ЧАСТЬ ПЕРВАЯ О К Р О В А В Л Е Н Н Ы Е Ц В Е Т Ы
Столица, ноябрь, 1993 год
Это убогий год. Конечно, для Рей каждый год убог по-своему, но 1993 год - настоящий кладезь на несчастья. Словно он находит всё более изощрённые способы превратить её жизнь в настоящий хаос. С другой стороны, Рей нельзя назвать какой-то особенной. Кажется, что никто не преуспевает в эти сложные времена. В стране не ведутся военные действия. Танки и бомбы, горящие деревни и мирные жители с размазанными по асфальту мозгами - всё это происходит по ту сторону границы. Но последствия войны – они повсюду. Страна изолирована. Экономические санкции повлияли даже на культуру и развлечения. Кинотеатры без конца крутят повторы фильмов 80-х годов, и мало что можно противопоставить бесконечным часам правительственной пропаганды на телевидении. На заправках нет топлива. Вместо этого контрабандисты продают бензин, привезённый из Венгрии и Румынии, на углах улиц в бутылках из-под Кока-Колы с ободранными этикетками. Нехватка продуктов – обычное дело; магазины давно превратились в череду бесконечно пустых полок. Рей даже не может вспомнить, когда в последний раз ела настоящий шоколад. То, что им выдают в детском доме, становится всё хуже: мясные консервы подозрительно зелёно-серого цвета, словно кто-то подделал срок годности. Рей голодает. С приближением зимы всё чаще заходят разговоры о предстоящем дефиците тепла. И Рей уже может представить это – сидя в общей комнате под одеялом, пахнущим плесенью, в темноте, с замёрзшими пальцами ног и урчащим желудком. Грёбанный 1993. Список вещей, поднимающих Рей настроение, преступно мал. Раньше ей нравилась школа. Но из-за частых забастовок учителей, неотапливаемых помещений и того факта, что большинство её одноклассников ударились во все тяжкие из-за творящегося безумия, учёба перестала быть для неё «спасательным кругом». Она перестала ходить в библиотеку. Она прочла все интересовавшие её книги. И уже больше года у неё не было денег, чтобы заказать новые. Порой она прогуливается по городу. Садится в трамвай и едет в центр. А потом бесцельно бродит по улицам, наблюдая за прохожими и, если становится слишком скучно, выдумывает истории их жизней. Ей не требуется много времени, чтобы понять, что она не обладает писательским воображением: в её мире все эти люди несчастны. Она утешает себя тем, что, вероятней всего, так оно и есть. Однако есть место, которое Рей действительно любит: музыкальный рынок. Он расположен рядом с парком с липами, за старым зданием Академии Изящных Искусств. Это импровизированное и незаконное место, как и многие другие в 1993. Самодельные будки из картонных коробок. Подержанные пластинки так сильно исцарапаны, что Рей задаётся вопросом, сможет ли их проиграть хоть один граммофон. Аудиокассеты с музыкой популярных MTV-исполнителей, где список песен написан от руки печатными буквами, - пиратство в лучшем виде. Это всё зарубежная музыка. В эти дни по радио такого не услышишь – а, может, и услышишь. Рей не уверена. Она не та, кто выбирает, какую радиостанцию слушать в общей комнате детского дома. На музыкальном рынке собираются крутые ребята. Хорошенькие мальчики и дерзкие, панковатые девчонки в кожаных куртках и ботинках Дока Мартенса. Они выкуривают по одной дешёвой сигарете на компанию и плевать хотели на нынешние модные причуды. Они смеются. Они выкрикивают тосты под пиво в жестяных банках. Иногда они поют, если кто-то из них приносит гитару. И Рей слегка пританцовывает в нескольких метрах от них, невидимая, бормоча про себя слова песни. Когда она стоит рядом с ними, кое-что становится очевидным: она не такая уж и крутая. Трудно быть частью их компании, когда находишься под опекой государства, живя в детском доме. «Но это ерунда» - думает она. С недавних пор она перестала приходить сюда в бесцельной попытке отыскать своё место. Она болтается по музыкальному рынку не просто так. У неё есть план. Она нашла старый плеер в мусорном баке – не то чтобы она рылась в мусоре, но плеер был не слишком повреждён, а она хорошо умела чинить поломанные вещи. Она копила деньги в течение нескольких недель, чтобы купить к нему кассеты. Выполняла домашние задания за других детей, бегала по мелким поручениям Ункара. Откладывала карманные деньги, вместо того чтобы купить на них сладостей на чёрном рынке. Но затем 1993 год, снова наносит удар. Говорят, что это худшая инфляция в новейшей истории человечества. Деньги в одночасье теряют ценность. Целой зарплаты не хватает, чтобы купить буханку хлеба. В ответ государство печатает новые банкноты с плохо прорисованными лицами важнейших исторических личностей. Добавляя всё больше и больше нулей. Рекорд побит – пятьсот миллиардов динаров на одной купюре. «Это действительно смешно - думает Рей, глядя на деньги, всё ещё пахнущие свежей краской. - Страна полностью прогнила, но зато они все миллиардеры». Все деньги, которые она накопила, превратились не более чем в яркую цветную бумагу. - Вчера этого было достаточно, - говорит она продавцу, который смотрит на неё из-за рядов кассет, сложенных в коробки. - Прости, малышка. – Он пожимает плечами. – Сейчас трудные времена. Тебе стоило копить в немецких марках или долларах. Те деньги, что есть у тебя, годятся лишь для того, чтобы подтереть ими задницу. Рей чувствует, как к горлу подступает желчь. Она не расплачется, думает она. Она слишком сильна для такого дерьма. - А вы не можете сделать исключение? - И погубить свою репутацию? – возражает продавец, но после его лицо смягчается. Он, кажется, искренне жалеет её, отчего Рей становится только хуже. – Это так не работает. Даже в такие ужасные времена у меня есть бизнес, которым нужно управлять. На мгновение ей хочется швырнуть банкноты ему в лицо и плюнуть на его пиратские кассеты. Но она решает, что лучше этого не делать. Это не его вина. - Я всё понимаю, - она не может придумать ничего умнее в ответ. - В следующий раз тебе обязательно повезёт, - вздыхает продавец. – И помни: если хочешь выжить в этой адской дыре, тебе нужна иностранная валюта. Рей разворачивается и уходит. «Это всего лишь незначительная проигранная битва» - утешает она себя. Ничего страшного. Она должна принять это, как и другие беды, над которыми она не властна, и продолжать жить дальше. «Найди способ обойти это. Привыкай к новым законам, переживи ещё один день». Рей отлично умеет себя успокаивать. Петь себе успокаивающие мантры. Это навык, который она совершенствовала на протяжении многих лет. Проблема в том, что неудач порой случается слишком много. Она не будет плакать. Повинуясь внезапному порыву, она подходит к мусорке и почти демонстративно выкидывает в неё деньги. Она медленно кидает скомканные купюры со слишком большим количеством нулей, одну за другой. На секунду она задумывается о том, чтобы выкинуть туда и плеер. И даже держит его над мусорным баком. Но затем передумывает и кладёт его обратно в сумку. Она долго возится с застёжкой-молнией, поскольку её пальцы внезапно стали такими неуклюжими. «Я не тороплюсь» - говорит она себе. В спешке нет необходимости. И всё же прямо сейчас она предпочла оказаться где-нибудь ещё, а не на музыкальном рынке, заполненном кассетами, которых у неё никогда не будет. И окружённым крутыми компаниями, в которые она никогда не сможет влиться. Именно в этот момент она понимает, что кто-то стоит у неё за спиной. Она замирает. - Что тут произошло? – спрашивает мужчина. - Ничего, - машинально отвечает Рей, не отрывая взгляда от своих ног. Она не сделала ничего плохого. Она в этом уверена. Но даже если бы и сделала, у этого человека – кем бы он ни был – нет ни единой причины вот так на неё набрасываться. Может, он уйдёт, если она подождёт, думает Рей. Но проходят секунды, а он всё ещё стоит на месте. Он стоит слишком близко. - Я видел, что ты сделала, - наконец говорит он глубоким голосом, от которого у неё сводит живот. – Выбросила деньги в мусорку. Люди не выбрасывают деньги просто так. «Значит, он просто зануда» - заключает она. И это снова разжигает в ней гнев. У него нет права судить её. Она почти набирается храбрости, чтобы возразить ему. Она бы дала отпор любому назойливому ублюдку. «Какая тебе разница?». Но потом она оборачивается и поднимает голову. Мужчина широкоплеч и высок. Ей приходится вытянуть шею, чтобы заглянуть ему в глаза. Его лицо трудно забыть. У него большой нос, козлиная бородка и родинки, разбросанные по коже, словно веснушки. Его тёмные волосы густые и длинные - большая редкость в эти дни. Кажется, что все сейчас предпочитают военные стрижки. Он одет в хорошо сшитое пальто, которое выглядит мягким и тёплым. И Рей внезапно вспоминает о каждом пятне на своём бежевом кардигане ручной работы. Она ловит себя на том, что слишком долго смотрит на его губы. - Это не просто пустяк. – Он качает головой. - Так скажи мне, что случилось? - Я… э-э…, - она не хочет отвечать, но всё же вынуждена объяснить. – Я только что узнала, что деньги, которые я копила несколько недель, ни черта не стоят. Я не могу купить даже пачку жвачки. - Хм, - он издаёт гудящий звук, который она находит странно приятным. – Но ты не жвачку хотела купить, как я понимаю? - Нет, - вздыхает она, вглядываясь в его лицо. – Послушайте, это были мои деньги. Я имею право делать с ними всё, что пожелаю. Он на секунду оборачивается и смотрит на продавца кассет. В его глазах появляется странная враждебность, когда просматривает картонные стенды и ряды кассет, замечает Рей. Но всё это исчезает слишком быстро. - Ты хотела кассету, - констатирует он. – И что же это было? Рей мгновенно поражается тому, насколько интимным кажется этот вопрос. Просто невероятно. Она не может вспомнить, когда в последний раз кто-то спрашивал её, что ей нравится или чего она хочет. Она чувствует знакомое покалывание в глазах. Она думала, что справилась с ним минуту назад. Она ненавидит это. - The Sisters of Mercy *, - тихо отвечает она, не в силах остановиться. Однако реакция незнакомца более чем озадачивает. - The Sisters of Mercy? – он приподнимает брови, глядя на неё слишком пристально. «Интересно, моргает ли он вообще?» – Ты слушаешь The Sisters of Mercy? Ты? Рей хмурится. Некоторое время назад в детском доме жила девушка чуть старше Рей. Она была чудаковатой и гордилась этим. В основном, она держалась особняком. Когда она влезала в драки, то кусалась, царапалась и била ниже пояса, поэтому другие дети быстро научились не трогать её. Она брила голову, носила тёмную одежду и яркий макияж, с эффектными стрелками и почти чёрной помадой. Она называла себя Асаджи-Химэ** в честь героини из чёрно-белого японского фильма. Рей никогда не видела его, но если она правильно поняла сюжет, то это была трагическая принцесса-самурай, погубленная своими же амбициями. И всё же её подданные знали, что принцесса Асаджи не так холодна и безжалостна, как ей того хотелось. Однажды Рей застала эту девушку за прослушиванием песни на английском: с глубоким мужским вокалом, успокаивающей, меланхоличной мелодией и сильным басом. Это было так гипнотизирующее, что она остановилась перед дверью бритоголовой девушки. - Мне нравится твоя музыка, - сказала Рей. - Так и должно быть. – Асаджи-Химэ кивнула. – Это отличная музыка. Не то, что эта чушь с промывкой мозгов, которую слушают остальные. Патриотические песни, мать их. После этого Рей регулярно приходила в комнату старшей девушки. Асаджи-Химэ каждый раз помогала ей открывать новые песни, с энтузиазмом переводя тексты. Музыка была о смерти, боли, потере и одиночестве. О желание быть кем-то ещё в другом месте. О жадности и рушащихся империях. О приближающихся штормах, которые были призваны забрать тебя. Всё это было таким мрачным и грустным и, возможно, слишком драматичным, но Рей находила это более близким по духу, чем ей хотелось. Но однажды Асаджи-Химэ покинула детский дом, забрав с собой музыку. Рей не скучает по ней. Это не совсем верно. Они никогда не были подругами. Хотя порой она задаётся вопросом, что же с ней случилось. Возможно, она продолжает брить голову и называет себя в честь японской злодейки. Но Рей действительно скучает по музыке. - В прошлый раз, когда я проверяла, иметь хороший вкус было законно, - наконец отвечает она странному мужчине, расправляя плечи. К её удивлению он издаёт звук, который может сойти за смех. - Нет, всё нормально, просто я этого не ожидал. Его взгляд чуть теплеет, и Рей понимает, что ей нравится удерживать его. Она изучает его лицо: ему, наверное, лет двадцать пять. Но она не может решить, выглядит он старше или младше. Может, всё вместе. - Какой альбом? Она ненадолго задумывается. - Любой, - говорит она. Но затем передумывает и быстро добавляет. – Тот, что с «Marian». - Хм. Значит «Marian». – Губы незнакомца слегка приподнимаются, и Рей предполагает, что это улыбка. – Эта песня из альбома «First and Last and Always» 1985 года. Отличный выбор. Но почему именно эта песня? У группы есть более нашумевшие хиты, чем «Marian». Рей сглатывает. По правде говоря, эта песня заставляет её испытывать настоящий спектр эмоций. Она наполняет её желанием и тоской. Она мечтает стать чьей-то Мэриан. Но она не может сказать этого вслух. Это так глупо и так по-девичьи. Она будет выглядеть полной идиоткой. - Мне нравится текст, - наконец отвечает она. Внезапно в его глазах вспыхивает искорка. Он улыбается, на этот раз по-настоящему. Его зубы неровные и слишком острые. Рей не может определить, находит она его милым или пугающим. Однако она уверена, что между ними только что что-то изменилось. Но она не может сказать, что именно. - Понятно, - кивает незнакомец. - Но тебе не следует покупать его здесь. Тебе вообще не стоит что-либо покупать здесь. Это пиратка, кассета сломается в два счёта. Лучше возьми оригинал. На мгновение ей показалось, что он над ней насмехается. Но затем его брови сдвинулись на переносице, и он выглядит искренне обеспокоенным. Похоже, у него совсем нет такта. Никаких социальных навыков. «Кто он такой, чёрт возьми», - недоумевает она. Настолько оторванный от реальности, что не может понять простых вещей. Она бедна, слишком юна и слегка напугана, а в двух шагах от неё идёт война. - Эм, - нерешительно начинает она. Она хочет, чтобы её голос звучал холоднее и увереннее, но не знает, как это сделать. – Ты сам это сказал. И ты видел, что я только что сделала. У меня вроде как больше нет денег. А даже если бы и были, где я, чёрт возьми, смогу достать альбом десятилетней давности в этой дерьмовой стране? Его челюсть сжимается, а глаза сужаются. Внезапно она понимает, что сказала что-то не то. - А ты не особо-то и патриотка, я смотрю, да? Рей чувствует, что это вопрос с подвохом. Ей требуется несколько секунд, чтобы придумать правильный ответ. Он наблюдает за ней, спокойный и непоколебимый. И она резко осознаёт, насколько он пугающе больше. - Трудно быть патриоткой в наши-то дни, - выдавливает она. - Наоборот, - хмурится незнакомец, и между его бровей залегает глубокая морщинка. – Никогда ещё стать патриотом не было так легко. Рей не нравится его ответ. Она даже не до конца понимает, что он имеет в виду, поэтому не отвечает. Какое-то время они стоят молча. Высокий незнакомец нависает над ней. Ей хочется убежать. Инстинкт подсказывает ей, что нужно развернуться и бежать. Но в то же время она хочет узнать о нём больше. Они могли бы обсудить музыку. Похоже, он немного разбирается и, откровенно говоря, Рей больше не с кем поговорить на эту тему. Эта ситуация заставляет её осознать, насколько она одинока. Она ведь готова вывесить белый флаг, только бы урвать кусочек разговора с незнакомцем. Как унизительно. С другой стороны, человек, знающий год, в котором была выпущена «Marian», не может быть таким уж ужасным, так? - Как тебя зовут? – внезапно спрашивает незнакомец. Его глубокий голос мягок, словно шёпот. - Рей. Пусть в её удостоверении написано другое имя, это именно то имя, которое выбрала она. - И сколько же тебе лет, Рей? - Шестнадцать, - лжёт она и тут же смущается. Неужели он видит её насквозь? Выражение его лица остаётся неизменным – «Похоже, что нет». - Часто здесь болтаешься? Эх. Ей действительно не следует отвечать на этот вопрос. Она не наивна. Она знает, что случайные незнакомцы, которые подходят к маленьким девочкам, чтобы задать слишком много вопросов, представляют угрозу. Особенно в эти дни. Люди исчезают в одночасье. Особенно маленькие девочки, до которых никому нет дела. Она задаётся вопросом, будут ли её вообще искать? Но независимо от того, насколько сурово смотрит на неё незнакомец или насколько причудливо высок, его полные губы заставляют его походить на мальчишку. А глаза слишком легко читаются, в них отображаются все его эмоции. Ей нравятся его глаза. И чем дольше она в них смотрит, тем спокойнее себя чувствует. Рей уверена, что этот человек – плохой лжец. - Да, - наконец признаётся она. Его хмурый взгляд смягчается, и вновь появляется то неуловимое движение губ, напоминающее улыбку. - Вот, что я тебе скажу, Рей, - говорит он, поворачиваясь, чтобы уйти. – Жди меня здесь завтра. В это же время. Я принесу тебе что-нибудь, что тебе обязательно понравится. И после этого он просто уходит. Рей смотрит, как он исчезает. Его высокая фигура выделяется в толпе. Его длинное чёрное пальто заметно дороже поношенных кожаных курток крутых ребят. Компания подростков столпилась возле картонной будки, перебирая музыку. Его походка вовсе неэлегантна. Словно его тело слишком большое, чтобы он мог управлять им. Она почти уверена, что он споткнётся. «Какой странный человек» - думает Рей. И в то же время такой мрачный, и таинственный, и такой мучительно неловкий. Ей никогда не нравилась фраза о бабочках в животе. Она находила её слишком дерьмовой, слишком банальной. И всё же именно так она себя ощущает. Лишь потеряв его в толпе, она понимает, что он так и не представился.