Fantastische korb der liebe (Фантастическая корзинка любви)

От всех Аня скрывала, что обзавелась букетом и, по природе являясь скромной личностью, старалась не показывать руку кому ни попадя, в то время, как её сверстницы пялились на свои запястья, на которых едва начали появляться цветы. Бегали по школе, хватая понравившихся парней за руку, в надежде что бутон на запястье расцветёт.      Некоторые действительно находили своих соулмейтов, у некоторых цветок так и оставался непоколебимым бутоном.      Всё это девушка не воспринимала всерьез, порой даже презирала запястье, на котором красовался гордый бутон пиона.      Как только он появился на её хрупкой руке, Аня сразу же начала носить длинные кофты, а летом закрывала бутон браслетами или часами.      Коля был первым мужчиной, да каким мужчиной, парнем ещё, что успел завоевать сердце такой хрупкой и невинной девушки по имени Аня.      Он был неплохим парнем, с которым она познакомилась на Родине, а спустя время встретилась снова, но уже на вокзале в концлагерь. Никто и подумать не мог, что война соединит их вновь. Никто и подумать не мог, что настанет война.      Коля — измождённый, измученный, раненный. Стоит под прицелом дула пистолета. Подумать только — танкист красной армии! Аня не верит, что он ещё жив. Ивушкин же смотрит на девушку и не верит глазам. Живая! Не убили ещё!      Аня помнит, как показала ему свой цветок, парень сначала удивился, а потом как-то странно и немного, что ли грустно на неё посмотрел, а затем показал свой бутон на запястье, который ещё не распустился. Оба поняли, что они не принадлежат друг другу. Значит их соулмейты ещё далеко.      На войне Аня стала работать переводчицей. Кто бы мог подумать, что знания языка её когда-то спасут.      Жить в концлагере было равносильно тому, что находиться в лапах врага. Каждый день ей грозила опасность. Кто-то мог ударить беззащитную девушку или убить при любом удобном случае. Ошибки недопустимы.      Клаус Ягер стал её ошибкой.      С самого приезда в концентрационный лагерь S|||, штандартенфюрер всё чаще и чаще стал таскать девушку к себе. Ему переводчица понравилась с первой встречи, даже глаза загорелись, и зрачки расширялись потом каждый раз при виде девушки в синем.      А Аня с ума сошла, прийдя к нему однажды, ибо как только переводчица переступила порог его кабинета, в нос ударил терпкий, щекочущий небушко запах табака и, кажется, остался в её памяти навечно.      Несмотря на свой возраст, мужчина прекрасно выглядел, военная выправка давала о себе знать. Высокий и статный, в плечах крепкий. Отличный пример для подражания другим немцам!      Поначалу Ярцева пыталась отрицать свою влюбленность в штандартефюрера. Боролась со снами по ночам, в которых Ягер оказывался перед ней слишком близко, убегала при любом удобном случае и пыталась не смотреть в голубые глаза, точно в омуты.      Аня думала над тем, что получись возненавидеть штандартефюреру её, тем быстрее она смогла бы его разлюбить. Но за что её ненавидеть девушка так и не смогла придумать, и всё пошло вскоре с точностью наоборот.      Анина любовь со временем к мужчине только росла. В какой-то момент Ярцева просто с этим смирилась.      Тогда она впервые в жизни захотела встретить своего соулмейта, ей просто хотелось забыться. А страх, что когда-нибудь Клаус поймёт её нездоровое к нему влечение, всё рос и рос.      Ане всё казалось при каждой новой встречи, что вот-вот и он всё поймёт, посмеётся над ней, а потом скажет, что это всего лишь шутка. Потому с каждой встречей Ярцева становилась всё более внимательнее и сосредоточеннее, не позволяла себе лишнего. И наверное, так бы дальше всё и продолжалось. Аня бы втайне любила Ягера, он бы в свою очередь совсем даже не тайно любил её.      Но один случай изменил всю жизнь девушки, буквально перевернул её с ног на голову.      — Оставайтесь со мной, Анна, можете приготовить переводы здесь, вы мне не мешаете. Перспектива остаться с объектом своего обожания наедине, переводчице очень нравилась, но в тоже время пугала. Неизвестно, что ведало ей в тот момент, но Ярцева всё же согласилась.      Девушка приготовила бумаги для перевода, в то время как, пройдя на кухню, Клаус налил ей чаю и поставил кружку прямо перед ней.      Не так давно Аня обнаружила в себе фетиш. Его руки, Господи, какие же они были красивые. В принципе, Клаус весь такой был, но руки, сильные, с просвечивающимися венками. Особенно их было хорошо видно, когда мужчина сжимал руки в кулаки.      Ягер сел напротив неё за стол, а девушка, честно сказать, на несколько минут залипла, откровенно так пялясь на него.      Испугавшись, что её могут увидеть, Аня быстро опустила глаза и принялась изучать материал. Но не смотреть в сторону мужчины было самой большой её ошибкой в тот момент, ибо погрузившись в работу, Аня совсем не заметила, как офицер придвинулся к ней ближе, а в следующую секунду она подняла голову и встретилась с глубокими голубыми глазами.      Клаус был так близко к ней, что они едва не соприкасались носами. На неё уставился взгляд небесно-голубых глаз, а руки, которыми Аня недавно восхищалась, потянулись к её. Анна вздрогнула, когда её прохладной руки коснулась горячая ладонь немца. Ягер понемногу сжимал ладонь переводчицы, а большой палец аккуратно исследовал ощутимые костяшки на тонких пальцах.      Глаза же его, такие светлые и синие, смотрели на неё тепло и дружелюбно. В его взгляде хотелось греться, настолько было приятно находиться в тепле его окружения.      Сейчас Ярцева могла заметить в нём то, чего не замечала ранее. Глаза Ягера всегда выражали серьёзность и сосредоточенность. Всем своим видом он внушал страх и заставлял трепетать перед силой и мощью немецкой армии. Но, что же видела девушка сейчас?      Губы немца тронула лёгкая улыбка, странная, не такая, как обычно. Она не была гадкой или грубой. В ней не было намерения насмехаться над кем-либо.      Эта лёгкая, даже какая-то тёплая и нежная улыбка заставила переводчицу нервно сглотнуть от неожиданности, а сердце забиться в бешеном ритме.       Аня не могла оторвать своего застывшего взгляда от офицера: от тонких, слегка приоткрытых губ Клауса, светло голубых, цвета ясного неба, глаз, шрамов, оплетающих правую щёку, что абсолютно не портили, а лишь придавали ему мужественности.      Штандартефюрер весь казался ей привлекательным, что напрямую противоречило её мнению до этого момента.      Ягеру так хотелось чтобы Аня засмеялась от чего-то глупого, сказанного немцем. Но сейчас явно было не подходящее для шуток время.      Ягер стал рассматривать пухлые губы русской, что приоткрылись от удивления, когда он оказался рядом с ней. Так хотелось впиться в эти губы поцелуем. Таким горячим, но нежным, ласковым.      — Анна, Вы...      От размышлений Клауса выдернула неожиданная реакция девушки, вызванная резкой болью в запястье.      Аня испуганно выдернула руку из-под ладони немца и отпрянула от него, точно ошпаренная, но Клаус в ту же секунду, не растерявшись, схватил её за руку, задрал рукав пиджака и уставился нечитаемым взглядом на распустившийся пион на хрупком запястье.      Увидев ошарашенный взгляд девушки, Ягер отпустил её руку, после чего закатал рукав своей рубашки.      На том же месте, там, на коже расцветал точно такой же цветок, как и у неё.      Штандартефюрер смотрел на запястье переводчицы каким-то затравленным взглядом. В голове у немца вертелись кучи вопросов и, кажется, он уже хотел было что-то сказать, как раздался стук в дверь и отдаленный голос Тилике:      — Герр штандартефюрер, можно войти?      Воспользовавшись этим моментом, Ярцева дернулась с места и выбежала из кабинета, пролетев мимо адъютанта Ягера синей молнией, едва не сбив того с ног, что вызвало немало удивления у немца, как у первого, так и у последнего.      На вопрос офицера: «Что случилось?» Ягер никоим образом не ответил, лишь презрительно фыркнул на своего адъютанта и потёр ноющее запястье, обведя подушечкой большого пальца распустившиеся лепестки цветка.      Как добралась до комнаты Ярцева едва ли помнит: очнулась уже в своей кровати, укутанная тёплым одеялом.      «Как же такое может быть? Выходит штандартефюрер её соулмейт?» Нет, Аня не верит в такие подарки судьбы. А списать всё это на сон не давало лёгкое покалывание в руке.      На целых два дня она пропала для Ягера: не появлялась в его кабинете, никуда не ходила, дверь никому не открывала, а только и делала, что весь день лежала и разглядывала цветок на своём запястье.      Кажется за эти дни она успела обвести его контур тысячу раз, а то и больше. А что ещё оставалось делать?      Наверняка штандартенфюреру она не нужна... Зачем немецкому офицеру сдалась русская девка?! Но, почему тогда он так вёл себя в тот вечер?      С такими мыслями проходили дни и ночи девушки. К тому же штандартефюрер пока ей не интересовался и даже ни разу не пришёл, поэтому можно было спокойно продолжать валяться на кровати, разглядывая потолок.      На, кажется, четвёртый день, в дверь кто-то легко постучал, а когда через пять минут дверь никто так и не соизволил открыть, видимо, потеряв терпение, гость начал стучать гораздо сильнее и требовательнее.      Метку обожгло невероятно сильно. Кажется, что на кожу вылили раскалённое железо.      Нехотя, Аня всё же отправилась открывать дверь. Скорее всего это Тилике пришёл за документами, которые понадобились Ягеру незамедлительно.      С уверенностью, что это гауптштурмфюрер, Аня повернула ключ в замке, и дверь со скрипом отворилась.      Однако на пороге стоял вовсе не безобидный адъютант с карими глазками, а никто иной, как его начальник. При виде него, сердце болезненно сжалось.   «Вот зачем он пришёл? Аня же только-только, вроде как, свыклась с мыслью, что она ему не нужна и что надо учиться жить без него»      — Можно войти? — выдернул её из транса мужчина, который всё ещё стоял в дверях.      — Да... конечно, — голос был хриплый и тихий, не мудрено, девушка не разговаривала несколько дней, а единственные звуки, которые и вылетали из её рта — были дикие рыдания.      — Анна, нам нужно поговорить, — ровным и спокойным голосом произнёс Клаус, видя как переводчица старательно отводит от него глаза. — А разве нам есть о чём говорить с Вами, герр штандартенфюрер? Мне казалось, что помимо переводов нам не о чем больше с Вами разговаривать, — её надежды разбились ещё тогда, после первого дня ожидания. — Для меня всё и так ясно.      Ярцева чётко и остро ощутила свою ненужность в жизни своего соулмейта. Скорее всего офицер бы так и не пришёл вовсе, если бы не боли, которые приносила метка.      Аня знала, что после того, как бутон распустится, она больше никогда не сможет быть вдалеке от своего соулмейта.      Ягер смотрел на переводчицу  непроницаемым взглядом голубых глаз.      — Герр штандартефюрер, зачем Вы пришли?      — Не нужно так себя вести, Анна, будто Вы для меня ничего не значите. И даже зная, что я сделал, я не смогу перестать любить Вас.      — Герр штандартенфюрер, Вас что, совсем не смущает то, что я...      — Это вовсе не имеет значения, если Вы будете рядом хоть иногда! — повысив голос, прокричал Ягер. — Я Вас люблю, Анна, понимаете? — не выдержал всё же мужчина и принялся ждать неизбежного, вот сейчас Аня его пошлёт или ударит.      Кажется прошло всего несколько секунд, но Клаусу показалось, что прошла вечность. А через минуту он увидел мокрые глаза напротив, медленно наполняющиеся слезами и обнял сильными руками хрупкие плечи, прижал к себе девушку с таким трепетом, что тела обоих тотчас согрелись.      — Почему? — прошептала Аня еле слышно. Слёзы хлынули с новой силой, и кажется, весь китель мужчины пропитался её слезами. Даже стыдно стало.      — Глупенькая, ну вот чего ты плачешь? — отстраняя лёгкое тело от себя, точно пушинку, Клаус подушечкой большого пальца вытер её слёзы. Кажется на её лице появился немой вопрос, на который офицер поспешил ответить. — Потому что ты мой соулмейт, я бы не смог тебя не любить.      — То есть, это всё из-за того, что я Ваш соулмейт? — новая порция слёз уже готова была хлынуть из глаз.      — Нет, это не так, ты понравилась мне ещё тогда, при нашей первой встрече. Но тогда ты подумала, что я умышленно хотел тебя застрелить, — Клаус вспоминает тот день, когда стоял в камере, направляя на переводчицу пистолет, а прижавшись к стене, на полу сдавленно рыдала Анна, и Ягеру, вопреки всему когда-то пережитому и увиденному, стало совестно за такой грязный шантаж.      — Я решил, что схожу с ума, когда понял, что не смогу без тебя, но сейчас, — мужчина прикоснулся своей ладонью к её влажной щеке. — После того, как ты тогда убежала, я долго думал над тем, как с тобой заговорить.      — Вы сердитесь на меня?      — За что мне сердиться на тебя, Аня?      — Метка. Она приносит боль, когда Ваш соулмейт далеко.      — Да. Она приносит жгучие боли, когда соулмейт не рядом, но я справлялся. Скажи, ты ведь меня ненавидишь, ведь метка приносила боль и тебе тоже.      — Я не ненавижу Вас, герр штандартефюрер, но я не знаю, что теперь делать дальше.      — Выйти за меня. — думая, что она ослышалась, Аня замерла, подняв свои глаза цвета самого крепкого кофе на мужчину, продолжая судорожно ловить ртом воздух.      От её ответа сейчас зависела вся его жизнь.      — Если ты хочешь быть со мной, несмотря на обстоятельства, то давай попробуем. Я уже говорил тебе, что люблю тебя. И очень хотел бы быть с тобой рядом, — сказал Ягер, прижимая сильнее к себе девушку.      — А Вы не пожалеете об этом? — приобнимая офицера в ответ за плечи, ответила Аня.      — Никогда бы я не смог об этом пожалеть. Быть с той, которую люблю... Обмануть можно, как и кого угодно, но своё сердце и чувства — нет.      — Герр штандартенфюрер...      — Нет-нет, — в этот самый момент он осторожно прикоснулся пальцем к её приоткрытым губам, повелевая замолчать, и отметил для себя, до чего же у девушки пухлые и мягкие губы. — Зови меня Клаус. Когда рядом нет подчинённых, можешь звать меня так. Поняла?      — Да.      Клаус наклонил голову в бок, откровенно рассматривая её, и глаза Ярцевой тотчас приковали шрамы на теле, огромные линии распластавшиеся на щеке. Непонятно откуда у девушки появилось такое желание, но она захотела медленно провести по ним рукой, нежно погладить.      Аня нервно закусывает губу, а в следующую секунду с опаской тянется к его лицу, дабы погладить правую щеку, что оплетена грубыми шрамами.      Она знает, как опасно то, во что она ввязывается, но почему-то ей кажется, что она просто обязана дотронуться до огрубевшей кожи мужчины.      Девушке кажутся они очень привлекательными, придают ему мужественности. Клауса нервирует одно только упоминание о танкисте, что смог разбить одним танком его целую роту, вдобавок оставил подарок в виде шрамов.      Аня проводит нежными, слегка дрожащими пальцами по одной из полосок и чувствует, как под мягкими подушечками нервно ходят желваки на мужских скуластых щеках.      Клаус ловит её пальцы и притягивает к губам, нежно целуя.      — Аня, — синхронно с девушкой выдыхает мужчина, подойдя совсем близко. Его дыхание над ухом жгло и без того разгоряченную кожу, но для Ани сейчас было воздухом, и она самовольно поднимает на него глаза, невольно приоткрывая губы. Клаус видит её желание в горящих глазах, слышит учащенное дыхание. «Она хочет этого?» Его рука скользит вниз по её щеке: он касается рукой её подбородка, нежной шеи.      Ягер больше не в состоянии думать.      — Можно мне, — офицер наклоняется ближе, осторожно потянувшись за заветным поцелуем. «Будто она против»      Прижимает её к себе сильно, словно пытаясь соединиться в одно целое, тянет на себя и касается губами её губ, моментально вызывая тонны мурашек.      Её губы сладкие, вкусные от недавних слёз. Как же долго Клаус ждал, чтобы их поцеловать и ощутить на вкус...      Кажется, этот поцелуй разрушил какие-то невидимые рамки между ними, оба стали более свободны в действиях, более развязней. Такого Аня ещё никогда не чувствовала.      Кажется, что его руки и губы были везде. Целовали с невероятным напором, но при этом удивительно нежно и трепетно. Клаус делал всё настолько осторожно, будто Аня самая дорогая и хрупкая ваза в мире.      Немец целует её рвано, страстно, прижимает к себе сильно.      Девушка, сняв с него фуражку, взлохмачивает кончиками пальцев короткие волосы, тянет на себя за затылок. Аня держит его лицо в своих ладонях, целует его шрамы, опаляя горячим дыханием кожу.      Клаус растворяется в её прикосновении, вдыхает аромат её волос.      «Он хочет её» — она понимает.      Ягер кусает девушку за нижнюю губу в порыве, Аня слабо стонет, но только глубже целует. Затем спускается к её шее, прикасаясь краткими поцелуями, всё ниже и ниже.      Закрыв глаза, он чувствует каждое Анино движение, слышит каждый вздох, чувствует её тонкие пальцы на своих плечах. Она непроизвольно стонет, когда Клаус сжимает на её бёдрах руки, прогибается в пояснице, часто дыша ему в шею.      Они задыхаются.      Этой ночью его мягкие губы останавливаются почти на каждом сантиметре её кожи.      Она засыпает на плече у Клауса, слушая его тихий бархатный голос, нашёптывающий что-то успокаивающее.      За всю ночь он не двинулся с места, лишь нежно гладил её по волосам и пел какую-то немецкую песенку.      Ни разу не заснул, наблюдая за безмятежно спящей на его руках девушкой, лишь только под утро ему удалось чуть-чуть задремать.      Смотря на неё, Ягер был самым счастливым человеком на свете и был уверен, что впереди у них ещё будет много чего хорошего.      Вот скажем, когда через пару недель девушка признается, что беременна. Клаус тогда станет ещё счастливее. А через 9 месяцев по квартире раздастся счастливый смех мальчика и его родителей.