Неужели это Син? Я не могу представить другого близкого мне человека, перед глазами чётко всплывал её образ. Я влюбился в своего потомка? Рука сама тянется к лицу и закрывает глаза, щеки покалывает и сводит от медленно поднимающегося жара внутри. Как только он достигает кончиков ушей, я чувствую легкое онемение на своем лице. Пытаясь себя оправдать, я вспоминаю, что наши гены не передаются потомкам, о древние, не передаются. Но это не даёт никакого эффекта. В мои раздумья врывается успокаивающий голос Байцзэ.
— Пора… — произнёс лев, который уже находился рядом с телом каппы.
Я посмотрел на Байцзэ, стараясь отвлечься от гнетущих вязких мыслей, растираю щёки, поднимаюсь, и ноги сами идут ко льву. Я не знаю, зачем я иду к нему, ведь прекрасно понимаю, что каппа мёртв, возможно, любопытство движет мной, а может быть, желание отвязаться от назойливой мысли: что Син мой потомок, что я люблю её и хочу быть с ней. Я тряхнул головой, подошёл ближе, наблюдая за львом, который со скорбью смотрит на изуродованное тело и, глубоко вздохнув, он прикрыл глаза.
— Земля к земле, прах к праху, капля к капле, кровь впитывается в землю, тело возвращается в свой первозданный вид, дух растворяется в пространстве мироздания древних, — словно мантру проговорил лев, и тут я увидел, как светящийся дух каппы парит над телом, и призрак последний раз смотрит на нас осознанным взглядом, — и становится его невидимой вечной частицей, — шепчет лев последние слова и выдыхает воздух, помогая духу воспарить и медленно раствориться в искаженном белой дымкой воздушном портале, а тело каппы рассыпается и превращается в землю. Мои глаза продолжают всматриваться на то место, где только что лежало бессознательное тело. Лев склонился над кучкой земли, из его третьего глаза во лбу скатилась слеза и капнула на бывшее тело существа.
— Скоро в этом месте прорастёт асфодель — погребальный символ смерти и скорби, белый цветок символизирующий единение с божествами, — лев прикрыл два глаза, а третьим посмотрел на меня, — и это будет единственным воспоминанием о мёртвом существе, — потом, глубоко вздохнув, с сожалением добавил, — о существовании которого в скором времени забудут и те, кто его знал.
«Лишь изредка его будут вспоминать» — хотел добавить я, но не стал. В душе вспыхнула искорка памяти о моих вещицах в шкатулке, которая кольнула сердце и заставила меня пошевелиться. Я оставил их, чтобы что-то помнить, о ком-то вспоминать и не забывать.
Лев перевёл взгляд на верхушку леса. Я, словно ведомый, сделал так же. Глаза жадно вглядывались в кроны деревьев, пытаясь невесть что разглядеть. Первое из двух солнц окрашивало тёмно-зеленые макушки в яркий золотистый цвет, лучи беспощадно пробивали убегающие чёрные тени, которые старались спрятаться за каждым стволом или укрыться в кустарниках, но даже там им не было спасения. Я подставил своё лицо направляющимся ко мне лучам, в надежде разогнать давящие меня чувства. Я ненавидел два солнца из-за жары, но сейчас я хотел ухватиться за их золотые, слепящие лучики и пропитаться ими, вобрать их в себя. Я так давно не радовался солнцу, последний раз это было в детстве, когда мне приснился очередной кошмар, а после боялся спать всю ночь. Только рассвет и первое солнце принесли мне долгожданное облегчение и покой. Вот и сейчас я надеюсь на такой же эффект.
— Лучи рассеивают тени, образы становятся ярче, и теперь мы видим всё таким, какое оно есть на самом деле. Ты ещё в тени непонимания. Твоё солнце ещё не взошло, феникс, — проговорил лев, а я повернул к нему голову, всё ещё ловя кожей лучи солнца, — в тебе столько смятения, — снисходительно улыбнулся лев, а я почувствовал, как напрягается мой лоб. — Ты жалеешь о том, что узнал, но всё равно решителен в своём стремлении узнать истину.
— Ты считаешь, что это неправильно? Прошлое не должно влиять на настоящее? — спросил я, одолеваемый сомнениями в получении ответа.
— Если прошлое пересеклось с настоящим, то разве не самый лучший выход увидеть его и понять, почему оно тебя не оставило в этой жизни? — спокойно спросил Байцзэ.
— Я хотел использовать каппу, чтобы он вернул меня в прошлое, — снова повторил я. — Монетка мне не помогла. Точнее… — я замялся, не зная, что ответить, ведь на этот вопрос лев уже дал мне отклик.
Но Байцзэ продолжал смотреть на меня и ждал продолжения рассказа.
— Мне сказали, что я — заказчик убийств и готовлю… нечто страшное, что перевернёт жизнь многих существ, — тут я прикрыл глаза рукой и слегка надавил на них, провёл рукой по лицу, будто пытаясь снять невидимую липкую паутину гнетущих мыслей.
— Ты сомневаешься и это нормально, — поддержал меня лев. — Что тебе подсказывает внутренний голос?
Внутренний голос? Я хочу знать правду, но боюсь её. Может, бросить эти путешествия и не ворошить прошлое, идти вперёд и не оглядываться? Но неизвестность манит, желание вернуться в прошлое и увидеть всё своими глазами столь соблазнительно, что я чувствую, как по моим венам разливается адреналин только от одной мысли, что тайны начинают раскрываться, и я получаю ответы на волнующие меня вопросы.
— Я не знаю причин, почему Ски так поступил и не могу осуждать его или поддерживать, или вернуться на тот путь, который он выбрал. Я хочу сам всё решить без чьего-либо влияния. — Я выпрямился и решительно сказал. — Я хочу увидеть прошлое и узнать тайну своего ларца.
Белоснежное существо перевело свой взгляд куда-то в лесную чащу и уставилось в одну точку, будто что-то рассматривало, лев некоторое время молчал. Кинув головой, он открыл глаза, которые светились золотым блеском, совсем близко пододвинул ко мне свою морду и сказал:
— Я помогу тебе, феникс, — кивнул Байцзэ и на мгновение сжал челюсть, — от этого действительно многое зависит. Возвращения в прошлое неизбежны.
Меня удивил и обрадовал решительный ответ льва, но на смену этим эмоциям пришло непонятное чувство тревоги. Он уверен, что я вернусь во все жизни, или он это знает наверняка? Но с губ сорвался совершенно другой вопрос:
— Что ты хочешь в оплату? Того же, что и Монетка? — На мгновение моя решительность пошатнулась: с одной стороны не хотелось растрачивать года жизни, а с другой безумно хотелось разгадать очередной секрет маленького ларца.
— Я итак бессмертен, феникс. Считай, что ты оплатил своё путешествие своим поступком, я ценю милосердие и сострадание, — ответив на мой вопрос, улыбнулся лев.
— Так просто? — Я опешил от его бескорыстности. Мне просто не верилось, и я пытался найти подвох, ловя себя на мысли, что Байцзэ умён, мудр и, самое главное, бесхитростный.
Он ещё раз изучающе осмотрел меня и остановил взгляд на глазах.
— Вам ещё понадобятся силы, когда пойдёте к духу за помощью, — почтительно склонил голову лев и уважительно посмотрел на меня, затем к нему вернулся прежний взгляд, и он вздохнул. — Но отложим этот разговор на потом. Феникс, я не обещаю, что ты попадешь именно в ту жизнь, которая тебе нужна. Только если удача будет на твоей стороне, — уточнил он. — Тебя может перекинуть в ту жизнь, которую
действительно нужно увидеть первоочерёдно. Примерно то же, что случилось и с тобой в прошлый раз. Пусть не генетическая, но очень сильная энергетическая связь с потомком, повлияла на твоё путешествие.
Может, следующее путешествие раскроет мне ещё одну тайну очередной вещицы из сундука? Если я не вернусь к Ски, то хотя бы узнаю, почему именно эти вещи я так тщательно храню и почему они мне так дороги.
Я кивнул, на подсознательном уровне соглашаясь и со львом и с самим собой.
— Тебе предстоит нелёгкое путешествие, ведь в этот раз в прошлое отправится твой дух, а не сознание, — сказал Байцзэ. — Я буду следить за тем, чтобы твой дух там не застрял. Самое главное, старайся наблюдать за всем со стороны, не пытайся вытеснить дух прошлого перевоплощения или слиться с ним. Хотя, если он будет опытным и зрелым, то вряд ли ты сможешь его вытеснить из тела прошлого перевоплощения.
Мелкая морозная дрожь прошлась по моему телу, хотелось съёжиться от гоняющего сердцем холодного кровяного потока гоняемого моим сердцем. Волосы зашевелились на затылке, уши напряглись, а скулы предательски свело. Закралась мысль, что лучше бы я отдал ещё несколько лет жизни, чем потерял бы свой дух в прошлом. Медленно выдохнув, я посмотрел в глаза льву и ещё раз кивнул. Тут я вспомнил последние слова Байцзэ: «Возвращения в прошлое неизбежны»; воспрянул духом с надеждой на то, что я всё же вернусь с этого путешествия и увижу ещё не одно прошлое. Ко мне долетел галдёж и возмущения солнцами дзиммэндзю. Я огляделся по сторонам, невольно припоминая таинственного убийцу каппы.
— А если во время сего действия вернётся убийца каппы, ты успеешь меня возвратить из прошлого? Ты почувствуешь опасность? — насторожился я.
— Он больше не вернётся, — уверенно ответил лев. — А теперь пройдём в тень, чтобы солнца не оставили на тебе ожогов, точнее, на мне, тебе они вряд ли повредят, излюбленное дитя небесных богов.
Дитя небесных богов? Мне показалось странным такое обращение, но я решил отмахнуться от дальнейших мыслей, сейчас мое внимание падало лишь на дорогу, по которой я иду к своему прошлому.
Мы незаметно подошли к огромному многовековому дереву с раскидистыми ветвями и переливающимися изумрудными листьями. Лев приказал лечь на ещё прохладную после ночи землю и закрыть глаза, объясняя, что так будет проще и комфортней моему телу, когда оно останется без духа. Я сделал так, как он велел и, глубоко вздохнув, не без страха вытянул подрагивающие руки вдоль тела. Я почувствовал горячее дыхание Байцзэ на лбу, он что-то тихо напевал, словно мантру, каждый раз протягивая слова. Голова закружилась, невидимые объятия тёплого ветра и мягкое, словно живое, шевеление травы подо мной заставляли впасть в транс. В какой-то момент от дыхания Байцзэ повеяло холодом, я ощутил, как он впитывает мой дух, медленно лишая моё тело тепла. Глаза закрыты, но я всё равно вижу перед собой ледяную, затягивающую и сковывающую тело, воронку. Последнее, что я услышал из уст льва: «Помни, что у тебя есть настоящее и ты должен вернуться».
Меня что-то всасывает, сжимает и сдавливает в портале между прошлым и настоящим. Я не могу вздохнуть и пошевелиться. Меня парализовало. Внутри нарастает тревога, вот только голове всё равно, часть меня из последних сил старается не потерять сознание, но оно растворяется в давящих клещах воронки, и я стремительно падаю вниз, словно тяжёлый камень. Тело не слушается, но в мой рассудок врывается чёткий командный голос мужчины: «В бой! Не сметь отступать!». Мгновение, колышущаяся дымка исчезает и вместе с ней неприятные ощущения.
Я вижу перед собой поле боя. Происходящее на нём не пугает меня, наоборот, я нахожусь там, где должен быть. Я — феникс. Мои крылья сами несут меня в неизвестном направлении, нет, они несут меня в самую гущу побоища, где я вижу сражающихся существ в небе и на земле. Я взмахиваю огненными крыльями, только сейчас они покрыты синими языками пламени и оставляют после себя серебряные искры, которые тут же меркнут. Я вижу внизу врагов — представителей высших и низших рас — проношусь над ними и извергаю красное пламя из своего клюва, опускаюсь ещё ниже, хватаю лапами первое попавшееся существо — ехидну, взлетаю вверх, подбрасываю её и пока она летит вниз, извергаю на неё пламя, не смотря на то, как она корчится в огне, а её тело падает на землю. Мы побеждаем.
— Аланга! — грохочет рядом со мной голос серебристого благородного дракона. — Нужно помочь нашим на западном фронте. Здесь справятся и без нас. Мы захватили небо, теперь пора приняться за землю.
Я чувствую неприязнь к своему другу, в последнее время мне совсем не нравятся его нравоучения и наставления. Бросая последний взгляд вниз, я с наслаждением смотрю на происходящее.
— Аланга, — дракон разворачивается ко мне, зависает в воздухе и спокойно произносит, — здесь мы разобрались! Лорри дальше справится без нас.
— Летим на западный фронт! — командую я. Моё войско не потерпит поражения. Только не войско бессмертного феникса, десницы первого претендента на королевский престол.
Я ощущаю, что сзади кто-то несётся на меня и тут же совершаю обманный манёвр, ныряю вниз и, когда сфинкс клацает зубами над моей головой, взлетаю, опаляя его крылья. Не дожидаясь ответных действий, хватаю шею лапами и сворачиваю её. Я не смотрю на то, как мёртвое тело сфинкса падает вниз, а лишь лечу вслед за драконом, пока за нами летят ещё несколько наших воинов.
Да, на западном фронте королевские войска терпят поражение. Мы не посмеем проиграть войску бастарда! Мы пролетаем несколько километров, и я издали вижу кровавое месиво на земле и яростный бой в небе среди тяжёлых тёмных облаков. Я вижу летящие вниз хлопья, присматриваюсь: куски плоти, чешуи и кожи собратьев по оружию и врагов. Наш левый и правый фланг отступают. Здесь, на стороне приспешников псевдокороля, помимо всякой слабой дряни из никчёмных бескрылых существ, много драконов и мантикор, которые яростно атакуют. Клюв сжимается сильнее, и я вспыхиваю, издаю боевой клич. Моё появление подбадривает войско, и у них открывается второе дыхание.
— Удерживаем позиции! — командую я.
— Аланга, — обращается ко мне озабоченный друг, — объединяемся, — говорит он и расправляет крылья, позволяя объединить наши силы и энергии.
— Атака феникса и дракона! — кричу я как можно громче и осматриваю своих крылатых воинов.
Часть моих воинов: фениксы и драконы, начинают объединяться каждый со своим боевым товарищем, а те, кто его лишился, быстро находят себе нового союзника для тандема. Я слышу, что врагам приказали то же самое. Но превосходство на нашей стороне. Наивысшие представители иерархической лестницы поддержали истинного короля. Я криво улыбаюсь рокировке предателей и нависаю над драконом, направляя свою энергию на него, осыпаю серебряными искрами, сосредотачиваюсь и ослепляю врага своей силой лунного феникса — внушение, ослепляя врага и дизориентируя на совсем короткое время, изредка натыкаясь на слабую телепатическую защиту, которая не мешает моему напарнику спалить несколько врагов в пламени в радиусе нескольких метров. В следующее мгновение я усиливаю извержение пламени дракона, сходясь своим огнём с его. То же самое делают и другие наши товарищи по оружию. Яростные крики охватывают стоящих внизу существ, они корчатся от боли, а особенно чувствительные сгорают заживо и от них остаются только обугленные трупы.
Я отлетаю от дракона и ныряю на поле боя, где количество врагов превосходит наше. Подлетаю к эттину, хватаю острыми когтями лап две головы и сжимаю. Череп хрустит в моих когтях, и я стряхиваю с лап остатки его мозга, но всё ещё ощущаю тёплую липкую жидкость на лапах. Я приземляюсь и принимаю человеческое обличье постепенно — ноги, туловище, голова, последними превращаются руки. Из правой руки, словно змея, из-под кожи внутренней стороны запястья, вытягивается меч со светящимся голубым лезвием, и я тут же обхватываю удобную золотую рукоять. Он — не просто отдельный предмет, он — продолжение моей руки. Меч — не просто оружие, он — моя рука. Я чувствую с ним ментальную связь. С ним я самодостаточен. Мне больше не нужен тандем с драконом. С этим оружием, созданным самими богами и наделившими им меня, больше мне никто не нужен. Кто может быть сильнее меня?! Я — совершенство. С этим мечом мне решать кому жить, а кому умереть. Я с наслаждением замахиваюсь и сношу одну голову за другой. Фонтаны тёплой крови орошают моё лицо. Я чувствую своей кожей страх просачивающийся из этой крови. Я вижу страх в глазах врагов. Я читаю не только их взгляд, я ощущаю страх перед смертью в воздухе, он пропитан ею. Божественный меч предугадывает моё следующее действие. Я действую с ним, как одно целое. Я не замечаю, когда сгущаются сумерки и не чувствую усталости, я совершенен в своём безумии. Я уверен — мой меч коснётся шеи каждого врага!
В мою голову врывается взволнованный голос:
— Аланга! Аланга, достаточно! Это деревенские, Аланга! Они не виновны!
Я оглядываюсь и вижу застывшее в гримасе ужаса лицо друга. Я вытираю чужую кровь с лица и тяжело дышу…
— Раз они ещё здесь, значит, они тоже враги! — Мои глаза сверкают и безжалостная рука не щадит даже детей.
Я пытаюсь остановить свою руку, но дух Аланги сильнее и моё прошлое перевоплощение подавляет все мои чувства. Дракон кричит, а его попытки остановить меня терпят крах. Его пугает мой взгляд, и он, сплюнув в мою сторону, обращается и улетает прочь.
Водоворот затягивает, переносит меня куда-то, и я вижу молодого мужчину на вершине холма. Он высокий, в новом бело-синем командирском мундире, тёмно-синий, почти чёрный плащ, колышется от порывов ветра, а короткие пепельные волосы взъерошены и обрамляют красивое мужественное лицо, даже шрам от нижней губы до груди не уродуют его, но глаза… меня пошатнуло назад от взгляда этих чёрных обезумевших тщеславных глаз, которые пугают и отталкивают. В них тьма… О, древние, я вижу себя. Это я произношу речь! Я не пойму ни слова, но чувствую, что он горд за то, как они разгромили врага. Я пытаюсь рассмотреть себя и, сделав шаг вперёд, понимаю, что совершил ошибку, мой дух магнитом тянет к этому воплощению к этому фениксу с пепельными волосами…
Внизу моё войско и плененные враги. Последнее, что я говорю:
— Пусть другим будет наука!
Я спускаюсь к пленным и беспощадно сношу голову первому заключенному и тут же второму. Мои воины перешёптываются, а я продолжаю своё дело.
— Аланга, что ты творишь? — потрясённо шипит дракон. — Ты обезумел!
— Будешь мешать, окажешься рядом с ними, — сквозь зубы, проговариваю я, косясь на дракона.
Я вижу не только воинов, но и пленённых женщин и детей. Мне плевать, как они здесь оказались. Они встали на сторону врагов, а значит, будут наказаны. Я отсекаю голову женщине, когда очередь доходит до юного феникса. На мгновение моя рука дрогнула, я смотрю в синие смелые глаза юноши, который пытается сохранить достоинство, его страх выдаёт только трясущаяся нижняя губа. Мне жаль, что феникс — высшее существо, выбрало сторону бастарда, мне жаль, что он не оказался в моём войске, в войске лучшего полководца. Я с презрением выплёвываю:
— Ты сделал неправильный выбор, феникс, — миг и голова мальца летит в сторону.
Вокруг всё темнеет, нас обволакивает кромешная тьма, я не вижу абсолютно ничего, только слышу укоряющий мужской голос, доносящийся со всех сторон.
— Тебе дано тысячу лет жизни! Тебе дано не одно перерождение! Я наделил тебя оружием бессмертных и теперь жалею об этом! Гордыня и всесилие ослепили тебя! Ты потерял себя! Ты забыл о своём истинном предназначении, феникс! Ты создан сохранять равновесие и мир! Ты создан защищать существ! Так помни о своей ошибке до конца своих дней!
Меч раскаляется в моей руке. Я чувствую, как сила оставляет меня, я лишаюсь нескольких способностей, они настолько быстро покидают меня, что я не в состоянии разобрать, что это были за дары, но острее всего ощущается лишение силы лунного феникса. Я с осуждением и сожалением смотрю на Алангу и отступаю от него, стараясь избавиться от этой связи…
Меня пошатывает, и я понимаю, что делаю скачок во времени, подобное я ощущал у Монетки, только теперь мой дух сквозь время просачивается в другое место. Я оказываюсь в сумраке комнаты освещаемой одной свечей, кроме сидящего за столом Аланги, я не вижу ничего. Сейчас он намного старше, ссутулился и склонился над пергаментом и что-то старательно выводит на его поверхности. Рядом с ним стоит моя открытая шкатулка и рядом с ней осколок голубого меча. Холодок пробегает по коже. Это осколок меча бессмертных… Вот ещё одна разгадка. Я пытаюсь подойти ближе, но сделав шаг, замираю, ощущая сильную духовную связь с Алангой и его чувствами. О, древние, такого я ещё не испытывал. Меня накрывает чувство вины, и я вижу глаза каждого безвинно убитого существа. Древние, Аланга — беспощадный убийца, он владел мечом бессмертных богов и убивал всех стоящих на его пути, словно росший на дороге сорняк. И теперь он сожалеет обо всём и раскаивается в своей жестокости. Распространяющееся от него энергетика давит на меня, колит иголками, скручивает мой бедный слабый дух. Мне хочется кричать и плакать от безысходности, но я молчу и моё молчание причиняет ещё большую боль. Я открываю рот, чтобы вскрикнуть, но мои уста словно запечатаны. Боль нарастает, клубится и просачивается в каждый миллиметр моего бедного духа. Я перевожу взгляд на Алангу и вижу, как по его щеке катится слеза, но она действует на меня словно яд, так горько во рту. Меня тряхнуло, я повалился на пол и почувствовал облегчение. Я осознаю, что мне не стоит приближаться к Аланге, иначе эта эмпатическая связь убьёт меня. Мой дух слаб, и я не смогу выбраться из прошлого. Я последний раз смотрю на серое лицо феникса, его стеклянные глаза, его руку, сжимающую голубой осколок, и растворяюсь во тьме…
Темнота постепенно растворяется в слабом свете, образы размыты, я чувствую горячее дыхание на своём лбу — Байцзэ. Глаза болят, тело не слушается, лев что-то говорит мне, но я слышу только свист и теряю сознание…
— Феникс! Феникс!
Я вновь открываю глаза, голова не кружится, но образ льва всё так же в мутной плёнке. Я пытаюсь пошевелиться, но меня только дёргает в судороге и что-то больно колит сердце.
— Не двигайся. Несколько минут не двигайся, феникс, — проговорил лев и в этот раз я чётко услышал каждое слово, но когда решил ответить, сердце вновь кольнуло. — Я же сказал — не двигайся. И не говори.
Несколько минут я слушал шелест листьев, щебет птиц, даже доносившийся до меня гул дзиммэндзю и ещё чей-то слабый шёпот, только спокойный голос льва ответил: «Он знает, мир тебе». Я открыл глаза, но рядом никого не было. Я чувствую зубы и язык льва на моих пальцах, он вложил мне в руку какую-то смесь и приказал жевать, я дрожащей рукой поднёс пахнущую травами смесь ко рту и начал жевать. Не совсем плохо, ел и похуже. Она безвкусная или это мои вкусовые рецепторы ослабли? Спать хочется, очень. Я повернул голову в сторону Байцзэ, но увидел только его белоснежные лапы.
— А теперь спи, — сказал он. Мои веки послушно закрылись, и я расслабился, погружаясь в сон.
***
Пальцы нащупывают что-то шершавое, но я не вижу то, что беру в руки, приходится прищуриваться. Обоняние ловит запах старого пергамента, чернил, зелий и чего-то ещё. Я уверен, что это всё моё. Я знаю всему названия в этой комнате, стоит протянуть руку к какому-либо предмету, я почувствую тепло исходящее от него. Эти вещи рады, когда я прикасаюсь к ним, я это чувствую. Жаль, что руки не такие сильные, как раньше, и я всё больше трачу времени на сон. Но нужно довести начатое до конца. Я надеваю очки, беру ключ, который висит у меня на шее, и он тут же начинает нагреваться в моей руке. Дружок, ты рад, что я воспользуюсь твоими услугами. Я отпираю им сундук и среди других бесценных пергаментов, достаю свиток, медленно ковыляю к столу и раскладываю его.
Присаживаюсь на удобный стул, хотя в последнее время он мне не кажется таковым, поправляю одежду, очки на переносице. Так, на чём я остановился? Очень тяжело сосредоточиться, образы прошлого всё чаще посещают меня, говорят со мной и отвлекают от работы. Но я любезно выпроваживаю очередного призрака из прошлого, обещая ещё поговорить с ним и приступаю к работе. Кончик кисти макаю в голубые краски. Тонкие пальцы сами рисуют это прекрасное существо, выводя каждое пёрышко, прописывая каждую чёрточку, снова макаю кисть, но теперь в синюю краску. Эх, тебе бы ещё добавить серебряного сияния, моя дорогая, и ты бы взлетела и покинула этот пергамент. Умиление тёплой рекой окутывает меня изнутри, но вместе с ним появляется и лёгкая тоска. Осталось совсем мало времени, скоро новое перерождение. А у меня не закончен ещё один вид феникса. Если я не закончу работу, то в будущем у меня возникнет слишком много вопросов, которые не должны остаться без ответов. Губы вытягиваются в удовлетворённую улыбку, и я продолжаю очередной рисунок феникса.
***
Я просыпаюсь среди ночи. Руками растираю лицо, смотрю на них и поднимаюсь. У меня ничего не болит и голова не кружится. На лице появляется глупая улыбка. Я действительно не сплю? Улыбка исчезает с моего лица, когда перед глазами встаёт голубой осколок меча бессмертных, Аланга, его письмо… Очень много информации. И она ещё запутанней, чем в случае с Игнисом. Я получаю не ответы, а пазлы, которые рано или поздно соберутся в картинку. Мысли роем клубятся в голове, заставляя пульсировать кровь в висках. А способность лунного феникса? Почему я не обладаю ей? Она откроется позже или в наказание за грех я лишился не только меча, но и этой способности.
— Ты мало спал и довольно быстро восстановил силы, — проговорил лев, который дремал рядом, — только ночь.
Я обрадовался тому, что не проспал сутки и больше. Не зная, что ответить, я пожал плечами. Лев, положив голову на лапы, произнёс:
— Обговорим прошлое потом, когда ты сам всё проанализируешь и сам сделаешь выводы по поводу увиденного. Я даю тебе два дня, чтобы ты посетил того, кого хочешь, а после мы должны встретиться на Ао и продолжить твоё путешествие. Времени совсем мало, — последние слова он прошептал и, хмурясь, тряхнул головой.
Я уставился на льва с желанием что-то спросить, но Байцзэ только покачал головой: «Два дня, феникс». Я вспомнил, что он обещал помочь мне вернуться и в другие жизни с помощью духа.
Я задумался, к кому мне лететь? К Син? Нет, пока я не разберусь кто мой потомок на самом деле, мне лучше не находиться с ней наедине. Будет сложно удержаться от желания прикоснуться к ней. Может к Гилу, проведать его, поговорить с ним и посоветоваться?
— Я полечу к своему другу, — ответил я.
Лев кивнул и после этого объяснил, где мы с ним встретимся через два дня.
***
Я прилетел к величественно раскинувшемуся иссера-бежевому особняку Голдери. Продуманный до мелочей, преисполнен благородства и изящества благодаря безупречному вкусу многих поколений Голдери. Особняк поражал красотой рельефа и симметричностью, даже с высоты птичьего полёта. Его никогда не перепутаешь — во всю крышу в центральной его части из разноцветной черепицы выложен фамильный герб, который прекрасно знали все высшие существа. Я покружил перед центральными воротами, где, как всегда, стояла охрана, состоящая из двух руххов, а остальные делали обход его огромной территории. Я приземлился возле ворот и принял человеческое обличье. Да, видок у меня был не для посещения благородного семейства, охранник скептически окинул меня взглядом и произнёс:
— Если бы вы не были фениксом, вас бы выпроводили с земель Голдери. Поэтому отвечайте, вы к кому? — Сощурил он глаза.
— Феликс Аланга к Гилберту Голдери, — спокойно произнёс я.
Охранник ушёл в будку охраны и через какое-то время ворота отворились, и я прошёл по брусчаткой дорожке к главному входу особняка. Постучав, мне отворил их дворецкий-наяда, господин Ват. При виде меня, его брови поползли вверх, но всё же он вежливо поздоровался:
— Добрый день, господин Аланга! Проходите, — он жестом пригласил меня войти, — меня не предупредили, что вы приглашены.
— Так получилось, Ват. Скажите, Гилберт дома? — поинтересовался я, немного смущаясь своего внешнего вида, ведь одежда была кое-где помятой и грязной.
Промелькнула мысль, что следовало сначала вернуться в университет и привести себя в порядок, а уже потом лететь к Гилу. Но смог бы я удержаться от желания увидеться с Син? Точно нет. Так, ладно, что сделано, то сделано.
— Да, он в библиотеке. Эм… Господин Аланга, — замялся Ват, подбирая подходящие слова, — не желаете ли освежиться перед встречей с господином Гилбертом, а, особенно, с госпожой Голдери, — подчеркнул последние слова Ват.
Я вздохнул и виновато поджал губы.
— Я быстро к Гилберту, а потом в ванную.
Ват кивнул и отправился по своим делам. Наверняка, доложить госпоже Голдери о нежданном госте.
Я поднялся на второй этаж, где располагалась огромная библиотека, занимавшая почти всё пространство. Для семьи это был храм знаний, хранилище истории и родословной. В отдельно запертом кабинете, у господина Голдери хранились настоящие реликвии времён великих династий высших существ, к сожалению, либо вымерших, либо обнищавших и потерявших свои корни. Гил провёл меня туда всего лишь раз. Сам он был там только на своё пятнадцатилетие и вместе со мной три года назад, когда четы Голдери не было дома и у Вата был выходной. Я не могу передать того чувства, когда увидел эти потемневшие от времени пергаменты, редкие картины, антикварные вещицы и книги. От восторга перехватило дыхание, сказывалось влияние наставника и стариков из низших рас, которые питали мой мозг историями, преданиями о великих походах, о мудрых правителях, смелых воинах. Тогда я впервые в своей жизни испытал чувство дежавю. Что-то до боли знакомое было в этом огромном хранилище, но что это было, я так и не понял.
Теперь я уверенно направлялся к Гилу, потому что знал, где он сейчас находится и чем занимается. Я завернул за угол и увидел стоящего с задумчивым лицом ко мне дракона, который рассматривал какую-то картину, аккуратно поставленную на читальный стол и мягко освещаемую дневным светом из большого окна напротив. Гил удивлённо посмотрел на меня и захлопал ресницами, явно не доверяя своему зрению.
— Фел, ты? — Расплылся в улыбке друг и, обойдя стол, шагнул мне на встречу.
Мы пожали руки. Гил сразу ответил на невысказанный вопрос:
— Я в порядке. Пью лекарства и они делают своё дело. Решил навестить меня? Как прошло возвращение в прошлое? Что ты видел? Это связано с ларцом? Может, ты увидел Ски? — завалил меня вопросами друг.
— Долго рассказывать, Ват посоветовал как можно скорее принять ванную и переодеться, пока не пришла госпожа Голдери, — вздохнул я и, когда Гил рассмеялся, я спросил, — а ты что рассматриваешь? Только не говори, что тебя уже сосватали с какой-то рептилией? — я не удержался и пошутил.
Гил протестующе поднял руки и отрицательно покачал головой:
— О, нет! Не поверишь, хотя… ты поверишь, — Гил хмыкнул, — мне всю ночь снился мой предок. Не знаю почему, но захотелось внимательно рассмотреть его портрет.
Гил кивнул в сторону картины, и мы прошли к ней. Сердце пропустило удар, в ушах зазвенело, когда я увидел глаза смотрящие на меня с портрета.
— О, древние, Гил, — еле проговорил я, ведь знаю, кто это…
