Королевский премьер

      Астори слегка пихает Изюминку коленом в бок и натягивает поводья. Кобылка послушно сворачивает влево, труся по шуршащему гравию дорожки; аллеи королевского парка оглашаются рассыпчатым дружелюбным ржанием. Преет сырой ноябрьский воздух. Астори потряхивает в седле; в лицо дует обволакивающий ветер, ероша темно-каштановые волосы за спиной. Крупно дышит лошадь — Астори всем телом чувствует её дыхание. Перехватывает уздечку уверенными руками. Изюминка ускоряет шаг, мгновение — и переходит на размашистый галоп, звеня копытами. Развевается длинная грива.       Астори прикрикивает, вдавливает пятки в раздувающиеся напряженные бока кобылы: быстрее, быстрее, чтобы сердце выскочило из груди, чтобы земля перевернулась от этой бешеной скачки. Прыжок — они берут барьер. Тяжелое приземление. Астори протяжно вдыхает носом, запрокидывает голову и смеётся. Изюминка фыркает.       — Молодец, девочка. — Астори хлопает её по шее. — Но ты можешь лучше, я знаю. Попробуем снова?       Холод щиплет обнаженную шею и лицо. Астори лукаво покусывает губы, расправляя плечи. Ей весело. Конные прогулки всегда помогают взбодриться, а сегодня она хотела ещё и пострелять. Это приятно вдвойне. Астори и Изюминка нарезают несколько кругов по парку, затем Астори спешивается, бросает поводья служащему и подходит к расставленным мишеням. Достает пистолет. Ласково взвешивает его на ладони — маленькая черная машина смерти, так уютно ложащаяся в руку.       Она цокает языком, резко прицеливается. Щурится. Угасает короткий ноябрьский день: бледными болезненными красками расплескался по воспаленному небу призрачно-алый дымчатый закат. Деревья и кусты схватывает жидкий морозец. Астори выжидает пять секунд, считая про себя. Представляет на месте мишеней безликие чёрные маски террористов — тысячи тысяч северян.       И стреляет — раз, другой, третий… Вздрагивает. Импульс отдается в плечо. Астори расставляет ноги, до скрипа стискивает зубы и борется с навязчивыми воспоминаниями.       И стреляет. Пока не становится тошно.       Она опускает пистолет, глотает мутный закатный воздух. Надо… надо возвращаться. Скоро приедет Тадеуш. У них должно быть нечто вроде романтического ужина… по крайней мере, Астори поняла это так. Он выражался слишком неопределенно.       Но она заинтересована. Джей часто устраивал ей милые сюрпризы.       Астори успевает переодеться и умыться до прихода премьер-министра. Тадеуш влюбленно улыбается ей с порога: двигаются уши, собирается паутинка ласковых морщинок вокруг глаз, и Астори, кладя ладонь ему на локоть, мягко целует его, притягивает к себе. У них почти нет материала на сегодня. Разве что северная конституция… но её Астори по многим причинам не хочет обсуждать. Он нежно вытаскивает из рук Тадеуша папку и отбрасывает её на диван.       — Как прошёл твой день? — интересуется Астори игриво. Он почесывает её за ухом.       — Чудесно, а твой?       — Замечательно. Но, полагаю, закончится он ещё лучше.       Тадеуш с улыбкой тыкается носом ей в шею и целует изгиб челюсти. Астори гладит его по спине, прижимаясь щекой к плечу и покачиваясь.       — Знаешь, дети передавали тебе привет. — Она берёт его за руку и отводит за стол.       — Неужели?       — Да, я разговаривала с ними вчера, они спрашивали о тебе… ты им нравишься.       — А их маме? — Тадеуш усаживается в кресло, поднимает на неё нежный взгляд. Астори треплет его по темным кудрявым волосам.       — А их маме — ещё больше.       Он прижимается губами к её запястью.       — Луана и Джоэль. — очаровательные детишки.       — А ты хитрец, Тед, — усмехается Астори, расставляя чашки и доставая пакетики с заваркой. — Знаешь, что кратчайший путь к сердцу матери — похвала её чадам.       — О, я даже и не думал, родная.       Она откусывает печенье, удовлетворенно мычит.       — Будешь?       — Да, спасибо.       Они беззаботно пьют чай и хрустят сухариками.       — Знаешь, что у меня спросила Луана? — Астори невозмутимо разворачивает мармеладку и отправляет её в рот. Тадеуш приподнимает брови.       — Что же?       — «А правда, что дядя Тадеуш прячется у тебя в шкафу?»       Он попёрхивается печеньем, стучит себя по груди, кашляя и неудержимо смеясь; не разделяющая его веселья Астори улыбается против воли — слишком бодро, молодо и заразительно звучит его солнечный смех.       — Это вовсе не весело, — произносит она с напускной строгостью. Тадеуш утирает выступившие слёзы.       — Я знаю, родная, но…       — Они уже думают, что ты прячешься у меня в шкафу. Видимо, добрые люди растрепали. Что дальше? «Мамочка, дядя Тадеуш твой новый муж?» Это же возмутительно! Что они там себе позволяют в «Зелёной ветви?»       Тадеуш касается колена раздраженной Астори.       — Ты преувеличиваешь опасность. Мало ли какие слухи ходят в пансионатах… да всякие, мне ли не знать. Не стоит принимать это так близко к сердцу. Тем более… тебе стоит беречь своё. Помнишь?       — Помню… помню, — нервно кивает Астори. Он переплетает их пальцы.       — Тогда давай я сыграю тебе. Хочешь?       Тадеуш устраивается за пианино, разминает пальцы и пробегается ими по клавишам. Астори откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза. Расслабляется. Хорошо вот так просто лежать и слушать, как Тадеуш слегка неуверенно, но очень искренне исполняет Салетти, пытаясь импровизировать. Получается откровенно фальшиво.       — Ты обещал нам романтический ужин, — говорит она, не размыкая век. Музыка останавливается.       — До ужина ещё есть время.       Астори лениво улыбается Тадеушу.       — Я знаю, как мы можем его скоротать.       Она встаёт, подходит к нему, зарывается пальцами в волосы, ласково прихватывая вихры на затылке и запрокидывая его голову назад. Тадеуш зажмуривается. Астори поднимает его и, ухватив за локоть, уводит в спальню.       Потом они пьют кофе на балконе: собственно, это и подразумевал Тадеуш под «романтическим ужином». Он укрывает Астори пледом и облокачивается на перила рядом с ней. Они смотрят на звёзды, мелкой солью рассыпанные по плоскому бархатному небу, сжимают в пальцах горячие дымящиеся кружки и неспешно беседуют. Астори холодно и чудесно.       Они возвращаются; Тадеуш снова играет, Астори смеётся и качает головой.       — А давай сальдвиг?       — Что?       — Наш народный танец… сальдвиг… давай, он несложный. Если уж я смогла обучиться дальстену, ты точно обучишься сальдвигу. Вставай, я помогу.       Она вытаскивает Тадеуша на середину комнаты, отступает на три шага.       — Представим, что мы стоим в двух колоннах… мужчины и женщины. Три хлопка, три притопа, поворот, руки сцеплены, кружение, расходимся…       Тадеуш путается в ногах, едва не падает на Астори и сталкивается с ней лбами. Она хихикает ему в плечо.       — Ты безнадёжен.       — Танцы никогда не были моей сильной стороной.       Он помогает ей встать. Астори стряхивает пыль с его пиджака и улыбается.       — Не думаешь, что нам стоило бы… хотя бы чуть-чуть поработать?       Они устраиваются с документами в спальне Астори, на её кровати. Усиленно вчитываются в текст. Делают пометки. Но сосредоточиться получается плохо — обстановка слишком неподходящая, не располагающая к деловому разговору. Обмен взглядами поверх бумаг — и румянец под кожей. Тадеуш сдаётся первым, укладывает копии речей и контрактов в папку и поворачивается к Астори. Она понимает его без слов — по лучикам-морщинкам, по огню в глубине зелёных глаз, по мягкому изгибу рта. Они медленно и нежно снимают друг другу очки и целуются.       Свет не гасят.