***
На мгновение Бааму даже почудилось, что он снова ощутил это прикосновение к своему запястью – к тому самому, которое на данный момент напоминало огромный кусок искалеченного мяса и уж точно потеряло любую чувствительность. Почему только Кун вдруг пришел ему в голову? Пожалуй, все дело было в идиотской надежде, что тот обязательно придет ему на помощь, обязательно вытащит его из этого кошмарного места, вот-вот и материализуется из воздуха и ухмыльнется в своей привычной манере: „Ты ведь не думал всерьез, что я брошу тебя здесь, да?“ Конечно, он не думал о таком. Кун бы никогда не бросил его, другое дело – Рахиль… От воспоминаний о том, что случилось, неприятно кольнуло в боку. Баам мотнул головой и непроизвольно сжал пальцы здоровой руки в кулак. Это было недоразумением. Глупым недоразумением, которому существовало объяснение. Баам найдет это объяснение во что бы то ни стало. Он заставил себя рывком встать на ноги, пошатнулся, но удержал равновесие и понял в следующую минуту, что снова очутился один. Если чудовище и существовало на самом деле и не было всего лишь порождением его воспаленного сознания, оно в любом случае предпочло отправиться по своим делам. Ну и ладно. Так даже лучше. Баам с неожиданной для себя самого яростью стиснул зубы. Ему не нужен был никто. Он отлично мог справиться со всем сам. Ведь у него получилось войти в башню, получилось победить стального угря и выжить в первом испытании… То, что происходило с ним сейчас, было ничем по сравнению с тем, что ему уже пришлось пережить. Споткнувшись обо что-то твердое, Баам бросил взгляд себе под ноги и понял, что нашел то, что ему было нужно.***
Казалось бы, что после того, как Баам зафиксировал сломанное запястье с помощью жгута и длинного, несколько округленного куска пластмассы, боль в нем немного улеглась. Хотя, быть может, это было ничем иным, как простым самовнушением. Запястье все еще выглядело опухшим, поэтому Баам постарался не затягивать жгут слишком сильно, только до такой степени, чтобы ограничить движения сустава. Он определенно остался довольным получившимся результатом. Кое-как разобравшись с запястьем, Баам осознал внезапно, что уже давно ничего не ел – он не знал, сколько был без сознания, не знал, сколько времени заняло падение в бездонную пропасть, но его желудок был настолько пустым, что он мог быть уверен в том, что не ел уже целую вечность. Это открытие не обрадовало его – хлам, которым был усеян пол Несуществующего этажа, выглядел не слишком аппетитным. Он провел все следующие бесконечные часы в поисках съестного, но, так и не обнаружив ничего, под конец своих скитаний обессиленно упал на найденную посреди мусора поломанную кровать. Несмотря на ее расколошмаченное состояние и маленький размер – даже Баам с его не особенно длинными ногами и хрупким телосложением мог уместиться в ней только с большим трудом – кровать оказалась довольно удобной. Закрыв глаза и осторожно устроившись на вздувавшемся загадочными буграми матрасе, Баам почувствовал, как погружается в полузабытье. Его тело горело, а сознание плыло. Он ощущал себя беспомощным, уставшим и злым. Страшно злым, пусть его злость и была абстрактной и не направленной ни на кого определенного. Точнее, так казалось Бааму до тех пор, пока размытые, но остающиеся неизменно мерзкими очертания чудовища не замаячили перед его лицом. Он отчетливо ощутил запах плесени, гнили и чего-то противно сладкого. – Я зафиксировал перелом, – слабым голосом сообщил Баам. Он поднял искалеченное запястье в воздух, словно для того, чтобы чудовище могло убедиться в его словах собственными глазами. – Как вы мне и сказали. – Хороший мальчик. – Меня зовут Двадцать пятый Баам, – резко возразил Баам. Меньше всего ему хотелось, чтобы чудовище называло его „хорошим мальчиком“. – А как зовут вас? В ответ чудовище только ухмыльнулось. – Ладно… тогда я могу называть вас господин Безымянный? Это было лучшим, что пришло ему в голову. Жар заволакивал сознание – Баам не знал, было ли его странное лихорадочное состояние всего лишь реакцией тела на перелом или предвестником чего-то похуже. – У меня много имен, – сквозь пелену Баам услышал, как чудовище наконец соизволило ответить ему. „Много имен, но оно не может назвать мне ни одного“, – раздраженно подумал он, но сил произнести это вслух у него уже не осталось. Его губы снова были сухими, но даже нарастающая жажда не могла преодолеть охватившую тело слабость. Баам больше не мог держать глаза открытыми и последним, что он увидел перед тем, как сомкнуть ставшие непомерно тяжелыми веки, стало лицо чудовища – расплывающееся в полутьме, но до боли напомнившее ему что-то. Настолько, что у Баама знакомо защемило в груди. Почему только он… – А теперь спи. Тебе нужно хорошенько отдохнуть, двадцать пятый Баам, – чудовище произнесло его имя так насмешливо, словно сильно сомневалось в его достоверности. Баам даже и возразить ничего не успел. Темнота уже полностью заволокла его сознание.***
Во сне кто-то звал его и от этого зова, от этого голоса – такого знакомого, такого родного – у Баама сжималось в груди. И он, стискивая зубы, карабкался вверх, вцепляясь разодранными до крови ногтями в сухую твердую землю. Еще немного и он бы обязательно добрался до вершины, но каждый раз – и так всегда заканчивался сон – Баам срывался. Его сведенные судорогой пальцы разжимались, и он падал в пропасть, в которой не было видна дна. Баам был уверен, что человеком, звавшим его во сне, была Рахиль. Кто же еще? Так было и в этот раз. Баам проснулся весь липкий от пота и с ее именем на губах – Рахиль нужна была его помощь. Что если, это действительно было так? Что если… что если, это не было никаким сном?! Баам попытался выровнять дыхание. В комнате было тихо – тишину нарушал разве что негромкий храп раскинувшегося на правой стороне футона Рака и почти беззвучное сопение свернувшегося по левую сторону от Баама Куна. Перевернувшись на левый бок, Баам некоторое время бездумно наблюдал за спящим другом. Серебристые пряди его волос были разметаны по подушке, а локти, как и всегда, немного выставлены вперед – Кун будто бы пытался защититься от чего-то во сне. Что бы это могло быть, чего он инстинктивно и так сильно боялся? Баам вздохнул и, перевернувшись обратно на спину, уставился в потолок. Его пульс медленно возвращался в норму. Ему захотелось пить – вся жидкость будто бы покинула его тело вместе с все еще не высохшим на коже потом. Осторожно, изо всех сил стараясь не разбудить спящих товарищей по команде, Баам встал с футона, чтобы налить себе стакан воды. За окном была ночь. То время, когда на небе – на настоящем небе – по словам Рахиль появлялись звезды. Но небо на этаже испытаний было пустым – темным и необъятным, с фиолетовыми всплесками на горизонте. Но даже несмотря на отсутствие звезд оно было красивым. Таким красивым, что у Баама захватывало дыхание. Теплые пальцы коснулись его голого плеча, заставив Баама содрогнуться всем телом. – Извини, – сдавленный шепот за его спиной явно принадлежал Куну. – Г-господин Кун?! – Опять что ли? – испустив раздраженный стон, Кун уткнулся лицом в ладонь, – мы же уже давно перешли на ты… – Это случайно вышло! Правда… – Т-с, потише ты. Они оба синхронно замолкли, прислушавшись к храпу Рака – но тот оставался успокаивающе ровным. Обойдя Баама, Кун подошел к окну и, прижав ладонь к стеклу, некоторое время смотрел вниз. – У-ух, высоко… Баам не успел ничего ответить – голубые глаза Куна уже встревоженно исследовали его лицо. – Опять плохие сны. Это было чем-то средним между вопросом и утверждением. Скорее даже утверждением. – Ты стонал во сне, – предупреждая недоумение Баама, пояснил Кун, – и вспотел весь. Я заметил… когда дотронулся до твоего плеча. На мгновение Кун казался смущенным. Он снова отвернулся к окну. – Извини, что разбудил тебя, – пробормотал Баам. – Ты сейчас всерьез хочешь сказать мне, что волнуешься об этом?! Проснувшись в поту от кошмаров, которые преследуют тебя уже которую ночь? Баам невольно покачал головой. Разумеется, Кун был прав. Сон все еще стоял у него перед глазами – его пальцы вцеплялись в крошащуюся под ними землю, разжимались, и он срывался, а Рахиль звала его снова и снова. В этом зове было столько боли, столько страха и страдания, что у Баама сжималось сердце. Это был всего лишь сон. – Я должен помочь Рахиль. Глаза смотрящего на него Куна удивленно расширились, и Баам понял: он сказал это вслух. – Рахиль? Та девушка, в которую ты влюблен… – Я принадлежу ей. Баам сказал это настолько резко, что даже и не заметил, что не дал Куну закончить фразу. Но продолжать тот не стал – только поджал тонкие губы. Баам уже давно понял, насколько сложно было Куну скрыть бурлящие внутри него чувства и как чутко тот реагировал на все, что происходило вокруг. Другим участниками он казался холодным и спокойным, но это было только тем, что лежало на поверхности. Баам верил, что ему удавалось заглянуть внутрь. – Думаешь, это глупо? – Кун все еще молчал, поэтому Бааму нужно было сказать хоть что-то. – То, как я отношусь к Рахиль… – Разве я так сказал? – мгновенно изогнул бровь Кун, и Баам ощутил облегчение. И благодарность. – Кто я такой, чтобы осуждать твою преданность. Преданность. Почему только Кун произнес это слово так странно? Так, словно в нем было что-то неправильное, что-то в корне испорченное, что-то, что уже нельзя было исправить… Внезапно Кун улыбнулся, немного прикрыв глаза. – У меня ведь тоже был такой человек, – со странной мягкостью сказал он, – тот человек, ради которого я был готов на все. – Был? – А-а, – шутливо толкнув Баама в плечо, Кун усмехнулся, – плохой вопрос. Больше спрашивать Баам не стал. Да и был ли смысл? Если Кун собирался открыть ему свою душу, он бы сделал это в любом случае. Если же нет – никакое любопытство в мире не смогло бы его заставить. Но он продолжил, криво улыбаясь. – Я ведь правда сделал все. Для нее. Пошел против моей семьи… Только в конце концов я просто позволил ей уйти. И с тех пор… Я больше не вижу сны. Все, что мне снится, это темнота. Сглотнув, Баам посмотрел на друга расширенными от участия и одновременного испуга глазами. – Темнота? – Все мои сны – черные. Баам, послушай меня… Куну определенно не нужно было просить об этом – Баам и без того был весь во внимании. Напряжен, словно сжатая до невозможности пружина. – Я помогу тебе добраться до верха. Я решил так, ясно? – Но… – Ты еще и возражать собрался?! Баам отрицательно помотал головой. Возражать он, конечно, не собирался. Только хотел сказать «спасибо», но ему так и не удалось выдавить из себя ни слова – Кун же уже тащил его обратно к футону. – А теперь спи, – с неожиданной усталостью пробормотал он, когда они наконец забрались под теплое одеяло, и Баам, утонув щекой в подушке, все еще смотрел на него сквозь полуприкрытые веки, – тебе нужно хорошенько отдохнуть перед завтрашним тестом. И в следующий раз, когда тебе приснится кошмар… ты в первую очередь разбудишь меня, договорились? – Договорились. Кун удовлетворенно зажмурился. А потом – скорее инстинктивно, чем сознательно, так, будто бы это было самым нормальным на свете – подался немного вперед. Баам ощутил, как мягкие кончики светлых пушистых волос щекочут его кожу. Кун излучал уют и человеческое тепло – то тепло, по которому Баам так скучал с тех пор, как Рахиль покинула его. Баам не заметил, как погрузился в сон. А еще он не заметил того, как Кун придвинулся еще немного ближе, и уже тем более не заметил, как тот обнял его. Это Баам понял только утром, когда его разбудил страшный шум, который устроил в комнате Рак, ошеломленный представшим перед ним зрелищем. – Черепашки! Черепашки свили гнездышко! – эти вопли разбудили Баама немного раньше, чем прильнувшего к нему Куна, – что вы тут только устроили?! Бесстыдные черепашки… – Господин Рак, пожалуйста, успокойтесь… – Баам, что происходит? Все-таки разбуженный воплями Рака Кун сонно приоткрыл один глаз и недоуменно посмотрел на Баама, к которому постепенно приходило осознание того, насколько близко они лежали друг к другу. Еще никто и никогда не прижимался к нему так. Даже Рахиль. – Ты черепашка-развратница! Баам почувствовал, как неотвратимо заливается краской, хотя речь шла явно не о нем. Кун же подскочил на месте, как ошпаренный. – Что ты сказал, тупой крокодил… – Глупая синяя черепашка! Ты, наверно, перепутал черную черепашку с самкой, да? Это все потому что он такой маленький и тщедушный… – Помереть захотелось?! И я ничего не путал! И пусть даже они ссорились все утро, а потом все время за завтраком, а потом во время испытания и их приходилось разнимать несчетное число раз – Баама вовсе не утруждало это. Он чувствовал себя спокойным, нет, почти счастливым – впервые с того момента, когда Рахиль в бросила его на произвол судьбы, отправившись покорять Башню. Теперь же – когда она бросила его во второй раз – все было уже гораздо сложнее.