ID работы: 9496408

Королевский премьер

Гет
R
Завершён
64
автор
Размер:
380 страниц, 60 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
64 Нравится 126 Отзывы 17 В сборник Скачать

6.6

Настройки текста
      До Метерлинка они добираются на вертолёте. Изморенные и заплаканные дети засыпают в пути на коленях Астори, не произносящей ни слова до самого Серебряного дворца: она лишь поджимает разбитые губы и моргает. Каждое движение отдаётся болью во всём теле. Её слегка потряхивает; скрежещущий гул винта царапает барабанную перепонку, а Астори буравит безжизненным взглядом носки своих туфель и молчит. Нет сил даже думать о том, что произошло.       Она уже всё решила.       Во дворце Астори решительно отмахивается от сочувственных причитаний камердинеров и запирается в своих покоях. На лицах придворных она успевает заметить ужас пополам с вежливо сдерживаемым отвращением. Значит, она выглядит совсем плохо. Уложив в кровати спящих детей, она нетвердой походкой выходит в гостиную. Щёлкает светом. Оглядывается, прищурившись. Мебель, полы, потолки… ничего не изменилось.       Только она сама.       Астори, касаясь бесчувственными пальцами изгибов дивана и кресел, следует через мертвенно-тусклое сухое пространство комнаты к зеркалу, дотрагивается до рамы и взглядывает на себя — пристально и внимательно, впервые за этот сумасшедший тяжёлый день. Рот прорезает желчная усмешка. На неё измученными глазами смотрит забитая женщина со спутавшимися волосами, кровоподтёками на бледном припухшем лице и раздражительной нервозностью в лихорадочными движениях.       Королева.       Астори передёргивает судорога; она падает в кресло и заливается бессильными истерическими рыданиями, зажимая руками рот, чтобы срывающиеся на дикий хохот всхлипывания не разбудили сына и дочь. Она плачет и смеётся. Смеётся и плачет. Сползает на пол, цепляясь за бархат подлокотников, утыкается носом в собственный локоть; ткань рубашки пропиталась слезами. Сердце рвётся от конвульсий, бешено качая яростную усталую кровь.       Королева рыдает одна в пустой комнате, потому что ей одиноко и плохо.       Астори не выходит из дворца три дня подряд, не показывается прессе, не общается с политиками. Она пьёт. Алкоголь и сердечные капли. Окончательно потерять контроль не позволяет лишь навязчивая мысль, что она нужна своим детям, которым не легче, если не труднее. Они маленькие. Они не знают, как с этим справиться.       Впрочем, она и сама не знает. И поэтому продолжает пить.       Она не читает газет и не берёт трубку, хотя Тадеуш звонит ей с завидным упорством практически круглосуточно. Но Астори не может показаться ему… такой. Униженной, раздавленной, побеждённой. Она не перенесёт, если он разочаруется в ней или начнёт её жалеть.       Королева не нуждается в жалости.       Уолриш и его племянник с племянницей навещают Астори; она принимает их официально, в своём кабинете, не глядит на них во время короткого разговора и быстро прощается. Их соболезнования и лживые уверения в дружбе бесполезны. Она найдёт Уолриша, когда наступит время, а Астори знает, что оно наступит. Её месть Северу невозможно провернуть в одиночку.       Теперь Астори умнее. Время и Тадеуш учат осторожности. Она не станет нападать открыто: выждет, затаится, даст северянам убедиться в своей безнаказанности… Они роют себе могилу. Рано или поздно, но карающая королевская десница настигнет их.       Астори ничего им не простила, но она повзрослела и научилась терпению. Тадеуш, конечно, будет против… будет против, но она заставит его и прочих советников повиноваться уговорами или силой. Долг королевы — служить народу, долг вассалов — служить королеве.       Так пусть служат.       Вечер. Нависшее покатое небо вымазано чернилами, листва на деревьях в парке зловеще шелестит от порывов жестокого ветра. Часы бьют полдесятого. Премьер-министр упорно просит об аудиенции уже четвёртый раз подряд за три часа, и Астори, взбалтывающая в бокале торик, наконец нехотя соглашается. Она не сумеет прятаться от него вечно. Надо расставить всё по полочкам, и чем раньше, тем лучше… и тем тяжелей. Астори боится реакции Тадеуша и глушит этот страх крепким ториком — если перепить больше положенного, может показаться, что ты и вправду пьяна.       Астори хочет опьянеть. Ей слишком хреново, чтобы оставаться трезвой.       Синяки на лице побаливают, говорить трудно; кровоподтёки ежедневно замазывают кремом и припудривают, чтобы было не так заметно, но это выглядит ещё ужаснее. Она похожа на клоуна. Астори почёсывает бровь и ждёт. Томительно, невыносимо долго.       Что он скажет, когда увидит её?       — Ваше Величество, господин премьер-министр.       — Просите.       Астори встаёт, доливает торик в бокал до краёв и отпивает, зажмурившись. Горло обжигает, она остро втягивает воздух и дрожащими руками отодвигает бутылку. Открывается дверь — Астори замечает краем глаза. Тадеуш почтительно склоняется.       — Ваше Ве… — он осекается на полуслове, распахивает зелёные изумлённые глаза. Рот округляется. С лица сбегают краски.       — Заходите, заходите. — Астори поворачивается, заправляет за ухо прядь и деланно улыбается. Левое веко подёргивается. — Рада вас видеть. Присаживайтесь, пожалуйста, не стесняйтесь.       — Ас… Астори… — выдавливает Тадеуш пересохшим горлом. — Астори, что они сделали с тобой?       У неё вырывается нервная усмешка; Астори неловко машет рукой перед лицом, трясёт бокалом.       — Заметно, да? А говорили, ничего не будет видно… льстецы. Все лгут. — Она с вызовом расправляет плечи, вперяет в ошарашенного Тадеуша прямой, слегка надменный взгляд. — Ну, вот она какая я теперь. Что скажешь?       Он с болью изламывает брови, шагает к ней и неверяще качает головой; Астори невольно прижимается ближе к столу, опирается на него и опускает бокал, затравленно глядя на Тадеуша. Глотает. Ей становится страшно. Пусть лучше он ударит её, чем начнёт жалеть.       — Моя милая… — произносит Тадеуш с разбитой щемящей нежностью, гладит её по щеке. Астори пытается отстраниться, закрывает глаза. Горло болезненно стискивает обручем. Тадеуш не отпускает, берёт за руку, перебирает волосы у виска. — Радость моя… Что ты пережила, родная… родная моя…       Он касается губами израненной припудренной кожи. Целует её синяки, следы её бессилия и позора. Астори вздрагивает, слабо толкает его в плечо — не надо — опускает голову и вся сжимается. Она чувствует себя маленькой девочкой. Тадеуш ласково выцеловывает ей лицо, проводя руками по волосам и мягко придерживая за подбородок.       Это не жалость. Это любовь.       И Астори, натужно всхлипывая, плачет. Она не заслуживает Тадеуша, не заслуживает этой любви, не заслуживает своих детей и короны… вообще ничего не заслуживает. Ей стыдно и противно самой себя. Астори хватается за него; колени подкашиваются, Тадеуш поднимает её на руки, рыдающую и опустошённую, и уносит в спальню. Усаживает на кровать. Он опускается у её ног, горячо и влюблённо целует ей холодные руки, трётся о них щекой:       — Родная, я здесь, я с тобой… моя любимая… я здесь… милая, дорогая, всё будет хорошо… ты слышишь? Я рядом… моя родная…       Астори рвано и сдавленно глотает воздух, силится овладеть собой. Кашляет сиплыми лающими рыданиями. Сердце колотится о рёбра, как птица о прутья клетки; лёгкие сдулись, вдохнуть невозможно, и горло рвут гневные душные слёзы, которые ни освежают, ни облегчают, ни утешают.       Тадеуш целует её в лоб и приносит воды. Астори лихорадочно пьёт, клацая зубами о грани стакана. Её знобит.       — Любимая, потерпи немного…       Он обмакивает вату в пиалу с водой и начинает стирать с лица Астори толстый слой крема и пудры. Астори морщится, шипит.       — Тихо, моя радость… я осторожно…       От его ласковых бережных прикосновений становится только больнее: кажется, с неё содрали кожу, оставив лишь обнажённые нервы и голое мясо. Астори прикусывает губу. Тадеуш кладёт руку ей на запястье, гладит его пальцами, не отрываясь от работы.       — Я убила их, — произносит Астори. Вытягивает ладони. — Вот этими руками. Я выстрелила. Дважды. Я убила их, Тадеуш.       — Я знаю, — спокойно отвечает он и поднимается, чтобы отщипнуть новый кусок ваты. Возится у комода, закатав рукава.       — Я бы сделала это снова. Не задумавшись. — Астори хмыкает. — Они не приходят ко мне в кошмарах, не мерещатся, не… я убила людей, Тадеуш. И меня не мучает совесть. Ты понимаешь?       — Да, милая. Понимаю.       Она шмыгает носом, вскидывает горящий взгляд.       — А ты не боишься, что я… я такая же, как мой отец? Я держала пистолет, я нажимала на спусковой крючок… я видела их глаза, когда они умирали. И мне плевать. Если нужно будет… я опять убью, Тадеуш. Я смогу. Я уже смогла.       Астори стискивает зубы.       — Я жалею только о том, что не успела уложить всех.       Тадеуш наливает свежую воду. Негромкий голос звучит твёрдо и жёстко.       — Это были полоумные придурки, ты помнишь; они не принадлежат официальным террористическим организациям Севера, просто нахватались оружия и дурацких идей и решили за раз изменить государство. Те двое, что выжили, проведут остаток жизни за решёткой. — Тадеуш оборачивается. — Я тоже жалею, что ты не убила их всех.       Воцаряется удивлённое молчание. Он продолжает оттирать ей лицо ненавязчиво и чутко. Астори облизывает губы.       — Они хотели изнасиловать меня. Об этом ты тоже знал?       Вата замирает у него в пальцах. Он приоткрывает рот.       — Н-не… нет…       Астори вымученно усмехается, глядя в потолок.       — Я никогда не рассказывала тебе, зачем училась стрелять? Вот именно за этим. — Глаза щиплет, она резко вдыхает. Улыбка змеится по разбитым губам. — Ты вообще представляешь, каково провинциальной девчонке-сироте в столице? Нет? Я чудом поступила на международные отношения в пелленорский государственный университет. Молилась на профессоров. Училась днями и ночами… денег на еду не хватало. Ты знаешь, какие там попадаются снобы из золотой молодёжи… у них есть деньги. У них папочки-дипломаты. Они приезжают на дорогих машинах… а ты глотаешь дешёвый кофе в столовой и трясёшься над конспектами.       Тадеуш смотрит на неё и держит за руку. Астори давится смешком.       — Устраиваешься на стажировку в МИД и — ты на вершине блаженства. Не платят, но это всё равно. Ты вкалываешь как проклятая: учёба — стажировка — подработка — учёба — ты пашешь, а потом приходят богатенькие мальчики и девочки и просто всё берут себе! Понимаешь? Потому что у них полно денег, а ты никто! А у тебя нет сил налить чай утром, потому что всю ночь готовилась к сессии!       Астори глухо рычит, стукает кулаком по коленям. Тадеуш крепче перехватывает её запястье.       — А потом… потом кто-то из них кладёт на тебя глаз. Они думают, что им всё можно… а ты такая глупая… — Пауза. — Меня пытались изнасиловать. Дважды. Оставили шрам… И после первого раза я поняла, что если ты не умеешь защищаться — ты пропал. В этом мире можно стать кем-то, только если ты богатый и со связями… или умный и сильный. Сила даёт свободу. Сила спасает.       Астори всхлипывает.       — И я решила стать с-сильной, так-кой сильной, чтобы никто и никогда не см-мог меня достать… чтобы они все удавились от з-зависти… — Всхлипы становятся громче. — Я з-знала три правила, без кот-торых не выжить: никогда не п-плачь, никогда не прос-си пощады и н-никогда не сдавайся. Иначе тебя затоп-пчут. Пройдут мимо и не заметят…       — Родная… — шепчет Тадеуш. — Милая, я понимаю…       — Нет, не понимаешь! — Её снова терзают рыдания. Астори задыхается. — Ты даже представить не можешь, каково это — когда ты п-полностью… полностью сломлен… когда ты никто и у тебя ничего нет, а у них есть всё!       Она распахивает воспалённые глаза.       — Или ты не знаешь, как лежит путь женщины в политику? Я узнала, когда устроилась в МИД. Через постель. Мне предлагали, предлагали… а я работала дальше. Вкалывала из последних сил. Верила, что хорошего сотрудника не сократят, даже если ты отказалась переспать с хмырём из пятого отдела…       Она закрывает лицо руками и надорванно плачет. Тадеуш садится на кровать, обнимает её, притягивает к себе и целует в висок.       — Любимая… радость моя…       Астори рыдает у него на плече. Долго и устало. Тадеуш откидывается назад, ложится поудобнее, и Астори, опустив голову ему на грудь, сотрясается в судорогах. Она выпотрошена. Словно её вскрыли, поиграли с ней и выбросили на свалку, как ненужную бракованную вещь.       Когда она успокаивается, он опять наливает ей воды. Астори сидит, сгорбившись, и бессмысленно рассматривает узор на ковре. На улице поздняя ночь.       — Теперь… теперь тебе всё обо мне известно. — Она цокает языком. — Убийца отец… сама убийца… тяжёлое прошлое… Тадеуш, я боюсь себя. Я понятия не имею, на что ещё способна.       — Не волнуйся, Астори. — Он подаёт ей полный стакан. — Я и так знал, кто ты.       — Откуда? — фыркает она. — Даже я сама этого не знаю.       Тадеуш улыбается, трогает её щеку, поглаживая большим пальцем.       — Ты — Астори Гермион Арвейн. Королева Эглерта. Член Совета. Ты — женщина, которую я люблю. Поверь, родная, я тебя знаю.       Она криво усмехается. Отпивает.       — Я… я просто всю жизнь пыталась быть… хорошей. Хорошей ученицей. Хорошей женой. Хорошей матерью. Хорошей… королевой. И у меня ничего не получилось. — Астори отводит пряди волос с шеи. — Я вдова. Я кошмарная мать. И я ужасная королева. Мой народ ненавидит меня. Мои люди пытаются меня убить.       — Это не правда, — тихо произносит Тадеуш.       — Правда. Я вижу. Может, ты... — Она смотрит на дно стакана. — Может, ты сделал ошибку, выбрав меня. Я не справляюсь. Если бы был жив Джей, ничего бы этого…       — А теперь послушай меня, Астори. — Тадеуш стискивает ей ладонь. — Джея нет, но если бы он был жив, он бы сказал тебе то же, что и я: встань и сделай их.       Она недоумённо сводит брови.       — Ты королева. И я знаю, на что ты способна. Так прекрати сидеть и жалеть себя, Астори: покажи им, кто ты такая, покажи, что тебя не сломать, что ты достойна носить корону. И даже если я ошибся, родная... ты лучшая ошибка в моей жизни.       Она сглатывает, хватает его руку и прижимается к ней губами.       — Если бы не ты, я бы… я не представляю, что бы я…       — Я в тебя верю, родная. — Он распушает ей волосы. — И я рядом, моя королева.

***

      Белая камера. Звук собственных шагов. Астори слушает скрип закрываемой двери, придерживает сумочку, проводя языком по слипшимся губам. С лица Гермиона сползает радостная улыбка.       — Солнышко… я читал в газетах, н-но…       Астори кивает. Рот изгибается в измученной улыбке.       — Здравствуй… папа.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.