Долина Белого Камня

      Спал Мирген часа три от силы, зато без обычных кошмаров. Проснувшись, он выслушал ворчание тёти по поводу так и нетронутого супа в холодильнике, рассказал ей, что повстречал приезжих туристов и поедет с ними на верховую прогулку как гид. Тётя потребовала, чтобы он оделся поприличней. Мирген пробурчал:       — Их моя одежда не волнует. Что я им рассказывать буду, вот в чём вопрос.       Тётя Агаша отмахнулась.       — У тебя язык хорошо подвешен, сказок помнишь много, так что всё ты сможешь. Если про историю, то в зале на полке книжки стоят, глянь, если надо. Ты бы лучше поел как следует, а то на коня не залезешь. Вот позорище будет. И бриться тебе нужно чаще чем раз в неделю, а то с тремя волосками на подбородке на козла или на Чингисхана смахиваешь.       Побрившись, Мирген надел джинсы, новую жёлтую футболку, сунул в рюкзак пластиковую бутылку с водой и вторую, с айраном, разрезанное яблоко, морковку, всученный тётей свёрток с оладьями. От еды юноша отказался — подступила тошнота при виде жирной желтоватой сметанной каши потхы. Тётя начала кричать, стукнула ложкой по столу, и Мирген, давясь, с трудом сжевал ещё тёплую оладью, подхватил рюкзак и выскочил со двора.       Ещё не было двух часов дня, когда юноша появился на турбазе. Знакомая компания туристов осматривала приведенных, уже осёдланных лошадей. Поздоровавшись, Юлия Алексеевна ласково улыбнулась и спросила, как он себя чувствует, а Кира, эффектная и в обтягивающих синих брюках, осмотрела его так, что Мирген втайне порадовался тому, что побрился. Она повела рукой в сторону самой пожилой и смирной лошади, сказав:       — Поедешь на ней.       Он почесал морду доставшейся ему гнедой кобылы, достал из рюкзака припасённое яблоко и угостил лошадь. Присматривавший за лошадьми проводник Николай одобрительно кивнул. Самую красивую и норовистую вороную кобылу облюбовала для себя Кира. Остальные лошади, как на подбор, были гнедыми. Наконец все уселись в сёдла и выехали.       Дорога вилась между холмами. Куда ни глянь, вид один другого живописнее. Холмы и невысокие горы покрывала желтоватая низкая трава или зелёные кусты и деревья. Высокие хребты Саян на юге, Абаканского хребта и Кузнецкого Алатау на западе отсюда казались тёмно-синими. В ярко- голубом небе парили коршуны. Трепетали на ветру метёлки ковыля, торчали кусты ирисов с длинными листьями.       К этому времени солнце выжгло степь у подножия гор до желтизны, и на этом фоне выделялись многочисленные курганы, окруженные менгирами — высокими стоячими камнями. На этих плитах красноватого песчаника можно найти множество рисунков, выбитых как до нашей эры, так и в средневековье, и даже в начале двадцатого века. Николай говорил об этих рисунках, обещая показать, когда они подъедут поближе.       Оглядываясь на спутников, Мирген видел, что они более опытные всадники, чем он. Односельчанина Николая он в расчёт не брал, ему по должности положено сидеть в седле как влитому, а от туристов он такого не ожидал. Даже Юлия Алексеевна держалась в седле грациозно и непринуждённо, что уж говорить о Кире. У Миргена порой захватывало дух при виде прекрасной всадницы на вороной лошади, словно выехавшей прямиком из сказки.       Глядя на Георгия Петровича и Романа, Мирген злился на себя. Он потомок повелителей бесчисленных конских табунов, а ездит верхом хуже, чем приезжие бизнесмены или кто они там у себя дома. Понятно, что они могли позволить себе практиковаться где-нибудь на ипподромах с инструкторами, а он лет пять на коня не садился, но всё равно обидно.       Тут еще Кира взялась его донимать с «выпрями спину, не горбись», «тяни пятки вниз», «плечи разверни», «не разводи руки в стороны, не летать же ты собираешься» и другими советами. Стиснув зубы, он терпел, стараясь выполнять указания. Но его взяли развлекать публику, так что Мирген, улучив момент, начал рассказывать, почему ближняя горная гряда с семью вершинами называется Читы-хыс или Семь дев.       Давным-давно жили в этих местах семь сестёр, смелых охотниц. Возгордились они своей силой и ловкостью, стали убивать зверей больше, чем могли съесть, перестали приносить жертвы хозяину гор, и тот обиделся. Звери ушли из этих мест, перестала родить земля. Настал страшный голод. Изнемогая от голода, шестеро старших сестёр договорились убить и съесть младшую. Но та узнала об этом, убежала из дома, взмолилась о помощи и бросилась в реку.       Хозяин вод Суг-ээзи возмутился и решил наказать сестер и их народ. Началось наводнение. Вода прибывала, а люди в панике бежали на вершины гор. Девы поняли, что народ наказывают за их грехи и, взявшись за руки, встали на пути у водного потока. Из волн вышла и присоединилась к ним седьмая сестра. Самопожертвование сестёр дало людям передышку, те успели связать плоты и спастись. Когда наводнение закончилось, люди поняли, что отважные девушки окаменели, превратились в горный хребет, преградивший путь яростным водам.       — Мирген завершил рассказ фразой:       Здесь когда-то плескалось море. Поэтому холмы такой округлой формы, сглажены водой.       — Так это местная легенда о всемирном потопе? — полюбопытствовала Юлия Алексеевна.       — Нет, про всемирный потоп у нас есть другая легенда. Тогда затопило вообще всё, но один человек, предупреждённый духами, до потопа сорок лет строил корабль, а когда закончил, погрузил на него семью, по паре всех животных и птиц и поплыл по водам. Только гордые Мамонт и Ворон отказались спасаться на корабле.       Злой дух, айна, превратился в мышь, обманул жену того человека и проник на корабль. Айна-мышь прогрыз щель в трюме корабля, чтобы его потопить, но его поймала и убила кошка, всех спасла.       Роман заулыбался:       — Мне нравится. Кошки спасали и спасут мир, я всегда это знал.       — Так это же библейское предание о Ное, только слегка переделанное, — вмешалась Кира. — У вас здесь православие насаждают уже четвёртый век, так что это влияние христианства.       — Насаждали, но так и не смогли покончить с язычеством и двоеверием, — пояснил Георгий Петрович. — То есть местные жители на Пасху идут в церковь и красят яйца, а в остальные дни кормят духов. Или вон приносят жертвы у Белого Камня. И ничего, живут.       Николай засмеялся и подтвердил, что так оно и есть.       — А что было с Мамонтом и Вороном? — спросила Юлия Алексеевна.       — Ворон благополучно дожил до конца потопа, а вот Мамонт выбился из сил. Когда из корабля вылетела ласточка и села ему на голову, он утонул. С тех пор на земле нет больше мамонтов.       Подъехав к могильнику из нескольких курганов, люди спешились: здесь следовало покормить духов. Такой ритуал нравился туристам. Мирген подал Николаю бутылку с айраном — тот старше, ему и обряд проводить, тем более, что он одет подобающе, в национальный костюм с нарядно вышитой по вороту и обшлагам красной рубахой.       Николай налил в пластиковый стаканчик айрана, сорвал стебелек чабреца, окунул его в напиток и разбрызгал молочно-белые капли на четыре стороны света, произнося благопожелания духам. Остаток айрана из стакана проводник выпил сам. Мирген предложил айран туристам, и те не стали отказываться. Втайне он боялся, что избалованная Кира скорчит презрительную гримасу и что-нибудь ляпнет, но нет, она выпила не морщась, даже похвалила вкус.       Гид показывал изображения на камнях, растолковывал, что по представлениям древних людей мир делится на верхний на небесах, средний, где живут люди, и нижний под землей. Мирген добавил, что в общем, такое деление сохранилось в шаманизме до сих пор. В верхнем мире живут Бог-творец с младшими божествами, в среднем — люди, а в нижнем мире злыми духами правит Ирлик-хан.       Приезжие рассматривали камни, фотографировали виды и себя на фоне курганов. Мирген обратил внимание на то, что у них довольно дорогие телефоны. Этого следовало ожидать. От туристов исходила аура богатства, их одежда не бросалась в глаза, но чувствовалось, что она качественная и дорогая. Ухоженность, манера поведения выделяли его странных знакомых из числа обеспеченных людей, которых он раньше видел.       Роман и Юлия Алексеевна вели себя как супруги, ненавязчиво заботились друг о друге. Вот Киру и Георгия Петровича Мирген не смог бы назвать парой. Если Роман откровенно любовался Юлией, то Георгий Петрович таких взглядов на Киру не бросал, бесстрастно парируя её с виду шутливые выпады в свой адрес.       Пока остальные фотографировали, Георгий Петрович примостился поодаль на поваленном камне, вынул блокнот и начал чертить в нём карандашом. Присмотревшись, Мирген понял, что тот рисует, приблизился, мимоходом заглянул через плечо. Да, на листке блокнота возникали очертания кургана и стоячих камней вокруг. Художник покосился на Миргена, и тот отошёл.       Солнце пекло, время от времени покрикивали коршуны и степные орлы. Подумалось, что если не смотреть на спутников, можно поверить, что ты провалился в иное время, на века назад. С тех пор, как здесь похоронили людей и водрузили эти камни, появилось, расцвело и погибло немало государств. Уйдёт он, исчезнут ныне живущие, а эти курганы останутся стоять в окружении молчаливых каменных стражей.       Ему самому захотелось стать таким камнем, стоять здесь, наблюдая за сменой рассветов и закатов, времен года и облика приходящих людей. Здесь можно было потрогать вечность, и она прикасалась к тебе, вот этими пушистыми ковыльными метёлками, шуршала травами и клекотала в небе. Тут время текло не так, как в других местах.       На обратном пути Миргену становилось все хуже: болели мышцы на руках и ногах, зад, он, кажется, стёр. И как только раньше люди ездили верхом на большие расстояния?       Шебутная Кира упрашивала Георгия Петровича затеять состязание, кто первым доскачет вон до того холма. Тот многозначительно поглядел на Николая и указал Кире на землю.       — Видишь, сколько там сусличьих норок? Конь может сломать ногу.       — А как же раньше батыры по степи скакали? — не унималась Кира.       — Они рисковали своими лошадьми, — отрезал Георгий Петрович, и Кира отстала от него.       Зато она вновь принялась муштровать Миргена, которому и без того было хреново. Он старался следовать указаниям, вымученно улыбался, пока Юлия Алексеевна не задала Кире какой-то вопрос. Потом внимание Киры отвлёк Роман, и его сочувствующий взгляд заставил Миргена задуматься, уж не заметили ли они, как ему плохо. Он заставил себя рассказать еще несколько преданий. Когда вернулись на турбазу, Кира заметила, что теперь Мирген держится в седле увереннее. Скромная, но улучшившая настроение похвала.       Он слез с кобылы, угостил её морковкой. Георгий Петрович подозвал его к себе и вручил белый конверт.       — Что вы, не надо, — замялся было Мирген.       — Бери и давай без выкрутасов, — сказал Георгий Петрович. — Мне понравились твои рассказы, спасибо.       Остальные туристы подтвердили, что да, им тоже понравилось слушать Миргена, поблагодарили, и тот, попрощавшись, ушел с турбазы приободрённый. Этих людей он больше не увидит. Впереди ждала рутина.       Заряда бодрости от похвалы хватило ненадолго, и Мирген еле приплёлся домой. Умывшись и переодевшись, он начал поливать огород. Мышцы и суставы болели, но юноша стискивал зубы и заставлял себя работать. В огород заглянула тётя, поглядела на него, еле таскающего ноги, и решительно сказала:       — Хватит с тебя. Сама полью, а ты иди в баню. Я там воды согрела, помойся.       — Нет, тётя Агаша, я закончу.       — Иди давай, а то вода остынет, — сердито шуганула его тётя, и Мирген подчинился.       Сил спорить не было. В бане Мирген еле двигался, но мытьё немного приободрило. Вернувшись в дом, он взял в руки конверт с тумбочки, заглянул в него, не поверил глазам, вынул пачку тысячных купюр, пересчитал — вознаграждение оказалось непомерно большим.       Тётя позвала ужинать. Он взял конверт и прошёл в летнюю кухню. Когда тётя Агаша увидела пачку купюр, она изумилась и забросала его вопросами. Из скупых ответов племянника тётя сделала вывод, что, видимо, у приезжих денег куры не клюют, если они отваливают такую сумму за незначительную услугу. Мирген настаивал, чтобы тётя взяла половину денег себе, но та отказывалась. Сошлись на том, что тётя Агаша взяла две тысячи рублей на продукты.       — Больше не надо, а тебе ещё зимнюю одежду и обувь покупать, так что хватит спорить.       Мирген отнёс конверт в свою спальню, сунул в сумку и вернулся ужинать. Сидя за кухонным столом, он тупо глядел в тарелку с окрошкой, залитой домашним квасом. Есть не хотелось совершенно, от вида плавающих в тарелке сероватых кусочков варёного мяса даже подташнивало.       — Почему не ешь? — ворчливо спросила тётя.       — Не хочется, тётя Агаша, спасибо, — с этими словами он встал из-за стола.       Всплеснув руками, тётя огорчённо спросила:       — Ты же раньше любил окрошку?       — Любил, но сегодня что-то не могу есть, аппетита нет.       — Вчера и позавчера тоже аппетита не было и уж неделю как нет. Отощал ты, Миргенек, как шкилетина. Люди, поди, скажут, что тётка не кормит. Может тебе, палам, пирожков или шанег напечь? А чаю с мармеладками не хочешь? Варенья смородинового?       «Надо же, палам — «дитя мое». Давно меня так не называли», — подумалось ему. Тётя отвернулась к буфету за вареньем и мармеладом, а Мирген за её спиной стянул со стола пару кусков колбасы и выпалил:       — Спасибо, тётя Агаша, я спать пойду. Устал.       В спину ему тётя что-то проворчала, но Мирген уже не слушал. Колбасу он приготовил для Найка, бросил ему кусок. Сидящий на цепи пёс отвлёкся от облаивания незнакомого рыжего кота, забежавшего во двор, завилял хвостом и цапнул колбасу на лету. Показалось, что чужой кот слишком тощий, и Мирген бросил второй кусок колбасы ему. Рыжий котяра степенно взял колбасный ломтик в зубы, и не торопясь, с достоинством, прошествовал через приоткрытую калитку в огород, скрылся за углом. Подумалось, уж не этот ли кот стал отцом котят тёткиной кошки, но вроде бы среди пушистого выводка рыжих не было.       Ночью опять снились кошмары, Мирген снова бежал по серым коридорам от кого-то страшного. Он даже не в силах был оглянуться, зная, что увидев то, что тяжко ступало за спиной, уже не сможет сдвинуться с места. Бесконечные коридоры, смахивавшие то на школьные, то на больничные, становились все темнее. Слабый свет брезжил впереди, и туда надо успеть добежать, прежде чем на плечи лягут ледяные лапы.       Проснулся он посреди ночи в холодном поту. Сердце колотилось часто-часто, не хватало воздуха. Мышцы и кости ныли даже в лежачем положении. Отдышавшись, он вытянулся на спине, слушая, как за окном шелестит листьями яблоня-ранетка. Когда удалось заснуть, опять привиделись коридоры, только где-то в подземельях. Все попадавшиеся лестницы вели вниз, в непроглядную темноту, и оттуда кто-то звал к себе. Голос был женский, манящий и ласковый.       Потом Мирген вдруг очутился на лестнице своего института. Внизу зияла тёмная яма, и какой-то представительный незнакомый мужчина, смахивавший на декана, протягивал ему руку, успокаивал, предлагая спуститься вниз, в провал. Откуда-то Мирген знал, что этот черноглазый бледный мужчина и есть сама Смерть, а яма представлялась надёжным убежищем от всех опасностей. Во сне хотелось довериться Смерти, пойти с ним и покончить с этим бесполезным трепыханием. Он вложил ладонь в руку незнакомца и ощутил притягательное тепло.       Проснувшись, он долго лежал, обдумывая открывшуюся ему истину: «Смерть — это не страшно. Перешагнуть порог и всё».       Утром тётя Агаша нарочито громко топала по коридору мимо его крохотной спальни-клетушки, но не вошла. Мирген валялся, бездумно глядя в выбеленный извёсткой потолок. Его время словно текло ручьём где-то рядом. Он был отдельно, вне этого потока. Правда, надо было ещё кое-что сделать, чтобы окончательно стать вне времени.       Тётя ушла в магазин. Мирген по опыту знал, что она задержится там надолго, до её прихода у него оставалось больше часа. Умывшись, он вытащил из сумки тетрадь с конспектами, вырвал чистый лист и написал записку тёте Агаше — просил прощения, но признавался, что больше не хочет так жить. Может быть, тётя и не станет его долго осуждать, смирились же со смертью дядьки Матвея, когда тот заболел раком и повесился у себя в конюшне.       Взяв из кладовки моток верёвки, он пошёл в сарай, принес туда стул из летней кухни, поставил под балкой, взял в руки верёвку, размотал, прикидывая, как станет делать петлю. Дверь сарая была прикрыта неплотно, и Мирген краем глаза заметил, как в щель между дверью и косяком пролезла рыжая кошачья лапа, зацепила дверь, потянула, приоткрыв дверь пошире. Внезапно за спиной раздался знакомый мужской голос:       — И чем же ты тут занят, позволь спросить?       Мирген аж подпрыгнул от неожиданности. Обернувшись, он увидел неизвестно как очутившегося в сарае Романа. Калитка заперта, и если бы Роман её открыл, пройдя по двору к сараю, сидящий на цепи пес зашёлся бы в яростном лае, чтобы предупредить хозяев о чужаке. Этого не могло быть, но незваный гость тут, сверкает своими чёрными глазищами. Уставившись в эти глаза, Мирген выронил из ослабевших рук верёвку.       — Так. Верёвку и стул отнеси на место, — приказал Роман.       Не раздумывая, Мирген повиновался, подхватил вещи и вышел из сарая во двор, незваный гость за ним. Тут Найк залился лаем. Покосившись на пса, Роман небрежно повёл рукой, и Найк замолчал, спрятался в будку, оставив снаружи мелко подрагивающий хвост. Мирген вернул веревку в кладовку, а стул в летнюю кухню. Роман ждал во дворе, гладя серую кошку. Та тёрлась у его ног, задрав хвост трубой.       — Записку написал?       — Ага.       — Неси сюда.       Мирген принес из спальни записку, протянул Роману. Тот не взял, приказал:       — Порви и выброси.       Клочки предсмертной записки полетели в мусорное ведро.       — Почему ты решил убить себя? — спросил Роман.       — Не хочу больше жить.       — Ты здоровый молодой лоб. Жалеешь себя?       Мирген стиснул зубы.       — Нет. Просто… просто меня там ждут.       — Кто?       — Они, — Мирген показал пальцем в землю.       — Зовут его, видите ли, — насмешливо произнёс Роман. — Ну, пойдём, покажу, кто тебя ждёт.       Он пристально посмотрел Миргену в глаза, и тот покорно последовал за Романом по улицам села и через мостик за речку. Шли они к Ах Тасу. Роман тихо насвистывал, шагал вальяжно, вперевалочку, расспрашивая Миргена, что тому снилось. Узнав про Смерть в образе декана, Роман фыркнул и не смог сдержать усмешку.       Мирген тащился за странным приезжим, понемногу приходя в себя. Бежать глупо, а узнать, куда его ведут, было интересно.       Он издалека увидел у Ах-Таса три знакомые фигуры, а чёрный джип стоял в отдалении, на берегу речки. Вот высокий Георгий Петрович преклонил колено, словно в рыцарские времена, и что-то положил к подножию Камня, поднёс руку ко лбу, поднялся и отошёл. Кира в красном платье и Юлия Алексеевна в белом по очереди склонились перед Камнем и принесли свои дары. Все трое повернули головы к идущим, молча ждали.       Когда они подошли, Роман низко поклонился Камню, вынул из кармана горсть монеток и положил к подножию, где собралось уже порядочно мелочи. Отойдя от Камня, он жестом пригласил Миргена подойти поближе.       — Вот, полюбуйтесь. Герой собирался в петлю полезть.       — Зачем, Мирген? — спросила Юлия Алексеевна.       — Он утверждает, что его зовут туда, — Роман показал пальцем вниз.       — Так это нетрудно устроить, — лениво произнесла Кира.       Солнце пекло вовсю. Над вершиной Ах Таса дрожало марево горячего воздуха. Показалось, что из Камня выплыло облачко и накрыло собеседников полупрозрачной пеленой — их облик стал зыбким, черты лица и фигуры колебались и расплывались, принимая странные формы.       Сощурив и без того узкие карие глаза, Мирген внимательно посмотрел на собеседников. Сам ужасаясь своей наглости, он вдруг объявил:       — У вас, Кира, яда много, на слона хватит.       Глаза Киры изумлённо округлились. Он посмотрел влево.       — А у вас, Георгий Петрович, клыки во рту не помещаются.       Его несло вовсю. Сейчас его заткнут, хорошо, если по шее не дадут. Мирген обернулся к Роману Романычу:       — У вас ухо драное.       Повернувшись к Юлии Алексеевне, Мирген выпалил:       — А вы вся чёрная. Вот прям вся, с головы до пяток, то есть до кончика хвоста.       Тут он сам зажал себе рот ладонью, потому что это точно была чушь несусветная: не могла белокожая Юлия Алексеевна быть чёрной. Но на мгновение он видел её такой, угольно-чёрной, гибкой, желтоглазой, с хвостом, нервно бьющим по бокам — пантерой?       Видение исчезло, перед ним вновь стояли люди. По шее ему не накостыляли, и, кажется, он сумел их удивить.       — Молодой человек, у вас определённо есть способности, — задумчиво изрёк Роман Романыч, лукаво посмотрел и почесал левое ухо, то самое, которое Миргену привиделось рыжим и драным.       — Среди твоих предков были шаманы? — спокойно спросил Георгий Петрович.       Мирген припомнил записи своей тетки о восьми поколениях предков, дальше сведения были обрывочными, по отцовской линии он знал о трёх поколениях родни.       — Среди прямых предков не было, но вообще в роду матери шаманы встречались.       — Про шаманскую болезнь слышал?       — Да.       — Так у тебя именно эта болезнь.       Мирген задумался. Действительно, считалось, что будущий шаман должен переболеть шаманской болезнью, чтобы обрести силу и получить доступ в мир духов, а там он находил волшебного покровителя, который помогал ему выжить и вернуться в мир реальный. С тех пор шаман становился посредником между людьми и духами. Но не все заболевшие шаманской болезнью выживали. Получается, что его корёжит и ломает из-за духов. И где, спрашивается, ему искать духа-покровителя?       — Неужели в твоей семье не поняли, что с тобой происходит?       — Я никому не рассказывал про болезнь, кроме тёти, а она в такие вещи не верит.       Роман спросил:       — Ты понимаешь, что тебе нужен покровитель, помощник?       — Да, а ещё я понимаю, что на дороге они не валяются.       Роман взмахнул рукой.       — Можешь выбирать любого из нас.       — Вы горные духи, то есть «чёрные люди»?       — Нет, мы люди с особым даром, таким же как у тебя, посредники, проводники. Мы можем провести тебя в мир духов и помочь освоиться с проснувшимися способностями. Научись контролировать свой талант, и тогда для тебя найдется занятие.       — Ты же хотел гонять монстров, говорил, что им не место на земле? — вмешалась Кира. — Вот и станешь биться с чудовищами, только с оружием получше той каменюки. Правда и чудовища будут страшнее птиценогих.       Подумав, Мирген спросил:       — Если я откажусь от вашего покровительства, то умру?       — Скорее всего умрёшь, — бесстрастно выговорил Георгий Петрович. — Хотя можешь найти шамана и попросить помочь тебе, но настоящие шаманы нынче редки, а твоё время истекает. Ты сам говорил, что уже неделю не можешь есть. Скоро кончатся силы, и тогда мёртвые, которые зовут тебя к себе, одолеют. Опять задумаешься о самоубийстве, а рядом может никого не оказаться.       — Если я пойду с вами, то выживу, но никогда не вернусь к людям?       — Вернёшься, когда научишься пользоваться своими способностями. Мы же здесь, гуляем и развлекаемся.       — А я смогу превращаться в зверя?       — Сможешь.       — В кого?       — Этого пока никто не сможет сказать. Кем ты станешь, решит судьба.       Помолчав, Георгий Петрович произнёс:       — Ты можешь вернуться домой и вскоре умереть. Если пойдёшь с нами, выздоровеешь, многому научишься и получишь увлекательную работу. Опасную, но хорошо оплачиваемую работу.       — Охотиться на чудовищ?       — Да, — подтвердил Георгий Петрович. — Будешь гонять монстров по подземельям, а в дни отдыха сможешь возвращаться к людям, в любое место на земле. Выбирай.       Мирген посмотрел на Ах Тас. Он просил у Камня здоровья, теперь ему его предлагали. Эти четыре человека, прячущие клыки, когти и хвосты, несомненно «чёрные люди». Недаром говорили, что если их встретишь, судьба твоя резко поменяется.       Что он может потерять? Только жизнь, с которой он час назад готов был распрощаться сам. Ему предлагали уйти в легенду, яркую и манящую. Откажись он, то завтра будет ползать по косогору, собирая клубнику под палящим солнцем, потом стоять на рынке, пытаясь продать ведро ягоды, а если доживёт до осени, начнутся лекции, зачёты, экзамены — скука смертная. Лучше выбрать приключение. Нет, не так, — Большое Приключение!       В горле пересохло, Мирген сглотнул, прокашлялся и сказал:       — Я хочу пойти с вами.       Собеседники переглянулись и заулыбались. Георгий Петрович кивнул.       — Хорошо. Не думаю, что ты пожалеешь о своем выборе.       — Осталось выяснить одну маленькую деталь, — вмешалась Кира. Завлекающе улыбнувшись, она спросила:       — Мирген, что тебе больше нравится, север или юг? С кем из нас ты предпочитаешь пойти?       Подумав, он пододвинулся поближе к Роману. Георгий Петрович добродушно сказал:       — Это моя добыча, дорогая. Нас, северян, здесь больше.       — Эх, — вздохнула Кира. — Все любят котиков. Просто диктатура кошачьих какая-то. «Моя добыча», — передразнила она Георгия Петровича. — Мальчик не Маугли, а ты не Шерхан.       — Куда уж мне до Шерхана, — согласился Георгий Петрович, довольно жмурясь, словно кот, нежащийся на солнышке.       Роман деловито сказал:       — Мирген, тебе нужно собрать вещи. Немного, зимняя одежда пока не нужна. Возьми документы и придумай правдоподобное объяснение для родных, куда едешь.       Георгий Петрович спросил:       — Что ты скажешь тёте?       — Скажу, что вы предложили мне работу в большом городе, и я согласился.       — Сойдёт. Твое имя означает «Стрелок», верно?       — Да.       Тёмные глаза Георгия Петровича оставались строгими, даже когда он улыбнулся Миргену.       — Я потребую от тебя того же, что Хан змей от стрелка из сказки. И помни, что меня аракой не проймёшь. А теперь, леди и джентльмены, прошу в машину.       Роман уселся рядом с водителем, женщины разместились на заднем сиденье джипа. Мирген оказался на заднем сиденье рядом с Кирой. Вчера его бросило бы в жар от такого соседства, от стройного тёплого бедра рядом со своим телом и захватывающего вида в вырезе платья девушки, но сейчас мысли были заняты другим. Кира посмотрела на него с пониманием и даже с сочувствием, как ему показалось. Джип въехал в аал, проследовал по улицам и остановился неподалеку от дома тётки Миргена.       — Иди, собери вещи, — распорядился Георгий Петрович. — Мы будем ждать тебя полчаса вон у того магазина. Если не придёшь, мы поймём, что ты передумал. Ступай.       Мирген вывалился из машины и двинулся домой. Во двор он почти вбежал, у себя в спальне покидал в спортивную сумку документы, бельё, немного одежды, гигиенические принадлежности. Взяв из конверта с деньгами половину купюр, он сунул их в сумку, а конверт с оставшейся суммой положил на тумбочку с запиской: «Тётя Агаша, возьмите, пожалуйста».       Выйдя из дома, во дворе он столкнулся с тётей, быстро рассказал ей, что вчера приезжим туристам понравились его рассказы, и ему предложили место менеджера в новосибирской фирме, организующей поездки по Сибири. Фирма направит его на курсы, организует стажировку и он, возможно, сумеет остаться в Новосибирске, переведётся на заочное обучение или поступит учиться уже там. Сейчас туристы уезжают и берут его с собой.       — Тётя Агаша, поймите, это мой шанс! — убеждал он тётю.       Та засомневалась было, но видя его воодушевление, сдалась. В конце концов, все её дети подались в большие города и осели там, почему бы и племяннику не попытать счастья. Он уже не ребёнок.       — Не забывай звонить, — наставляла она и ринулась было в летнюю кухню собрать ему еды в дорогу. Мирген удержал её.       — Не надо. Всё, что нужно, я уже взял.       Он наклонился к ней, и как в далёком детстве, коснулся губами морщинистой смуглой щеки.       — До свидания, тётя Агаша. Я ещё приеду в гости когда-нибудь.       Привстав на цыпочки, тётя поцеловала и обняла его со словами:       — Доброй дороги, палам.       Погладив Найка, Мирген выскочил в калитку и побежал, лишь у самого магазина перешёл на шаг, пытаясь выровнять дыхание. Георгий Петрович курил, стоя у капота, Юлия и Кира как раз выходили из магазина, Роман смотрел в телефон.       Сумку Миргена закинули в багажник, все уселись в машину. Выехав из аала, джип миновал железнодорожный переезд и после грунтовой дороги выбрался на асфальтированную трассу. «Чёрные люди в чёрном автомобиле», — пришло в голову Миргену и он улыбнулся своим мыслям. Говорят, раньше таг-ээзи пользовались богато украшенными конными повозками, но перед плодами прогресса не устояли и они.       Спутники перебрасывались репликами насчёт состояния дороги и пейзажа, давая Миргену время прийти в себя. Кира попыталась разглядеть Каменного Старика на вершине горы, но не смогла это сделать. Проехав с десяток километров, джип свернул с трассы вбок, на просёлочную дорогу, ведущую в холмы. Автомобиль остановился за возвышенностью, в ложбине, которую невозможно разглядеть с трассы. Людей здесь не было, ближайшее селение достаточно далеко.       Вслед за спутниками Мирген вышел из машины. Роман достал из багажника сумку Миргена и перебросил ему. Затем Кира, Роман и Юлия и отошли от автомобиля метров на пять. Поманив Миргена к себе, Роман взял его за плечо и поставил в круг. Левая ладонь Миргена оказалась в руке Юлии Алексеевны. Георгий Петрович остался у машины. Помахав ему, Кира обернулась к остальным и скомандовала:       — За мной.       Она взяла Миргена за руку, топнула ногой, и вокруг стоящих завертелся чёрно-белый вихрь. Земля ушла из-под ног в широкую воронку. Людей втянуло в вихрь воздушного водоворота, и Мирген начал падать в бездну, закрыв глаза от страха. Тёплые руки женщин не отпускали его, пока под ногами не появилась опора. Каким-то чудом он устоял на ногах и с трудом перевёл дыхание.