Королевский премьер

      Тадеуш в нерешительности мнётся перед дверью кабинета. Он всегда немного волнуется перед встречей с Фаушем, благоговеет перед ним, испытывая почти молитвенный трепет; Фауш заменил ему отца, когда молодой и амбициозный Тадеуш с красным дипломом Академии в руках ринулся штурмовать МИД. Он был неопытен, горяч, считал, что сумеет перевернуть мир, если только очень, очень сильно постарается… Впрочем, Фауш говорит, что он и сейчас ничуть не изменился.       Внешне, по крайней мере, он всё тот же; Тадеуш мельком взглядывает на себя в зеркало, приглаживает непослушные тёмные волосы. Невысокий, с угловатыми плечами, пружинящей походкой и редкими размывами веснушек на чуть вздёрнутом носу. Когда-то он пользовался успехом у женщин… до знакомства с Астори. У Тадеуша за плечами полно лёгких романов без обязательств с хорошенькими студентками, миловидными секретаршами и очаровательными атташе. Он смазлив и остроумен — этого обычно хватает, чтобы приглашение на чашку кофе обернулось поздним ужином в спальне.       Но не в случае с Астори.       Тадеуш вздыхает. Ему следует меньше думать о ней.       Он входит в кабинет; навстречу ему с диванчика поднимается грузная приземистая фигура Фауша, располневшего и полысевшего с тех пор, как он расстался с креслом премьер-министра. Тадеуш жизнерадостно улыбается своему наставнику. Тот трясёт двойным подбородком.       — Здравствуй, мой мальчик, здравствуй. Навестил-таки старика, я уж и не чаял тебя дождаться…       Они жмут друг другу руки и усаживаются за низким столиком из дорогого красного дерева. Тадеуш здесь не впервые. Он частенько наведывается к экс-премьеру в его особняк. В загородных апартаментах Фауша светло и просторно; есть тренажёрный зал, библиотека, зимний сад, площадка для игры в бутрел — словом, всё, чтобы обеспечить себе достойную старость и спокойно дожить свой век, зная, что ты добросовестно отработал двенадцать лет на службе у государства. Пожалуй, Тадеуш не отказался бы закончить свою карьеру… так. Но навряд ли сможет.       Ему постоянно кажется, что он чего-то не доделал, что он мог бы лучше.       — Как поживаете? — спрашивает он, поудобнее устраиваясь в кресле и закидывая ногу на ногу. Фауш разводит руками.       — Как все старики на пенсии — читаю газеты, смотрю с женой сериалы и держу прописанную врачом диету.       Тадеуш качает головой с мягкой усмешкой и щурится от скользнувшего по глазам солнечного луча.       — О, уверен, вы до сих пор держите ухо востро.       — Боюсь, сынок, я стал совсем тугоух. Ифинша давно советует сходить к отоларингологу.       Это их привычная игровая разминка, упражнение в шутливом красноречии и дружеском светском зубоскальстве. Своеобразная разрядка. Жена Фауша, полногрудая и задорная хозяюшка Ифинша, приносит им чай со сладостями, гладит мужа по голове, перебрасывается парой ласковых комплиментов с Тадеушем и скрывается, мелко семеня. Прикрывает дверь.       Они остаются наедине. Бывший учитель и бывший ученик.       Фауш берёт чашку; Тадеуш следует его примеру. Они пьют. Молчат с минуту. Исподволь изучают друг друга.       — Что ж, мальчик мой, я, разумеется, за тобой наблюдал… присматривал. И, надо признаться, я впечатлён.       — Благодарю. — Тадеуш улыбается, пытаясь скрыть смущение, и слегка краснеет. Двигаются уши. — Это для меня очень важно…       — Да, сынок, ты делаешь успехи, и притом большие. Слышал твою позавчерашнюю речь… блестяще. Твои профессора могут тобой гордиться, так же, как я горжусь.       Фауш листает журнал, прикусывая конфету. Тадеуш вертит в руках овсяное печенье. Окрылённая радость от похвалы испаряется, сменяясь осторожным беспокойством: наставник явно недоговаривает, за каждым его словом слышится увесистое «но». Тадеуш приучен распознавать второе дно за обыденными фразами. Профессиональный навык.       — Твоя избирательная кампания набирает обороты?       Фауш скорее утверждает, чем спрашивает, причмокивает губами и блаженно откидывается на спинку дивана. Тадеуш кивает.       — Да, на следующую неделю запланирован объезд трёх провинций… вы читали «Глашатай», номер за десятое число? Там печатали статью об этом. Парень из моего штата постарался. В среду по радио будут крутить моё интервью с журналистами из «Арлекино» и «Южного вестника». И, конечно, будет перекрёстный опрос на пресс-конференции в апреле…       Фауш лениво барабанит упитанными пальцами по обложке журнала.       — Хорошая тактика, сынок. Не сомневаюсь, что ты обойдёшь их всех — «дубоголовые» и «зейкен» выставили желторотых юнцов, им бы только сопли жевать. Ты разделаешься с этими щенками на первой серьёзной телепрограмме. По-настоящему опасен лишь кандидат «жёлтых», его выбрал сам Уолриш… Леонто ди Габотто. Знаю и его, и его жену Памелик… редкая стерва… не жди от него поблажек. Действуй быстро и осмотрительно.       Тадеуш напряжённо сглатывает.       — Хорошо. Я понял. Благодарю вас.       Небрежное мартовское солнце стучит лучами в окно. Шелестит листва на тополях. Тадеуш обжигает губы чаем, шипит, недовольно морщась, и звякает чашкой о блюдечко.       — Ты чем-то обеспокоен, сынок, — зорко подмечает Фауш. Тадеуш зыбко поводит плечами. — Обеспокоен. Я вижу. Это не из-за выборов, не так ли? Не из-за предстоящего визита в Эльдевейс… Север?       В сердце пульсирует острая тонкая боль. Он облизывает сухие губы, подбирается, неосознанно подаётся вперёд, ощущая, как давит галстук на шею. Его уязвимое место. Его неизменная слабость.       — Конечно, Север, — сдаётся он.       «И королева», — добавляет про себя.       Две причины его каждодневной головной боли.       Фауш понимающе изгибает густые седые брови, сминает в кулаке фантик от шоколадной конфеты.       — Да… вечная язва Эглерта…       — Север — не язва, — резко перебивает Тадеуш. Возможно, чересчур резко. — Север и Юг должны быть равноправны, а то, что происходит сейчас, недостойно цивилизованного государства. Пора перерасти эти глупые предрассудки. Преследовать за инаковость, просто за то, что ты родился не в том месте, смешно и противно. Север достоин лучшего…       — Тише, мой мальчик, тише. — Фауш трясёт указательным пальцем и осуждающе цокает языком. — Политику не пристала такая горячность.       — Я знаю… Простите.       Тадеуш впивается ногтями в ткань брюк, заставляет себя выдохнуть.       — Понимаю, ты расстроен… естественно, это много значит для тебя как для… гм… и ты обещал остановить конфликт между Югом и Севером…       — Да, обещал, обещал! — вновь не сдерживается Тадеуш. В груди жжётся вина. — Обещал — и ничего не сделал! Я не справился, я... просчитался. Непозволительная ошибка. Северяне надеялись на меня, а я подвёл их всех, всех, кто в меня верил! Вы ведь помните, я клялся им, клялся отцу, и теперь… ничего, ничего… всё напрасно…       Фауш флегматично отправляет в рот конфету.       — Браться за такое масштабное предприятие было самонадеянно, на мой взгляд. Мой мальчик, эта вражда тянется столетиями, и не в силах одного человека изменить всё за пять лет — или даже за десять. Это попросту невозможно.       Тадеуш втягивает воздух с нервным свистом. На лбу выступают капли пота.       — Столетиями. Именно. Века, века глупого противостояния, непрестанного унижения… так больше не может продолжаться. Я хочу это остановить — и остановлю. Не дам разгореться гражданской войне. Ради этого я годами добивался поста премьера. В моих силах прекратить раздор между южанами и северянами, и вы знаете это. Никто не пытался положить конец этой бессмысленной вражде. Я попытаюсь.       — Как бы такая решительность не погубила твою карьеру, сынок.       — Мою карьеру и весь Эглерт погубит бездействие. — Тадеуш упрямо затягивает галстук. В ушах шумит кровь. — Рано или поздно он расколется на две части, и тогда Райвенлок сожрёт нас. Присвоит. Опять.       Фауш смотрит на своего подопечного с лёгким испугом.       — Мой мальчик, ты утрируешь…       — Вовсе нет. Поверьте. Северяне уже сейчас бунтуют, и я… я понимаю их. Вы не знаете, каково это — чувствовать, что ты никто. Что в мире, где правят южане, тебе не уступят и клочка земли… тебе в жёны не отдаст девушку ни одна приличная южная семья… тебя не возьмут на работу ни в одном городе южнее железнодорожной линии Коэнво — Иутаче. — Тадеуш поднимает тяжёлый прямой взгляд. — Вы знаете, каково это — быть северянином? А я знаю.       В зеркале на стене осьминогом расползаются настырные солнечные лучи. Тихо. Фауш шамкает старческой отвисающей челюстью, моргает.       — Сынок…       Тадеуш опускает голову; его кадык дёргается, он проводит рукой по лбу.       — Сынок, я дружил с твоим отцом много лет. Я до сих пор переписываюсь с твоей матерью. Я помог вам переехать. И я никогда не считал тебя или… других северян…       — Вы гораздо прогрессивнее прочих эглертианцев, — с желчной горечью усмехается Тадеуш. — Я видел, как они относятся к нам… стоит только посмотреть им в глаза… мы для них люди второго сорта. Отбросы. Про-иг-рав-ши-е — мы не диктуем правила, нам их диктуют. Моей семье приходилось скрываться, обманывать, чтобы я сумел получить образование и выбиться в политику… а сотни других семей, вынужденных поступать так же? А тысячи загубленных жизней?       Его руки конвульсивно дрожат, и он не может унять их.       — Я обязан остановить это. Неважно, в одиночку или нет… я обещал.       — Что ж… — Фауш наконец овладевает собой, закуривает сигарету. Прикрывает глаза. — Если это в самом деле возможно, мальчик мой, то почему ты этого не сделал до сих пор? Что тебе мешает? Или… может быть, вернее спросить — кто?       Тадеуш прикусывает изнутри щеку и не отвечает. Ноздри режет влажный застывший воздух.       — Её Величество… — тянет Фауш. Стряхивает пепел в чашку остывшего чая. — Стоило догадаться сразу. Только если между нами, сынок, это отчаянная женщина. Держись от неё подальше. В ней дремлет такой вулкан, что не приведи Мастер его разбудить. Я ведь советовал тебе, мой мальчик, не сближаться с ней… наверно, тебе всё-таки следовало примкнуть к лорду Уолришу…       — Нет. — Тадеуш клацает зубами, хмурится. — Он двуличен и ненадёжен, и он презирает северян.       — А твоя королева, можно подумать, их жалует. У стен Дворца Советов есть уши, сынок. А я читаю газеты ежедневно. Её предложение… то, которое о введении чрезвычайного положения на Севере… интригует. Несколько радикально, не находишь?       — Ей тоже не нужна эта война, — обессиленно вздыхает Тадеуш. — Она никому не нужна.       — И тем не менее…       — Просто путь, который выбрала королева, отличается от моего. Она идёт дорогой мести, а я — дорогой переговоров и компромиссов.       — Её путь легче, — произносит Фауш. — И короче. За ней пойдут охотнее.       Тадеуш напряжённо улыбается, двигает головой вправо.       — Это не выход. Это тупик. Отсрочка решения проблемы, а не само решение. Насилие порождает насилие, кровь жаждет крови… это никогда не закончится. В новой войне не будет ни победителей, ни побеждённых, ни правых, ни виноватых. Королева не понимает…       — А ты не в силах объяснить. — В голосе Фауша проскальзывает странное полупрезрительное глумление, настораживающее Тадеуша. — Вот почему я говорил тебе быть осмотрительней… сынок, ты зашёл чересчур далеко. Такое безрассудство не доведёт до добра.       — Я… не понимаю, о чём вы…       — Когда я советовал тебе наставлять молодую королеву, я имел в виду поддерживать её в дебатах, а не спать с ней, — сурово обрывает Фауш. Тадеуш бледнеет и тут же покрывается жгучим румянцем: пунцовеет лицо, уши и шея.       — К-как… как вы могли даже… я никогда…       — Перестань оправдываться, точно мальчишка. Тебе уже не двадцать. Тридцать два. Самое время жениться и завести семью, а не крутить роман с королевой на глазах у всех. О вас судачит целый Эглерт!       Тадеуш слишком ошарашен и сбит с толку, чтобы защищаться. Фауш сдвигает брови.       — Ты мне как сын, ты знаешь. Я всегда считал тебя серьёзным и перспективным молодым человеком… бросай это. Она погубит тебя. Не позволяй ей завладеть тобой, мой мальчик.       Солнечные блики растворяются в недопитом чае. Тадеуш вдыхает мартовскую плотную пыль и пытается собраться с мыслями.       — Оборви эту связь.       А он всё ещё может её оборвать?