Королевский премьер

      Тадеуш завязывает галстук у зеркала. Хмурится, покусывая губы, шёпотом ругается, распускает его и пытается затянуть заново. Не выходит. Сегодня у него явно руки не из того места растут… обычно получается сразу. Утром он вообще справляется на раз-два, Эйсли даже свой зелёный чай не успевает отпить. А сейчас… наверно, он просто нервничает. Из-за всего.       День выдался не из лёгких.       Во-первых, с Эйсли явно происходит что-то неладное в последнее время: она почти не ест, сидит на одном чае, жвачке и дурацких фруктовых сосульках, возвращается за полночь, разговаривает мало и неохотно и запирается у себя в комнате. Раньше она никогда так не делала. Тадеуш думал, что они доверяют друг другу. Они лишь недавно начали тесно общаться, с тех пор, как он согласился приютить Эйсли у себя на время её учёбы в университете, но Тадеушу казалось, они неплохо ладили в прошлом, в те короткие промежутки времени, когда он возвращался к отцу на каникулы. Ему нравится Эйсли — в ней полно юношеской здоровой энергии, и она хлещет через край. Она не стесняется себя. Она идёт вперёд и улыбается жизни… как истинная южанка.       Ей повезло. Во многом. И Тадеуш готов на всё, чтобы везло и дальше.       И потому он волнуется.       Во-вторых, сегодня звонила мама. В пятый раз за неделю. Тадеуш хотел было сказать секретарше, чтобы та отговорилась, будто он на приёме в Серебряном дворце или на совещании, но решил, что это будет совсем уж неправдоподобно. Надо выдумать что-нибудь новенькое. Аудиенция у королевы? Неплохо. Вряд ли мама станет проверять, а если и станет… Тадеуш подавил вздох. Нет. Он беседовал с ней всего дважды за прошедший месяц. Отец бы такого поведения не одобрил.       Он поднял трубку, постукивая костяшками пальцев по столу.       — Да, мама. Нет. Я в порядке. Да. Позавчера. И нет, не ходил. Да, мама. Нет, мама, не нужно. Дождись Пуэля. Пожалуйста. Именно, мама. До свидания. И я тебя, мама.       Тадеуш любил свою мать… когда-то. Ещё до того, как они разъехались с отцом и появились Лумена — у отца, и Усто, Сальво, Эрион, а потом Пуэль — у матери. Он был ребёнком… но это никогда никого не волновало. Ребёнок, слишком рано выучивший, какие запретные слова могут сломать жизнь в одно мгновение, слишком хорошо понимающий, кто свои, а кто — чужие, ребёнок, знающий, как несправедливо и криво поделен мир на Север и Юг, на ненужных и особенных, на беспомощных и имеющих право. Ребёнок, переставший быть ребёнком в пять с половиной.       Его семье пришлось переехать, чтобы обеспечить ему достойное образование и путь наверх: в Эглерте даже деньги — очень большие деньги — не могут заставить общество закрыть глаза на происхождение.       Тадеуш думает об этом и воюет с непослушным галстуком, выскальзывающим из пальцев. Глубоко вздыхает. Сквозь шторы просвечивает луна, розовато-мартовская, застенчивая, как невеста, окружённая ажурным молочным сиянием. Блестят пылинки на ковре. Лампа не горит. Астори, сидя на кровати, застёгивает пуговицы на рукавах, встряхивает головой, смотрит на мнущегося у зеркала Тадеуша и улыбается. Волосы каштановым водопадом рассыпаются по спине. Она легко встаёт, подходит, поворачивает измученного бесполезной борьбой Тадеуша к себе — и по-хозяйски берётся за галстук.       — Давай я.       Астори справляется в два счёта, поправляет ему воротник и, приподнявшись на цыпочках, целует в нос. Тадеуш касается губами её ладони.       — Спасибо. Я сегодня что-то сам не свой.       — Пожалуйста. Я долго тренировалась на Джее, он никак не мог управиться с галстуками…       Она осекается на полуслове, отнимает руку и сглатывает. Взглядом отыскивает отвёрнутую к стене фотографию мужа в рамке около кровати. Прикусывает губу. Тадеушу не нужно оборачиваться, чтобы понять, на что она смотрит: он спиной чувствует незримое присутствие Джоэля, ныне покойного наследного принца Эглерта. Ничего не говорит. Он привык, что между ним и королевой неизменно третий — её мёртвый супруг: в мыслях, на портретах, в лицах детей, в нечаянно оброненных фразах… там, где нет места Тадеушу.       Деловые отношения. Во Дворце Советов, в кабинете, в спальне… деловые отношения. По пять часов два раза в неделю и затем снова, круглосуточно — официальные поклоны, подчёркнуто-вежливые обращения, сотни подстерегающих взглядов…       Он согласился на это. И жалеть не о чем.       — Пусть водитель заедет за тобой через полчаса, а мы… выпьем чай. У меня есть шоколадные печенья. Хочешь?       — Хочу, — кивает Тадеуш.       Они располагаются в кабинете: Астори вытаскивает вазочку со сладостями, вынимает чайные пакетики и расставляет чашки. Тадеуш барабанит пальцами по колену.       — Как вы?.. — спрашивает он и умолкает. Оба понимают, что он имеет в виду. Встреча с отцом, после которой Астори возвратилась с очередным сердечным приступом, произошла три месяца назад, а она всё ещё не может о ней забыть. Тадеуш беспокоится. Как он и боялся, правда не принесла облегчения.       Потому что такая правда Астори не устраивала, и она решила игнорировать её.       «У меня нет отца. Нет. Я не желаю больше слышать о нём».       И они притворялись, будто ничего не случилось.       — Отлично, — тяжело произносит Астори. — Мне не звонили: ни начальник тюрьмы, ни… словом, никто. А тебе?       — Мне тоже.       Она садится напротив Тадеуша и сжимает его ладонь.       — Значит, он всё же… не рассказал, что я?..       Он пожимает плечами и вздыхает.       — Остаётся надеяться на это. Вероятнее всего, ваш… господин Лун не раскрыл никому вашего с ним родства, но он может шантажировать вас.       — Нет, не думаю. — Астори поджимает губы. — Я бы… не стала.       — Но вы — не он.       — Я его дочь. И если мы хоть в чём-то похожи… если он не рассказал до сих пор, то вряд ли вообще расскажет.       Тадуеш берёт её руку в свою, гладит пальцы.       — И тем не менее нам стоит обезопасить себя. Хотите, я поеду… один… поговорю с ним, уверюсь, что…       — Нет, — отрезает Астори. — Я не желаю, чтобы ты встречался с ним… и сама больше никогда не поеду в Аштон. Хватит. Я знаю, я виновата, надо было послушаться тебя… как обычно, но… это в прошлом. Он в прошлом… навсегда. И мы больше не заговорим об этом, ясно?       У Тадеуша есть, что сказать, но только кивает и молчит. Прикусывает язык. Он повинуется своей королеве, потому что не может и не желает противоречить… даже когда она неправа.       Он лишь единожды пошёл против неё — в вопросе об объявлении чрезвычайного положения на Севере.       Но он просто не сумел проглотить эту новую горькую пилюлю. Не сумел предать Север.       — Чай остывает, — произносит Тадеуш и тянется за печеньем.

***

      Тадеуш ждёт её у выхода из зала совещаний: сжимает под мышкой папку, кивком прощается с коллегами и словно невзначай отыскивает Астори взглядом. Изгибает брови: готова? Она быстро облизывает губы, оправляя юбку. Моргает: да. Астори шагает ровно, выцокивает каблуками по гулким плитам; рукам в перчатках жарко от охватившего тела знобливого мандража, плечи слегка подрагивают, подбородок вздёрнут, глаза прищурены.       Они с Тадеушем идут по коридору, беседуют вполголоса, и перед ними расступаются советники. Никто не смеет их окликнуть. Её Величество и «королевский премьер» — эта кличка намертво прилепилась к Тадеушу — такой же спаянный воедино тандем, как луна и звёзды: одна светит, другой оттеняет. Представить их по отдельности сложно. Где королева, там премьер-министр.       — Вы убеждены, что именно сегодня? — тихо уточняет Тадеуш, склонившись к её уху.       — Да. — Астори отводит со лба вьющуюся тёмно-каштановую прядь и глядит на золотые наручные часы. — Вам через час надо быть на встрече с журналистами… а я управлюсь сама.       — Точно?       Астори ниже его на полголовы, но когда она поворачивается, Тадеушу кажется, что она смотрит на него сверху вниз. Астори улыбается краем рта. В зрачках беснуется огонь.       — Вы думаете, я не сумею раздавить гадюку? — Она расправляет плечи. — У меня достаточно острые каблуки.       Тадеуш всё равно сомневается и не торопится уходить. Переминается с ноги на ногу.       — Я сказала, что вы свободны, — отчеканивает Астори. — Вы слышите, господин премьер-министр? Сво-бод-ны.       Тадеуш улавливает отчаянно-стальные нотки в её тоне — так Астори говорит каждый раз, когда считает, что проявила свою власть недостаточно явно и ей могут не подчиниться, поставить её авторитет под сомнение, а значит, посягнуть на её самостоятельность и корону — оглядывает её с головы до ног и отдаёт поклон.       — Хорошо, Ваше Величество.       Астори остаётся одна. Она цокает языком, проводит ладонью по пуговицам тёмно-бежевого пиджака и рвано вдыхает. Пора. Она терпела долго… очень долго. Но даже королевскому терпению приходит конец.       Уолриш сидит на диване в тёмном углу коридора и читает. Астори отчётливо видит его ястребиный профиль, морщинистую кожу, длинные пальцы с жёлтыми ногтями и набухшие старческие веки. Сердце глухо стучит в груди. Тише, тише… ещё рано. Астори пробует воздух на вкус, облизывается, дышит полуоткрытым ртом.       Вперёд.       Она приближается звенящими широкими шагами, останавливается, глядит на плешивеющий затылок. Уолриш её не замечает или делает вид, что не замечает. Астори хочется рассмеяться.       — Ваша светлость?       Он окидывает её желчным ядовитым взглядом. Закрывает книгу.       — Ваше Величество? Признаться, не ожидал, что вы решите составить мне компанию. Присядете?       — Нет, благодарю. Напротив — советую вам встать, когда с вами говорит королева.       Уолриш с ухмылкой хлопает себя по коленям, встаёт и нарочито низко кланяется.       — Довольны?       — Почти. — Астори опускает руку в сумочку, нашаривает телефон. — Я читала очередную статью в «Южном вестнике». Любопытно. Ваших друзей заслуга?       — У вас нет доказательств.       — Ваш почерк хорошо узнаётся, поверьте. Ваша светлость, я полагала, вы образумились… идти против монарха — проигрышная политика, вам не кажется? Так нравится быть в оппозиции?       — Ты не монарх, — внезапно шипит Уолриш, тряся подбородком. — Ты… ты самозванка! Разве ты не видишь, что происходит с Эглертом? Ты разрушаешь всё, что династия Арвейнов строила столетиями!       — Я тоже Арвейн.       — Нет! — Он захлёбывается слюной. — Ты выскочка! Эглерту нужен король! Женщины не могут совладать с государством!..       Астори вскидывает голову и пронзает его долгим холодным взглядом. Сердце колотится.       — Я стою тысячи мужчин, — по слогам произносит она. — И я не советую вам, лорд Уолриш, сомневаться во мне… или в моей смелости. Женщинам не нужен мужчина, чтобы быть сильными, свободными… и счастливыми. Мы без вас можем. А вы без нас… нет.       — Вы очень самонадеянны.       — Не более, чем того требует моё положение.       Уолриш кривится.       — Это не доведёт до добра… женщины не должны управлять, они не созданы для этого. Ни разу в истории Эглерта женщина не становилась монархом! Посмотрите, до чего вы довели народ — до бунта! Вы чужая здесь. Всегда будете чужой. Рано или поздно тебя вышвырнут из страны… ты не королева, ты… девчонка на троне! Пошла против всего, что дорого эглертианцам, попрала наши законы и традиции, переписала конституцию… Женщины не могут править. Они подчиняются, они… слабый пол.       Астори нервно улыбается.       — И они больше всего от этого страдают. — Она достаёт телефон, нажатием пальца отключает диктофон и медленно хлопает, глядя, как округляются глаза Уолриша. — Браво, ваша светлость. Бодрая речь. Вы талантливый оратор. Надеюсь, судьи это оценят.       — Ты… ты…       — Замолчите и проявите больше уважения. — Астори проводит языком по нижней губе. — Вы только что открыто оскорбили правящего монарха. Вы делали это и ранее — господин премьер-министр подтвердит. Если суд признает вас виновным — а он признает, — вам грозит лишение титула, имущества и высылка за пределы столицы, а то и Эглерта.       — Ваше Величество… — Уолриш с трудом овладевает собой. — Вы ведь не…       — Нет. Пока. В наше трудное время членам королевской семьи стоит держаться вместе. — Астори вертит телефон в руках. — А эту запись я оставлю у себя на всякий случай, чтобы вы не забывали, кто здесь королева. Женщины слабый пол… и в этом наша сила.       Она поправляет сумочку, свисающую с локтя, и с её лица исчезает улыбка: брови сходятся надо лбом, золотистые крапинки в глазах вспыхивают, рот сжимается в бледную ниточку.       — Это ещё не война, лорд Уолриш. Предупреждение. Но если вы хотя бы подумаете навредить мне или моим детям… война будет. И тогда никто не сможет остановить меня.       Она выпрямляет спину.       — Я королева Эглерта. И да сохранит Мастер того, кто этого ещё не понял. Ваша судьба в моих руках, лорд Уолриш. Вам это ясно?       Взгляды — как два кинжала. Напряжённая тишина. Он скрипит зубами и — кланяется.       — Да, Ваше Величество.