Королевский премьер

      Конец второго тура дебатов. Советники поднимаются, начинают расходиться: шаркают подошвы ботинок, слышится чихание и перешёптывание. Астори благодарит пожилого политика, придержавшего перед ней дверь, и вступает в прохладно-деревянное пространство коридора. Руки в перчатках уютно прижимают папку к груди. Дышится легко и весело.       Сознание победы заглушает голод и притупляет усталость.       Астори знает, что превосходно выступила сегодня, и совершенно уверена: этот старый змей Уолриш нос себе готов откусить от злости. Она довольно улыбается и расправляет плечи, откидывая голову назад. Так ему и надо. Мерзавец.       Она опротестовала законопроект, позволяющий губернатору вводить чрезвычайное положение на Севере без согласия Совета, только чтобы побесить Уолриша.       Он слишком много о себе возомнил в последнее время.       Астори видит Тадеуша — беседует с каким-то малознакомым политиком, энергично размахивая руками. Спорит. Переубеждает. Астори останавливается, отводя за уши тёмно-каштановые пряди, и смотрит на него. Он был изумительно хорош сегодня на прениях… как политик, разумеется. Говорил ясно и чётко, блестяще парировал каверзные вопросы «жёлтых», отвечал со здоровой умной злостью, от которой у Астори захватывало дух. Она бы тоже так хотела.       Тадеуш замечает её. Прощается с политиком, дружески хлопает его по плечу и, зажав папку под мышкой, направляется к Астори. Улыбается — уши слегка двигаются, расползается паутинка морщинок, зрачки теплятся лаской. Астори улыбается в ответ, протягивает ему руку. Пусть они виделись не больше пяти минут назад, но она не может отказать себе в удовольствии снова ощутить свою ладонь в его мягкой ладони.       — Ваше Величество… выступили отменно. Я впечатлён. И все наши… тоже.       — О, вы мне льстите. — Астори качает головой, смущённо вспыхивая. — Ваша речь была в разы лучше. И все это знают.       Тадеуш неопределённо поводит плечами. Ему явно неловко от похвалы.       — Не стоит, Ваше Величество… это моя работа. Вы уже собираетесь домой?       — Да… думала. Дебаты окончены.       Он прикусывает губу, и Астори, склонив голову набок, недоумённо смотрит на него. К чему он ведёт? Зачем спрашивает очевидное? Внезапно он решается: лицо светлеет, брови приподнимаются, уголки рта ползут вверх.       — А хотите… пообедаем внизу? Здесь, в баре… просто… вы ни разу не обедали во Дворце Советов, а тут хорошо готовят… может, оцените? Если у вас нет… других планов или…       Астори теряется. Он зовёт её… пообедать? Вместе? Перекусить в баре? У неё пересыхает в горле. Это не романтическая встреча, не свидание, нет, всего лишь… двое коллег собрались после тяжелого рабочего дня. Прозаично и скучно. А значит, можно согласиться — она ничем не рискует.       Кроме своего сердца.       Астори торопливо облизывает губы, скрывая волнение.       — Да… хорошо, я не… я не против. Давайте.       Покрытый веснушками нос Тадеуша морщится от широкой улыбки.       — Чудесно. Позволите?       Астори, сглатывая ком в горле, опирается на галантно предложенную премьер-министром руку. Колени подкашиваются. Ей впервые хочется, чтобы они воспользовались лифтом: кажется, если они пойдут по лестнице, она не выдержит и беспомощно повиснет на Тадеуше. Астори чувствует его одеколон — мирт и вербу, — чувствует дыхание, тепло локтя… Слишком много всего. Она пересиливает себя, чтобы не сбиться на бег.       Внизу всё ещё много народу: жизнь во Дворце Советов не утихает иногда до самого вечера. Тадеуш подводит Астори к барной стойке и приветливо машет официанту, как давнему знакомому. Астори робеет, мнёт папку. Оглядывается. Она не заходит сюда обычно, в перерыве между первым и вторым туром дебатов обедает чаще всего тем, что привозит с собой из Серебряного дворца в теплохранящем контейнере… а в баре она ощущает себя чужой. Лишней. Совсем не к месту. К ней не подходят здороваться советники, с ней не заводят бесед, не шутят, не приглашают к столикам…       Она в изоляции. Окружена стеной из почтения, недоверия и боязни.       И Тадеуш разбивает эту стену.       — Мне, пожалуйста, двойной франж с соусом пир-пир, ещё парте аль гжана… и стаканчик виноградного сока. А даме… — Он поворачивается к Астори, барабаня пальцами по матовой поверхности барной стойки. — Ваше Величество, что будете?       — Даже не знаю… то же, что и вы, наверно…       Астори плохо знает эглертианскую кухню: в классической, быть может, ещё с горем пополам ориентируется, а вот в народных блюдах и еде быстрого приготовления… откровенно никак. Если не хуже. И она очень боится попасть впросак, заказав какую-нибудь пережаренную кислятину, которой потом придётся давиться под дружелюбным взглядом премьер-министра. Тадеуш понимает это.       — Хотите попробовать кальше?       И по его губам читается: «да».       — Да, — кивает Астори. Тадеуш поворачивается к официанту.       — Даме кальше, стакан апельсинового сока и соус пир-пир. Я оплачу. Спасибо.       Тадеуш провожает её к столику, не слушая полушутливых-полусерьёзных возражений Астори, отодвигает перед ней стул и ласково щурится.       — Считайте, что это — жест благодарности за вашу сегодняшнюю блистательную поддержку. И потом, дама за обед никогда не платит. Для этого есть кавалер.       Астори снова забывает слова. Дама. Кавалер. Обед. Она опять думает не о том… нельзя терять над собой контроль. Ни за что нельзя.       — Я буквально на минуту отлучусь? — спрашивает Тадеуш, поправляя пуговицу на рукаве. — Обещал кое-какие бумаги передать…       — Да… да, разумеется…       Астори утыкается взглядом в стол, когда пола пиджака Тадеуша мимолётом касается её локтя. Зажмуривается, выдыхает. Спокойно. Есть время разобрать документы, чтобы меньше работы осталось на дом… да, она займётся именно этим.       Не смотреть, куда он пошёл. Даже не думать.       Кто-то опускается на стул напротив неё. Астори отрывается от бумаг и едва не вскакивает: на неё поглядывают тусклые глаза Уолриша, искривившего морщинистое лицо в ехидно-сочувствующей ухмылке.       — Приятного аппетита, Ваше Величество.       «Да чтоб ты подавился», — так и подмывает ответить Астори, но она берёт себя в руки. Застёгивает папку, говорит холодно:       — И вам того же. Простите, здесь занято.       — Я знаю.       Астори выразительно изгибает бровь.       — Что вам нужно? — грубо спрашивает она, но у неё нет ни желания, ни сил церемониться с этим старикашкой. Уолриш почёсывает ястребиный нос.       — Каково вам на троне, Ваше Величество?       — Явно лучше, чем хотелось бы вам. — Астори резко ударяет папкой по столу, так что гремят солонка с сахарницей. — У меня деловая встреча, так что попрошу вас…       — По-прежнему считаешь, что тебе всё по плечу?       Она нервно втягивает воздух и подаётся вперёд.       — Да, считаю, — произносит с нажимом, давая понять, что разговор окончен. Но Уолриш не унимается.       — Вам не удастся долго играть эту роль.       — Жаль будет вас разочаровать, но удастся.       — Вы ничего не смыслите в политике…       — Оставлю вас в этом приятном заблуждении.       Уолриш внезапно перегибается через стол и хватает костлявыми пальцами Астори за запястье: у той дыхание спирает от такой наглости, и она даже не может ничего выговорить.       — Не воображай, будто ты осилишь эту ношу, девочка, — бормочет Уолриш. — Ты…       — Немедленно перестаньте! — задыхается Астори, дёргая руку изо всех сил. — Я справлюсь, слышите? Справлюсь! И мне всё равно, что вы об этом думаете, я стала королевой и буду королевой, и пусть хоть вся ваша шайка встанет на моём пути, у меня получится!       — Да кто ты такая? Это смешно, послушай сама себя! Королева без короля это…       — Королева.       Лицо Уолриша искажает гримаса ярости.       — Такое самомнение не доведёт до добра.       Астори открывает рот, чтобы излить своё раздражение гневной тирадой, как вдруг сзади раздаётся спокойный, уверенный, злой голос:       — Это была угроза?       С трудом Астори понимает, что голос принадлежит Тадеушу. Уолриш замирает, ослабляет хватку, и она оборачивается: премьер-министр стоит позади, собранный, с застывшими изумрудами в глазах, со сжатыми губами и выдвинутым подбородком.       — Господин Бартон, я…       — Вы угрожаете Её Величеству королеве Эглерта, — перебивает Тадеуш, не повышая тона, и, сделав шаг вперёд, опирается на спинку стула, на котором сидит Астори. Ей становится неуловимо спокойнее. — Вы оскорбляли её — среди бела дня, при свидетелях. Вы осознаёте последствия ваших действий, ваша светлость? Пока я не привлёк вас к суду за оскорбление члена королевской семьи, потрудитесь встать и покинуть нас. И…       Астори чувствует напряжение, с каким пальцы премьер-министра стискивают спинку.       — Отпустите. Руку. Королевы. Немедленно.       Уолриш поднимается; Астори невольно разминает запястье, хранящее пять красных отпечатков.       — Вы об этом пожалеете.       — Приятного дня.       Тадеуш дожидается, пока он скроется из вида, и спешно садится напротив Астори.       — Вы в порядке?       — Да… да… — кивает она. Ей стыдно и до странности приятно. Тот ещё коктейль. Тадеуш неосознанно тянется, чтобы взять её за руку, но останавливает себя. Хмурится. Кусает губы.       — Он… часто так?       — Пару раз бывало.       Они молчат. Астори, опустив голову, разглядывает собственные перчатки, Тадеуш тяжело размышляет. Их спасает официант, принёсший обед. Неизвестное блюдо, название которого Астори успевает забыть, напоминает завёрнутую в лаваш копчёную колбасу, обильно политую соусом; пахнет остро и очень аппетитно. В животе слабо урчит. Она уже очень давно не ела.       Тадеуш тянется за салфеткой, вздыхает, позволяет себе расслабить плечи.       — Думаю, нам обоим стоит…       Его слова заглушает сдавленный звук взрыва. По зданию проходится толчок — дребезжат солонка и сахарница. Астори распахивает глаза, переглядывается с Тадеушем… её подбрасывает на стуле. Что случилось? В чём… в чём дело? Интуиция твердит: происходит нечто ужасное.       Она должна быть там.       Астори, позабыв о папке, бросается на улицу, едва не падает, поскользнувшись на каблуках. Тадеуш еле-еле поспевает за ней. Полы его пиджака и галстук развеваются.       Перед Дворцом Советов ветрено, холодно — пробирает до костей, обдувает разгорячённое лицо — и шумно. Гудят искорёженные машины; кричат, плачут, стонут люди. Астори не видит картину в общем, только — обрывками, деталями, подробностями. Вот — высыпавшие вслед за ней на улицу советники. Вот — тёмно-красные пятна на бордюре. Вот — болезненно пульсирующая сирена «скорой». Ветер в ушах. Смазанный гул, неистовая адская какофония. Астори встряхивает головой, моргает. Нет. Сосредоточиться. Сосредо…       Чёрная дыра — посреди творящегося хаоса. Большая. Дымящаяся. Развороченная.        «Бомба», «терракт», «проклятые северяне»…       Её машина.       Астори видит, как стекает на камни мостовой липкая кровавая слякоть, когда-то бывшая её водителем.       Кто-то касается её спины. Тёплые осторожные пальцы.       — Ваше Величество…       Астори шатает, но она расставляет ноги, сохраняя равновесие, сжимает кулаки и глотает: медленно и тяжело. Её мутит. Язык немеет от подкатывающей тошноты.       — Полици… — Моргнуть, схватиться за виски. — Полицию… вызвали?       Тадеуш бережно берёт её под локти, не давая упасть.       — Ваше Величество, вы не должны этого…       — Полицию… — В глазах темнеет. Астори ловит ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. — Вызовите… сейчас же…       Тадеуш держит её. Она откидывается назад, упираясь туфлями в асфальт. Чужие руки дают силы.       — Полицию…       Тадеуш держит её.