***
Двое из щупалец чудовища заканчивались когтистыми лапами, и эти лапы – теперь Баам мог хорошо разглядеть это – обвивались вокруг небольшой глиняной миски, наполненной вязкой субстанцией грязно-кремового цвета. В любой другой ситуации Баама бы уже давно охватило отвращение, но сейчас он чувствовал только голод. Такой сильный, что аппетитность содержимого миски занимало последнее место в списке его приоритетов. Сглотнув, он неуверенно вытянул руку вперед. – Я могу… – Конечно. Я ведь принес это специально для тебя. – Спасибо, господин Безымянный, – вежливо пробормотал Баам, машинально отметив про себя, что чудовище говорило о себе в мужском роде. Впрочем, какое это вообще имело значение, какого пола было это существо? Приняв миску в здоровую руку, Баам явственно ощутил ее тяжесть. – Но… Почему вы помогаете мне? Кажется, он уже задавал этот вопрос. Чудовище невозмутимо посмотрело на него. – Тебе нужна еда, – от странного, почти заботливого тона в его голосе Баама почему-то передернуло. – Чтобы твои кости снова срослись. Спорить с этим было бессмысленно. Ведь чудовище в который раз было право. Вот только почему Баама бросало от этого в дрожь? Он решил больше не задумываться об этом. Исходящий от миски густой молочный запах заставлял его голодный желудок сжиматься все сильнее. Дрожащей рукой Баам поднес миску ко рту – о столовых приборах чудовище не позаботилось, возможно, оно просто не знало об их существовании – и, закрыв глаза, втянул в себя губами несколько глотков вязкой смеси. На вкус она оказалась еще хуже, чем на вид. К молоку будто бы примешивалось что-то другое, что-то удушающе тяжелое, отдаленно напомнившее Бааму попробованное им в первый раз в столовой на этаже испытаний мясо. – Что… – Баам с трудом заставил себя оторваться от миски и поднять взгляд на стоявшее перед ним чудовище, – что это такое? – Разве этот вопрос не задают перед тем, как попробовать? На лице чудовища, в его сверкающих кроваво-красных глазах снова промелькнула уже знакомая Бааму ухмылка. Одна из когтистых лап легла ему на плечо. – Я сварил это из молока и человеческих останков. Баам даже не понял, что его пальцы разжались – только услышал глухой стук, когда миска встретилась с полом. Ее содержимое теперь растекалось у него под ногами, явно отдавая тяжелым запахом вареного мяса. Прижав ладонь здоровой руки ко рту, Баам с ужасом боролся с охватившей его тошнотой. Только она оказалась намного, намного сильнее. Его вырвало. Конвульсивно и болезненно – ведь у него желудке не было почти ничего, кроме съеденного им только что жуткого варева. На какое-то время Баам полностью потерял ориентацию в пространстве, он не ощущал ничего, кроме рвотных спазмов, сотрясающих его – настолько яростных, что силы уже через несколько минут покинули его тело, а сознание заволокла тяжелая тьма.***
Рахиль… Очнувшись, Баам почти сразу выдохнул ее имя, потому что надеялся, что она все еще была рядом, хоть и знал – и ему было невыносимо больно от осознания этого – что его надежды были тщетными. Неживой, холодный электрический свет резал отвыкшие глаза. Рана на виске ныла, а бинты, которыми была обмотана его голова, пропитались потом. Он помнил только битву за корону – беспорядочную и жестокую, а потом Рахиль, ее голос и то, как у него внутри все остановилось. И то, как он прыгнул вперед, закрывая собой оцепеневшую от испуга хрупкую фигурку. – Рахиль, – снова повторил он, чувствуя, как от паники звенит в висках. – Баам… – Черная черепашка! Черная черепашка очнулась! – Да не ори ты так, крокодил безмозглый. Не видишь, у него травма головы? Баам, ты… – Со мной все в порядке, Кун. Поморщившись, Баам заставил себя улыбнуться, глядя в расширенные от тревоги голубые глаза друга. Конечно, они были рядом… Они оба – скорчившийся на стуле рядом с изголовьем кровати Кун, а Рак чуть поодаль – с наполовину съеденным шоколадным батончиком во рту. Они были здесь. Но с ними не было Рахиль. – Кун… – Я же говорил тебе, он проснется, – огромная ладонь Рака легла на плечо Куна, на что тот скривился и мгновенно попытался скинуть ее с себя. – Глупая синяя черепашка! А ты еще волновался. – Я не волновался, я… – Места себе не находил от волнения! Наконец изловчившись и вырвавшись из хватки Рака, Кун мстительно ткнул того локтем в ребра. Баам на мгновение сомкнул веки: он все еще чувствовал себя слабым, а мельтешение перед глазами причиняло почти физическую боль. – Баам?! – Кун осторожно стиснул его ладонь в своей, привлекая внимание, – тебе нехорошо? Голова кружится? Баам снова постарался улыбнуться. Насколько правдоподобно у него получилось, он не знал, но, по меньшей мере, ему удалось достичь желаемого эффекта – Кун будто бы немного успокоился и даже улыбнулся ему в ответ. – Кроко прав, я волновался, – признался он, вызвав на лице Рака ехидную ухмылку. – Ты… По правде говоря, ты пролежал так пять дней. Пять дней?! Бааму показалось, что потолок над его головой начал двоиться. – Но не волнуйся! Тебя даже не дисквалифицировали… – Дисквалифицировали? Да нет, я не… – Вот повезло, так повезло, – Баама передернуло от того, как Кун неуклюже и резко перебил его. Он никогда – никогда, сколько Баам мог вспомнить – не делал так. – Нас разделили по специализациям и куратор вашей группы – предста-а-авь себе – он прибыл только… – Черепашка, заткнись. Кун осекся – обиженно, почти шокированно, но на удивление покорно. Он вел себя до ужаса странно – Бааму даже напрягаться не пришлось, чтобы заметить это. Впрочем, это все было неважно. Сейчас Баама волновало только одно. – Рахиль, она… Кун вздохнул. – Если ты о девушке, которую ты защитил, то не волнуйся. Ни царапинки. Баам обессиленно кивнул, чувствуя, как от непонятной, не направленной ни на кого определенного, но невероятно глубокой благодарности у него на глаза наворачиваются слезы. – Вот только, – Кун улыбнулся едва заметно, краешком губ, – эта девушка не твоя знакомая. Ты обознался. С кем не бывает. – Нет, я… – Просто поверь мне, Баам. Неожиданно для самого себя, Баам упрямо мотнул головой. Он чувствовал устремленные на него встревоженные взгляды друзей, чувствовал, как сильно рад тому, что они рядом, но одновременно понимал, что не может поверить Куну. Как бы ему этого не хотелось. Он не мог обознаться. Не мог перепутать этот голос с ничьим другим. Ни за что на свете. Вопрос был только в том, почему Кун так старательно пытался убедить его в обратном. – Зачем ты… Кун снова не позволил ему закончить фразу, закинув руки за голову и демонстративно закатив глаза. – Ты действительно хочешь знать? – он ухмыльнулся, подмигнув несколько оторопевшему Бааму. – Я, может… просто ревную. Баам нахмурился, а Рак же изумленно выпучил глаза: – Синяя черепашка, что ты такое… Кун продолжал триумфально ухмыляться. Он перекинул ногу за ногу. – А что такого? Нельзя, что ли?***
Баам не знал, что такое ревность. То есть, конечно, он знал значение этого слова из рассказов Рахиль, вот только представить это чувство себе никак не мог – все-таки их всегда было только двое. Он и Рахиль. К кому было ревновать? Поэтому он не мог понять, что именно Кун имел в виду. Баам доверял ему больше всех встреченных им на этаже испытаний участников, и теперь Кун – его лучший друг – не задумываясь врал ему в лицо. Сколько бы Баам не ломал над этим голову, найти этому объяснение он никак не мог. Проще всего, наверное, было просто спросить напрямую. – Зачем ты сказал это? – Сказал что? – машинально отозвался Кун. Рак уже удалился в свою комнату, и они были только вдвоем. Кун остался, чтобы помочь ему размотать бинты и промыть рану. То, насколько ловко он с этим справлялся, говорило Бааму, что это был явно его не первый раз. – Что ты ревнуешь меня к Рахиль. На мгновение Кун замер – грязные бинты неряшливо свисали с его тонких пальцев. – Чтобы позлить тупого крокодила, – наконец беспечно отозвался он и, аккуратно потянув бинт на себя, освободил Баама от последнего слоя, – разве не смешно было? Ты только вспомни его рожу… – Ты соврал мне. Пожалуйста, скажи мне правду, – Баам вздрогнул, когда холодная губка коснулась его лба. Кун не смотрел ему в глаза, сосредоточившись на своем занятье так, будто бы смыть запекшуюся кровь со лба Баама, было необыкновенно сложной, требовавшей всей его отдачи миссией. Баам ждал – терпеливо и неподвижно. И только тогда, когда он уже почти перестал надеяться на то, что сможет получить хоть какой-либо ответ, он вдруг услышал тихий голос Куна. – Хорошо. Если ты так хочешь... Только ты пообещаешь мне кое-что, ладно? Баам непонимающе моргнул. – Что сегодня ты не будешь думать об этом. Вообще больше никаких вопросов, пока ты не поправишься. – Я… – Пообещай мне. Голос Куна казался усталым. Не только голос, но и он сам – осунувшийся, будто бы растерявший большую часть своего привычного лоска. Даже его волосы, обычно обрамлявшие лицо блестящими, идеально ровными прядями, были не в лучшем состоянии – тусклые и немного сальные. Он не спал уже точно несколько ночей, внезапно понял Баам. Иначе, откуда эти темные глубокие впадины под его глазами? И эта хрипотца в его голосе… – Прости, – пристыженно пробормотал он, и светлые брови Куна удивленно взлетели вверх, – прости, что заставил вас волноваться. – Да это ерунда… – Не ерунда. И я больше не буду задавать никаких глупых вопросов. А тебе нужно выспаться. Я справлюсь здесь один… Выжав губку в небольшом медном тазике, Кун некоторое время задумчиво смотрел на кровавые круги, расходившиеся в воде, а потом нехотя признался: – Не хочу оставлять тебя одного. – Тогда ты поспишь здесь, да? – с надеждой спросил Баам. Он все еще чувствовал себя кошмарно пристыженным от того, что заставил своих друзей волноваться до такой степени. – Смотри, эта кровать только для меня одного, а размером почти с наш футон. И я чувствую себя совершенно нормально. Правда. Тебе больше не нужно переживать за меня… Казалось бы, Кун колебался, но только несколько секунд – потом он выпрямился и улыбнулся. – Неплохая идея… А то я что-то устал как собака. Потянувшись всем телом, Кун встряхнул головой и зевнул – широко и долго, до тех пор, пока в уголках его прищуренных глаз не выступили слезы.***
Они лежали рядом, оба в полусонной дреме, но почему-то неспособные окончательно погрузиться в сон. Кун все же отлучился на полчаса, чтобы принять душ и переодеться, и теперь – Баам никак не мог отделаться от мыслей об этом – от его лица слабо пахло мылом, а от волос шампунем. То, что Кун, как и он сам, не может заснуть, Баам понимал по его дыханию – тихому, но все же прерывистому и неспокойному, отличавшемуся от его обычного ровного сопения во сне. – Это немного странно, да? – Кун первым прервал молчание. Он был так близко, что Баам даже ощутил волну теплого дыхания, коснувшуюся его лица. – Потому что обычно господин Рак с нами? – наугад спросил он, и Кун кивнул в темноте. – Не могу заснуть без его храпа. Баам невольно хихикнул. – Он еще и пихается… Кун фыркнул, стараясь подавить смех, и Баам снова ощутил, как чужое дыхание щекочет его кожу. На самом деле, в этом не было ничего особенного, ведь они всегда спали вместе. Но в то же время – и тут Кун был абсолютно прав – в этот раз что-то было по-другому. Баам поежился. Не то, чтобы тот факт, что они были только вдвоем, доставлял ему какие-то неудобства, нет, просто… Он и сам не знал. К тому же, Кун был куда ближе, чем обычно. Еще бы – ведь они лежали под одним одеялом. – Я тебе мешаю? – тихо поинтересовался вдруг Кун, застав Баама, целиком погруженного в свои мысли, врасплох. – Нет, – выдохнул поспешно тот, понимая, что краснеет, – все… все нормально. Мы же всегда спим вместе… Тем более, ты говорил, что я постоянно разговариваю во сне. Это я, наверное, мешаю... – Нет. Пальцы Куна немного неуверенно коснулись его щеки, а потом плеча – и Кун придвинулся ближе, еще намного ближе, а затем легонько обнял его. На какое-то мгновение Баам не мог пошевелиться. Точнее, он просто не знал, как ему реагировать, не знал, что именно означали эти объятия, эти странные прикосновения, от которых у него неотвратимо начинало гореть лицо. А потом Кун – и это заставило Баама мысленно застонать от стыда – прильнул к нему и уткнулся носом ему в плечо. – Г-господин Кун… – Прекрати, – невнятно попросил Кун, – когда ты уже научишься? – Научусь чему? – Называть меня по имени. Баам не знал, что ответить, но, как оказалось, это было не нужно, потому что Кун незамедлительно продолжил. – Агеро, – сказал он. – А… Агеро? – Да, Агеро. Это мое имя. Баам вспыхнул, чувствуя себя невероятно глупо. Разумеется, он знал, как звали Куна, но почему… почему произнести это вслух было так сложно? Он и представить себе не мог как. – Кун, я… – Агеро. Кун оторвался от его плеча, чтобы рассмеяться – так, будто бы эта глупая, страшно неудобная для Баама ситуация забавляла его. – Ладно-ладно, – выдохнул он сквозь смех, – над этим мы еще потренируемся, да, Баам? Наверное, он просто дурачился. Так Баам решил про себя, но стоило ему сделать это, как Кун снова подался вперед – куда смелее, чем в первый раз, напористо, почти отчаянно – и прижался к нему. – Как думаешь, – прошептал он, – Рахиль… захочет со мной поделиться? Опять странные вопросы. – Поделиться? Чем? Кун не отвечал так долго, что Баам решил, что тот вообще не услышал его. И только, когда он уже сдался и перестал ждать, Кун вдруг подал голос – тихий и полусонный, и это было последним из того, что он сказал в ту ночь. – Неважно. Спи.***
Воспоминания оборвались так внезапно, словно кто-то невидимый за его спиной выключил рубильник. Баам снова пришел себя – растерянный, все еще под впечатлением того, что чувствовал несколько секунд назад. Смущенный, но невольно очарованный прикосновениями, чужим теплом, тихим шепотом Куна куда-то ему в шею… Ощущения, рассеявшиеся в ту же самую минуту, когда он понял, где находится. На самом деле Куна ведь не было рядом, Рахиль не было рядом, он был один – и единственное живое существо, которое составляло ему компанию в этом жутком месте, было монстром. Огромным и по-человечески язвительным монстром, которому, похоже, доставляло большое удовольствие наблюдать за тем, как он страдает. Баам попытался принять сидячее положение, осознав почти мгновенно то, насколько он был слаб – ослабел от голода и травмы – до такой степени, что любое, даже самое малейшее движение требовало от него невообразимых усилий. Его желудок неприятно сжимался, а к лицу твердой коркой прилипло что-то зловонное. Его собственная рвота – к этому выводу он пришел через пару мгновений, вспомнив, что произошло с ним до того, как он потерял сознание. Но он все еще видел сны. Нет, исправил сам себя Баам, неуклюже умывая здоровой ладонью лицо, не сны, воспоминания. То, куда он окунался каждый раз, стоило его подсознанию взять верх. Воспоминания, от которых тоска по находившимся сейчас где-то очень далеко друзьям только усиливалась в сотни раз. – Кун, – внезапно для самого себя прошептал Баам, – Агеро… Впервые с того момента, как он очутился в этом мрачном месте, он звал кого-то другого, кроме Рахиль. Он все еще думал о Рахиль, конечно, он думал о ней, но от этих мыслей ему только становилось хуже. Она не могла предать его. Нет, никогда бы она не сделала подобного – Баам был непоколебимо уверен в этом. Он не сомневался. Хотя некоторые сомнения у него все же были.