Если честно, Ягер сам не понимал, как он ещё может идти.
И, вроде бы, напиваться не в правилах немецкого офицера и в этот дивный дождливый день он не собирался подобным заниматься: хотел просто посидеть с Тилике, попить коньяка у себя в кабинете, возможно сыграть партейку в шахматы, а вышло так, что посидел один и выпил целую бутылку спиртного, после которой ему стало так хреново на душе, что он как-то автоматически двинулся не к себе в кровать, дабы скорее выспаться, а к своей личной переводчице Анне Ярцевой.
Вообще, когда ему было хреново, Клаус всегда шёл к своему адъютанту, вроде как выговоришься ему, и малость легче становится, Тилике всегда выслушает своего начальника, даст нужный совет; но сегодня штандартенфюрер решил внести свои коррективы, изменив свой привычный маршрут на новый, только вот дойти бы ещё…
Ноги судорожно тряслись, по телу проходила дрожь, и Ягер опасался, что запросто может грохнуться где-нибудь по дороге, и жалко ему было не себя, а форму — испачкается ещё, приходить к девушке в таком виде будет стыдно, а значит, нужно как-то постараться не грохнуться, к тому же до своей цели ему ещё фигачить и фигачить — вон ещё лестница, по которой он чёрт знает как ещё спускаться вниз будет…
И тут Клаусу стало снова так горько на душе, ведь переводчица — Аня ему нравилась и наверное была первой русской девушкой, в которую он умудрился втюриться, когда осознал, что ему нравятся далеко не немки.
Правда, вот, Аня штандартенфюрера недолюбливала и всегда относилась, как к остальным немцам, считая что хороших отношений с ним завязать не получится, он же враг, а значит и общаться с ним не стоит, немец дурной и хорошего из «дружбы» с ним не выйдет, и Клаус это видел и его, можно сказать, это слегка обижало.
Вот если бы Анна захотела узнать его поближе, может и не говорила бы, что он дурной, быть может, он ей бы даже понравился; но нет, переводчица его терпеть не может, а у Ягера её разлюбить никак не получается, и вот такая вот хреновая ситуация выходит.
Штандартенфюреру на полпути снова чертовски хочется выпить и тут он вспоминает про совсем ещё новый, не открытый коньяк, который он запрятал на «черный день» где-то в недрах своего кабинета. Видимо сегодня настало то самое время, чтобы его открыть, и Клаус шатающейся походкой направляется на его поиски.
Тайник он находит довольно быстро, и, стоит бутылке оказаться в его руках, как он тут же её открывает и пьёт прямо из горла. Янтарная жидкость обжигает горло и он чуть было не давится, убирая горлышко от губ — вот ведь дрянное пойло; но с другой стороны, ему становится даже чуть легче и веселее, и он решает продолжить так и не начатый путь до комнаты переводчицы, если конечно, до её комнатушки вообще доползет.
Стоит Ягеру, пошатываясь, добраться до двери и коснуться ручки, как по ту сторону кабинета он слышит несколько ударов по дереву. Совсем слабых — ни один офицер бы так не стучал, только девушка, а девушка, насколько он помнит, в лагере только одна…
Веселье и лёгкость как-то быстро испаряются и новый глоток спиртного их не возвратит, а наоборот, лишь нагонит какую-то тоску, и Клаус не придумывает ничего лучше, чем просто уставиться на дубовую дверь.
Неизвестно, сколько он так стоит, как вдруг до него доносится скрип двери и через минуту в дверном проёме появляется хрупкая фигура.
— Герр штандартенфюрер? Вы что, пьяны? — Аня так и замирает в метре от него.
— Ну, раз от меня несёт алкоголем, то я точно пьян, — ухмыльнулся немец. — И судя по Вашему удивленному лицу, Анна, я ещё и хреново выгляжу. Ну, что поделать, не все же такие идеальные как Вы.
Ярцева губы смыкает, слабо морщится и смотрит на штандартефюрера крайне неодобрительно, что Ягера почему-то смешит, и в следующую секунду комнату заливает его хрипловатый, негромкий смех.
— Герр штандартефюрер, Вам бы в кровать пойти, отоспаться, а не стоять у двери, ещё упадете, Вы же едва на ногах держитесь!
— Ой, как приятно, что Вы обо мне заботитесь, фройлян, да вот только не могу я в кровать… Как Вы уже успели заметить, на ногах еле держусь, ноги вообще не идут…
— И неудивительно, столько выпить! Интересно, и по какому поводу Вы так напились?
— Да просто так, жизнь у меня тяжёлая, — вздохнул офицер. — В личной жизни не везёт, с «иванами» проблемы, да и вообще — всё как-то хреново…
— Ну, знаете, у всех жизнь непростая, но не все же из-за этого так напиваются, — покачала головой переводчица. — Вы бы лучше сказали, что мне теперь с Вами делать?
— А ничего не делать. Вы же зачем-то пришли, Анна, так ведь? Давайте бумаги, документы, что там у Вас… и идите к себе, время уже позднее.
— Я бы с удовольствием так и сделала, герр штандартефюрер, но Вы как никак мне жизнь спасли, и хоть для меня Вы и являетесь врагом, но моя совесть не позволит мне Вас вот так бросить. Пошлите я Вас до постели хотя бы доведу.
Аня осторожно протянула руку к мужчине, и стоило тому сделать шаг вперёд, как Ягер тут же рухнул в объятия переводчицы, уткнувшись лицом куда-то в шею.
Ярцева густо покраснела и, схватив мужчину за шкирку, быстро подняла его на ноги, правда, ненадолго, поскольку Клаус начал медленно оседать на пол, и девушке пришлось подхватить его под руки и нести до кровати, чуть ли не на себе.
И вроде бы дотащить пьяного немца до постели, преодолев расстояние при этом с пару метров, проще простого, для Ярцевой обошлось это самым настоящим испытанием: Ягер спотыкался чуть ли не при каждом шаге, пару раз чуть было не упав, благо, что Аня успевала его подхватить.
Где-то на середине комнаты Клауса вдруг потянуло спеть, притом песня была посвящена девушке и сплошь состояла из хвалебных эпитетов, и дабы в комнату не сбежался народ, кому интересно было бы наблюдать сию сцену, Ярцева нагло заткнула мужчине рот рукой, о чём тут же пожалела, поскольку Клаус принялся тереться об её ладонь, очень напоминая кота жаждущего ласку, и Ане ничего не остаётся как ускорить шаг, пока ещё чего этот фрицушка не выкинул.
Наконец, с грехом пополам, они добираются до кровати.
Чтобы мужчина не упал, Аня усаживает его на постель, принимаясь стягивать с того сапоги. Клаус покачивается, как от ветра, из стороны в сторону, над чем-то чуть слышно смеётся, и Ярцева качает головой — это надо же было так напиться.
Наконец, она справляется и как раз вовремя, поскольку Ягер таки не удерживается в сидячем положение, а реакция у Ярцевой оказывается что надо, и она вновь успевает подхватить мужчину, чувствуя как тот утыкается головой куда-то ей в шею.
Клаус отстраняется где-то через минуту, притом, на его губах играет довольная улыбка.
— Анна, у Вас такой запах… Пахнете так хорошо, я аж чуть не задохнулся нафиг.
Комплимент вышел весьма сомнительный и Ярцева, вздохнув, в следующую секунду буквально отлепила немца от себя, усаживая обратно на постель. Принялась снимать с него китель, на что Ягер даже ухом не повел, не сопротивлялся и вёл себя вполне мирно — так покачивался слегка, да периодически хихикал непонятно над чем.
Если честно, Аня не очень хорошо понимала, что ей дальше следует делать, да ещё как назло Тилике не было рядом, уж он бы точно придумал, что со своим пьяным командиром делать, а теперь придётся это придумывать самой.
Было бы неплохо засунуть немца под холодный душ, но вспомнив, как пару минут назад девушка тащила мужчину до КРОВАТИ, тотчас откинула эту мысль куда подальше — придется приводить его в порядок по-другому, и желательно, пока она придумывает хороший способ офицера уложить, тот не начал пытаться встать с кровати, а потом сбивать всё подряд и падать где не нужно и уж не дай бог снова петь.
Аня аккуратно вешает форменный китель на спинку кровати и подходит к Клаусу, заставляя лечь в постель, но приличная доза алкоголя в крови даёт о себе знать, и Ягер не придумывает ничего лучше, чем прихватить с собой в постель переводчицу.
Неожиданно для неё, Клаус притягивает девушку к себе за талию и опрокидывает на себя, дабы она уместилась сверху. Аня оказывается неожиданно легкой, если честно, Ягер ожидал, что она будет потяжелее, хотя так даже лучше.
Видно, что Ярцевой находиться в руках мужчины не нравится, она пытается вырваться, а Ягер на все её попытки слезть с него довольно улыбается и лишь прижимает переводчицу к себе ближе.
Ярцева качает головой — это же сколько нужно выпить, чтобы так себя вести? Тем временем, Клаус медленно начинает закрывать глаза, расслабляет пальцы и, кажется, начинает засыпать. Ярцева лишь вздыхает спокойно.
Она старается слезть с мужчины предельно аккуратно, а потом укрывает сладко сопящего немца одеялом и облегчённо вздыхает.
То, что Клаус уснул переводчицу не может не радовать, значит, ничего не собьёт и не будет падать, пока она будет думать, что с ним делать. Хотя, быть может, оставить этот вопрос на решение Тилике, всё-таки, он адъютант Ягера — вот пусть он и решает, как приводить его в чувства.
По-хорошему, стоило бы на поиски Хайна отправиться, но Аня не может бросить Клауса одного и, вздохнув, переводчица понимает, что ей придётся остаться с ним.
Она бросает взгляд на мужчину. Клаус продолжает мирно спать на кровати и, наблюдая за ним, Ярцева понимает, что она тоже была бы не против поспать, сегодня выдался не самый простой денёк: кучи переводов, а потом пришлось тащить, чуть ли не на себе, шкаф 2 на 2 метра и, кажется, только сейчас Аня поняла, как же она устала.
Штандартефюрер крепко спит и навряд ли что-то натворит, и она сможет пойти к себе, немного отдохнуть и выспаться. В конце концов, Ярцева заслужила отдых, потому принимает решение и отправляется в свою комнату.
— Нет, — обрывает её мысли уйти голос справа. Аня поворачивает голову и видит Клауса, всё также с закрытыми глазами, но его пальцы тянутся в её сторону, пытаясь нащупать желанный объект на ощупь.
Ярцева подходит ближе, садится рядом с ним, на край кровати и слышит, как с губ немца срывается имя. Клаус шепчет её имя сухими губами, на что Аня не может сдержать улыбки.
Берёт его руку в свою, что тянется к ней, как к спасательному кругу, и нежно поглаживает, улыбаясь краешками губ.
— Не уходи. — хриплый голос просит остаться.
У Ани уже закрываются глаза, и она чисто физически не может идти в свою комнату, мысленно соглашаясь остаться с ним. Ярцева плавно ложится к немцу на кровать.
Несмотря на то, что обычно она засыпает долго, в этот раз Аня проваливается в сон практически сразу, как только голова касается подушки.
***
Просыпается, однако, переводчица посередине ночи от того, что её кто-то целует, и, не до конца отойдя ото сна и не разобрав, где она находится, Аня открывает глаза и поворачивает голову назад и, к своему удивлению, видит Клауса.
Мужчина вполне вольготно расположился на её теле и поочерёдно покрывает поцелуями то её шею, то щёки и пару раз целится даже в губы, но Ярцева успевает увернуться, и он касается губами её подбородка.
— Герр штандартефюрер, Вы, что такое творите?! — пытаясь убрать мужчину с себя, возмутилась Ярцева. — Прекратите немедленно!
— Нет, не прекращу, — пьяно усмехнулся Ягер. — Вы ведь так мне нравитесь, фройлян… Я ведь Вас так давно люблю…
— Что? — от удивления Анна отпускает мужчину, и тот, воспользовавшись моментом, разворачивает её к себе, прижимаясь ближе, и крепче обхватывает руками, чтобы уж точно переводчица не смогла их убрать.
Пока Ярцева продолжает пребывать в немного шоковом состоянии от признания штандартефюрера, тот снова принимается покрывать её тело поцелуями, при этом ещё продолжая быстро бормотать:
— Вы ведь мне так давно нравитесь… А я Вам не нравлюсь совсем… А я ведь на всё ради Вас готов, Анна, только будьте со мной…
Смысл болтовни мужчины Аня не очень понимает, как вдруг тот резко потянувшись к её лицу, целует девушку в губы, и та чувствует, как, одновременно с этим, Клаус принимается стягивать с неё платье.
Мужчина возмущённо стонет в её губы, когда тонкие руки пытаются оттолкнуть от себя тяжёлое тело, старается притянуть девушку ближе к себе и впиться в её губы с новым порывом. Однако выбраться из цепкой хватки штандартефюрера у Ани не получается, и она ослабевает пальцы на его плечах, согласившись с сим фактом, и, почувствовав это, Клаус вдруг вцепляется в неё неожиданно сильно и целует глубже, проникая в мягких рот языком, а ладонью под задравшиеся платье, касаясь бедра Анны.
Ярцева пытается сопротивляться, но с каждой минутой ей это хочется делать всё меньше, поскольку как бы ей не хотелось этого признавать, но действия мужчины ей нравились.
У Ани ведь с начала войны никого не было, и теперь каждая ласка штандартефюрера вызывала отклик у давно неласканного тела.
Ладонь Ягера уверенно двигалась вверх по её ноге, и Аня чувствовала, как от его движений по телу разливается жар вперемешку с возбуждением, которое с каждой секундой становится всё сильнее.
Ещё не совсем пришедшая в себя после поцелуя Аня, наблюдает, как Ягер возвращает подол её платья на место, и через минуту ложится рядом, легонько коснувшись губами её щеки. Очерчивает край её подбородка подушечкой большого пальца и нежно целует в уголок губ.
— Я не буду тебя насиловать, можешь не бояться…
Если честно, Ярцева не знает, что после произошедшего дальше она с Клаусом будет делать, но сейчас думать об этом как-то не хочется, и она сама не замечает как постепенно проваливается в сон, даже не почувствовав как мужчина тоже засыпает, прижавшись к ней.
***
На следующее утро переводчица просыпается первой. Штандартефюрер лежит рядом тихонько посапывая и, стоит признать, во сне он выглядит очень даже мило и, кажется, она раньше и не замечала, что Ягер такой красивый.
Клаус смешно причмокивает губами во сне и неизвестно откуда, но у Ярцевой появляется желание этих губ коснуться в поцелуе, и пока она недоумевает от неизвестно откуда взявшегося желания, Ягер начинает просыпаться.
Сначала он немного смешно морщится, а потом открывает глаза и поначалу на его губах появляется улыбка, но стоит ему заметить девушку, как она мигом пропадает, и в глазах мужчины появляется страх, и офицер весь как-то сжимается, как будто боясь, что переводчица его сейчас ударит.
— Что же Вы так, герр штандартефюрер… Вчера мне в любви признавались, а сейчас боитесь…
— Так Вы же сейчас меня ругать и, наверняка, бить будете за то, что я вчера натворил… Только, пожалуйста, не очень сильно…
— Почему же Вы так решили? — нахмурилась Ярцева. — И за что я, собственно, должна Вас бить?
— Так за то, что я вчера говорил и делал, — чуть распрямившись, ответил мужчина. — Но я ни чуть не жалею о том что произошло… Я говорил правду, пусть и в пьяном угаре, но ничего не выдумывал… Ну, насчёт того, что Вы мне давно нравитесь, впрочем и всего остального…
— Уж лучше бы соврали, — покачала головой переводчица. — Я ведь не арийка совсем, да и вообще, неправильно это всё как-то…
— А мне плевать на то, что неправильно, — выкрикнул штандартефюрер. — И я же видел, что Вам вчера всё понравилось. Просто Вы, Анна, почему-то это всё отрицаете, да ещё глупые отговорки придумываете… А быть может, я Вам просто со своими чувствами противен… Ну раз так, то я могу вас отпустить, чтобы на глаза вам больше не попадаться, и можете о произошедшем ночью забыть, раз уж Вам так мерзко…
Сказав это, Ягер буквально вскакивает с постели но, запутавшись в одеяле, падает на пол, и судорожно пытаясь из него выбраться, лишь запутывается сильнее, и Аня решает прийти к нему на помощь.
Обиженный немец старательно от неё отворачивается, и Ярцева замечает, что он слегка прикусывает губу и порой чуть слышно всхлипывает, но старается вести себя мужественно и не позорно разрыдаться перед русской.
Почему-то переводчице становится как-то не по себе видеть расстроенного штандартефюрера перед собой, отчего-то вдруг больно осознавать, что он так расстроен из-за неё, и от этого становится неприятно вдвойне.
Ей ведь и правда было хорошо этой ночью, она даже хотела продолжения, а утром даже захотелось его поцеловать, а это уж точно не может говорить о том, что она к мужчине так равнодушна, как он думает.
Да, что-то внутри говорило, что это неправильно, Клаус ведь совсем уже взрослый мужчина, штандартефюрер! Ему бы найти себе девушку своего возраста и расы, да завести с ней семью, а не влюбляться в неё — русскую, довольно непростого характера и младше его на десяток лет, но с другой стороны, что-то её к мужчине после этой ночи влекло, хотя, быть может, не только после этой ночи…
Если честно, к Клаусу Аня присматривалась уже давно, хотя, когда она приходила к нему, чтобы отнести документы, старалась вести себя как обычно: опускала глаза, скрывала все чувства за маской безразличия и страха так, что штандартефюрер бы никогда о таком не догадался. Делала всё, лишь бы её не рассекретили.
На самом деле Ярцева любила тайком наблюдать за мужчиной, когда тот что-то говорил своему адъютанту или Ивушкину, смеялся порой, и Аня сама не понимала, почему ей так нравится наблюдать за штандартефюрером, ведь вроде бы в мужчине не было ничего особенного, а она на него засматривается, точно влюбленная девчонка.
Тогда Аня сама не понимала, что с ней происходит.
Но после произошедшего ночью, она, кажется, начала догадываться, почему Ягер так её привлекал, только что теперь с этим пониманием делать?
Тем временем Клаус, натужно сопя, выбирается из одеяла и уже собирается сбежать, как переводчица, приняв для себя решение, успевает взять его за руку, слегка притянув к себе.
Ягер сначала как-то странно на неё смотрит, а потом, неожиданно для обоих, сокращает расстояние между лицами и резко целует, и что-то Ане подсказывает, что его расстройство было мнимым и скорее всего, хитрый немец её просто напросто разыграл, чтобы девушка подошла ближе.
Клаус целует жадно, нетерпеливо, цепляется за неё, как за последнее, крепко опрокидывая на кровать, но в этот раз Аня не сопротивляется, позволяя мужчине целовать себя, а вскоре и сама начинает отвечать, кусая Ягера в шею, чему тот, судя по глубокому дыханию, очень рад.
И сейчас Аня решает прогнать все предрассудки прочь, конечно, потом она собирается ещё раз обсудить всё с мужчиной за чашкой чая, в более спокойной обстановке, но что-то ей подсказывает, что немец от своих чувств не оступится, хотя, быть может, оно и к лучшему?
В конце концов её одинокой жизни уже давно пора измениться в лучшую сторону и если Клаус сможет ей в этом помочь — почему бы и нет?
