Hiraeth

      В последнюю неделю ноября им говорят, что школы закроют.       Конечно, всё это временно. Экономические санкции привели к нехватке топлива. Государство не может обеспечить стабильное тепло в школах, поэтому закрытие продлится до дальнейшего урегулирования. Телеведущий читает новости с серьёзным лицом. Он говорит о несправедливости санкций и мученичестве, которое должна понести страна. Ведь мир не прав, правы лишь они. Однако дети счастливы: ура самым длинным зимним каникулам в истории.       Инфляция продолжает бушевать. Ункар делает ставки на то, какую следующую историческую личность опозорят, напечатав на новейшей банкноте. Он принимает ставки только в немецких марках. Расходятся слухи о том, что творится по ту сторону границы. Города в осаде, повсюду снайперы ведут огонь, люди, не способные покинуть убежище, чтобы похоронить родных. Говорят, улицы усеяны телами. Маз больше разглагольствует, больше ругается и больше курит. В особенно плохие дни она сокрушается, что кому-то давно пора что-то сделать. Если бы достаточное количество порядочных людей вытащили головы из задниц, возможно, они бы положили конец этому безумию.       Однако в последнее время Рей уделяет мало внимания новостям.       Они встречаются каждый день.       Каждый грёбанный день.       Когда наступает полдень и раннее зимнее небо начинает темнеть, Рей запрыгивает в трамвай. От волнения у неё кружится голова. Когда она приезжает, он уже ждёт её на рынке. Она понятия не имеет, как он всегда умудряется прийти на несколько минут раньше, но её это радует. Он улыбается, когда видит её, – и мир исчезает.       - Привет, незнакомец, - дразнящее приветствует она его. – Всё ещё ждёшь того человека?       Он кивает, кончики его ушей краснеют.       - А пока я твой.       Кайло сдерживает своё обещание, и они говорят о музыке. Он видел так много групп вживую, что она больше не может запомнить названия и просит его сделать сборник. Уже на следующий день он предлагает ей кассету с ярко-красной обложкой. Названия песен написаны на ней с таким мастерством, что на мгновение она думает, что они напечатаны. Рей слушает её поздно ночью на своём чудом сохранившемся плеере, уставившись на доски двухъярусной кровати над ней. Она пытается представить себя в ночном клубе в чужой стране: месте, где пахнет табаком, пивом, потом и лаком для волос. Где люди кричат припев в унисон и танцуют, наступая друг другу на пятки. Она не уверена, хорошо ли она проведёт время или почувствуют себя потерянной в толпе. Ей интересно, что бы она почувствовала.       Он переводит для неё тексты песен. Все песни соответствующе унылы и мрачны, но она и не ожидала чего-то иного. Она может сказать, что ему это нравится. Он играет в учителя. Помогает ей открыть для себя то, что она любит, даже если настаивает на том, что его дни в клубе давно прошли. Что Рей больше всего нравится, так это слушать, как он читает вслух по-английски. Его акцент мягкий, едва заметный, лишь лёгкая хрипотца раздаётся в его голосе, когда он произносит «р». Она находит это восхитительным. Это подходит человеку, повидавшему полмира.       Она узнаёт, что Нью-Йорк не единственное место, где он был. Он побывал в Лондоне («лучшие ночные клубы»), Париже («к чёрту этих французов»), Берлине («небо там другое; облака кажутся такими близкими, что ещё немного и дотронешься до них рукой»), Риме («Ватикан переоценён, тебе следует посетить склеп капуцинов. Тысячи человеческих костей разложены, словно узор. Ублюдки с их memento mori*»), Осло («никогда бы не подумал, что скажу это, но, боже, как же я скучал по солнечному свету после нескольких дней норвежской зимы»), Санкт-Петербурге («дешёвая русская водка не такая уж и дешёвая») и даже Токио («позволь мне сказать тебе, Рей, эти японцы действительно нечто. Их технологии настолько продвинуты, что смахивают на научную фантастику. Но их общество – это старая школа и традиции, мы могли бы многому у них научиться»).       Она привыкает к нему больше, чем она думала. Всё дело в мелочах. Когда они идут рядом друг с другом, она наслаждается разницей в росте. У него большие, лопоухие уши и она подозревает, что он отрастил волосы, чтобы скрыть их. Ей нравится форма его носа, но она не спрашивает, сколько раз он его ломал. Она бы почувствовала все горбинки, если бы прикоснулась к нему, думает Рей. Его клыки слишком острые и верхний надколот, но щербинка придаёт его улыбке мальчишеский вид. Он машет руками, когда увлекается рассказом, и порой Рей задаёт ему вопрос за вопросом, просто чтобы посмотреть, как он говорит. Она даже начинает находить отсутствие в нём обаяния очаровательным. Словно его прямота делает его открытым, уязвимым. И, в отличие от других взрослых в её жизни, она чувствует, что может доверять ему. Есть вещи, о которых он ей не говорит, она знает – ну и что? Она даст ему время.       Однажды он одалживает Рей свой любимый роман. Она ожидает, что это будет русская классика или что-то из немецкой философии. Или даже фэнтези вроде «Властелина колец», которое она прочитала в прошлом году меньше чем за неделю – все три книги. Но это кое-что другое.       - Cien años de soledad**, - говорит он по-испански, протягивая ей книгу, на обложке которой изображены джунгли, поглощающие город. - Сто лет одиночества. «Это роман о политике и семейных проклятиях, - объясняет он, — и о судьбе, и о плохом жизненном выборе, и о том, что мы никогда не получаем то, что хотим».       Он говорит об этом так страстно, что она удивляется, как всё это может сочетаться в чём-то одном.       Он признаётся, что никогда не был в Латинской Америке. Не было случая. Теперь же, когда его жизнь изменилась и он больше не путешествует, он думает, что никогда её не посетит.       Может, когда-нибудь они бы вместе могли посетить её, почти предлагает Рей, но держит рот на замке.       Она не говорит о себе. Рассказывать особо нечего. Она никто из ниоткуда, конец истории. В конце концов, она признаётся, что живёт в детском доме. Услышав это, Кайло некоторое время молчит. Это маленькое чудо, учитывая его привычку задавать вопросы, на которые у него нет права. Но на этот раз он не лезет не в своё дело.       Даже если в глубине души, возможно, она хочет, чтобы он сделал это.       - Зачем ты это делаешь? – спрашивает она его холодным днём, когда они сидят в кафе через дорогу от рынка, наблюдая за киосками через окно.       - Делаю что?       Она делает глоток горячего шоколада, который он заказал для неё, наслаждаясь вкусом. Шоколад обжигает язык, но всё равно приятно покалывает от сладости. Она забыла, каково это.       - Почему ты проводишь время со мной?       Стул скрипит, когда Кайло откидывается назад. В его глазах видна паника.       - Тебе это не нравится?       Рей видит, что у неё есть власть над ним. Но она не уверена, что осознаёт её.       Да что с тобой не так, хочется спросить ей. Что с тобой случилось? Кто причинил тебе такую боль, что ты чувствуешь себя так неловко в компании девочки-сироты? Что за таинственная цель, заставившая изменить всю жизнь?       Что ты скрываешь?       Но Рей боится. Что, если став слишком любопытной, он найдёт другой способ скоротать свои дни?       - Конечно, нравится, - восклицает она. Её голос звучит бодрее, чем есть на самом деле.       - Тогда всё остальное не имеет значения.       Когда он улыбается, его щёки морщатся, а неровные зубы блестят, и её сердце так переполнено, что она не может говорить.       Рей часто задаётся вопросом о человеке, которого они ждут на рынке. Кто бы это мог быть? Она предполагает, что это бывшая девушка – кто-то красивый, утончённый, светский.       Рей слегка ненавидит её.       Ноябрь переходит в декабрь и начинается праздничный сезон.       Маз придумывает рецепт – торт «эмбарго», как она его называет. Или как приготовить десерт без шоколада, корицы, масла, орехов, молока и яиц. Только небольшое количество муки, сахара, воды, контрабандного какао, и одно яблоко для аромата. На вкус это дерьмово, но Маз уверяет, что это намного полезнее, чем батончик «Марс», от которого гниют зубы. Батончики стоят целое состояние на чёрном рынке. Они не могут позволить себе рождественскую ёлку. Ункар предлагает пойти в парк и срубить первую попавшуюся сосну, но Маз решает импровизировать. Они будут делать украшения, вырезая их из картона. Рей помогает. Она проводит утро вместе с младшими детьми: они рисуют Санту, северных оленей, леденцы на палочке и Микки Мауса и развешивают их по всем серым коридорам.       Это нелепо.       Перебои в подаче электричества становятся всё продолжительней.       - Что бы ты хотела на Новый год? – однажды спрашивает Кайло.       Рей в замешательстве. Никто раньше не спрашивал её об этом.       - Ты про подарок? Или что бы я хотела сделать в канун Нового года?       - И то, и другое, - он пожимает плечами.       Она пытается ответить, раздавленная внезапным потоком эмоций. Кто бы мог подумать, что радость может быть удушающей.       - Я… Я что-нибудь придумаю, - её голос пищит, заставляя съёжиться.       Но он смотрит на неё с теплотой в глазах и всё снова приходит в норму.       Тусклым декабрьским днём жизнь Рей летит к чертям.       Она видит Кайло издалека – он ждёт её на их обычном месте на рынке, но он не один.       Он с кем-то спорит.       Человек, с которым он разговаривает, это что-то с чем-то, думает Рей. Седой и неряшливый, ему, должно быть, под шестьдесят. Но он следует модным тенденциям, которые выглядят нелепо даже на мужчинах вдвое моложе него. В блестящем ярком спортивном костюме, громоздких кроссовках Nike и массивной золотой цепочке, заправленной под воротник. Как ни странно, но его забавный наряд не соответствует выражению его лица: в его глазах отчётливая печаль, как будто он обеспокоен – или разочарован.       Напротив Кайло – похож на клубок ярости.       Это не просто гнев. Это ярость: на его лице оскал, а волосы спадают на глаза дикими прядями. Он занимает пространство, слишком большое для угла улицы, где они стоят. Словно чёрная дыра, всасывающая в себя последние лучи солнца. Рей вспоминает, почему окаменела, когда увидела его впервые.       Она не решается подойти. Но Кайло выдаёт её. Его губы подёргиваются при виде неё. Старик поворачивается в её сторону.       - А ты кто такая? – спрашивает он.       Его глаза метаются между Кайло и Рей, а затем он хмурится. Есть что-то, что ему не нравится.       Резким взмахом Кайло даёт ей понять встать позади него. Этот жест настолько естественен, что она повинуется, не задумываясь.       - Не твоё дело, - рычит он, прежде чем Рей успевает заговорить. – Как, чёрт возьми, ты вообще меня нашёл?       Старик закатывает глаза.       - Полгорода знает, где тебя найти. – Он указывает в сторону киосков. – Малец, если думаешь, что ведёшь себя незаметно, сидя здесь каждый день, как чёртов ворон «невермор»***, возможно, тебе стоит пересмотреть свою тактику.       - Не смейся надо мной!       Слова Кайло гремят подобно грому. Мужчина делает быстрый шаг назад и смотрит на него широко раскрытыми глазами.       - Хорошо, - он поднимает руки в знак поражения. – Ладно. Тогда давай поговорим. Как взрослые люди.       Рей видит, что он боится. Действительно боится.       Бля.       - Не о чем говорить, - Кайло сжимает челюсти. – А теперь проваливай.       Но старик не двигается.       - Послушай, малец, - начинает он; его голос то ли пытается успокоить истерящего ребёнка, то ли остановить разъярённое животное. – Пожалуйста, послушай. Я знаю.       Он ждёт ответа, но Кайло просто скрещивает руки на груди и свирепо смотрит.       Когда так спорят дети в детском доме, это заканчивается дракой. Кому-то ломают нос.       - Люди говорят. По улицам ходят слухи. Я слышал, что он планирует. Я знаю, что он хочет продолжить, - старик делает многозначительную паузу. – Ещё не слишком поздно. На этот раз ты можешь поступить правильно.       Кайло почти смеётся.       - Я правильно тебя услышал? Ты говоришь мне поступить правильно?       Старик сглатывает и не отвечает, а Кайло качает головой.       - Ведь то, что делаешь ты, это так правильно, да, Хан?       Рей вздрагивает. Она впервые слышит, как чьё-то имя произносят с таким отвращением. Несколько прохожих замедляют шаг, чтобы понаблюдать за спором, но один быстрый взгляд на фигуру в чёрном заставляет их отвести глаза и быстро уйти. Кайло делает шаг к мужчине, который продолжает пятиться. Его руки всё ещё подняты вверх.       Что, чёрт возьми, произошло между ними?       - Скажи мне, какой твой любимый маршрут в эти дни? – Кайло наклоняет голову в притворном интересе. – Румыния? Венгрия? Вся дорога до Австрии?       Мужчина – Хан – прищуривает глаза, но ничего не говорит.       - Что на этот раз ты перевозишь? Сигареты? Газ? Или что-то более тривиальное, вроде сосисок или супов быстрого приготовления. Или это Нескафе и Орео?       Задетая гордость расправляет спину Хана.       - Магазины пусты. Люди голодают. Если бы мы не рисковали…       - Значит, теперь ты вроде героя? – прерывает его Кайло. – Люди голодают. Но при этом они получают зарплату в виде продовольственных талонов. Скажи мне, ты берёшь талоны за это дерьмо, которое продаёшь? Или ты просишь немецкие марки?       Старик делает вдох, чтобы возразить, но слова, кажется, подводят его. Его лицо вытягивается.       Внезапно он выглядит усталым. Весь потрёпанный и разбитый в своём блестящем спортивном костюме, как будто он съёжился у неё на глазах и постарел на десять лет. Рей почти чувствует слабый укол сочувствия.       - Малец, - Хан тянется к Кайло, но опускает руку, прежде чем коснётся его. – Прекрати это. Не уходи.       Кайло наблюдает за ним с неприкрытым отвращением.       - Я поступаю правильно, - заявляет он. – Кто-то должен. А теперь отвали.       Хан не двигается с места. Он просто стоит, глядя на Кайло с разбитым сердцем в глазах. Этот момент длится слишком долго, напряжённый, как сцена в кино. И смотреть на это так больно. Она хочет, чтобы это закончилось.       Наконец старик вздыхает.       - Как хочешь. На этот раз ты выиграл, малец, я сваливаю. Но не сдаюсь. Ты не заставишь меня.       Он поворачивается, чтобы уйти, но затем резко останавливается и смотрит на Рей.       Хан хочет ей что-то сказать, видит она. Он указывает пальцем и открывает рот, и Рей внезапно пугается того, что он может сказать. Но затем он передумывает и неодобрительно качает головой. Будто поймал её за тем, чего она не должна была делать. Или как будто он жалеет её. Она делает шаг ближе к Кайло.       На что Хан коротко машет рукой, разворачивается и, наконец, уходит. Он шагает медленно, оглядываясь через плечо, подпрыгивая вверх-вниз в своих кроссовках в неровном темпе. Требуется время, чтобы его яркий спортивный костюм исчез среди тёмных зимних пальто прохожих.       Но даже после того, как старик уходит, напряжение остаётся.       Рей смотрит на Кайло.       Она не глупа. Она знает, о чём ей следует спросить. Он должен ей объяснить, кто такой Хан и что, чёрт возьми, только что произошло. И что значит поступить правильно.       И всё же из всего разговора только одно предложение не даёт ей покоя.       - Он сказал…, - начинает она, но замолкает. Слова застревают в горле, как болезненный комок. – Кхм. Он сказал, что ты куда-то собираешься. Это правда?       Кайло не смотрит на неё, напряжённо уставившись на тротуар под ногами. Ярость ушла, словно сдулась, и он больше не кажется таким злым и угрожающим. Это тревожит её.       Он отвечает мгновение спустя.       - Да.       Что ж…       - Но ты скоро вернёшься? – Она прилагает все силы, чтобы контролировать голос. – Это просто одна из твоих поездок, верно? Ты вернёшься, полный новых историй.       Он поднимает взгляд и смотрит на неё, как побитая собака.       - Это не такая поездка, Рей.       - Пожалуйста, скажи мне, что вернёшься, - говорит она слишком бурно.       Полуулыбка Кайло переполнена страданием.       - Я… Я не знаю.       Нет.       - Но… А как же человек, которого ты здесь всё время ждал? Мы провели на рынке несколько недель. Неужели всё это было напрасно?       - Рей. - Его голос дрожит, когда он произносит её имя. – Какое-то время единственный человек, которого я здесь ждал, была ты. Я думал, ты знаешь.       Нет. Как он смеет?       Он не может сказать ей это и уйти. Он не имеет на это права.       Сраные взрослые.       - Лжец. – Слёзы щиплют глаза. У неё нет желания делать больно в ответ, не в этот раз. Он заслуживает видеть её боль. – Ты грёбаный лжец. Ты сказал, что на Новый год мы будем вместе. А теперь… Это последний раз, когда я тебя вижу?       Кайло поджимает губы.       - Я не могу на это повлиять, - говорит он, и она ненавидит его за то, что он имеет наглость казаться разочарованным. – Но это то, что я должен сделать. Пожалуйста. Постарайся понять.       - Ты не можешь оставить меня.       И Рей заливается слезами. Холодный зимний воздух щекочет её щёки. Она с трудом дышит.       - Не плачь.       - Пошёл ты, Кайло! – рявкает она, и он вздрагивает. – У тебя нет права указывать мне, что делать!       Слёзы скатываются по её горлу в шаль. И всё на вкус как соль: сопли и старая шерсть. Это даже не унизительно – часть неё рада, что этой головоломке наконец наступит конец. Теперь она будет свободна. Больше никаких бабочек в животе.       - Знаешь, что? – Рей всхлипывает, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. – Всё нормально. Все рано или поздно уходят. Все. С чего бы тебе быть другим?       Он пристально смотрит на неё. Ей приятно кричать на него. Она видит, что ему больно.       Но затем, без предупреждения, он резко шагает вперёд и обнимает её.       Это первый раз, когда он прикасается к ней.       Это первый раз, когда кто-то прикасается к ней за долгое время.       На секунду это похоже на захлопывание стального капкана. Ей хочется начать сопротивляться, оттолкнуть его. Но он обнимает её, и она чувствует тепло его пальто и запах его лосьона после бритья. И чёрт бы всё это побрал. Его тело напрягается, его бородка щекочет кончик её уха, и ей кажется, что она слышит его паническое сердцебиение. Несмотря на толстые слои одежды между ними.       Она начинает рыдать.       - Тише, - шепчет Кайло ей в волосы. – Пожалуйста, тише, Рей. Послушай, я обещаю. Я вернусь к тебе. Ты меня слышишь? Я вернусь.       Она слабо кивает, уткнувшись лицом ему в грудь. Слёзы не прекращаются и у неё течёт из носа, она точно испортит ему пальто, думает Рей. Она не знает, что делать со своими руками.       Его дыхание тёплое.       - Я не оставлю тебя. Я сделаю всё, что потребуется, и вернусь, обещаю. Так что жди меня. Не плачь и жди меня.       Его пальцы перебирают её волосы. Это мило. От этого ей хочется плакать ещё сильней.       - Рей…? Ты мне веришь?       - Да, - отвечает она.       Урод. Как будто после такого она может дать другой ответ.       Она осторожно кладёт руки ему на спину. Его пальто на ощупь пушисто-мягкое, как воспоминания об уютной игрушке, которой, как она знает, у неё никогда не было. Он обнимает её крепче, и она чувствует, что тонет. Вода смыкается у неё над головой.       - Хорошо, - выдыхает он.       Кайло приподнимает её подбородок, чтобы удержать её взгляд. Его глаза тоже покраснели, веки отяжелели, зрачки расширились, и взгляд у него несколько безумный, отстранённый, но ей нравится в нём эта напряжённость.       В фильмах подобные сцены имеют лишь один исход. И в животе у неё возникает неприятное тепло.       Она хочет вырваться из его объятий. Она ни за что не хочет отпускать.       Но потом он просто ухмыляется.       - Я вернусь к тебе, - повторяет он.       И в этот момент начинает падать первый снег 1993 года. Это, чёрт возьми, было так необходимо.