— Мы что, п-пойдём
туда? — пискляво вскрикивает Элиот.
Оборачиваюсь на дрожащего парня, прячегося за широкой спиной Жерара, а затем, в ожидании ответа, перевожу взгляд на брюнета.
— Конечно, — слишком спокойно подтверждает мужчина. Он поправляет чёрную шапку и делает глубокий вдох, словно готовится к чему-то очень важному и опасному. Хотя, почему «словно», ведь так оно и есть — ходить ночью по старому особняку не самая здравая наша идея.
Его идея.
— И В-вам что, н-не страшно
туда идти? — запинаясь, Элиот всё пытается ухватиться за возможность избежать посещения старого особняка. — М-мне казалось, что Вы т-тоже таких вещей боитесь.
Жерар по-отечески хлопает парня по спине и, тяжело выдохнув, сознаётся:
— Страшно. Но надо, — он по очереди оглядывается на нас: — Поэтому мы
туда пойдём.
— Фильмы ужасов так и начинаются, — недовольно бурчит рыжий, но принимает протянутый ему фонарь. Такой же Жерар даёт и мне.
— Меньше ерунды смотреть надо, — не сдерживаю я замечание, хотя сам не испытываю никакой тяги и желания посетить это жуткое место. Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего там я точно не найду и не вспомню.
— Да? А то Вы сами будто не боитесь? Вы побледнели, Дарен, — мне кажется, или я замечаю как уголки губ Элиота в этот момент слегка приподнимаются в ухмылке?
— Отставить разговоры, — приказывает Жерар и мы послушно замолкаем, не желая спорить с бывшим спортсменом.
Поскольку Эскофье единственный из нас троих, кто обладает хоть какими-то физическими данными, он идёт первым. Мужчина отпирает тяжёлый замок и снимает его, оставив висеть на одной из петель, чтобы он не потерялся.
— А это не незаконное проникновение? — шепчет рядом со мной Лайт.
Жерар сначала просто пожимает плечами, но после всё же отвечает вслух:
— Думаю, что нет… Наверное.
Голыми руками он хватается за металл и тянет тяжёлые ворота в сторону; те с ужасно неприятным скрипом поддаются и отодвигаются в сторону, как дверь на террасу в нашем доме. Судя по тому, как сильно напрягся и покраснел Эскофье, и как работает механизм закрывания ворот, они явно не предназначены для того, чтобы их открывали руками. Удивительно, что он вообще смог что-либо сделать.
— Почему такое неуверенное «нет»? — решаюсь спросить я, когда проём между вратами становится подходящим для того, чтобы каждый из нас прошёл хотя бы боком.
— Почему? Это ведь дом твоей семьи. Его выставили на продажу, когда пришлось покрывать долги вашей компании после теракта; его даже купили, но никто туда так и не заехал, и я даже не знаю, кто сейчас его владелец. Ключ от ворот в итоге
остался у меня, но автоматический механизм открывания уже давно сломался, насколько я знаю. Иного способа попасть на территорию нет.
От столь большого потока непонятных и незнакомых фактов, напрямую касающихся моей жизни, у меня закипает мозг. Количество вопросов растет в геометрической прогрессии, а от всех этих мыслей у меня даже начинает побаливать голова.
— Это всё-таки незаконное проникновение, — огорчённо вздыхает Элиот.
На этих словах Жерар, как ни в чём не бывало, проходит через образовавшуюся щель. За ним нехотя следует Лайт, ворча о том, что он не имеет к этому дому никакого отношения, и только потом я. Буквально заставляю свои ноги сдвинуться с места и переступить через ворота. Понимаю, что не должен этого делать, но всё-таки именно любопытство движет мною и оказывается сильнее всех остальных чувств, кроме самосознания.
Пока мы идём к особняку, Жерар делится с нами его планом: мы побродим по этажам, постараемся найти мою комнату, и уже там останемся на какое-то время, пока я хоть что-нибудь не вспомню. Возможно, удастся найти какие-нибудь мои старые вещи.
Я хочу, но решаю не озвучивать свои сомнения насчёт затеи Эскофье, тогда это подтвердит
бессмысленность нашей вылазки.
Этого не видно снаружи, но дом построен в форме полукруга, отделанный серым камнем снаружи. Вблизи, где его можно рассмотреть в деталях, он кажется дороже, но вместе с тем более зловещим и жутким; теперь я чувствую, как по телу проходит мороз от одного лишь его вида. Ловлю себя на мысли, что боюсь заглянуть в окно, потому что кажется, что там
кто-то может показаться — настолько пугающе мрачно в доме. Двери оказываются не заперты на такой же замок, как и ворота; только нам с Элиотом это кажется странным, Жерар ничего по этому поводу не говорит, однако прежде чем зайти всем троим, он куда-то отходит и, вернувшись, сообщает, что отключил сигнализацию.
Внутри дом оправдывает все мои ожидания сполна. Неужели
мой отец был таким богатеем? И, должно быть, коллекционером антикварной мебели.
В доме витает запах старости и сырости, но никаких воспоминаний он у меня не вызывает.
— Вот это да… — не сдерживает восхищённого вздоха Элиот и осторожно дотрагивается до одной из пустующих ваз возле выхода. — Рай для грабителей. И почему же всё до сих пор на месте?
— Ну, мы с Нивес ещё давно установили здесь сигнализацию, однако замок на воротах был ещё до нас, — отвечает Жерар. — Может, никто и не догадывается, что здесь не живут, дом ведь далеко за городом, хотя это маловероятно.
— А кто такая Нивес? — тут же спрашиваю я.
— Твой личный юрист. Она много помогала, пока ты был в коме и лежал в больнице.
Какое-то дежавю у меня сейчас. И это имя… Я слышал его раньше — это точно. Уже не вспомню, где и когда, но почему-то оно кажется мне очень знакомым, хотя сейчас нет времени об этом думать. Мы ведь решили вспоминать потихоньку, начиная с детства? Поэтому ведь мы бродим по этому жуткому замку графа Дракулы?
Осветив фонарями небольшую площадь, мы понимаем, что находимся в просторном холле, в котором есть большая лестница, ведущая только на второй этаж. Мы решаем не разделяться, так как никто не знает планировку здания, и здесь легко можно потеряться. К тому же втроём, под защитой Жерара, чувствуешь себя куда увереннее, чем в одиночку.
Сначала мы отправились в левое крыло дома, по пути пытаясь открыть двери, ведущие в различные комнаты, но они оказываются заперты, а взламывать замки никто из нас не умеет.
— Выбивать двери я не буду, — Жерар с подозрением косится на Элиота, глаза которого секунду назад блестели от осенившей его идеи.
Мы даже не доходим до конца коридора, что же это за дом такой? Он выглядит обычно, и двери ничем не отличаются… Значит, самое интересное в этих многочисленных комнатах?
— Тогда не будем терять время и пойдём на второй этаж, — предлагаю я и снова ловлю на себе изумлённые взгляды. — Что я такого сказал?!
— Это прозвучало так уверенно, словно Вы знаете что там можно что-то найти, — отвечает за обоих Элиот.
— Я просто подумал, что если в этом крыле все закрыто, то и в правом будет так же, поэтому лучше сразу подняться. Тем более, мы
не видели лестницу на третий этаж.
Парни переглядываются и понимающе кивают друг другу. Вроде как они соглашаются с моим предложением, но этим заставляют почувствовать себя третьим лишним.
Когда мы вошли в дом, чувство тревоги резко пропало, но стоило подняться по лестнице, как я неожиданно осознаю, что уже видел дом и второй этаж до сегодняшнего дня. Эти тёмно-коричневые стены с висящими на них картинами, которых нет на первом этаже. Даже скрип половиц кажется ужасно знакомым.
И, похоже, я
знаю, куда нам идти.
Планировка второго этажа сильно не отличается от первого — все те же два больших коридора и двери, за которыми неизвестно что находится. Но если вначале я нашёл наравне с Элиотом, за спиной Эскофье, то сейчас чуть ли не бегу в левое крыло.
Там.
Там что-то есть. Я не уверен, но хочу проверить. Необъяснимое чувство тянет меня туда, словно
там находятся ответы на все мои вопросы.
— Куда ты так рванул? — Жерар успевает схватить меня за руку прежде, чем я действительно срываюсь на бег.
Не знаю, что написано на моём лице, но стоит мне посмотреть на мужчину, как со злости его эмоции вдруг сменяются растерянностью, а затем жалостью.
Ничего не говоря, уже вместе мы идём почти в самый конец левого крыла и оказываемся у одной из дверей. Немедля поворачиваю ручку, но она не поддаётся также, как и на первом этаже.
— Похоже, тут везде заперто, может нам стоит… — говорит Элиот, но я резко его перебиваю, заглянув прямо в серые глаза Жерара, и прошу его:
— Выбей её. Сделай что-нибудь, чтобы мы туда попали.
— Почему вы думаете, что это так просто? Я же не какой-то громила из боевика, — вздыхает он, но, вновь встретившись со мной взглядом, всё же соглашается: — Боже, ладно. Но я не уверен, что у меня получится, я этого ещё никогда не делал.
Петли оказываются настолько ветхими, что стоит Жерару навалиться всем весом, как дверь мгновенно поддаётся и с грохотом падает, поднимая многолетнюю пыль.
— Мне просто повезло, — бормочет Жерар, потирая плечо, на которое пришёлся удар.
— Незаконное проникновение и причинение вреда чужому имуществу, — констатирует Элиот.
Подавляю желание едко ответить и вместо этого захожу в теперь открытую комнату. Три луча света рассекают нависшую в воздухе пыль, и каждый пытается понять что же из себя представляет эта комната. Мне думалось, что я вспомню сразу, как увижу, но почему-то этого не происходит. Комната сама по себе довольно большая и просторная. Мы натыкаемся на кровать, стоящую у окна, рядом с ней стоит пустующий винтажный рабочий стол и такое же кресло. Элиот находит ещё одну закрытую обычную дверь и дверь-купе, за которой, скорее всего, находится гардеробная.
— Твоя комната? — с осторожностью спрашивает Жерар.
— Нет, я не помню чья, — тихо отвечаю я, взглядом пытаясь ухватиться за что-то, что поможет мне вспомнить. — Поищем какие-нибудь личные вещи.
Теперь мы начинаем действовать по одиночке: Жерар уходит за дверь-купе, а Элиот начинает рыться в комоде у стены рядом с входной дверью. Для меня же остаётся рабочий стол и его шкафчики, потому что на поверхности нет ничего кроме настольной лампы. Стоит мне только открыть первый ящик — я не успеваю даже посветить в него — как тут же меня окликает Элиот, и мне приходится отвлечься:
— Дарен, смотрите, я нашёл какую-то
игру.
В мгновение оказываюсь рядом и направляю луч фонаря на коробку, которую рыжий парень держит в руке.
Это точно она.
Та самая видеоигра, на которую я двадцать лет назад потратил все свои сбережения, чтобы обрадовать брата на его день рождения.
Не помню, когда я плакал в последний раз, но кажется, что не делал этого очень и очень долго; слёзы сами градом льются по щекам, а в груди словно образуется сквозная дыра, и я едва нахожу силы устоять на ногах.
— Твою же мать, — ругается Жерар, когда выходит из гардероба, услышав мои громкие всхлипы. — Что вы
такое нашли?
— Я-я не знаю, Жерар, п-правда, — вдруг начинает заикаться Лайт. — Я нашёл к-какую-то старую видеоигру, Д-дарен её увидел и вдруг н-начал плакать.
Внезапно я оказываюсь прижатым к широкой груди крепкими объятиями своего мужа. Он ничего не говорит, как в душе сегодня утром; сейчас он просто позволяет мне выплакаться.
— Лео… — запинаюсь, и, прокашлявшись, продолжаю: — Это комната Леонарда, — наконец объясняю я, когда успокиваюсь. Грудная клетка всё ещё вздрагивает от редких всхлипов, и футболка Эскофье под расстёгнутой курткой стала влажной в области ключиц.
— Это ведь
твой старший брат? — с нотками волнения в голосе спрашивает Жерар.
Я киваю, у меня нет сил ответить на его вопрос вслух.
Оказывается, Элиот настолько не посвящён в дела моей семьи, что новость о том, что у меня
был старший брат искренне его шокирует и он, не без моего разрешения, продолжает рыться в комоде в поиске каких-либо ещё вещей или фотографий.
— Нашёл! Прямо как знал! — восклицает он, вынимая из полки небольшой блокнот, а потом вдруг встряхивает его и что-то белое в форме прямоугольника вылетает из его страниц. Он тянется за упавшей бумагой и объясняется: — обычно всегда в таких местах хранят памятные фотографии, которые не хотят потерять. По крайней мере, я так делаю.
Фотографии?
Жерар первым заглядывает за плечо Элиота и удивлённо ахает, увидев изображение на фото.
— Две капли воды! Как близнецы, вот это да!
— Да, только видно, что
он старше и, если приглядеться, у
него глаза тёмные, а у
него светлые, — поддерживает рассуждения Жерара рыжий «кладоискатель», пальцем указывая, видимо, на людей на фотографии.
Жерар жестом зовёт меня к ним, и я нехотя соглашусь подойти. Как и идея с посещением этого дома, мне не нравится мысль о том, что я могу увидеть на фото.
Она явно была сделана на плёночный фотоаппарат. На фото два парня, один выше и старше, держит на руках второго, как девушку, и смеётся, пока младший краснеет, но смотрит в камеру. Переворачиваю фото и сзади, как я и думал, написано:
«Больше не делай так на камеру! Но спасибо за этот день рождения. Я тебя люблю, старший братец».
И ниже дата:
«23.05.2005»
— О, первые числа похожи на код электронного замка в
нашем доме, — хихикнув, замечает Элиот, но увидев, как я взглядом прожигаю дыру в неожиданно отвернувшемся от нас Жераре, откровенно смеётся: — это очень мило с Вашей стороны, Жерар. Насколько я помню, этот код в доме ещё как минимум с момента, когда я стал там жить.
Брюнет не отвечает, и, готов поклясться, если бы не было так темно, мы бы увидели его розовые щеки.
— Ух ты, я тут понял, что Ваш брат мне кажется таким знакомым! Это даже не потому что вы похожи. Я, наверное его
видел где-то. Где он работает? — и эти слова Элиота оказываются последними, что он произносит прежде, чем Жерар резко и очень грубо его перебивает, и на какое-то время мы замолкаем:
— Заткнись сейчас же! — рычит Эскофье.
Элиот испуганно подпрыгивает на месте и зажимает рот рукой, осознав, что сморозил большую глупость. Замечаю как блестят в его глазах слёзы перед тем, как он виновато опускает голову и начинает извиняться передо мной:
— Простите, пожалуйста! Я не знаю, что случилось Вашим братом или между вами, но простите! Я не хотел, правда.
Не сдерживаю желание ободряюще хлопнуть парня по спине и солгать, что всё в порядке.
— Я тоже не помню, что именно с ним случилось, так что не вини себя, — а вот это уже не ложь.
Его плечи вздрагивают в такт коротким всхлипам, каждый звук которых тупым лезвием режет по сердцу, словно
мы обидели маленького ребёнка.
— Тебе тоже стоит перед ним извиниться, дурак, — бросаю на Жерара гневный взгляд и, подхватив плачущего Элиота за руку, отвожу его в сторону.
Не имею ни малейшего понятия о том, что нужно делать в таких ситуациях и как правильно успокаивать людей, поэтому я просто осторожно глажу его по голове и снова повторяю:
— Всё в порядке, не надо принимать всё так близко к сердцу, хорошо? Я ведь в порядке, и ты не плачь.
Элиот затихает и кивает, но ещё долгое время продолжает шмыгать носом, пока мы не покинули территорию особняка. Я и Элиот греемся в заведённом автомобиле пока Жерар закрывает за нами ворота.
— Я так устал, — шепчу я очень тихо, поглаживая глянцевую поверхность фотографии в моём кармане, лениво облокачиваюсь на спинку сидения и закрываю глаза.
***
Сонно потирая лицо, спускаясь по лестнице на кухню; жажда вынудила меня подняться с тёплой кровати и я нехотя иду за водой. Ну, и отсутствие Жерара рядом подогрело моё любопытство: где же он может быть посреди ночи, если не со мной?
В доме темно, но ясное небо и лунный свет, пробивающийся сквозь незанавешенные большие окна, позволяют мне не споткнуться и успешно дойти до кухни, но я замираю на месте, когда слышу шёпот:
— Извини, что я сорвался сегодня на тебя, — кажется, это голос Жерара.
— Не волнуйся, я понимаю, — шепчет Элиот в ответ. — Нужно делать вид, что ты его любишь, и ты отлично вжился в свою роль.
Что?
Сердце, кажется, замирает на какое-то время, как и дыхание; единственное, что я теперь слышу — неприятный звон в ушах. Стиснув зубы, подавляю желание развернуться и уйти куда-нибудь; не важно куда — главное туда, где я не услышу этих слов.
Что значит… Что значит…«делать вид, что любишь»? Какая ещё роль?! Что здесь происходит? Это розыгрыш? Если да, то они перестарались — это слишком жестоко.
Голосов больше не слышу и решаю заглянуть за перегородку, разделяющую кухню и общую зону. Я застываю в немом потрясении, когда становлюсь свидетелем этой сцены:
Держа Элиота за талию одной рукой, зажимая его между собой и стеной, а пальцами второй зарываясь в рыжие локоны, Жерар жадно покрывает поцелуями шею парнишки.
— Эй… — единственное, что вырывается из моей глотки с тихим коротким вздохом. — Что вы делаете, чёрт вас подери? — мой голос звучит сдавленно, словно мне наступили на грудь и надавили всем весом. Дрожь покрывает всё тело, едва могу устоять на ногах; кровь внутри закипает.
«Любовники» сначала даже не обращают на меня ни малейшего внимания, но потом Жерар всё же оборачивается на меня, и, окинув взглядом тёмно-серых глаз, говорит голосом, полным искренней ненависти.
— Знакомая ситуация, не правда ли? — спрашивает он, но я не могу понять, что он имеет ввиду, а затем произносит фразу, которую я больше всего боялся услышать: — знаешь, лучше бы ты тогда умер и я был бы счастлив.
«Я знаю, Жерар».
Успеваю сделать шаг назад, как вдруг чей-то звонкий голос раздаётся в моей голове:
Проснись.
