Часть 1
3 июня 2020 г. в 19:16
Мирген бродил по заросшим дорожкам сельского кладбища. Останавливаясь у могил, он читал имена и даты на памятниках, подолгу рассматривал выцветшие фотографии — портреты умерших. Здесь похоронены его дед с бабкой, тётки и дядья, другие родственники, которых он и не помнил. Кое-где сохранились памятники советских времен с красными звездами, но больше попадалось крестов. Пахло разогретыми солнцем травами. Над головой ветер шелестел листьями берёз, и в их тени было чуточку прохладнее.
Ветер перебирал чёрные ленты запылённых венков. Искусственные цветы уже выгорели на ярком летнем солнце. Глядеть на них почему-то было приятнее, чем любоваться живым разнотравьем за кладбищем. В двадцать с небольшим лет противоестественно подолгу торчать на кладбище и желать для себя покоя, который обрели лежащие здесь, но Мирген ничего не мог с собой поделать, сюда его тянуло как магнитом.
Стояла обычная для июля жара. Захотелось пить, и Мирген двинулся по склону холма вниз, к шоссе. Напротив кладбища, за дорогой и железнодорожными путями, лежало село Казан аал или Казановка: дома со старыми серыми крышами и новыми, синими и зелеными, заборы, огороды, двухэтажная школа, развевающийся трехцветный флаг над зданием администрации. В последние годы в селе прибавилось антенн-тарелок и пластиковых окон в домах, а на окраине встали аж три вышки сотовой связи.
За аалом расступались невысокие, местами поросшие лесом горы, открывая вид на зелёную речную долину с березовыми и ивовыми рощицами по берегам. Очертания гор и холмов напоминали то гребни на хребте дракона, то плавные изгибы женской фигуры. Предгорье плавно переходило в степь. На лугах колыхались белые соцветия ковыля, а справа, на опушке близкой берёзовой рощи, малиновым костром полыхал иван-чай. Небо с пушистыми белыми облачками, пожалуй, не уступало синевой тропическому.
Сам он за границей не бывал и мог судить о тропиках только по фото и фильмам. Когда-то Мирген мечтал выучиться на инженера-энергетика, поступить на приличную работу, заработать денег и рвануть куда-нибудь к тёплому морю, посмотреть, как там люди живут. Теперь мечта казалась глупой.
Он с трудом сдал экзамены, и перевёлся на третий курс института. Экзамены сдавать было тяжело, но не потому что учеба не давалась. Подводило здоровье: головные боли, боли в мышцах, суставах и даже костях, одолевала усталость. Из-за непосильных уже нагрузок пришлось бросить дзюдо.
В поликлинике диагноз ему не поставили и отправили вон, намекнув на то, что в таком возрасте стыдно жаловаться на недомогания, для которых не имеется видимых причин. Тётка Агафья придерживалась того же мнения, только выражалась прямо, не намёками, поэтому измотанный непонятными болями Мирген ни с кем больше не говорил о здоровье, сидел себе дома, выполнял тёткины поручения, а чаще бродил в одиночестве в окрестностях деревни или здесь вот, на кладбище. Людей он начал избегать, даже интернет надоел. Тело ныло и сейчас, одолевала непонятная тоска. Хотелось бежать, уехать, только вот куда?
Кладбище находилось на невысоком пологом Змеином холме. Змей здесь водилось много, но опасаться стоило только щитомордников и гадюк. Зато на этом солнечном склоне было много мелкой степной клубники. Мирген шёл медленно, нарочито громко топая, чтобы спугнуть змей, остановился, протянул руку в траву за ягодой. Клубника почти поспела, скоро можно будет собрать несколько вёдер и продать на городском рынке.
В траве мелькнула тёмная лента и вдруг с шипением вылетела перед юношей. Он застыл, не веря глазам. В воздухе покачивалась приподнятая голова большой чёрно-бурой змеи. Светлое брюхо с тёмными полосами, раздувшийся капюшон — кобра? Откуда в Сибири кобра? Мирген поморгал, надеясь, что это галлюцинация, и видение исчезнет, но это не помогло. Змея ждала и наблюдала за ним. Он замер и постарался даже не моргать, затаил дыхание: читал о том, что если не шевелиться, кобра может раздумать нападать. Наконец змея опустилась из стойки на землю и скользнула в траву.
Выдохнув, юноша отёр пот со лба, подумал: «Если не глюк, значит, какой-то сумасшедший биолог выпустил кобру на волю. Но, скорее, это глюк. Совсем с башкой плохо» и непроизвольно оглянулся на погост. Если Мирген сойдет с ума, то долго не проживет и ляжет там, рядом с роднёй.
На этом кладбище нет только могилы его спившейся и рано умершей матери. Отец жив, но поскольку он о сыне не вспоминал, Мирген тоже вычеркнул его из списка родственников. Родни у него было много, он с детства жил то у одной, то у другой тётки, пока не поступил в институт в Абакане и не переехал в общагу. Сейчас, на каникулах, его приютила овдовевшая тётка Агафья. Её дети были гораздо старше Миргена и жили далеко, в разных городах России. Они с тёткой не так уж любили друг друга, но деваться Миргену этим летом просто некуда. Душный, пыльный город сейчас невыносим, а с этим селом его связывали детские воспоминания. Хотя в город вскоре придется вернуться и поискать временную работу.
В те полчаса, пока он шёл до села и по улицам, рассеянно здороваясь с встречными, удалось додуматься до того, что глюк в виде кобры — знак, данный свыше. Входя в калитку тёткиного подворья, Мирген уже решил, что вечером придётся попробовать последнее известное ему средство для лечения.
Сложенный из толстых лиственничных бревен дом стоял в глубине двора, вместе с другими постройками образуя как бы букву «П»: слева от калитки выстроены баня и летняя кухня с палисадником под окошками, справа — конюшня, сараи-стайки, навес для телеги. При жизни покойного дяди Толи на подворье было больше скота: лошадь, овцы, свиньи, несколько коров, гуси. Теперь остались только одна корова, куры и поросенок. Во дворике перед домом дядя Толя впервые посадил шестилетнего Миргена на смирную кобылу, учил ездить верхом.
Спущенный с цепи лохматый пес Найк радостно завилял хвостом, подбежал, тыкаясь в ноги, выпрашивая ласку, и юноша потрепал его по голове. Псу было уже пять лет, и это Мирген придумал ему кличку, когда дядя принес домой толстого чёрного щенка. Вылезла серая кошка, замяукала, вслед за юношей забежала в летнюю кухню, и он дал ей сметаны: всё-таки кормящая мать с котятами. Сам он выпил холодного кисловатого айрана.
Потом Мирген починил калитку, ведущую в большой огород за домом, поболтал с позвонившим приятелем-однокурсником. Пересиливая тянущую боль в спине и ногах, он прополол грядки с огурцами и помидорами, а когда жара вечером спала, торопливо полил огород. С живностью тётя управлялась сама. От ужина пришлось отказаться: аппетита не было. Теперь можно уйти. Хорошо, что тётя его никогда не удерживала: если дела сделаны, гуляй себе сколько влезет, дело молодое. Выйдя из аала, Мирген пересёк по мосту речку и направился в долину между невысоких гор и холмов, к Белому камню Ах Тас.
К этому камню ходили за исцелением уже не одну тысячу лет. По преданиям, он находился на тропе горных духов — таг ээзи. На ночь у камня люди не задерживались: заночевавшие там вскоре умирали или вообще исчезали. Говорили, что таких неосторожных забирают к себе горные духи. Летние вечера долгие, Мирген рассчитывал вернуться домой до наступления темноты.
Трава в долине пожелтела, оставаясь зелёной только по берегам речки. На жёлтом фоне выделялись тёмно-зелёные, узкие и заострённые листья «пикулек» — диких сибирских ирисов. В мае и июне лиловые с белым ирисы обильно цвели. Когда Мирген учился в школе, то пытался сочинять стихи, и, описывая ирисы в долине, назвал их «лиловое пламя в кольце мечей». Теперь он стихов не писал, всё равно таланта нет.
В невысоких горах, окружавших долину с трёх сторон, много камня, в основном красновато-бурого и зеленовато-серого песчаника, но Ах Тас представлял собой грубо обработанную двухметровую стелу из светлого, почти белого гранита. Такой камень привезли сюда издалека, чуть ли не за сотню километров. Учёные считали, что Белый Камень установили здесь около четырёх тысяч лет назад.
В преданиях его народа, хакасов, говорилось, что здесь хозяйничают горные духи, а нынешние знатоки эзотерических наук болтали, что Ах Тас водрузили в месте Силы — в своеобразном храме под открытым небом. Мирген не верил в то, что под долиной разлом земной коры, но место здесь точно особое — настолько красивым, гармоничным был пейзаж с мягкими, плавными очертаниями высоких синих гор вдали и желтовато-зеленых холмов вблизи, голубой речкой и белыми березами на противоположном берегу речушки.
Создатели Ах Таса поставили здесь Камень не просто так, а с тонким расчётом. Белый камень и две приметные скалы, на северо-западе Иней Тас — Каменная Старуха и к юго-востоку Апчах Тас — Каменный Старик когда-то составляли три вершины равностороннего треугольника. Скалу Иней тас, которой поклонялся род матери Миргена, почитая её как свою прародительницу, взорвали в середине двадцатого века, при строительстве дороги. Старожилы считали, что скала не мешала, просто власти хотели уничтожить место древнего культа.
Старик-камень сидел на своём месте на вершине горы за речкой, отвернувшись от Старухи. Легенда гласила, что эти супруги возглавляли людей, пришедших в эту долину с запада. Путь был долог, и, увидев это благодатное место, уставшие люди захотели здесь остаться. Старик предлагал основать поселение по одну сторону горы, а его жена — по другую. Они поссорились. По одной версии легенды Старуха закинула мужа на вершину горы, по другой обидевшийся Старик сам ушёл от жены, забрался на гору, присел на вершине и окаменел. От горя Старуха тоже превратилась в скалу. Члены рода матери Миргена считали себя прямыми потомками этих супругов-прародителей.
Только из долины Белого Камня Апчах Тас выглядел человеком, сидящим спиной к наблюдателям. С других точек обзора это была просто выветренная скала на вершине горы. В детстве Мирген в компании сверстников лазил на ту вершину и видел скалу вблизи — нагромождение каменных глыб. Но если смотреть отсюда, от Ах Таса, создавалось впечатление, что у сидящего Старика сгорблены плечи, на голове шапка, и он опустил голову в раздумьях или печали.
Надо выполнить то, из-за чего он сюда пришёл. Сосредоточившись, Мирген трижды обошёл камень по часовой стрелке. Вытащив из кармана несколько монеток и, нагнувшись словно в поклоне, он положил их к подножию статуи с восточной стороны. Нынче жертвы Ах Тасу приносили вот так. Ушли времена, когда у Белого Камня резали животных, а может, и людей. Потом Мирген всем телом прижался к изваянию с южной стороны, мысленно прося духов избавить его от непонятной болезни, постоял так с полминуты и отошёл. Поклонился Камню и побрёл к берегу речки.
Ах-Тас остался за спиной. Вода в реке манила к себе, и, стянув с себя одежду, Мирген забрёл в тёплую воду. Купание освежило — он вылез, обсох, натянул шорты и футболку, уселся на траву, глядя на воду, на лес за речкой, на Старика. Слышалась музыка, наверняка с турбазы к востоку отсюда. Там для туристов выстроили несколько деревянных шестиугольных юрт, по образцу древних местных жилищ, но с современными удобствами. В такой же юрте разместили кафе. Летом турбаза не пустовала, приезжих экскурсоводы водили по окрестностям, показывая достопримечательности.
Подростком он частенько таскался за тёткиной знакомой–экскурсоводом и теперь знал довольно много об истории родных мест. Эта долина, близлежащие горы и прилегающий к ним кусок степи составляли историко-культурный заповедник, так как на этом относительно небольшом пространстве находилась уйма исторических памятников: курганы, стелы, менгиры, петроглифы, пещерные стоянки, древние рудники, остатки средневековой крепости.
Самым старым наскальным рисункам, по мнению учёных, было больше шести тысяч лет, а последние изображения на скалах делались в начале двадцатого века. Если верить археологам, древним поселениям людей на этом месте не меньше четырех тысяч лет. Экскурсоводы шутили, что в аале археологическими раскопками можно заниматься прямо в огороде. Сверстники Миргена и он сам изредка находили в земле черепки и старые кости-астрагалы.
Трава была мягкой, а журчание воды в речке убаюкивало. Тело просило отдыха, и Мирген лёг на спину, закрыл глаза, забыв наставления бабушки — нельзя спать на закате. Во сне ему нужно было куда-то идти. Его звала к себе мать, голоса её он не помнил, но так нежно могла звать только она. Мирген открыл глаза, поднялся. В небе царила полная луна. Голос из сна не пропал, по-прежнему звал к себе, шептал ласковые слова.
Идти, надо идти на зов: туда, где его ждали, туда, где он был желанным гостем — в горы за долиной, подальше от людей, в любящие объятия матери. Юноша шёл на зов из горы, как в трансе, а за ним неохотно скользила его тень.
Из транса его вырвало осторожное прикосновение к голой ноге. Оглядевшись, Мирген узнал нагромождения каменных глыб у подножия скалистого склона и ошарашенно застыл. Это была северная часть Красной скалы, место с дурной славой: здесь жили горные духи, которые могли затянуть заплутавших путников к себе в гору. Вот чёрная щель в склоне, там скалы будто раздвинулись, оставив проход, через который мог пролезть человек.
До ноги опять дотронулись, Мирген опустил взгляд и вскрикнул — внизу стояло непонятное мохнатое существо, ростом ему по пояс, морда и передние лапы как у крысы, голый крысиный хвост, но задние лапы птичьи, трехпалые. Существо что-то просвистело, обхватило длинными костлявыми пальцами щиколотку левой ноги Миргена, потянуло к себе. Его свисту вторили другие голоса. Из щели в скале выскальзывали сородичи существа, обступали человека как волки добычу. Увидев их, можно было бы завопить и броситься наутёк, но юноша почувствовал себя оскорблённым. Выходит, эти нелепые существа имитировали голос его матери? Они ответят за обман!
Оскалившись, Мирген пинком отшвырнул схватившего его монстрика, подхватил с земли плоский камень и ударил ближайшее существо по голове. Затащить его к себе им не удастся! Он бил крысоптиц, ругался, пинался, отшвыривая мерзкие мохнатые, воняющие плесенью тела. Существа медленно теснили юношу к проходу в скале, кусали, пытались свалить с ног, но он не пытался убежать. Сейчас существовали только он и враги, которых надо изгнать, как в первобытные времена.
Часть сознания оставалась ясной, и Мирген удивлялся, почему крысоптицы ограничиваются поверхностными укусами в ноги и руки, не пытаясь вцепиться ему в горло. Раздался резкий, требовательный свист, и в спину врезалось что-то тяжёлое. Упав, Мирген перекатился, но встать ему не дали, опрокинули лицом вверх, навалились на ноги и живот. На грудь вскочило существо покрупнее остальных с хохолком на голове, ощерилось. Кажется, это был вожак стаи.
Мирген попытался ударить существо, но не вышло — в запястье вцепились, выхватили камень, повисли на локте. С трудом высвободив правую руку, юноша схватил тощую шею клацнувшего зубами вожака крысоптиц и сжимал пальцы на горле врага изо всех сил, пока не понял, что это бесполезно — существо не дышит, и в его шее словно нет костей, оно не обращало внимания на давление.
От ужаса руки Миргена ослабели, их тут же схватили и развели в стороны налетевшие крысоптицы. Он бился, безуспешно пытаясь высвободиться. Сидевший у него на груди монстр приподнялся, раскрыв пасть с мелкими острыми зубами. Мирген приготовился боднуть врага головой, но вдруг над ним пролетело что-то тёмное и длинное. Большая змея с раздутым капюшоном впилась в шею монстрика, и тот свалился куда-то вбок.
Секундой позже раздался рык огромного зверя, громкий и яростный, от которого затряслись поджилки, и захотелось вжаться в землю, лишь бы не попасться на глаза рычащему. Мирген почувствовал, что его отпустили, и, вскочив, увидел, как крысоптицы поспешно шмыгают в скальную щель. Потом каменные плиты сдвинулись, закрыв проход. Он оглянулся, в голове мелькало: «Кобра? Это опять кобра? И кто рычал? Может пора прятаться от того, другого зверя? И вообще, кто это, у нас такие не водятся?»
Из-за камней показался человеческий силуэт, и Мирген с облегчением вздохнул. Он словно вынырнул из дурного сна. После нереальной схватки сердце колотилось в ребра, норовя выпрыгнуть из груди, подгибались колени и руки дрожали. Хотелось сесть, но юноша пересилил себя и выпрямился. Огляделся — крысоптиц не видно, даже того с хохолком, укушенного коброй. Неизвестного зверя тоже нет.
Высокий широкоплечий мужчина подошёл и с тревогой спросил:
— Парень, ты цел?
— Цел, — с трудом выдавил из себя Мирген.
Этого человека он не знал. Странно, что кто-то из людей оказался здесь сейчас: местные по темноте сюда не ходят и приезжих туристов тоже предупреждают, чтобы не совались, да и не полезут приезжие в незнакомое место ночью.
За спиной раздались легкие шаги, и девичий голос с гортанным акцентом взволнованно спросил:
— Мальчик, ты в порядке?
Перед ним появилась девушка, стройная и высокая, с него ростом. Мирген хотел было ответить: «Со мной всё нормально», но тут луна осветила тонкое лицо девушки и её большие чёрные глаза. Показалось, что она смотрит на него так же внимательно, как смотрела та кобра днем, и между её губ высовывается длинный раздвоенный язык. Что за бред?
Голова у Миргена закружилась. Кроме пережитого страха сказалось и то, что последнюю неделю юноша почти не ел: охватила слабость, ноги и руки стали ватными, в глазах потемнело, и мир исчез.