Королевский премьер

      Тадеуш привык просыпаться рано; правда, для него рано — это часов в девять утра. В самый раз. Лучшее время, чтобы начинать работу. Ещё раньше — можно, но уже труднее, а если позже, то целый день болит голова. Годы учёбы в пансионате и Дипломатической Академии приучают к порядку. Тадеуш уверен, что если на полноценное питание можно махнуть рукой, то строгий режим дня необходим. Остаётся только убедить в этом Эйсли.       А она упорно не желает слушать.       Он слегка вздрагивает, просыпаясь, открывает зелёные, мутные со сна глаза и скользит расплывчатым взглядом по стрелкам на старом будильнике. До официального подъёма целых семь минут. Можно подремать, поваляться в нагретой солнцем постели, но Тадеуш пересиливает себя. Надо приниматься за дела. Ему предстоит по-быстрому принять душ и глотнуть кофе перед тем, как разбудить Эйсли. Она та ещё соня. Наверняка не ложилась вчера до трёх ночи, хотя он её просил… Что за девочка.       Он шлёпает тапочками по паркету, зевает, чешет затылок. Ванная на первом этаже. Тадеуш осторожно спускается, стараясь не шуметь. Пусть Эйсли поспит ещё лишних двадцать минут… в её возрасте сон особенно важен. Тадеуш старше её всего на одиннадцать лет, но ему иногда кажется, что между ними лежит вечность — он чувствует себя гораздо старше по отношению к этому непоседливому капризному ребёнку. Словно пару десятков лет прибавляется.       Душ помогает растормошиться, освежает, прочищает мозги. Тадеуш трясёт мокрой головой и отфыркивается. Неторопливо открывает окна в зале и гостиной, ёжится под струями проказливого июньского сквозняка и, включая телевизор, просто чтобы гудел на фоне — давняя привычка, спасибо работе, заставляющей держать ухо востро, — принимается варить кофе. Себе. Эйсли пьёт только зелёный чай… по крайней мере, на завтрак. Тадеуш мельком взглядывает на телеэкран, прислушивается к новостям. В офисе его уже ждёт отчёт о самых важных событиях, произошедших за последние семь часов — секретарша постаралась. Она у него молодец.       Тадеуш смотрит на часы. Пора будить Эйсли, иначе она проспит всё на свете, не только первую пару. Берёт чашку с дымящимся крепким кофе, поднимается наверх, мешая ложкой сахар, и вежливо стучится в комнату Эйсли.       — Доброе утро!       В ответ — ни звука. Тадеуш стучится громче, стараясь не расплескать кофе.       — Доброе утро! Вставай, Эйс!       Раздаётся бурчание сердитого медведя, прервавшего спячку посреди зимы. Эйсли по утрам только так и общается. Тадеуш закатывает глаза, привычно улыбается и открывает дверь, громко предупреждая с порога:       — Подушку не кидай, у меня горячий кофе в руках!       На кровати сидит измятая, недовольная и встрёпанная Эйсли. Кичка из ореховых волос сбилась набок, большие зелёные глаза смотрят раздражённо и с упрёком, рот негодующе поджат; она скрестила ноги, сжимает подушку в нежно-салатовой наволочке с вышитым единорогом. Щурится. Тадеуш ставит чашку на столик и подходит к кровати, миролюбиво треплет Эйсли по косматой голове. Она саркастично хмыкает.       — Тебе пора собираться в университет.       — А ничего, что надо стучаться, а?       — Я звал тебя.       — Ага, вопил под дверью. — Эйсли встаёт, подтягивает розовую майку, которую так и не сняла перед сном (отрубилась в одежде, догадывается Тадеуш), и показывает ему язык. — Не посмотрю в другой раз, что премьер-министр, и… и защекочу.       Тадеуш морщит нос, улыбается.       — Поторопись. Я начну готовить завтрак.       «Поторопись» — это явно не про Эйсли. Она на сорок минут пропадает в ванной, и, когда потерявший терпение и спаливший яичницу (ну отвлёкся на новости, с кем не бывает!) Тадеуш совсем невежливо колотит в дверь, он слышит лишь бешеный грохот воды — Эйсли всегда выкручивает краны на полную — музыку и пение. Эйсли поёт в душе. Постоянно. Сколько он её знает. Тадеуш сдаётся, постояв у ванной и выкричавшись, и идёт на кухню. Кто-то же должен спасти их завтрак. И вот надо же было такому случиться, чтобы именно сегодня домработница взяла выходной…       С завтраком всё идёт из рук вон плохо, так что Тадеуш достаёт из холодильника остатки вчерашнего ужина и наскоро разогревает их. Из ванной наконец-то выходит Эйсли: жемчужные серьги, косички, рваные шорты, топик, туфли-лодочки и тяжёлая вязаная шаль. Тадеуш давно убедился в неспособности Эйсли следовать хоть какому-нибудь единому стилю. Она просто такая, как есть, чуточку сумасшедшая, своевольная, озорная и совершенно неуправляемая. Тадеуш постиг это на собственном опыте. Он пытался было её контролировать, но очень быстро понял, что ничего из этого не выйдет, и смирился. Лучший способ уживаться с Эйсли — приглядывать со стороны и оберегать от совсем уж откровенных глупостей.       — В следующий выходной готовишь ты. — Тадеуш бросает на спинку стула полотенце и уносится переодеваться наверх. Он почти опаздывает! Только этого и не хватало… Носки в тумбочке, рубашка на вешалке… Спешно натягивает брюки и рубашку, накидывает пиджак и замечает, что галстука нигде нет. Но куда же премьер-министр — и без галстука? Тадеуш мечется туда-сюда по спальне, разрывает аккуратно сложенные вещи в ящичках, устраивает настоящий кавардак, но ничего не находит. Минуты утекают, как вода. Нет, он не может прийти без галстука, ни за что! Тадеуш выбегает в коридор, перевешивается через перила и кричит:       — Эйсли, ты не видела мой галстук?       — У тебя их сотня, Тед! Какой из? — доносится с первого этажа.       — Чёрный в красную полоску!       — Широкий или узкий?       — Узкий! — в отчаянии уточняет Тадеуш. Длящееся секунду молчание пронзает сердце насквозь.       — Ах, этот!.. — В повеселевшем голосе Эйсли слышится облегчение. — Так я его на стирку отправила. Вчера.       Тадеушу хочется вцепиться в волосы и завыть. Ну вот почему ему так ужасно не везёт сегодня?       — Эйсли, мы отправляем вещи в прачечную по выходным, а не в середине недели, когда ты уже запомнишь! Четверг, а я без галстука! И что мне делать теперь?       — Ой, да возьми любой другой, — отмахивается Эйсли с преступным легкомыслием.       — Но этот был особенный! Он шёл к пиджаку!       Тадеуш кидается в гардеробную, чтобы подобрать пусть самый плохонький, но галстук и успеть его завязать, когда его догоняет ехидный полушутливый вопрос: «Да кого ты собрался там очаровывать, в своём министерстве?»       В министерстве — никого.       А вот в Серебряном дворце…       Времени на раздумья и завтрак почти не остаётся; Тадеуш наскоро допивает остывший кофе, перекусывает, надеясь плотно пообедать в Доме Советов, и бросает Эйсли, которая листает ленту социальных сетей:       — Я уже вызвал машину, она подъедет через минуту. Пойдём.       Он придерживает дверь, пропуская Эйсли первой в салон, и, усаживаясь следом, называет водителю адрес: «Государственный университет». Каждый житель Метерлинка знает, где он находится. За окнами проносится утренняя оживающая столица; Тадеуш листает газету, которую не успел прочесть за завтраком, и барабанит пальцами по кожаному дипломату. Эйсли чмокает жвачкой, слушая музыку в наушниках. Потом оборачивается и трогает его за руку.       — Тед, меня девочки на тусовку сегодня позвали…       — Как в прошлый раз, да? — осведомляется Тадеуш, пробегая глазами первую полосу.       — Ну что как что, так сразу как в прошлый раз! — ощетинивается Эйсли, чувствуя свою вину. — Ну погуляли, ну… Тед… Те-е-ед… ну отпустишь?       Он вздыхает.       — Отпущу… Прошу об одном: звони. Если уж напиваешься, оставляй мне адрес, откуда можно тебя забрать. И к полуночи чтобы была дома, иначе оставлю без карманных денег на два месяца.       — На один.       Тадеуш знает: Эйсли неисправима.       — На полтора. Идёт?       Машина останавливается не у многоэтажного здания университета, похожего на слоёный торт, а немного подальше, за углом, там, где меньше зевак. Эйсли торопливо распахивает дверь:       — Всё, я пойду, до вечера.       — Куда! — Тадеуш ловит её за сумку, притягивает обратно и ласково щипает за нос. — А поцелуй в щёчку? Давай-давай!       Эйсли с показным раздражением закатывает глаза, но позволяет чмокнуть себя. И убегает. Скрывается в толпе студентов. Тадеуш провожает её взглядом, снова раскрывает газету и произносит:       — В министерство.       В его работе ни один день не похож на другой. Никогда нельзя узнать точно, что случится, с кем придётся говорить, куда ехать; пусть его расторопная секретарша — настоящее золото! — и составляет его расписание на недели вперёд, но кому, как не политику, понимать, что одна-единственная минута может изменить столетие. Сегодня, правда, всё на удивление мирно. Тадеуш невольно ищет подвох. Фауш ди Мульниче, бывший премьер-министр, его наставник и второй отец, часто любил повторять: «Если до обеда небо чистое, после обеда начнётся Четвёртая мировая».       В три пополудни Тадеуш едет на обычную еженедельную встречу с королевой. Третий камердинер у дверей просит немного подождать — Её Величество занята, она примет его через пять минут. Тадеуш кивает и послушно остаётся в коридоре, рассматривать портреты на стенах и любоваться вычищенными рыцарскими доспехами. Он не спрашивает, чем занята королева. Ему незачем знать. Его долг — доверять и служить.       До последнего вздоха.       Тадеуш всё ещё жалеет, что Эйсли отдала его любимый галстук в стирку. Он стоит с папкой под мышкой и посматривает на наручные часы, беззвучно отсчитывая секунды до встречи. Камердинер в кресле рядом клюёт носом. Тадеуш совершенно не понимает, как можно спать, зная, что совсем близко, за стеной, буквально в двух шагах находится она. Королева…       Тишину дворца нарушает топот маленьких ножек. Тадеуш выныривает из раздумий и чувствует на себе серьёзный взгляд голубых глаз. Перед ним стоит Его Высочество наследный принц Эглерта Джоэль — и просто пухлый малыш с пушистой головкой и паровозиком в руке.       — Вы плишли к маме? — строго спрашивает мальчик. Тадеуш не сразу находится с ответом.       — Да, Ваше Вы… да.       — Вы… плимель-министиль?       Тадеуш улыбается, откладывает папку и садится на корточки перед принцем.       — Именно. Меня зовут… Тадеуш. Просто… Тед, если хочешь.       Джоэль хмурится — совсем не по-детски.       — Я знаю, как вас зовут, — заявляет он. — Мы с Лу видели вас по телевизолу.       Тадеуш молчит. Не знает, что можно ответить. Джоэль крепче перехватывает паровозик и внезапно говорит:       — Это вы всегда забилаете нашу маму?       У Тадеуша сдавливает горло. Он кашляет, приоткрывает рот, и ему становится стыдно и страшно.       — Она к вам уходит и иглает, а с нами не иглает. Не забилайте её, пожалуйста. Она сталая и вам не нужна. Она нам нужна.       От необходимости отвечать ошарашенного Тадеуша спасает первый камердинер — он приоткрывает дверь.       — Её Величество ожидает вас, господин Бартон.       Он почти бежит; галстук давит на шею. Он никогда прежде не задумывался о том, что чувствуют и как живут осиротевшие дети королевы после смерти отца и восшествия матери на престол. Полное игрушек, сладостей, нянек и уроков рецанского детство, так похожее на его собственное, казалось ему лучшим из возможных вариантов… при том, что других-то и не было. Сейчас Тадеушу словно содрали кожу с сердца.       — Господин премьер-министр?       Он видит королеву, останавливается, прячет своё смущение в поклоне и вновь возвращается к ней глазами. И забывает всё. Неурядицы сегодняшнего утра, тревогу в офисе, чувство вины после беседы с принцем… Она вознаграждает его сторицей. Прямая узкая юбка бордового цвета, безукоризненно белая рубашка с подвёрнутыми рукавами, тонкая золотая нить на смуглой шее, каштановый водопад, струящийся на расправленные плечи, и решительный взгляд тёмно-карих глаз… в которых светятся тревога и злость.       Кто-то посмел обидеть его королеву.       — Ваше Величество, я…       — Вот. — Она без лишних слов вручает ему газеты. — Свежий послеобеденный выпуск. Почитайте.       Предчувствуя недоброе, Тадеуш бегло просматривает первую же страницу… и мигом понимает всё. Его прошибает холодная ярость.       «Королевский премьер: две головы одной страны».       — Уолриш опять постарался. — Королева кусает губы. — Он сдержал своё слово. Там много интересных рассуждений, вы читайте-читайте…       Тадеуш молча сворачивает газету и стискивает зубы, нервно сжимая потные ладони в кулаки. Довольно. Старый лорд заплатит за каждую лишнюю морщинку на усталом лице напротив.       Никто не может причинять боль его королеве безнаказанно.