассказом директора Поттер. — А вот этого, Гарри, не знаю даже я. Это можешь выяснить только ты. Сам. Ты сможешь проверить. Согласно заклинанию Гриффиндора, каждое смертельное заклятие, пущенное на территории школы, отразится и убьет нападавшего. Если, конечно, Хранители Школы действительно, по настоящему и навечно любят друг друга. — Но как я, как… — только и смог ответить герой, растерянно смотря на улыбающегося пожилого мага. — Ты должен сделать выбор. Сейчас. Или ты идешь со мной туда, вперед, — махнул Дамблдор рукой куда-то в белую непроглядную мглу. — Там не будет больше боли, потерь, предательства. Будет только покой. Там тебя ждут твои родители, Сириус, все те, кого ты потерял. Ты можешь пойти со мной туда, и я с радостью тебя отведу. Или, ты можешь вернуться обратно на поляну посреди Запретного Леса. Где ты и узнаешь ответ на свой вопрос. Поттер снова рухнул в кресло, сжав виски руками. А реальность вокруг двух сидящих волшебников начала мерцать, переливаться и, постепенно, гаснуть. — Я понимаю, это тяжелое решение, Гарри. Но ты должен его принять. И прямо сейчас. Мое время заканчивается. Итак, или вечный покой, или… Что ты выбираешь? — хитро прищурился старик, будто бы уже зная ответ. А Гарри поднялся с кресла, расправил плечи и произнес только одно слово. — Драко. И исчез, оставив после себя только эхо от произнесенного имени. — Удачи тебе, Гарри Поттер, — произнес, улыбаясь, Дамблдор. Взмахом палочки убрал остатки странного чаепития, облегченно вздохнул и тоже, в свою очередь, растворился в белой мгле.***
Почему мне никто не сказал, что умирать так мучительно больно? Авада же должна убивать сразу, моментально, за мгновение! Тогда почему меня выкручивает, сгибает, выворачивает от невыносимой боли? В кружащейся вокруг кромешной тьме перед глазами вспыхивали и гасли белые пятна, в ушах слышался шум… Нет, нет, не хочу, оставьте меня в покое, я больше не хочу, я устал! Сквозь пространство, издалека, пробивался смутно знакомый голос. Который приказывал мне очнуться. Нет, нет, голос, отстань от меня, я же умер! — Малфой, скотина белобрысая, вставай, хватит отдыхать! — твердил голос все отчетливей. Ну уж нет, я умер. Никуда я не встану, кто бы меня ни звал. Я зажмурил глаза сильнее. — Малфой, зараза, подъем! — говорил голос Гарри Поттера. Что? Какого хрена? — Поттер, опять ты? Что же еще сделать, чтоб от тебя избавиться? Даже смерть не помогла! — сказал я. Сказал? Вслух? Я что, не умер? Твою мать, только не это! Нет, нет, только не продолжение мучений! Я открыл глаза и сразу же взглядом уткнулся в зеленые глаза, обрамленные густыми черными ресницами, которые не мигая уставились на меня. Поттер? Но как? Ничего не понимаю! Где я? С трудом заставляя мышцы повиноваться я сел и огляделся вокруг. Дождь, молнии и гром исчезли, будто их и не было. Чистый, изумительно яркий лунный свет, заливал открытое пространство. Вокруг не было ни души, пожиратели куда-то пропали. Только лишь посреди поляны лежали останки чего-то до костей обгоревшего, противного, облаченного в мантию Волдеморта. Это что? Он что? А рядом со мной так же на земле, грязный и мокрый, сидел Гарри Поттер. И улыбался. Живой? — Поттер, — моргая, боясь поверить, боясь надеяться, задал я наитупейший вопрос. — Ты что, живой? — Если честно, я сам еще не понял, — ответил Гарри. Улыбнулся. Взмахнул ресницами. Вдохнул теплый, уже почти летний воздух. Моргнул. Откинул черную, непослушную, намокшую прядь волос со лба. Живой? Живой. Живой! С нечеловеческим усилием я вскочил с холодной земли, напрыгнул на него, обхватил руками и ногами, уронив на траву. Живой, вот он, я чувствую! Теплый, мягкий, настоящий! Его сердце бьется, вот здесь, я его слышу! Тук-тук! Гарри, живой, живой и невредимый! Счастье затопило меня, горячими волнами пробегая по телу, запуская мурашки, заставляя руки дрожать, а глаза слезиться. — Поттер, — сказал я ему куда-то в шею, стискивая изо всех сил, стараясь вжать в себя, пока он не сгинул, не пропал, не растворился.— Сколько же авад тебе нужно, чтоб ты наконец помер? — Явно больше, чем две, — смеясь, ответил он мне в макушку, в ответ так же крепко обнимая меня. — Хочешь провести эксперимент? Невероятно, невозможно, необъяснимо! Но вот он — дышит, смеется, обнимает меня своими руками. Его волосы щекочут мне нос, запах хвои и шоколада заполняет легкие. Гарри, мой Гарри, ты жив… Голова кружилась и болела, одеревеневшие ноги не слушались, мокрая одежда противно облегала тело, но мне было на все наплевать настолько сильно… Ведь рядом, вот здесь, возле моего уха бьется ЕГО сердце! Бьется, бьется, бьется! — Нет уж, — счастливо улыбаясь, отозвался я. — Для этого у тебя всегда найдется какой-нибудь Темный Лорд. Заливистый смех любимого был мне лучшим бальзамом на истерзанное сердце. Живой… — Малфой, что здесь произошло? — поинтересовался он. Вечно, ты все портишь, невозможный гриффиндорец! Какие там у тебя вопросы? Иди ты к черту, дай мне насладиться теплом твоего тела, твоим сердцем, твоим дыханием. Тобой, любимый! Счастье затопило меня всего, лилось потоком, отогревая умершее сердце. Невозможно, нереально, но вот он ты, во плоти, моя надежда и моя жизнь, снова со мной, снова рядом! — Малфой! — рыкнул он, начиная толкаться. Он что, попытался отпихнуть меня? Хрен тебе, шрамоголовый! Я еще сильнее сгреб его в объятия и вдыхал, вдыхал его запах, не в силах надышаться ожившей надеждой… Живой… — Драко Люциус Малфой, немедленно отцепись от меня и объясни, что здесь, мать твою, произошло! — включил избранного Гарри. — Можно я объясню, но отцепляться не буду, — промурлыкал я сквозь улыбку, запуская руки в шелковистые черные волосы. Боже боже какое же наслаждение… Гарри… — Можно, — засмеялся Гарри, — придурок. — Идиот, — ответил я ему той же монетой. Смейся, родной, единственный. Обзывайся, можешь даже ненавидеть. Делай, что хочешь, только не умирай больше никогда! — Рассказывай уже, — пихнул он меня в бок. Я поудобнее устроился на нем, уткнувшись носом ему в шею. Одна моя рука продолжала перебирать мягчайшие пряди, вторая рука обнимала, может быть, чуть сильнее, чем нужно. Чтоб не отпустить, если он куда-то вздумает опять исчезнуть! Ногами я оплел его бедра, весь врос в него, — Ладно уж, уговорил. — ответил я, вздохнул. Не хотелось вспоминать, но… — Все произошло так, как ты и предвидел. Когда он в очередной раз… — Я замялся, — не смог добить тебя, он на несколько секунд отрубился. Защита у Нагайны пропала и я отрубил ей голову. Ну, тут меня, конечно, схватили и бросили к твоему… ммм… телу. — Я содрогнулся от воспоминаний о холодных, безжизненных, посеревших губах, и прижался к Гарри еще сильнее. — Что было дальше? Не молчи, — продолжил допытывать меня герой. Знал бы ты как было тяжело, ты бы так меня не доставал, гаденыш! Знал бы ты, какую боль я испытал, как опустела моя жизнь, какую пропасть внутри я чувствовал, когда… — А дальше было незабываемо, Поттер! Ты бы меня видел! В лучших традициях гриффиндора! — усмехнулся я. — Он предложил мне вернуться к нему, представляешь! Мне, после всего! — А что ты? — спросил Гарри. — А я его послал. Вообще, знаешь, ты бы мной гордился, Потти, — мечтательно улыбнулся я. — Это надо было видеть. Наверно, никогда и никто за всю жизнь ТАК с ним не разговаривал! А когда он узнал, что метки больше нет… Это было нечто! — Жаль пропустил. Ты же мне потом сольешь в омут памяти, чтоб я посмотрел? — Я подумаю, Поттер, — улыбнулся я в ответ. — Ну, в общем, мы немного побеседовали, а потом… А вот на этом моменте мой мозг завис. Ведь Волдеморт же… Я же слышал Авада Кедавра, я же видел зеленый луч! Тогда какого хрена я тут лежу и болтаю с Поттером? — Что было потом? — нетерпеливо окликнул он. А я обалдел настолько, что разжал объятия, выпустил Гарри из рук и отполз на несколько метров, недоуменно озираясь по сторонам. Я же умер! Взгляд мой остановился на обугленных, еще слегка дымящихся останках того, что совсем недавно было самым грозным темным магом столетия. А его то как? Чем? Кто? — Потом он убил меня, Поттер, — ошарашенно, не сводя взгляда с лежащего тела Волдеморта, ответил я. Помотал головой. Непонятно. Как? — Авадаустойчивость что, передается половым путем? Подняв взгляд, я с удивлением увидел, как на лице избранного расцветает абсолютно тупая улыбка. — Я так не думаю, — еще шире улыбнулся мой чокнутый возлюбленный. Как же я устал от этого! Час от часу не легче! То пропадающие темные метки, то не убивающие Авады и поджаренные на гриле Лорды. «Господи, ну почему я полюбил именно его?» — посмотрев в небо, взмолился я. Мало мне было в жизни сложностей, да? — Поттер, почему я не умер? Что ты знаешь, шрамоголовый придурок? — угрожающе зарычал я, медленно подползая к Гарри. Что еще за тайны? — Не сейчас, Малфой, все потом, — ответил он, подбираясь вплотную ко мне и впиваясь в меня каким-то пожирающим взглядом. Я поежился. — Ты как себя чувствуешь? — Да нормально, вроде, — удивленно отозвался я. Что, блин, происходит? — Голова только трещит, а так ничего. Гарри подвинулся еще ближе, поднял руку и провел по моим волосам, заставив мурашки пробежать вниз по позвоночнику. От нехитрой ласки мое сердце заколотилось в тысячу раз сильнее, захотелось вновь прильнуть к нему всем телом, ощутить его тепло, биение его сердца, как вдруг… Поттер рухнул на землю там же, где сидел и засмеялся. Нет. Заржал. Он лежал, стуча кулаками по земле, болтая в воздухе ногами и хохотал. Я, уронив челюсть, ошеломленно смотрел на ржущего до слез Гарри. Все, да? Эта авада была критической? — Поттер, — растерянно окликнул его я. — Ты рехнулся, да? Ответом мне был еще более сильный хохот. Я всерьез начал пугаться за его здоровье. — Потти, я все эти годы был прав, да? Ты все-таки идиот? Или вторая авада дала осложнение на мозг? Он уже не смеялся, а тихо постанывал, размазывая по щекам выступившие слезы. — Как будут опечалены твои фанатки! Еженощно станут орошать слезами свои подушки по сбрендившему герою. А в психиатрическое отделение Мунго будет не заканчивающаяся очередь из рыдающих ведьмочек, швыряющих в окна твоей палаты пироги с патокой. Он в ответ простонал что-то нечленораздельное и еще сильнее заколотил по бедной земле. На этот раз, вырывая траву. Зеленая травка то тут причем? Мне прямо сейчас вызывать санитаров? Какого хрена? — Поттер, скотина, прекрати ржать! — больше от испуга за него, чем от бешенства, заорал я. Он резко вскочил и придвинулся ко мне вплотную, почти уткнувшись своим носом в мой. С лицом, серьезным, как никогда. Точно свихнулся, однозначно. — Малфой, ты теперь тоже шрамоголовый придурок, — прошептал он. — Что? — Я поднес дрожащую руку ко лбу и почувствовал там… Ебаный пиздец! Шрам в форме молнии! Нетнетнетнетнет! — Драко Люциус Малфой, чистокровный Лорд в двадцатом поколении, ледяной принц слизерина — шрамоголовый, — спокойно, медленно, с расстановкой, озвучил я вслух данный факт. — Ага, — довольно улыбнулся Гарри, прикусив от удовольствия кончик языка и для верности кивнул головой. — А очки мне тоже нужно, да? — тупо моргая, спросил я. — Обязательно, — сияюще улыбался Гарри. — И на гриффиндор перевестись. Хотя, это может быть не так необходимо. Но очки — стопудово, Малфой. Я помогу тебе выбрать. — Да ну нахуй, сам выберу, у меня вкус получше, — ответил я ошалело улыбаясь, уже почти не в силах сопротивляться смешинкам в глазах любимого. — Все, что угодно, Малфой, — уже еле сдерживая очередной приступ ржача, ответил он. — Только, когда будешь рассказывать Паркинсон и Забини, позови меня, хорошо? И тут меня прорвало! Я рухнул на землю рядом с Гарри и хохотал, хохотал до слез, до колик, сбрасывая напряжение этой ночи, всех последних месяцев. Этот смех — очищал, отпускал, дарил свободу. А рядом хохотал мой Гарри, живой и здоровый. Хоть и вторично пристукнутый авадой. Все закончилось! Лорда больше нет! Больше не нужно прятаться, бояться, скрываться и ждать смерти. Все закончилось! Звездное небо над моей головой, чистое и бездонно-темное, простиралось настолько далеко, насколько позволяли увидеть верхушки вековых деревьев Запретного Леса. Мирное небо. Больше не нужно бояться за свою жизнь, дрожать за Гарри. А как он выжил, кстати? И что произошло со мной? Только я открыл рот, чтоб спросить это все у лежащего где-то недалеко от меня Поттера, как его довольная мордашка заслонила мне обзор. Он навис надо мной, счастливо улыбаясь, сверкая своими невозможными глазами. В уголках глаз еще не просохли слезы. Слезы не от боли и потерь, а от смеха! Я залюбовался на взлетающие вверх ресницы, спутанные черные пряди, которые небрежно спускались на лоб, на изгиб любимых губ, которые приоткрылись и сказали… — Я люблю тебя. Что? Я зажмурил глаза, распахнул, зажмурил еще раз. Довольная моська Поттера никуда не делась. Я снова зажмурился, переваривая… Поттер только что… Что? На меня что, Хогвартс свалился? Или снова авадой прилетело? Нет, от авады так не торкает. Он… Что? — Поттер, ты сейчас понимаешь, что и кому ты говоришь? — прошептал я не открывая глаз, боясь спугнуть, боясь поверить, боясь проснуться. В ответ, моих губ коснулись мягкие пальцы, прочертив всю их длину невесомо и нежно. Что? Я распахнул глаза и уставился в шальные, бешеные, блестящие и до невозможности счастливые изумрудные глаза напротив. — Драко, — произнес Гарри. Мое имя. Вслух. С такой теплотой как будто бы он меня… Что? — Ты знаешь, я планирую провести с тобой всю свою жизнь. Скорее всего, даже в магическом браке. — Он замолчал, задумчиво перебирая пряди моих волос. А я перестал двигаться, дышать и, казалось, существовать вообще. Что? — Да, думаю что стоит это сделать. Так что, наверно, было бы неплохо начать называть меня по имени, как думаешь? Я хлопал глазами, не в силах понять, не в силах поверить. Этот абсолютно чокнутый, сумасшедший, безбашенный парень смотрел на меня так, как никто и никогда. Как смотрят только чистые душой дети на подарки под елкой рождественским утром. Так, как смотрят на человека, которого… Что? Всю жизнь, Магический брак? Он… он л-л-любит меня? Называть по имени? Если бы ты знал, Поттер, как долго я мечтал вслух назвать тебя… — Гарри… — Мой полувздох-полустон утонул в нежном поцелуе. Эхо от произнесенного имени еще долго отражалось от вековых деревьев а потом помчалось вверх, к звездам, в темноту, за грань. Туда, где ждали нас наши близкие. Туда, куда мы с ним обязательно попадем. Через много-много счастливых лет. Вместе.