Феникс

      Мы продолжали стоять как вкопанные. Гил, встревоженный плохими новостями, качал головой и растирал подбородок обдумывая услышанное. Синити сняла очки, прикрыла ладонью рот, мимика лица не изменилась, но её зелёные глаза становились то чёрными, то карими, то серыми, то вновь зелёными. Она втягивала воздух и медленно выдыхала. Ещё бы. Теперь не только отец Гила мог оказаться под подозрением, но и её. Господин Майнд — правая рука Слерджери, его советник. Я машинально сунул руку в карман и двумя пальцами достал небольшую старинную монету, которую начал вертеть между пальцами. Эта привычка всегда помогала мне сосредоточиться. Если ребята переживали за своих отцов, то у меня из головы не выходила мысль: «Кому понадобилось убивать драконов?» Это бессмысленно, все знают, что за убийство существа высшей расы — смертная казнь. Кто пойдет на такое? Кто рискнёт? Ради чего подвергать себя неминуемой смерти?       — В газетах об этом напишут, — девушка потёрла глаза, пытаясь стереть неприятный осадок и будто вскользь, посмотрела на нас светло-серыми глазами. — Это скрыть не получится. Всё будут сплетничать. Как же я это ненавижу, — сквозь зубы, но без злобы, пробормотала она.       — Син, не обращай внимания на сплетни, — ответила её подруга-сфинкс, — им лишь бы потрепаться.       Синити резко подняла на девушку потемневшие глаза, взгляд которых заставил подругу виновато опустить голову. Быстро совладав с эмоциями, что сразу же отразилось в глубине спокойных зелёных глаз, произнесла:       — Гилберт, последний лист передам… Позже.       И пройдя мимо нас, девушка направилась к двери.       — Синити! — позвал Гил и, когда дверь за ней и её подругой захлопнулась, он выругался. — Твою мать!       Я не стал его успокаивать, понимая негодование друга, он переживал за отца, но продолжая вертеть монетку, спросил:       — Что у тебя с ней? — имея ввиду совершенно иное, но реакция Гила меня озадачила.       Он растерялся и рассеянно начал оглядываться по сторонам, будто боялся, что нас услышат:       — Фел, ты о чем?       Я приподнял бровь, не ожидая такой реакции дракона и усмехнулся:       — Какие твои поручения выполняет Синити?       — Пишет за меня кое-какие работы по ораторскому мастерству, по степени становления личности, межрасовых отличиях и по всякой мелочи, — выдохнул с облегчением Гил.       — И зачем? Ты в этом и так разбираешься! Тебе не нужны помощники.       — Я знаю, — ответил Гил, вновь сосредоточившись на своих мыслях, хмыкнул. — Просто не хочу заниматься бумагомарательством, а Син зарабатывает на этом.       Я вновь усмехнулся:       — Не знай я твоей слабости перед наядами, я бы подумал, что она тебе не безразлична.       Гил сдержанно улыбнулся:       — Вот видишь! Ты меня знаешь. Начитанные зануды не в моем вкусе. Девушка должна быть праздником, фонтаном эмоций, фейерверком чувств!       Я рассмеялся:       — Она мне уже нравится! Она гордая, а не зануда. Не вешается тебе на шею и не тушуется при виде благородного дракона.       В отличие от Гила мне нравились спокойные, уравновешенные, думающие девушки. Гил нахмурился, посмотрел на меня с какой-то тоской, снисходительной улыбкой:       — Знаешь… Она… Знает себе цену. И поверь, Фел, знает своё место в иерархической лестнице.       От этих слов меня передёрнуло:       — То же самое сказал бы и Эрн. Не в «лестнице» дело. Всё дело в гордости. Происхождение и принадлежность к расе редко кого останавливали в желании удовлетворить свои низменные потребности, пороки и тайные страсти.       Мы замолчали. Я глянул на задумчивого Гила и кивнул головой в сторону двери, мол, пора уходить. Дракон согласился, мы развернулись и направились на занятие.       — Только Синити задала правильный вопрос. Кто смог победить дракона? — покачал головой озадаченный Гил.       — И как? — моя монетка скрылась в кармане, а вместе с ней и оставшиеся без ответа вопросы.       Настроение было паршивым. Практическое занятие по применению и направлению собственных сил в бою я провалил. Я не смог обратиться фениксом. И тихо ненавидел человеческое тело. Для чего Древние боги придумали эту слабую оболочку? В чём их «благой» умысел?       Драконы в этот день практиковали извержение огня: направляли и управляли струёй пламени и его температурой с помощью тела, расширяли её взмахами крыльев или делали короткие точные выбросы огня по мишеням, используя лишь пасть, зубы и язык. Мантикоры тренировали убийственную силу скорпионьего хвоста и острых зубов, предостерегающие рыки и умение контролировать агрессию и вспыльчивость. Но восхищали меня всегда руххи. Хоть за века своего существования они заметно обмельчали, и теперь размах их крыльев достигал десяти метров, вместо пятнадцати, и по величине они походили на крепкого здорового дракона, руххи умели владеть крыльями: сгибать, разворачивать и поднимать под любым углом, что очень полезно в бою. Их перья были заострёнными, словно ножи, и один точный удар мог отсечь голову. Мой наставник рассказывал, что перья руххов использовали для очень острых кинжалов, которые могли себе позволить только зажиточные расы, ведь не каждый рухх согласится пожертвовать свои перья на оружие. Такие кинжалы называли «Перо рока». Они были очень лёгкими, с тонкой, но удобной рукоятью, перо обрабатывали специальным раствором, который оставлял форму и позволял пользоваться им не единожды. В редких случаях руххи могли пользоваться перьями, как копьями или стрелами, выпуская их в противника. Но потом новые перья долго и болезненно отрастали. Эти могущественные существа своими крыльями застилали небо. Лапами поднимали валуны, перебрасывали их друг другу, учились колоть их и пробивать клювами. Нередко их носы кровоточили.       — Всплакни, дружище. Тебе что, слёз жалко? — всегда шутил Ярри после тренировки. — Глянь, — тыкал он пальцем в разбитый нос. — Сейчас вся кровянка вытечет!       А я спокойно слушал его шутки, наблюдал за его способностями и умениями вести бой и завидовал. Завидовал его силе и разбитому носу. Когда же во мне проснётся сила? Когда наконец превращусь в феникса?       — Не ной! На! — и я ткнул ему в ноздрю цветок адамовой головы*, чувствуя не то уныние, не то разражение.       В носу Ярри запекло, отчего он начал шипеть от боли.       — Всегда пожалуйста!       Работали все, кроме меня. Профессор рвал и метал, обзывая меня последними словами. В пример он поставил мне двух студентов-подростков, которые только поступили в университет, но уже обращались в фениксов, не только использовали свою сущность в бою и применяли дар целительства и врачевания, проявляли недюжинный ум в фармакологии. «Да не хочу я быть целителем, — вспылил я, препираясь с профессором, — я хочу быть воином! Мне не нужна эта бесполезная способность залечивать разбитые носы!». Профессор, явно не ожидавший такого хамства, замер, а потом продолжил меня отчитывать дальше. По словам наставника, я принадлежу к самому редкому виду фениксов. Он был странным И насколько я знаю это огненные. Имеющим не только свои собственные силы управления огнем и всем, что с ним связано, но и я должен был стать тем, кто может усилить силу дракона в извержении огня, непробиваемости и невероятной силе. Поэтому Гилберт и настаивал на принятии моей сущности и объединении сил. Некоторые считают меня дефективным или больным, ведь все фениксы начинают обращение с пяти, в редком случае, с пятнадцати лет, а мне почти двадцать один. Мы даже рождаемся, восстаем из пепла в человеческом обличье — маленьким, беззащитным, не имеющим силы детёнышем. Я прочел, что огненные фениксы созревают намного позже. Только, как и когда — в учебнике не говорилось, да и декан Матт на лекциях об огненных фениксах ничего конкретного не рассказывал, будто мы действительно ископаемое.       После занятий я направился в своё любимое место — на находившийся недалеко от университета утес, откуда было прекрасно видно великолепие леса в палитре заката. Два солнца начали скрываться за горизонтом. Одно уплывало на западе, другое на севере. Величественный лес, с его многовековыми густыми кронами деревьев-гигантов, окрашивающийся сначала в розовый оттенок, потом багряный и, наконец, в сиреневый, приобретал манящее волшебство. Деревья просыпались, перешептывались и напевали что-то еле слышимое, но веселое.       Обычно на утесе никого не бывает. Но когда я вышел из-за дерева, то увидел, сидящую спиной ко мне, девушку. Её темные волосы с синим отливом развевались на ветру. Казалось, что сильфы* играют с ними, так причудливо укладывались её локоны: то поднимались, на мгновение замирали в воздухе, то ложились на плечи и снова поднимались. Она повернула ко мне лицо — Синити. Последнее заходящее солнце оставляло на её светлой коже нежный фиолетовый оттенок, а тревожный взгляд карих глаз и приоткрытые губы приковали мой взгляд. Я замер и невольно залюбовался ей. Она казалась такой неземной в сиянии этих волшебных сиреневых лучах уходящего солнца. Какая же она красивая. Даже когда её лоб рассекает морщинка, которая часто появляется при раздумьях, она остается прекрасной. А ведь до сегодняшнего дня я даже не был с ней знаком.       Она удивилась моему появлению, потом смущённо отвернулась и заговорила:       — Я люблю закат. Это значит, что за ним наступит ночь. И это время можно посвятить себе.       Я улыбнулся, ведь тоже так думал, но остался стоять на месте.       — Присаживайся. — Похлопала она рядом с собой.       Я присел, и мы устремили свои взгляды на закат. Но любоваться им как-то исчезло настроение, ведь я видел, что Синити расстроена, но что сказать как-то не находил. Да и не был уверен, что её смогут утешить слова незнакомца.       — Теперь и мой отец будет под подозрением… — отозвалась она.       — Причастность твоего отца ещё нужно доказать. Нужны доказательства, улики, мотивы преступления, с кем он был связан, враги, недруги, что за личность был сам Слерджери. В конце концов, какая твоему отцу выгода от смерти начальника?       Синити вздохнула.       — Да, ты прав. Просто переживаю за него. Говорят, что он был с драконом во время смерти. — Она устало начала растирать виски.       — Не паникуй раньше времени, — я хотел хоть как-то её подбодрить. — Он был на допросе. О чем его спрашивали? Какие вопросы задавали? Что их конкретно интересует? А как умер Слерджери? Как его убили? Свидетели есть? — Во мне проснулось любопытство.       — Не знаю. Мама ничего толком не сообщила. Я не получала больше известий. На выходные поеду домой и попытаюсь всё узнать у папы. А что у Гилберта?       — Я его ещё не видел. Интересно, что в городе слышно обо всем этом?       — Я пыталась узнать, но… Разве кто-то будет откровенничать с нами?       — Имеющий уши — да услышит, имеющий глаза — да увидит, — загадочно произнес я, стараясь удержать внимание девушки. — Наблюдения, сплетни, разговоры, откровения, умение оказаться в нужном месте, общаться с нужными людьми, правильно подойти к вопросу, а потом логические заключения и выводы. Можно самим всё выяснить.       — Здесь замешана политика, — почему-то решила Синити.       — С чего ты взяла?       — Гроуи был Главенствующим государства, а Слерджери — управляющим подводных земель. Кто-то расчищает себе место. И отец Гилберта был главным претендентом на кресло Гроуи. Но мой отец — сфинкс, ему нет смысла убивать дракона. Никто сфинкса управляющим не поставит. Да и что за глупость наземное существо ставить управляющим в подводных землях?       — Нужно рассматривать все варианты, — я задумался.       Уже стемнело и начало веять приятной прохладой. На небосводе показалась первая луна, небо начали усеивать звёзды. Я видел, что Син что-то мучало. Она посматривала на меня будто на что-то решаясь. Как же мне хотелось, чтобы она поговорила со мной. О чём угодно. Почему-то захотелось узнать её ближе. Но она только смущённо глянула на меня, обхватила свои плечи руками и устремила грустный взгляд на лес, который теперь освещался жёлтыми точками светлячков.       — Ты сказал, что можно всё выяснить. Это как? Ведь нужно иметь связи в полиции или надзоре. Или, в крайнем случае, быть студентом в департаменте полиции, а туда можно попасть со следующего года, когда мы окончим университет высших существ и пойдем выбирать профессии.       Я усмехнулся:       — Ты не внимательно меня слушала. Нужно знать места, где с тобой будут откровенничать.       — И где такие места? — она схватила мою руку и посмотрела мне в глаза, будто я открою ей сокровенную тайну.       Я наклонился так близко к ней, что почувствовал аромат её духов — ночная фиалка. Я невольно втянул этот приятный аромат.       — Улицы и городская площадь — источник достоверных новостей, — ответил я, заглядывая в глаза Синити.       — Что? — звонко рассмеялась девушка, её глаза заблестели. Я заметил, что у неё на щеках появились ямочки. Луна придала её лицу притягательное сияние. Продолжая любоваться Син, я улыбнулся.       — Это не логично! Улица — источник сплетен! — начала протестовать девушка.       — В каждой сплетни кроется частица правды! Вы, высшие, недооцениваете другие расы. Они многое знают и подмечают.       — Вы? — уточнила Синити. — Да я намного ниже тебя по статусу, феникс!       Я стушевался.       — Я знаю, что ты уважительно относишься к другим расам, Феликс. Ты… Особенный. Ты благородный, — затаив дыхание, пробормотала девушка, — и по происхождению и по воспитанию.       Меня бросило в жар. А знает ли она, что я до сих пор не могу принять своё естество? И что большую часть жизни провел среди низших рас? Я взъерошил волосы и уставился на неё. Син почувствовала себя неловко, поднялась и объявила, что ей пора возвращаться. Я провел Синити до комнаты и вернулся к себе. Гил сидел за секретером и делал какие-то пометки.       — Где тебя носит?       — Я был на утесе. С Синити.       Гил резко развернулся и вопросительно посмотрел на меня.       — Она переживает за своего отца.       — Она что-то говорила обо мне?       Я иронично приподнял бровь и, ухмыльнувшись, ответил:       — Да, что ты — самодовольная рептилия, которой лень поднять свою высокородную задницу и отнести её в библиотеку в раздел ораторского искусства, но твоему языку неохота донимать слушателей занудными философскими трактатами древних драконов на тему бытия мифической вселенной!       Гил цокнул языком и закатил глаза:       — Я серьёзно!       — Я тоже. Зануднее и непонятнее в жизни ничего не слушал, — я продолжал шутить.       — Феликс! — сощурил глаза Гил.       — С чего вдруг такая заинтересованность?       — Наши отцы сейчас в опасности, — серьезно сказал Гил.       Да, не стоило так шутить.       — Она только интересовалась, что тебе известно об отце.       — Его допрашивают. Завтра узнаю подробности. — Гил покачал головой и нахмурился. — Мне это не нравится, Фел.       Я устало растер лицо и направился в ванную.       — Фел… — замялся Гил, я повернулся к нему и заметил, как он начал кусать губы. — Нет, ничего.       Я принял душ и улёгся спать. Долго не мог заснуть, но думал не об убийствах, а о Синити. Не мог стереть её образ из совсем свежих воспоминаний. Особенно, её глаза. Все сфинксы умеют менять цвет глаз. И каждый цвет имеет толкование настроения своего владельца. Профессор Матт рассказывал: «Как индивидуален отпечаток пальца у существ, так и меняющиеся цвета глаз сфинкса — индивидуальны. Если у одного карий цвет глаз означает счастье, то у другого он мог означать скуку или печаль, или злость и так далее…» Я не особо общался с сфинксами и поэтому не пытался угадать их настроение. Но Синити. Я понял, что зелёный цвет глаз значит, что она спокойна, чёрный — злится, карий — встревожена, серый — грустит. Интересно, что скажут о ней другие цвета? С этими мыслями я уснул.

***

      Я стою, опираясь о холодную стену. В голове туман, она раскалывается, мне тяжело поднять её. С трудом открываю глаза, вокруг темно, лишь виднеется слабый размытый источник света в углу. Вдыхаю запах сырости вперемешку с чем-то палёным… Плоть. Начинает тошнить. Я нахожусь в темнице или подвале. Вокруг сыро, стены в чёрной копоти. На полу какие-то инструменты, не могу разглядеть. Руки и ноги скованы в цепи. Я пытаюсь повернуть голову, что-то сдавливает горло. Осознаю, что шея закована в тяжёлый железный ошейник. При попытке пошевелиться ощущаю боль и тяжесть во всем теле. Выплёвываю кровь. Мне трудно это сделать, поэтому она стекает по моему подбородку. Голова в бессилии падает на грудь. Моё тело в кровоточащих ранах, я вижу, что на груди вырезаны какие-то знаки. Чей-то шепот: «Мальчик мой… Мой мальчик…». Я чувствую лезвие ножа, чувствую, как оно протыкает мою кожу и вонзается глубже под рёбра.       Я вскакиваю с кровати и начинаю судорожно хватать воздух, всё ещё ощущая нож в своем теле. Меня охватывает ужас. Эта боль такая реальная. Я чувствую каждый порез.       — Сон, сон, — успокаиваю себя, валюсь на кровать и растираю грудь, где ощущал раны. Третья луна светит мне в окно, я смотрю на неё и пытаюсь избавиться от кошмара и неприятных ощущений.       Утром мы с Гилом направились на ненавистную мне лекцию по устрою иерархической лестницы рас (УИЛР). Её читал молодой дракон и уже профессор Арденте. Ходят слухи, что его отец — Дредж Арденте, который сидит в министерстве, шантажом женил на себе молодую, внезапно осиротевшую, богатую наследницу древнего рода драконов. Выйдя за него замуж и вскоре забеременев, она отказалась откладывать яйца (драконы не вынашивают малышей, а обращаясь в своё естество, откладывают яйца и ждут, когда наследники появятся на свет). Госпожа Арденте не обращалась драконом и одиннадцать месяцев носила двух малышей в себе, что считается самоубийством для дракона. Во время родов дракончики попросту вырвались из утробы матери, разорвав её живот, тем самым убив. Из-за «неправильного» рождения старший ребенок — сестра Арденте — хоть и была благородней, умней и смышлёней брата, но обращаясь драконом, не имела крыльев, и огонь, который она извергала — не убивал, а оставлял ожоги на телах существ с чувствительной кожей или шерстью. А профессор Адренте, второй ребенок, остался недоразвитым и в плане драконьей силы: вместо пламени извергал пар, как делали только дряхлые, лежащие на смертном одре старики-драконы. Драконом был слабым и хилым, умственными способностями не отличался, учился плохо, был ленивым и капризным. Но папаша его обожал и всячески потакал его прихотям.       Я с трудом выдерживал и лекцию, и профессора Арденте. Свою неполноценность и недоразвитость он компенсировал расистскими нападками и любовью к моральному издевательству, используя изощрённый подход унижающий достоинства представителя расы или расу в целом. Каждая лекция — это пытка для всех, кроме драконов и фениксов. Но больше всего от его нападок страдали сфинксы и руххи.       Сегодня он был в ударе и пол лекции мы слушали об «убожестве» сфинксов. С едкой ухмылкой на губах и постоянно выдвигающейся нижней челюстью вперёд, он задавал дурацкие или унижающие вопросы парню-сфинксу, который то и дело поправлял очки и ерзал на стуле. И Синити, которая даже не поднимала глаза на профессора: понимают ли они, что сфинксы вскоре смогут занять первую ступень в рядах низших рас, так как не имеют боевых навыков? Действительно ли ум сфинксов определяется их расой, а не простым желанием поддерживать марку «мудрых и умных»? Почему Древние боги лишили некоторых сфинксов крыльев? А если они так «мудры», то почему же никогда не занимали подобающего им места в правительстве и не находятся на первых ступенях иерархической лестницы?       Когда Синити хотела ответить, он лишь поднимал руку и вяло перебивал:       — Прошу, только не нужно оправданий. Несмотря на незаурядный ум сфинксов, их начитанность, хотя книги читают и другие представители рас, — едко парировал профессор Арденте, — они не в состоянии занимать высоких должностей в правительстве. Ибо каждый, — он оглядел всех студентов, — должен знать своё место в иерархической лестнице.       Злость начала охватывать меня. Ведь основная масса старалась не связываться с Арденте, боясь быть затравленным.       — Как будто драконы кому-то могут позволить это сделать, — ответил я и посмотрел в глаза профессору.       Все взгляды устремились ко мне. «Профессор» посмотрел на меня, и высокомерно задрав подбородок, спросил:       — Кто-то что-то сказал?       Он не пугал меня, ведь я не испытывал священного трепета перед драконами. Не исключено, что из-за моей расовой принадлежности. Мы сверлили друг друга взглядами:       — Я сказал, что драконы. Никому. Не позволят. Этого сделать.       Он рассмеялся:       — Почему же? — и Ардете снова взглянул на Синити. — Но, сколько потребуется времени и усилий, чтобы выбиться в помощники дракона, а потом оказаться под подозрением в его убийстве? А?       Все сразу догадались о ком речь. Гнев полыхнул во мне, в груди начало жечь:       — А сколько ума должно содержаться в черепной коробке, чтобы научиться задавать вопросы, не касающиеся предмета лекции? Или хотя бы выучить предмет, который преподаешь?       Глаза профессора стали желтыми, как и у всех драконов, перед обращением, и он раздвоенным языком нервно лизнул губы:       — Тебе повезло, что ты принадлежишь к правильной расе, — прошипел Арденте. — Иначе, тебя бы наказали за оскорбление представителя высших.       — Профессор, — спокойно вставил Гил, было видно, что он хотел замять ситуацию. — Вы понимаете, что…       Арденте поднял руку, и как бы извиняясь перед Гилом, перебил его:       — О, господин Голдери, я хочу послушать такую редкую птицу как господин Аланга, защитника сирых и убогих. — И его челюсть выдвинулась вперед, губы растянулись, изображая подобие улыбки.       Я чувствовал, как презрение и ярость отключают мой разум. Я поднял на него глаза, казалось, что я воспламеняюсь, так горячо стало внутри. Только набрал воздух, чтобы ответить, меня начал душить приступ кашля.       — Что-что? — издевался Арденте. — Я вас не пойму. Как там в пословице говориться… Про кузнечика…       — Всяк сверчок знай свой шесток, — ехидно вставил Эрн, дракон, с которым я давеча сцепился.       Он одобрительно кивнул Эрну:       — Что ж, сверчки, продолжим…       В груди запекло, казалось, что я проглотил пылающий факел. Я разразился кашлем, продолжая прикрывать рот рукой, как вдруг почувствовал, будто что-то горячее царапает мне горло и перекрывает доступ кислорода. От очередного приступа я ощутил на языке что-то горячее и выплюнул в ладонь тлеющий уголек. Я перестал дышать, быстро зажал его в руке, сунул в карман, от адреналина не чувствуя жжения, начал оглядываться по сторонам, видел ли это кто-то еще? Не приснилось ли мне это? Но теплый уголек возвращал меня в действительность. Не понимая, что делаю, я встал и без спроса удалился из аудитории.       Придя в комнату и закрывшись в ванной, я достал содержимое из кармана. Маленький бесформенный черный огарок не-понятно-чего-выплюнутого-мной. Он пах, как древесный уголь. Холодок пробежал по моей спине. Огненный феникс! Моё естество проснулось или созрело… Гилберт был прав, пора принять свою сущность и учиться управлять собой!       Я продолжал бестолково вертеть в руке уголек. Хотел сначала выбросить его, но потом решил припрятать. Я обернул его салфеткой, сунул в карман, вымыл руки и, войдя в комнату, открыл прикроватную тумбочку. Я хотел достать старинную резную шкатулку, которая открывалась, только если я к ней прикасался. Она была моим единственным наследством, ни считая золотых сбережений в банке, наверное, накопленных мной в других жизнях. Я был привязан к этой вещице и просто чувствовал, что она мне дорога, в том числе и те вещи, которые в ней находились: золотой тонкий браслет с гравировкой феникса и надписью на забытом языке. Мой наставник и воспитатель — старый феникс, который однажды просто исчез, сказал, что там написано: «Только сгорев и превратившись в пепел, мы сможем восстать и переродиться». Еще там был амулет в виде одной луны, солнца и языка пламени; ключ, то ли от двери, то ли от сундука; объёмный конверт с письмами на непонятном мне языке, их (как мне сказали) я смогу однажды прочесть; голубой осколок какого-то оружия; маленькая коробочка, которую я не мог открыть, но, судя по звуку, там что-то было; серьга с сапфиром и тонким серебряным пером на конце, которую я сейчас носил в правом ухе. Наставник сказал, что её нужно носить только в нем. Но пока я её ношу, меня мучают кошмары. Может, я вижу своё прошлое? О, Древние, лишь бы не будущее!       Не успел я достать шкатулку, как в комнату ворвался Гил и с претензией накричал на меня.       — Феликс, ты из ума выжил?! Все и без тебя знают, что это существо… — Гил злобно сжимал челюсть и взмахнул рукой, — а точнее, его папаша купил ему место в университете. А ты идёшь на поводу его провокаций!       Я в свою очередь растерялся и начал назад впихивать шкатулку в тумбочку.       — Не переживай, Гил, — я старался, как можно спокойнее отвечать. — Он ничего не сделает, а если занизит оценки, то и черт с ним! Мне плевать!       Гилберт качал головой.       — Что это? — он бросил взгляд на свою кровать, на которой лежало письмо.       — Бумага, помещённая в конверт, на которой написаны буквы, которые собираются в слова, а потом в предложения.       — Не язви, ископаемое, — огрызнулся Гил.       Я машинально хлопнул по карману, в котором остался уголек. Нужно рассказать об этом Гилберту. Он быстро пробежал глазами по письму и нахмурился.       — Что? От отца?       — Нет, от матери. Но суть та же. Отец под домашним арестом. А отец Синити…       — Что? — вдруг заволновался. — Не тяни!       — Отец Синити в темнице. Всё! Больше ничего. Никаких подробностей. Министерство наложило запрет о распространении информации об убийстве драконов. Фел, нужно что-то делать, — нервно сказал Гил.       Я, не задумываясь, ответил:       — Хочешь что-то узнать — иди на улицы города. На них информационные запреты не действуют и не распространяются!       — Хорошо! Ночью идем за информацией. А теперь возвращаемся на занятия, — совершенно серьезно ответил Гил.       Я был готов отправиться с Гилом в город, тем более туда, куда хотел идти я, дракону лучше одному не соваться. Не потому, что его убьют или будут бояться, просто их недолюбливали и сторонились из-за происхождения и бесчисленного состояния. Мелкие завистники. Но после тренировки на мечах, на которую ушёл весь оставшийся день, мой пыл поутих. Я был уставшим как Ио*, убегающая от осы, и приплелся в комнату только после заката. Но когда я зашел в комнату, вся усталость и недовольство мигом улетучилось. Возле моего секретера сидела Синити и разговаривала с Гилом.       — Привет, — чуть покраснев, с улыбкой сказала девушка и на миг её глаза стали синими.       Какое же настроение передает этот цвет? Этого я не знал. Пока что.       — Привет. Как ты?       — Нормально…       Мы замялись, но продолжали смотреть друг на друга. Раз она пришла к Гилу, я решил не мешать и отправился в ванную. Тем более я был потным и по глупости решил принять душ в комнате, а не в душевой. Когда я справился со своими делами в ванной, то из одежды пришлось надеть тренировочные штаны, так как сменную одежду не захватил. Когда я вышел из ванной, Гил и Синити всё еще разговаривали. Синити повернула голову в мою сторону и, приоткрыв рот, начала скользить взглядом по моему телу. Я знал, что хорошо сложен, да и тренировки дают своё. Конечно, мне льстило её внимание. Особенно, когда понял, что Синити понравилось то, что она увидела. Она закусила нижнюю губу, щеки начали заливаться румянцем, ресницы дрогнули, и она смущено отвела взгляд. Я усмехнулся, сложил руки в карманы и направился к ним.       Гил нахмурился:       — Ты в этом пойдешь? Нам вообще-то пора.       — А ты готов? — я окинул его взглядом. — Это не пойдет. Надень тренировочный костюм, только сорви эмблему. Или надень что-то из моего.       — Почему это не подойдет? — спросил Гил, убрал челку со лба и показал на себя большим пальцем.       — Твой наряд кричит, что ты мажор! Туда, куда мы пойдем, нужно одеться попроще.       — Хорошо, — ответил Гил и поднял руки в жесте «сдаюсь». — А Синити?       — Что? Ты действительно хочешь, чтобы она пошла с нами?       — Я сама хочу пойти с вами. Я должна сама услышать, о чем сплетничают расы. Феликс, я не буду мешать и говорить ни с кем не буду. Просто слушать и смотреть. Отец под подозрением… Он в темнице.       Я задумался. Действительно ли можно взять с собой Синити. Не станет ли она обузой? Но с другой стороны, я её понимал.       — Имеющий уши — да услышит, имеющий глаза — да увидит. Обещаю, я и слова не скажу, пока не разрешишь!       Гил что-то недовольно буркнул.       — Хорошо.       Синити улыбнулась, и её глаза стали сиреневыми:       — Я подожду в коридоре. Переодевайтесь!       Она еще раз благодарно посмотрела на меня и удалилась из комнаты.       Мы добрались до города. Ночная жизнь кипела во всю: свет фонарей, гирлянд и вывесок слепил глаза, уличные торговцы продавали свой товар, а хозяева кафе и ресторанов прогоняли их со «своей» территории, чтобы те не уводили клиентов, уличные музыканты затягивали песни и приглашали танцевать. Дети бегали, прыгали, пищали и играли. Существа всех рас безмятежно коротали свободное время в своих компаниях.       — И где искать информацию? — спросил Гил.       — Дальше. Не здесь, — ответил я и попросил пробегающего мимо мальчика — продавца трав, пригнать нам экипаж, заранее сунув ему монету.       Через пять минут к нам подъехал экипаж — двухместная коляска, запряженная золоторогим козлом.       — В «Гости» отвезешь? — спросил я подгоняющего, протягивая ему несколько монет.       — Да, господин, — кланяясь, ответил подгоняющий-алконост. — Как скажите, господин.       — Садитесь, — сказал я Гилу и Син, — вы поедете здесь.       Я помог Синити сесть в коляску.       — А ты? — заволновалась Син.       — Я сяду с подгоняющим.       Мы проехали минут двадцать, прежде чем оказались в месте под названием «Гости». На первый взгляд квартал «Гости» мало чем отличался от центральной площади с его уличными торговцами. (Только некоторые знали, что здесь можно приобрести, как на этом не попасться и что здесь за контингент). Это была менее освещенная окраина города, где обнищавшие высшие расы или низшие с позволения своих «высших» покровителей имели свои лавочки со своим товаром. Мы прошли мимо рядов с улыбчивыми, зазывающими полушепотом торговцами, как пароль, намекающими на свой товар: «Самая вкусная еда здесь!» — стоя на пороге своей харчевни, кричала пожилая мантикора, «Продаю забвение и веселье!» — показывал другой на выпивку, «Не хотите заглянуть к высшим богам?» — шептал продавец трав, «Всё или ничего!» — приглашал к игровым столам четвертый. Тем не менее и здесь было довольно людно, но менее шумно.       Мы остановились возле открытого под тремя лунами уличного магазина моего знакомого продавца трав и причудливого антиквариата старого гула.       — Чесси, ночи доброй и прибыльной торговли! — поздоровался я со старым гулом.       — Давно не залетали к нам, господин Аланга, — вежливо ответил Чесси.       Я пожал ему руку, в которой была зажата золотая монета. Чесси её взял, мигом зыркнув на неё, быстро спрятал в карман и расплылся в добродушной улыбке:       — Чего желает господин?       — Чесси, мне нужно увидеться с Госпожой…       — У тебя с ней назначена встреча, господин?       — Она будет не против.       — Мне нужно в этом удостовериться, господин, — вежливо отвечал Чесси.       — Сейчас! — твердо сказал я. — Иди, узнавай сейчас. Скажи лично, — подчеркнул я, — хозяйке, что я прошу встречи.       — Ждите здесь, господин, — сказал Чесси, поклонился мне и прежде, чем удалиться, приказал помощнику присмотреть за прилавком.       Мы услышали пьяный гул и увидели приближающегося профессора Арденте в компании двух руххов, его телохранителей.       — Черт! Он нас сейчас увидит. Проблем не оберешься. Он расскажет отцу, — затараторил Гил.       — Под прилавок. Быстро. — Я впихнул туда Гила и Син.       Не успел я сам спрятаться, как услышал едкий голос:       — Какая встреча! И что делает в таком, — и он обвел взглядом улицу, — месте господин Аланга?       — Какое вам дело до обычного студента? Может, я подрабатываю?       — Краденным? Или наркотиками?       — О чем вы, профессор?       Он пытался что-то вставить, но я опередил его:       — Всем интереснее будет узнать, что такой высокородный господин, не служащий ни в полиции, ни в надзоре делает здесь?       Он собирался ответить, но я снова его перебил:       — Должно быть отдыхаете? Ведь всем можно по необходимости покидать университет.       — Что ты хочешь этим сказать?       Порой тупость «профессора» и меня сбивала с толку.       — Что ночь — время, которое мы можем посвятить себе и своим делам, — я надеялся, что он поймет намек и больше не будет меня донимать.       — Мы еще поговорим об этом. Завтра. У декана в кабинете, — шепнул он мне.       — Как скажете, ему будет интересно послушать, при каких обстоятельствах мы с вами встретились, — с каменным лицом ответил я, глядя на карман дракона. Хоть я и не видел его содержимого, но по его руке, которая то и дело прикрывала карман, я догадался, что он приобрел в «Гостях».       — Но в своё свободное время мы можем заниматься тем, чем хотим. Ведь так, Аланга? — Увидев, куда прикован мой взгляд, он нервно дернул рукой, и повернувшись, ушел прочь. Вслед за ним ушла и охрана.       Когда Гил и Синити вылезли из-под прилавка, она шепотом спросила меня:       — А если он и правда расскажет декану, что видел тебя в этом квартале. Ведь студентам можно только в центр.       — Пускай! Все знают, что я якшаюсь с низшими расами, — про наркотики Арденте я промолчал.       — О, Древние, Фел, что за жаргон? — покачал головой Гил.       Никто из торговцев и покупателей на нас не обращал (или делали вид, что не обращали) внимания. Вскоре появился Чесси с каким-то существом в балахоне и натянутом на лицо капюшоне.       — Госпожа примет вас, следуйте за мной.       Мы все вместе направились за существом.       — Нас не предупредили, что вас трое, — проговорил мужчина. — Госпожа ждет только вас, огненный господин.       — Она примет нас. Это мои друзья.       — О ваших друзьях разговора не было.       — Ведите нас. На месте разберемся.       Мы двинулись по улице, всё время заворачивая то в один переулок, то в другой. Когда мы зашли на мало освещенную улицу, в нас влетела стайка сильфов, Син подпрыгнула от испуга, я почувствовал, как она обхватила моё запястье. Я взял её руку:       — Не бойся, — шепнул ей и наши пальцы переплелись.       Мы прошли ещё какое-то время, пока не добрались до слабо освещённой улицы, где были открыты магазины, но не было видно продавцов, а покупатели натягивали на свои лица капюшоны и шляпы, лишь бросая на прилавки деньги и быстро сгребая приобретённый товар. Синити сильнее сжала мою руку и прижалась ко мне:       — Жутко. Чем здесь занимаются? — шепнула она.       — Даже не хочу знать, что здесь продают, — ответил Гил.       Мы миновали и этот квартал и, наконец, остановились перед широкой стеной с небольшой дверью. Наш сопровождающий повернулся ко мне:       — Только вы, господин.       — Передайте Госпоже, что я не один. Что она скажет? Прошу, — и я склонил перед ним голову.       Его капюшон шевельнулся от кивка, он отворил дверь и скрылся за ней.       — А если «Госпожа» будет против, мы останемся здесь? — спокойно спросил Гилберт.       — Мы вернемся в город, вы не останетесь за дверью одни, — так же спокойно ответил я.       Дверь вновь отворилась и то ли этот, то ли уже другой слуга Госпожи пригласил нас войти внутрь. Внутри был великолепный двор-сад. Всё цвело под тремя лунами, слышалось журчание фонтана и пение птиц. Окна были ярко освещены, и из одного доносился тихий смех девушек. Внезапно мы услышали призывающие, как на ярмарке, голоса:       — Добро пожаловать, господа!       — Проходите, проходите!       — Мы ждали именно вас!       На нас обрушился поток фраз, стоящего у порога, дерева дзиммэндзю*. Ветки вальяжно раскинулись, а их плоды, имеющие человеческие лица, улыбались нам, как довольные торговцы в прибыльный день.       — Вы поглядите, какая лапочка к нам пожаловала, — заигрывающим голосом проговорила одна голова и потянулась к Синити. — Новая птичка в нашем гнёздышке?       — Держи свой рот на замке! — проговорил я, и мы прошли в дом вслед за сопровождающим.       — Птичка, поворкуй с нами, — и плод дзиммэндзю схватил губами кончики волос Син, она развернулась и дала ему пощечину, от чего его голова оторвалась от ветки и упала на землю. — Какая дерзкая крошка!       — Идиот, она не «наша»! Прошу прощения, госпожа сфинкс! — извинился другой плод.       Син хмуро смотрела на плоды дерева.       — Только зря лишился своей веточки раньше времени, — горевал упавший плод.       Некоторые плоды дерева начали хихикать и шептаться. Другие головы послушно кивали нам в след.       — Мы — верные слуги гостей нашей Госпожи, — сладко пролепетала третья голова нам в след.       Мы прошли в дом и нам приказали ждать в гостиной.       — Если госпожа Исилинго пригласит нас всех, будьте уважительны к ней. Не забывайте, что вы в гостях. Ничего не спрашивайте, но вежливо отвечайте на её вопросы, если она будет их задавать. Если она захочет видеть только меня, из этой комнаты ни ногой! — давал я инструкции ребятам.       Синити с Гилом переглянулись.       — Вы, высшие расы, будьте благородны, а не высокомерны.       Ребята молча выдохнули и спокойно кивнули. Вскоре к нам вышла молодая девушка и, не поднимая на нас глаз, жестом пригласила в другую комнату.       Я двинулся вперед, а ребята стали мяться на месте.       — Вы тоже приглашены, — уточнил я, — идёмте.       Мы вошли в будуар госпожи Исилинго. Здесь пахло пряными благовониями и горели свечи, на открытых широких окнах развивались легкие тюли, по периметру расставлены низкие мягкие диванчики, заваленные маленькими подушечками. Из старинных высоких ваз изящно выглядывали головки свежих цветов. Стены сверкали жемчужным блеском и были украшены пейзажами далеких диких земель. Ах, Исилинго, ты себе не изменяешь! Когда я переступил порог её комнаты, у меня перехватило дыхание от вида этой прекрасной женщины: она стояла к нам в полуобороте, высокая, стройная, волосы разделены точным пробором, который подчеркивал правую часть иссиня-черных и левую платиновых волос. Тонкий стан и пышную грудь подчеркивало легкое сиреневое, с золотым поясом, платье в пол. Грациозным движением руки она медленно провела по своим бедрам. Гил и Синити были поражены красотой этой женщины. Я и сам каждый раз восхищался безупречностью ехидны*. Ехидны были очень красивы и соблазнительны, но с красотой Исилинго не могла сравниться ни одна из увиденных мною женщин. Я улыбнулся ей и учтиво поклонился. Вслед за мой то же самое сделали, пришедшие в себя, Гил и Син. Исилинго сдержанно улыбнулась, кивнула нам, нижняя часть её туловища превратилась в змеиный хвост, и она плавно, будто плывя, через мгновение оказалась передо мной.       — Здравствуй, моё огненное солнце, — поприветствовала она меня, коснувшись кончиками пальцев моего подбородка и, привстав на цыпочки, поцеловала меня в губы, — я скучала.       Только бы Исилинго не упоминала какие отношения нас связывают и по чему именно она скучала. Только не при Синити. Мне вдруг стало неловко перед ней.       — Исилинго, позволь представить моих друзей, — смутившись, проговорил я. Исилинго чуть приподняла бровь и, расплывшись в улыбке, посмотрела на Синити.       — Синити Майнд, — она почтительно склонила голову и мельком глянула в глаза ехидны, — а это мой друг — Гилберт Голдери.       Гилберт, как истинный аристократ, почтительно поклонился и, когда Исилинго протянула ему руку, он поцеловал её:       — Рад познакомиться, госпожа Исилинго.       — Какой воспитанный молодой человек, — улыбнулась госпожа. — Не думала, что дракон поцелует руку представителю низшей расы. Что вас привело ко мне? — спросила ехидна и жестом пригласила нас сесть.       Она хлопнула в ладоши, и внезапно появившаяся служанка принесла поднос с чашками чая и вазой фруктов. От душистого аромата у меня свело желудок, ведь я не ел с самого утра. Он предательски заурчал.       — И поднос закусок, — добавила Исилинго.       — Спасибо, — поблагодарил я и взял чашку с чаем, вслед за мной то же самое сделали и ребята. — Как поживаете, Госпожа?       — Всё так же. Слава Древним, «Гости» процветают, а я не теряю «дорогого» ценителя моего искусства. Но ты же и так знаешь? — Её глаза блеснули.       Я кивнул и поставил чашку на поднос:       — Госпожа Исилинго, ты, должно быть, слышала, что убиты драконы. Мне нужна информация, как они были убиты и какие слухи ходят вокруг их смертей.       Она улыбнулась и соблазнительно поправила подол своего платья:       — А ты не изменился, мой огненный мальчик. Не ходишь вокруг да около. Я так понимаю, что это сын министра Голдери? — Она глянула на моего друга.       — Да, — ответил я за Гила.       — Что мне будет за информацию?       — Ты сама выбираешь, что хочешь.       Её глаза блеснули в полумраке, она коснулась пальчиками губ, соблазнительно вильнула бедрами и ответила:       — Я подумаю и скажу тебе позже.       Синити недовольно фыркнула и поджала губы.       — Это твой отец в темнице? — спросила ехидна Синити.       — Да, госпожа, — спокойно ответила Син, — он — подозреваемый.       — Люблю сфинксов, они так честны, сдержаны и умны. Не так легко бывает отгадать их… Прихоти. Они так изобретательны в своих желаниях, — она мечтательно коснулась ложбинки меж грудей, а потом, поправив идеальную прическу, присела на диван и продолжила. — Ко мне дошли лишь слухи об убийстве Слерджери. Ему отрубили голову. В саду.       Мы опешили от такого скоропалительного ответа.       — Это точно, госпожа Исилинго?       — Ты сомневаешься в достоверности моей информации? —улыбнулась женщина и, пройдя через комнату, оказалась перед Гилом. Он, как воспитанное существо, мигом встал перед дамой.       Исилинго обошла Гила, медленно покачивая бедрами, каждый раз так естественно и искусно демонстрируя свою красоту. Она знала, как подать себя и стать для мужчины желанной и соблазнительной. Кончиком указательного пальца начала скользить от его живота до подбородка и, опустив руку на свой оголившийся живот, томно посмотрела на него. Гил нервно сглотнул.       — Вы можете доверять моим источникам, господин Голдери. Они достоверны, — а потом небрежно добавила. — Вы, мужчины, так болтливы.       — Я… — Гил завороженно, как бы украдкой, начал рассматривать Исилинго, — никоим образом не хотел оскорбить вас, госпожа Исилинго.       Исилинго присела возле меня и начала рассматривать:       — Ты возмужал. От мальчишки ничего уже не осталось. Очень хорош.       Син отвернула от нас лицо.       — И ты знала, что у твоего отца были конфликты со Слерджери? — обратилась она к девушке. — Что он разругался со Слерджери перед тем, как того лишили головы. И он последним видел его живым. И что в правительстве у Слерджери был покровитель? Что в тот день секретарь Управляющего слышала, как твой отец угрожал начальнику…       Син отрицательно качала головой.       — Угрожал убить…       Синити испуганно уставилась на ехидну.       — Может, даже это сделал рухх… Был точный удар, без бороздок… — мы начали переглядываться. — Это те сплетни, которые до меня дошли, — устало ответила Исилинго. — Про Гроуи я ничего не знаю.       — А кто сможет узнать?       — Тот, кто работает в правительстве.       — На них запрет о распространении информации, — ответил Гил.       Я инстинктивно поднял руку, приказывая Гилу молчать. Меня вдруг осенило, я понял, у кого можно узнать информацию и резко поднялся:       — Мы тебе очень благодарны, госпожа Исилинго, — я поклонился и вслед за мной это сделали и ребята.       — Еще разочтемся, моё пламенное солнце. На острове всё знает только одно существо… — она подошла ко мне и протянула руку для поцелуя. Я послушно поцеловал её и улыбнулся женщине. — Но «достойная» ли у тебя плата? — И она подмигнула мне.       Я понимающе кивнул. Мы направились к двери.       — Вас проводят. Я пришлю тебе весточку от Монетки, — она хлопнула в ладоши и в комнату вошел наш провожатый.       — Милая, — ласково она обратилась к Синити и, поманив её пальчиком, подозвала к себе.       Син посмотрела на меня и подошла к ехидне. Та наклонилась к её уху, обняла Син за шею и, смотря мне в глаза, что-то прошептала. Син резко отпрянула от неё, покраснела и открыла рот для ответа, но так ничего и не сказала.       — До встречи, — с улыбкой кивнула нам женщина.       Всю дорогу мы молчали, ждали, когда нас проводят до «Гостей», потом до площади и, только приближаясь к университету, мы наконец заговорили.       — Ты уверен, что она не соврала? Ей можно доверять? — спросил Гил.       — Доверять? — я задумался, но уточнил. — Она не соврала, это точно.       — А что это за источники? — продолжал дракон. — Им-то можно доверять?       Синити цокнула языком:       — Голдери, она любовница кого-то из Главенствующих или начальника полиции. Она элитная проститутка.       Я откашлялся и переступил с ноги на ногу:       — Это не то слово. Исилинго — не проститутка.       — Прости, не хотела обидеть твою… Подругу. Почему она согласилась так сразу ответить на твои вопросы? А она не боится, что мы выдадим её?       — А вы выдадите её? — я строго посмотрел на Гила, а потом на Син.       — Нет, — быстро ответил Гил.       — Нет, — извиняясь, ответила Син, — я… Я правда благодарна ей за информацию.       — Не знал, что в городе есть… — Гил подбирал слова, — бордель?       — О, Древние. Гил, тебе ли…. — и тут замялся я, глянув на Синити. — Она не держит бордель! Это дом Исилинго, — я решил перевести тему. — Она рассказала то, что станет известно всем. Если бы она чего-то боялась, то не разговаривала при вас. Слерджери снесли голову. Но каким оружием?       Вдруг гримаса ужаса отобразилась на лице Син:       — У отца в кабинете было «Перо рока». Ему преподнесли его в подарок. А если его обвинят и казнят?!       — Черт! Син, — я взволновано развернул её к себе, — «Перо рока» — не единственное оружие, которым можно отрубить голову! А сколько рас и её представителей имеет крылья, руки и лапы, которые остры, как мечи и одним ударом сносят головы.       — Тем более Исилинго — не единственный источник информации. Возможно, — подчеркнул Гил, — это был рухх. Я попробую что-то узнать у отца. Обещаю.       — Что если… — я замолк на полуслове, — нужно лететь на остров. Информация просочится так или иначе.       — Я могу вас отнести туда, раз я здесь единственный летающий. — предложил Гил.       — Сегодня уже поздно. Нужно дождаться вестей от ехидны. Примет нас Монетка или нет? Может, обойдемся без его помощи… Всё нужно обдумать. Информации очень мало. Гил, твой сильф-посыльный сможет поработать ночью? Сейчас?       — Естественно. Что нужно передать и кому? И кто такой Монетка?       — Идемте. Послание не для него, Монетка — это один барыга и собиратель информации. У него есть одна привычка. Когда он что-то продает, становится на стульчик, чтобы видеть глаза покупателя, протягивает лапу, с наигранной жалобной улыбкой и хитрыми глазами, шепчет, — и тут я повернулся к ребятам и попробовал изобразить Монетку и его мерзкий скрипучий голос, — дай монетку. Ведь моя информация стоит монетки, господин, — я ехидно, хрипло посмеялся.       Ребята уставились на меня, потом Син догадалась:       — А монеткой он небось кучу денег называет или драгоценные камни?       — Камни — это мелочи… — ответил я.       Мы прошли в корпус проживания студентов, перед тем как распрощаться с Син Гилберт спросил её:       — А что тебе сказала ехидна?       Синити покраснела:       — Не твоё дело! Спокойной ночи, — махнув рукой, ответила Син.       Мы направились в свою комнату. Я черкнул записку и Гил передал её своему посыльному, приказав в срочном порядке доставить его адресату лично в руки.       — Фел, тебе записка, — сказал Гил указывая на мою подушку, — а госпожа быстрая…       Я сам был удивлен и, когда открыл записку, мои глаза округлились.       — Что, Фел? — он подошел ко мне. — Можно? — Взял из моих рук записку и прочел вслух. — «Фениксы должны занять полагающееся им место». Древние боги, Фел, что это значит?       — Не знаю…       Мы улеглись спать. Я приподнялся, достал свою монетку из кармана и начал вертеть между пальцами. По тому как ворочался Гил, я понимал, что он тоже не спит. Но говорить мне не хотелось. В голове была каша. И заварила её эта записка. Что она значит? Чем был убит Слерджери? Кем? Зачем? Причем здесь отец Син? И Гроуи… Нужно узнать, как он умер. Информации очень мало, чтобы делать хоть какие-то выводы или умозаключения. Я сунул монету под подушку, но сон долго не шел. В конце концов я уснул и мне всю ночь снилось, что я от кого-то убегаю. Бегу по болоту, под ногами чавкает грязь, а я бегу. Я знаю, что останавливаться нельзя…       Утром я проснулся раньше Гила и начал его будить. Голдери с трудом вставал с кровати.       — Рожа Арденте — это последнее, с чего мне хочется начинать утро.       Я согласно кивнул. И снова и снова прокручивал вчерашний разговор с Исилинго.       — От нее никуда не денешься, — продолжал разговор Гилберт. — Я в душ. И кофе… Потом идем за кофе.       Я снова молча кивнул и начал надевать рубашку.       — Ох, твое молчание порой бесит, — вздохнул Гил.       — У нас сегодня мачете, Гил, — совсем не в тему ответил я.       Мы спустились в столовую, чтобы быстро выпить кофе и Гил чем-то перекусил. В столовой нас встретил обеспокоенный Ярри.       — Ребята, привет!       Мы поздоровались.       — Вы слышали?!       — Дракона убили? — вяло произнес я и потянулся за чашкой кофе.       — Так вы уже знаете?       — Что?! — ошарашено выпалили мы одновременно с Гилом, а моя рука застыла на полпути к чашке.       — Ардетне убили!