***
Тадеуш нервничает и поправляет галстук, жестом заказывая стакан воды. У него пересохло в горле. Два с половиной часа у барьера: вопрос-ответ, вопрос-ответ — пикирование — вопрос-ответ, монолог, короткая схватка, монолог — пикирование… Язык опух и почти не слушается. А ведь впереди ещё второй тур… Надо подготовиться. У него взмокла рубашка под официальным пиджаком, воротник натирает шею, но ничего не поделаешь — о том, чтобы переодеться, остаётся только мечтать. После окончания дебатов сразу — в Серебряный дворец, к королеве. Какой бы ни была новость, он сообщит её в лицо. Тадеуш жадно пьёт, не отрываясь. Горло побаливает. Только бы голос не сел, это будет совсем скверно. Он вытирает рот тыльной стороной ладони и делает знак официанту принести ещё: он никогда не пьёт на работе ничего крепче сока, но сейчас ему нужна лишь вода — залить мучительную жажду. В баре на первом этаже Дворца Советов тихо, успокаивается ноющее гудение в голове, становится легче дышать. Невдалеке бродят парами или группами советники. Кто-то отдыхает в креслах и на диванах — читает газеты. У барной стойки Тадеуш один. Не то чтобы ему сейчас было нужно общество, хотя он вообще компанейский человек, любит вечеринки и многолюдные приёмы, любит миллионные толпы, любит говорить, веселиться, работать, да просто находиться рядом с людьми. И людей самих — тоже любит. Иначе не пошёл бы в политику. Но именно сейчас ему необходимо одиночество. Небольшой перерыв — собраться с мыслями, а то голова взорвётся. Советники очевидно не в восторге от предложенной им идеи, и это ещё мягко сказано. На его стороне однозначно — только пятьдесят восемь из ста тридцати шести, вся его партия «зелёных» — меньше половины. Голосования пока не проводили, оно будет в конце второго тура, если обсуждение не затянется ещё и на третий. И всё равно… стоит рассчитывать на худшее. Всегда стоит рассчитывать на худшее. Тадеуш вцепляется в кудрявые тёмные волосы и лохматит их с каким-то странным остервенением. Думай, думай, думай… Ну же, Тед, тебя всегда считали способным парнем, так напряги мозги… Свою первую речь он уже произнёс, остаётся вторая, но хватит ли её? Он не знает. В Совете присутствуют Уолриш и его команда — большая часть «жёлтых». Опасные противники. Есть, конечно, ещё «дубоголовые», «зейкен» и прочие мелкие партии, прибивающиеся то к одному, то к другому крупному объединению, но это не так страшно. Тадеуш дёргает себя за уши и опустошает третий стакан воды. Перерыв заканчивается через пятнадцать минут. Времени совсем мало. Кто-то хлопает его по плечу и садится рядом. Тадеуш оборачивается: Касс, старый приятель, вместе учились в Академии. Тадеуш улыбается, крепко пожимает ему руку. Касс усаживается рядом. — Эй, как ты? Слышал твою речь: отжёг, как всегда. «Жёлтые» поразевали пасти, ну да к чёрту их! Ты их уделаешь во втором туре, я уверен. — Будем надеяться, — отвечает Тадеуш, подтягивая ослабившийся галстук. — Ты знаешь, у Массима острый язык. Да и Дього режет, как бритва. С ними тяжело тягаться. — Справишься, — уверенно говорит Касс и заказывает им обоим тёмный торик. — И всё равно до сих не понимаю… чего ты влез в это дело? Считай, безнадёга… нет, я знаю, ты самого чёрта уломаешь на что угодно, но, Тед… — Я просто должен это сделать. — Тадеуш смотрит в пустой стакан и не поднимает головы. — Должен. Мне пора, Касс: надо готовиться. Пожелай мне удачи. В зал Тадеуш идёт, как на казнь. Галстук жмёт; в руках — папка, слова вертятся на языке, готовые в любой момент разразиться потоком красноречия. Он готов. Наверно. Но королева ждёт хороших новостей, и он не может её подвести.***
Астори кажется, что она готова сгрызть собственную ручку от волнения. Уже три пополудни, дебаты должны были кончиться час назад! И где носит Тадеуша? Она стучит носком туфли о ножку низкого удобного кресла и смотрит в окно. На душе муторно. Он ведь обещал приехать… но когда же, когда? Она не вынесет больше ни минуты в неизвестности! Астори встаёт и меряет комнату шагами. Тикают часы, раздаётся мягкий звук впечатывания каблуков в ковёр — и только. До оторопи тихо. Астори кусает губы: не в её натуре сидеть сложа руки и ждать непонятно чего. Её разрывает беспокойство. А вдруг — нет?.. А вдруг… Стучатся. Это камердинер. Астори оборачивается, отводит пряди и читает по губам: премь-ер-ми-нистр-здесь. Тадеуш приехал. Наконец-то. Её несёт, как на крыльях, хотя ноги подгибаются от тревоги, совсем выевшей Астори за эти часы изнурительного томления. Нет. Стоп. Стоп. Остановиться, не мчаться на всех парах — куда это годится? Она не девочка — королева. Надо держать марку. Тадеуш стоит у дверей; они встречаются глазами, миг — и Астори понимает, что полностью выгорела. Сил нет совсем. Абсолютно ни на что. Она застывает, глядит на него и смазанно осознаёт, что просто рада его видеть. Как будто они вечность не встречались. Тадеуш мгновенно понимает всё — с первого взгляда, и слава Мастеру, — ему даже объяснять ничего не надо. Астори и не смогла бы. Морщится нос в редких веснушках, губы расходятся в знакомой мальчишечьей улыбке, в зелёных глазах пляшут искорки. Он кивает, и Астори чувствует, как на неё льётся поток тепла и света: — Мы победили. Кажется, она только этого и ждала, чтобы наконец позволить истощённому волнением телу сдаться: колени подкашиваются, и она падает в кресло, не отрывая от Тадеуша взгляда. Неужели. О Мастер, неужели. — Пра… правда? — выдавливает она. Он энергично трясёт головой. — К-как? — Было непросто, у нас перевес буквально в несколько голосов, до последнего шли ноздря в ноздрю — Уолриш постарался, но… но всё закончилось. Поздравляю, госпожа советница. От его глаз разбегаются мелкие лукавые морщинки, и Астори переводит дыхание. Молчит. Пробует новое звание на вкус — как оно звучит? Победа. Победа. У них получилось. — Это была… маленькая революция? — улыбается Астори, встряхивая волосами. — Да. — Брови Тадеуша радостно приподнимаются. — И мы сделали это. — Вы. Вы сделали. Даже не представляю, как вам удалось, — честно говорит она, благодарно глядя на него. Тадеуш смущённо поводит плечами, не находит, что ответить, и Астори внезапно замечает, что он всё ещё стоит, — она не разрешала ему сесть. Торопливо старается исправить промах: встаёт, шагает к нему навстречу и берёт за руку. Отчего-то сейчас это кажется самым правильным, что можно сделать, словно у неё на свете нет никого ближе его. Они вместе совершили почти невозможное… Он совершил для неё. Эта мысль бьёт током и задевает какое-то смутное чувство в душе, но Астори гонит его прочь. — Вы настоящий волшебник, — говорит она, сжимая тёплую и мягкую ладонь Тадеуша. — Если бы не вы… я… я даже не знаю, как и благодарить вас. Тадеуш опять улыбается — беззащитно и ясно. — Что вы, не стоит благодарности. Я всего лишь выполнял свой долг. Они смотрят друг другу в глаза, молчат, и то самое странное чувство неправильности опять задевает Астори по сердцу. Что-то не так… с ней. С ним. С тем, как они глядят друг на друга. Астори понимает это в одно мгновение, и становится страшно, холодно и противно. Она видит себя со стороны — глазами Джея. Нет. Ради Мастера, нет. Она не может… позволить себе этого. Астори отстраняется, заводит руки за спину и облизывает губы. Тадеуш явно растерян такой резкой переменой. Он сделал что-то не так? Позволил себе слишком много? — Что ж, вы… вы проделали хорошую работу. Я никогда этого не забуду. Спасибо, — ещё раз сухо благодарит Астори, пряча взгляд. Тадеуш не смеет больше её задерживать. Королева ясно дала понять, что приём окончен. Он не показывает, что разочарован, быть может, и сам этого до конца не осознаёт, но уносит в сердце горькое тоскливое ощущение одиночества. Наверно, виноват всё же он. Дурак. Астори смотрит на дверь, в которую он вышел, и не слышит окликающей её няни. Ей жаль. Но она никогда в этом не признается.