Феникс

      Время остановилось, застыло. От неведомой давящей на грудную клетку силы, каждый вздох давался с трудом. В ушах пульсировала кровь, из-за этого я не мог услышать биение сердца Гила. Древние… Судорожный вдох и паника — сдавливающая горло, не давая дышать. Меня затрясло от окутывающего холода — кровь застыла в венах. Всё тело пронизывали ледяные иглы единственной мысли — друг уходит…       — Гил, — протянул я. — Пожалуйста… — слеза скатилась по моей щеке и упала на грудь дракона.       Я уложил друга на пол и судорожно расстегнул пуговицы на рубашке Гила в месте укола шипа мантикоры. Шипа в груди не было, и только сейчас я заметил её в руке дракона. Он вытащил его.       — Не умирай, Гил!       Я склонился над маленькой ранкой друга, растирая сочащуюся кровь, и вспомнил наш с Гилом первый полет. Как он расправил крылья, хвастая своей юной благородной красотой и могуществом, и как тяжело переживал Гил, когда я скатился с его спины. Как он встал на мою сторону на первых практических занятиях по применению и направлению собственных сил в бою, и как профессор начал прогонять меня с занятий, намекая на моё «недосущество», а Гил встал в привычную для него позу — ноги на ширине плеч, одна рука в кармане, другая направлена к собеседнику, ей он слегка жестикулировал, придавая своей речи эмоциональность, грудь вперед, слегка высокомерно поднял подбородок, сверкнув глазами сказал, что только глупец недооценивает врага, не познав его истинной силы, которая скрывается внутри существа высшей расы. И встал, собираясь вместе со мной покинуть лекцию. Как мы, пятнадцатилетние существа, выслеживали гула. Как Гил бросился в схватку с преступником, помогая мне. Как мы делились секретами, увлечениями и своими новыми навыками и неопытностью.        Сердце больно сжалось от мысли, что я теряю единственного друга. Друга, который был со мной рядом много лет. Который стал мне братом, моей семьей. Все эти годы ближе него у меня не было никого. Я вновь посмотрел на бледное, до невозможности, лицо близкого человека. Слёзы застилали глаза. Если они могут исцелять — исцелите! Я всхлипнул, ниже склонился над грудью Гила, и солёные капли упали на его рану.       — Нытик, — послышался слабый шепот, Гил вяло улыбнулся.       — Гил, ты… — моей радости не было предела, — жив, друг.       Я взял его за руку, а другой дотронулся ко лбу — тёплый. В аудиторию распахнулись двери, и вбежали врач-феникс господин Арст, медсестра, Син и несколько преподавателей с носилками. Сзади толпились студенты. Я продолжал держать руку друга. Врач прощупал пульс Гила, посмотрел на его зрачки, на рану и удивленно приподнял бровь — рана затянулась. Гилберт хрипло задышал, но глаза не открывал.       — Перенесем его в медпункт, — скомандовал врач, не дожидаясь ответа. — На носилки его. Госпожа Мэд, срочно звоните в охрану здоровья существ. Пусть высылают медицинскую бригаду и возьмут дозу противоядия. Намекните, — и он показал глазами на Гила.       Медсестра убежала. Я помог переложить Гила на носилки и засеменил следом, Син взяла меня за руку, сжала её, и, не отставая, шла рядом. Мы дошли до медпункта. С минуты на минуту прибудет охрана здоровья существ. Врач разрешил нам подождать за дверью. Когда бригада прибыла, я напросился уехать вместе с Гилом и нашим врачом. Друга сразу же унесли в отделение экстренной помощи, а мы остались ждать в коридоре.       В госпитале под присмотром господина Арста мне зашили раненое плечо и дали обезболивающее. Феникс недовольно пыхтел и взволнованно качал головой, глядя на мою рану, возмущаясь, что слёзы феникса быстрее бы справились с заживлением. Арста беспокоило не только здоровье Гила и моё, но и судьба университета. Не станет ли это концом процветающего учебного заведения? Под проверку попадут абсолютно все — начиная от директора, заканчивая уборщицей. Невольно краснея, осознавал, что причина всему этому — я.       После полагающихся процедур, я решил, что позже намажу рану целебной мазью Син. Сейчас важнее состояние друга. Я расхаживал по коридору, в надежде, что с Гилом всё будет хорошо, но мелкая дрожь волнения прочно засела внутри. В голове всплыл недавний разговор с профессором Маттом о том, что мантикоры могут отравить врага, яд будет медленно действовать и жертва не узнает, кто её отравил. Но, шип вошел в грудь! Университетский врач стоял с медсестрами. Я взъерошил волосы, растёр лицо и шею, будто это могло помочь избавиться от давящего внутри ощущения. Из палаты вышел пожилой, седобородый целитель, феникс — на интуитивном уровне я это почувствовал.       — Как он? Можно к нему? — взволновано спросил я.       — Кто вы ему? — приподнял бровь целитель и остановил свой взгляд на моем плече.        — Друг! — выпалил я и покосился на подошедшего к нам университетского врача.       — В каком он состоянии? — спросил господин Арст.       — Арст, — улыбнулся целитель и пожал ему руку, — в стабильном. Ему очистили кровь и дали ещё одну дозу противоядия. Оцепенение от яда мантикоры прошло. Яд скоро выведется из организма полностью. Да, в первые минуты вы дали ему противоядие, но удар пришелся в грудь, Слава Древним Богам, не в сердце, в таком случае ничего бы не помогло… — он покачал головой. — От раны не осталось следа. Слёзы феникса сделали своё дело — это говорит о целостности кожного покрова после заживления. Вы исцелили его, — он посмотрел на господина Арста, а потом на мою руку, как бы делая ставку в мою пользу, осознавая произошедшее.       — Господин Феликс Аланга, — представил меня Арст.       Врач вежливо улыбнулся и слегка кивнул головой.       — Можно к нему? На минуту, — все просился я.       — Голдери будут не против. Я уверен, — помог феникс.       Целитель ещё раз меня внимательно оглядел и жестом пригласил в палату Гила.       — На минуту, он скоро уснёт. Мы его ещё не перевели в другое отделение.       Я прошел в палату Гила. Он повернул ко мне бледное лицо и устало посмотрел. Я замер на пороге, не решаясь войти. Чувство вины пригвоздило меня к полу и не давало двинуться дальше с места.       — Фел, — устало улыбнулся Гил, — я не буду кричать через всю палату. Нет сил. Чего застыл на пороге?       Я подошел ближе ведомый прозрачной нитью вины, которая будто держалась за ручку двери и пыталась удержать меня на месте.       — А ты говорил, что слёзы бесполезны, — он подбирал слова. — Не такие как у нас. Зачем… — он показал на губы и усмехнулся.       — Прости, — уголки губ дернулись вверх, — я хотел исцелить, спасти.       На его лице появилась улыбка.       — Мы тоже хотели спасти тебя. Я не думал на Матта. Я думал на его сына. Мы с Син стояли под дверью. Мы во время… — сбивчиво объяснял дракон.       Меня бросило в жар. Если всё, что сказал Матт правда, то я непосредственно причастен к убийствам.       — Ты же всё расскажешь?       — Да, — я нахмурился, — но позже. Тебе нужно отдохнуть. Тебя скорее всего заберут домой.       — Посмотрим… Спасибо, что спасли меня.       — А как же иначе, — я обхватил его запястье. Хотелось поддержать Гила и выразить свою заботу.       — Может, пустишь слезу и заживишь раны от медицинской иглы? — он показал на вену руки, устало улыбаясь.       — Понравилось доводить меня до слёз? — я усмехнулся.       Гил тихо рассмеялся. Он выглядел уставшим и сонным, что-то неразборчивое бормотал под нос и вскоре уснул. Я вышел из палаты и столкнулся с взволнованной четой Голдери. Перебросившись с ними парой фраз по поводу здоровья Гила, меня тут же поджидал знакомый полицейский Рат. Отделаться от него получилось, на удивление, просто. Я сказал, что получил послание от господина Голдери (что подтвердил и уважаемый дракон) о когте дракона, и кому он принадлежал, рассказал об этом мантикоре. Он стал агрессивным и напал на нас с друзьями. На вопрос, считаю ли я убийцей Матта — промолчал, больше боясь за свою шкуру. Я соврал, что не понял, чем спровоцировал профессора, ведь его раздражала даже элементарная невнимательность студентов. Ещё немного помучив меня вопросами, на которые я ответил: «Не знаю», он отпустил меня до нашей следующей встречи.       В университет я вернулся поздно вечером. Син поджидала меня у двери моей комнаты. Она бросилась ко мне и обняла. Груз, который тяготит меня всё это время, спал, стоило ей только прикоснуться ко мне. Я крепче прижал её к себе, даже рана не беспокоила меня. Только её фиалковый запах, мягкие волосы и теплые, такие нежные объятия помогли расслабиться.       — Как ты? — не отстраняясь, спросила Син. — Я тебе не делаю больно? — Она попыталась отойти, но я прижал её к себе, давая понять, что всё хорошо.       — Я в порядке, — шепнул я ей в макушку и прижался щекой к её волосам.       — А Гилберт? — заволновалась она и обхватила меня, словно удерживаясь на ногах.       — Он жив, — облегчённо выдохнул я. — Он сейчас в больнице. Ему дали ещё дозу противоядия. Господин и госпожа Голдери уже с ним.       Мимо нас прошёл студент, но мы так и стояли, обнимаясь, поддерживая друг друга, не давая упасть. С ней так спокойно, она мой воздух, моё утешение. Что если бы Матт причинил ей… Нет. Я тряхнул головой и зарылся пальцами в её волосы, перебирая каждую прядь, стараясь уловить их запах. Она немного отстранилась, и я посмотрел в её синие глаза. «Какая она красивая. Каждая чёрточка её лица» — думалось мне. Мои пальцы скользнули к её бровям и медленно прочертили дорожку от носа к губам. Я не удержался и поцеловал её. Касаясь губ, хотелось прикоснуться к любимой душе.       Син осторожно поглаживала мою спину и сильнее жалась ко мне. А мне хотелось обнять её всем телом, распахнуть душу и спрятать её там, чтобы с ней больше не случилось того, что произошло в аудитории Матта. Мы снова целовались, пока не услышали приближающуюся толпу ребят. Мы отстранились друг от друга, и я нахмурившись и сложив руки в карманы, повернулся к ним лицом.       — Фел, — воскликнул Ярри, — мы слышали, что произошло! Неужели это правда? О, Син, привет, — быстро поздоровался рухх и устремил на меня взгляд.       Ребята обступили нас. Я рассказал ровно то, что и полицейскому. Син внимательно меня слушала и, поняв, что ребята быстро не отстанут, попрощавшись с нами, сказала мне: «До завтра».       Уход Син расстроил меня. Со словами: «Я устал, сейчас не до разговоров» я извинился и зашёл в комнату. Мне думалось, что оставшись наедине, мысли улягутся и я смогу расслабиться, но нет. Именно в комнате они атаковали меня с новой силой и пиком всего этого стало отвращение к самому себе — инициатор убийств. Почему я их ненавидел? Меня с ними что-то связывало? Ведь дело не только в революции. Может, дело в фениксах, которые находятся у Гроуи? Я пытался себя хоть как-то оправдать, но ничего не получалось.       Я взглянул на настенные часы. Через три часа мой День Рождения. Я смогу разобраться в шкатулке. Направившись к тумбочке и достав содержимое ларца, я разложил всё на своей кровати и все так же продолжал гипнотизировать часы. Да чёрт с ними. Я открыл конверт, достал письма и не поверил своим глазам. То, что мне казалось не понятным языком, я мог прочитать. Я по очереди начал просматривать их.        «Мой возлюбленный, владыка моего сердца! Я знаю, что моё письмо останется без ответа, но я снова пишу тебе, мой господин…»       Я нахмурился и отложил это письмо, решив прочесть его позже. Сейчас мне нужна была только Син, поэтому читать письмо такого характера я не хотел. Мне нужно письмо Ски. Я раскрыл другое письмо, но оно было написано на непонятном языке, я недовольно отложил его. Открыв следующее помятое письмо, я даже воспрянул духом.       «Ски, мой дорогой сын! Прошу тебя, вернись ко мне. Ты совершаешь большую ошибку! Позволь помочь тебе, оставь их, беги от них, особенно от него. Ты не разобрался в самых главных вещах, не докопался до истины. Фениксу не гоже рубить с плеча. Вернись домой, я тебя жду. Отец»       «Отец… Разве у фениксов бывают отцы?» — думал я. На душе заскребли кошки. Стало тоскливо, вернулся ли я к отцу? Раз меня убили, значит, нет. Отец не одобрял выбор Ски. Бежать нужно было от Матта и соратников по оружию? Или от кого-то другого? Что-то внутри кольнуло — а жив ли отец? Я достал следующее письмо — снова непонятный язык, следующее и волнение мурашками пронеслось по моему позвоночнику.       «Здравствуй, моё будущее воплощение!       Это так странно писать письмо себе из прошлого. Я не знаю, какое мне дадут имя и достойным ли я буду фениксом, в отличии от меня теперешнего. Сейчас есть поступок, который тяготит меня и заставляет сожалеть о содеянной жестокости. И этот осколок меча — напоминание об этом. Говорят, что дети расплачиваются за грехи своих родителей, а вот фениксы — за свои собственные. Прости, но и тебе придется расплатиться за наш грех. Я жалею, что нельзя повернуть время вспять и исправить всё самому! Сейчас! Мне стыдно признаться в своём грехе даже себе. Мне кажется, что они смотрят на меня… Те существа… Прячутся в тени, и я хочу с ними поговорить. Я схожу с ума.       Феникс, ты знаешь, что мы можем увидеть прошлое с помощью особенных редких существ, но за это нужно заплатить. И не только той высокой ценой, которую они попросят, но и воспоминаниями о прошлом, которые будут с тобой до конца твоих дней.       Я знаю, что до совершеннолетия тебя будут мучить кошмары. Почему нам снятся эти сны? Что они значат? Я думаю, ты догадался — это тоже часть прошлого. Чтобы разобраться в этом и если ты захочешь всё узнать, нужно иди к существу, которое всё про всех знает       «Монетка» — промелькнуло в моей голове.       Да, всё правильно — это она. Ты удивляешься почему Монетка так долго живёт? Мы сами способствуем этому, и ты узнаешь почему. Я знаю, что ты пойдешь к ней. Я в этом уверен. Мы всегда идём к ней, и она открывает самые значащие события наших прошлых жизней. Феникс, я не могу ответить на твои вопросы, и скоро ты поймёшь почему. Возможно, именно после меня тебя ожидает нелёгкая судьба. Прости. Я бы хотел это исправить.       Я пишу это письмо, ведь чувствую приближение смерти, после наступит перерождение, но я бы очень хотел, чтобы в будущем я помнил свой грех и постарался исправиться, стать на другой путь. Я не буду сопротивляться смерти, не сейчас. Я это заслужил. Я забыл о своём долге перед существами, о своей клятве королю и народу, я был ослеплён невероятной силой своей сущности и могуществом божественного клинка.       Феникс, это первое письмо к самому себе, которое будет в моей шкатулке. Эти и другие, собранные уже не мной вещи — наше прошлое, наше напоминание о том, что нам было дорого и напоминание о наших ошибках. Этот осколок… Моя ошибка, какой я трус. Я должен вогнать его себе в сердце. Но так хочется жить.       Прощай, учти свои (мои) ошибки и не повторяй их. Жизнь — неоценённый дар, преподнесенный Древними Богами. Никто не вправе отнимать её. Не у всех есть возможность восстать из пепла и прожить новую жизнь. Для других существ она единственная, и вернуть её никто не сможет»       Я не знал, что и думать. Однозначно, это письмо писал не Ски. Это писал феникс времён правления короля. А королей нет уже три тысячи лет. Желание Ски так и осталось тайной. Должен ли я верить Матту? Если я прочел это письмо, значит, дело не в Дне Рождения, а в моём обращении в сущность.       Я осмотрел вещи из шкатулки, попробовал открыть маленькую коробочку — ничего. Ждать полночи? Или отправиться к Монетке, пока Аспидохелон не уплыл с нашей территории? Он движется медленно, значит, где-то рядом с прежним местом. Нужно добраться до города, купить слюну наяды или лучше спросить у Рэлли, он наяда и приторговывал всякой полезной мелочью, может у него есть? Попробую обратиться фениксом, так я быстрее доберусь до Монетки. Я намазал мазью Син рану и направился в комнату Рэлли.       Дверь открыл стройный парень с длинными аквамариновыми волосами и улыбкой на лице.       — Феликс, — протянул он, — какими судьбами? Присоединяйся к нашей шумной компании, — он жестом пригласил меня в комнату и сверкнул серыми глазами.       — Нет, Рэлли, спасибо.       — Хм, — поджал манерно губы парень, сложил руки на груди и протянул, — я слышал, что случилось. Тебе нужно расслабиться после напряжённого дня. — И он шепнул, — огненная вода этому очень хорошо способствует. Можем пригласить твою подружку, — он улыбнулся одним уголком губ.       — Рэлли, у тебя есть слюна наяды? — я решил пресечь всякие ненужные разговоры.       Брови Рэлли удивлённо поползли вверх.       — Хм, — протянул наяда, — решил понырять?       — Я заплачу, — уверенно ответил я и спрятал руки в карманы, нащупав свою монетку.       — Ладно, — махнул рукой парень и задумчиво произнёс, — сегодня я помогаю, завтра ты. Неизвестно, что будет дальше и чья помощь понадобится мне.       Скрывшись за дверью, я слышал, как компания студентов что-то бурно обсуждала. До ушей донеслась реплика: «А когда он пробил стол девчонок своим хвостом?! Мантикоры агрессивные». За этим последовали следующие слова: «Если нас взбесить! — громко запротестовал мужской голос, — и, к слову, эти драко…»       Рэлли вышел из комнаты и плотно закрыл дверь. Он с улыбкой протянул мне маленький пузырёк.       — Спасибо, — поблагодарил я и поспешно отправился прочь.       — Ещё разочтемся, — ответил в след Рэлли.       Я снова вернулся в комнату и захватил кинжал. В этот раз меня не застанут врасплох. В груди нарастало волнение, нужно пройти как можно дальше от корпуса проживания студентов. Утёс — там никого не будет и можно попробовать обратиться в свою сущность. Сердце трепетало в преддверии предстоящего обращения, я надеялся, что теперь у меня всё получится.       Вот, я на месте. Ветер треплет мои волосы, две луны освещают утес и лес внизу. Я ещё не понимал, как буду обращаться, ведь до этого ему предшествовали не самые лучшие чувства: гнев, ярость, злость на Арденте, и страх перед смертью с ауфокером. Не буду же я провоцировать свою сущность. Да и прыгать вниз с утёса, я пока не решился, вдруг это не поможет.       Я смотрел на освещаемые луной деревья, нужно обратиться. Я глубоко вздохнул, развёл руки и… Ничего. Чудесно, идиот, может ещё помахать руками? От отчаяния я прижал кулак ко рту. Нужно попробовать по-другому.       Я закрыл глаза, попытался расслабиться, вспомнил свой вопрос, обращённый к другу: «Как у тебя получается так легко обратиться драконом?» И чётко услышал в голове голос Гила: «Это твоя сущность, это твоё естество и ты управляешь им. Как птица выпорхнувшая из клетки. Фел, это невероятное ощущение! — восторженно закончил друг» Я невольно улыбнулся, глубоко вдохнул и выдохнул, сжал и тут же разжал кулаки, сосредоточился на внутренних ощущениях: кости стали крепче, я чувствовал как течет кровь в моих венах, удар сердца, и огонь… Огонь в районе солнечного сплетения — вот он! Тлеющий огонёк, моё восхищение начало распалять его, и он, растекающейся лавой, начал растекаться по венам. Я почувствовал горячее покалывание на кончиках пальцев, так приятно оно жгло и вырывалось из костяшек, я тряхнул ими и они оставили после себя языки пламени. Да… Дыхание прерывалось, заполняя моё тело уверенностью и единением с огнём, со своим огненным естеством. Эта пламенная мощь заполнила меня, на руках проросли медного отлива перья, полыхающие янтарными языками пламени, я в блаженстве поднял голову и моё тело покрылось огненными перьями, и медный длинный хвост сам по себе поднялся и лёг на землю. Зрение улучшилось, деревья леса казались такими близкими, я даже разглядел животных и дриад, игравших в нём. Я открыл рот и тоже почувствовал изменения — клюв довольно щёлкнул: «Да!» А вот голос прежний. Феникс — моя сущность, феникс — это я. Я ощущаю превосходно над всеми существами. Кто может со мной сравниться? Несомненно, Гил прав, феникс и дракон — непобедимый тандем. Нет, я сам непобедимый!       Я взмахнул крыльями и начал отрываться от земли. Рана немного кольнула, но боль заглушилась восхищением своей сущностью! Я сильнее взмахнул крыльями, укладывая мощными порывами воздуха траву вокруг меня, подлетев к краю утеса, поддавшись вперёд и прижав крылья к туловищу, нырнул вниз.       Моё тело рассекало воздух, ветер приятно щекотал перья на голове, абсолютно доверившись своему фениксу, я расправил крылья, он поднял меня. Помогая себе крыльями, я взлетел и направился в сторону леса, неумелый взмах, другой и, не рассчитав силу и взмах крыльев, я влетел прямо в него. Деревья начали шелестеть листьями, а говорящие — гомонить: «Горячо, горячо». Мои крылья больно их обжигали. Только бы не спалить их. Навстречу подбежали дриады и застыли, удивлённо переглядываясь. Я тряхнул головой, пятясь назад к началу леса, а дриады поспешно тушили некоторые подавленные мной ветки. Я, перебирая лапами, достиг границы леса и, помогая крыльями, начал неумело подниматься вверх. «Осторожно, хвост!» — услышал я за спиной, но оборачиваться не стал, только взлетал всё выше и поднявшись ввысь внимательно оглядел лес и утёс. Не горит.       Я вдруг вспомнил зачем я лечу и куда. Я должен найти Монетку, поэтому направился в сторону Плавающего острова. Если Аспидохелон не глубоко погрузился под воду, то есть шанс увидеть хотя бы верхушку горы. Ветер приятно холодил покрывшие меня перья, я был спокоен, поэтому они перестали полыхать огнём, остались медно-золотыми, что меня удивило, а смогу ли я снова воспламениться? Неужели мой внешний вид зависит от моего внутреннего состояния? Далеко внизу промелькнул город, потом лес и, наконец, я летел над морем, сосредоточив свой взгляд на его мерцающей, под двумя лунами, поверхности. Учитывая медлительность черепахи, я надеялся, что за два дня он преодолел небольшое расстояние. К счастью, тёмный силуэт Аспидохилона был заметен издалека, и как я понял, он погрузился лишь наполовину и верхушки деревьев и горы очень хорошо виднелись. На острове было темно, от фестиваля не осталось и следа, скорее всего здесь поработал отряд дриад, они убрали с черепахи весь мусор. Лишь приземлившись, недалеко от бывшего, теперь под водой, озера, я заметил мелких светлячков и играющих сильфов, которые сперва спрятались за стволами деревьев и в их ветках, а потом что-то щебеча, с интересом разглядывали меня. Принять человеческое обличье было проще — достаточно тряхнуть головой, и я сделал это инстинктивно, и перья исчезли. Превращение оставило после себя головокружение, и, пошатнувшись, я упал на колени, а к горлу подступил ком. Нет, не тошноты, а будто я проглотил небольшой шарик. Выкашляв его, изо рта полыхнуло пламя. После сего действия, все неприятные ощущения исчезли, оставив лишь тепло на языке.       Я огляделся вокруг. Сильфы всё так же наблюдали за мной, но уже без опаски. Я подошёл к воде. Да уж, проплыть теперь придется дольше. Я с испугом потянулся к карману с флакончики слюны наяды, боясь, что она могла лопнуть. Достав её целой и невредимой, я облегчённо выдохнул. Выполнив все полагающиеся процедуры, я нырнул. В этот раз, кроме рыб и водорослей, здесь никого не было. Дорогу к Пещере сокровищ я запомнил хорошо, вспомнив, как наяды в прошлый раз «утяжелили» меня и быстро донесли к проходу пещеры, теперь проплыть было труднее и боль от раны начала оставлять ноющие ощущения в плече. Плывя, я всё же прислушивался к звукам в воде, не хотелось наткнуться на какое-нибудь злобное существо, просмотревшие новое место жительства. Доплыв до намеченного места без приключений, я облегчённо вздохнул, и смыв слюну наяд, направился по уже знакомой дороге, где меня поджидали всё те же драгоценные камни, которые начали галдеть, стоило мне ступить один шаг.        — Меня, — шептали камни, — выбери меня!       — Достаточно! — проскрипел властный голос Монетки, — он здесь не за этим! Не смейте его задерживать! Проходите, господин, — обратился ко мне голос.       Все камни разом умолкли, только вспыхивающий разноцветный свет, указывал мне путь. Никаких тревог и опасений не было. Но я так чётко вспомнил как выглядит Монетка. Дурман, вот что она использует, чтобы мы не помнили её внешности, а о своих просьбах мы итак не распространяемся.       Я встал перед знакомой ширмой.       — Ну же, огненный господин, я жду тебя! — и когда я вошёл внутрь, она вежливо продолжила. — К чему эти церемонии.       — Здравствуйте, — поздоровался я и слегка кивнул головой.       Женщина гордо восседала на сундуке. С блестящими глазами и вежливой улыбкой, она смотрела на меня так, будто я принёс ей самую большую драгоценность в мире. Она ловко вскочила, опираясь на свою трость, и со словами: «Сейчас, господин, сейчас. Подождите минутку», скрылась за завесой своей комнаты и через несколько секунд, волоча в одной руке довольно чистый стул, довольно причитала: «Сейчас, сейчас, я вас усажу» Я подошёл к жабе и, сказав: «Я помогу», взял стул и пошел рядом с женщиной, пока она не указала на место напротив сундука, куда я его и поставил.       — Какой вежливый господин, — довольно улыбалась жаба, — присаживайтесь, — и указав мне на стул, она плюхнулась на содержимое сундука.       Меня поразило такое через чур вежливое отношение, но всё же присел. В голове промелькнула мысль — хорошо, что я взял кинжал, мало ли кто ещё будет меня поджидать.       — Что желает огненный феникс, от скромной женщины? — Её глаза заблестели.       Внутри всё неприятно сжалось, закралось подозрение, что она знает, зачем я пожаловал и меня вдруг осенило:       — Госпожа Монетка, я уже был у вас… — я сощурился, и когда она посмотрела на меня, уточнил, — я не о встрече двухдневной давности. И, — я вспомнил, что рубин так и не принес, — не о долге, что висит на мне.       Женщина снисходительно махнула рукой, лукаво улыбнулась и, посмотрев мне в глаза, спокойно продолжила:       — Значит, созрел! — довольно заключила она и хлопнула ладонью по трости, — и ты помнишь причину своих визитов ко мне?       Я заёрзал на стуле, о рубине она говорить не хочет. А догадается ли она, что я ничего не помню? Буду опираться на письмо моего прошлого возрождения:       — Не всё…       — У тебя всегда одна весомая причина, мой господин, — её выпученные глаза заблестели и губы растянулись в улыбке. — Ты же хочешь вернуться в прошлое? Узнать тайну своих вещей? А о рубине… Передашь посыльным. Он завтра придет к тебе.       — Вы помогали мне? Почему? — Меня терзали неоднозначные чувства, доверять ей или нет. Казалось, что она знает меня лучше, чем я сам. Не только Матт — ниточка моего прошлого и настоящего, но и Монетка.       — Ты заплатишь очень хорошую цену, огненный господин, — её глаза горели в предвкушении, — поэтому я с удовольствием помогу.       — Госпожа, — меня насторожили и возмутили её слова, — Древнее божество уже наказало трехлапых жаб, забрав одну лапу за их грехи и злобный нрав, — я старался сдерживаться, — разве они не должны помогать и направлять? — «безвозмездно», хотел сказать я, но сдержался, мне нужна была информация, не хотелось, чтобы она выставила меня прочь.       Монетка гордо подняла голову, сощурила глаза и утвердительно покачала головой своим мыслям:       — Естество… Но в этом перевоплощении ты… Учтивей, феникс, — и она рассмеялась, а потом сказала, — Я помогаю. Помогаю, разве нет? Просто это ваша благодарность мне за мои услуги и труды. Кто не хочет платить — пусть не платит, я не заставляю, — театрально махнула она рукой, а потом, поджав губы, добавила, — и не держу! Но, — начала шептать она, — какая плата такие и труды. А Вы, мой драгоценный господин, всегда были щедры.       — Вы можете вернуть меня в прошлое? — я наклонился вперёд к ней.       — Не во все жизни. И не надолго, но могу, мой господин. — Она почтительно склонила голову.       Внутри что-то терзало меня, но неведение пересилило внутренние страхи.       — Какова цена? — я потёр подбородок.       Казалось, жаба перестала дышать от восторга и, посмотрев мне в глаза, ответила:       — Отдайте мне сто лет вашей жизни, господин.