***
Разумеется, она пыталась поговорить с Тадеушем после того вечера в её кабинете. Не раз. Но он не давал ей даже шанса извиниться или попросить прощения: Тадеуш словно отмотал время назад, сделал вид, будто и не было между ними этих семи лет, будто они не срослись, не переплелись душами, будто не видели друг друга разбитыми и уязвимыми… Королева и её премьер-министр — который даже уже не её. Коллеги. Точка. Официальные отношения. Точка. Она хотела этого? Она это получила. Астори чувствует, что ей воздают по заслугам, но, проклятье, ей нисколько не легче от этой мысли. За победы, как за ошибки, надо платить, она помнит, и платой за усмирение ненавистного Севера стала утрата Тадеуша. Она не была готова к этому. Конечно, знала, что причинит ему боль, знала и шла, стиснув зубы и заставив сердце молчать… видит Мастер, она мстила не ему. Но его ударила первым — со спины, подло и без предупреждения. И он оставил её, победившую и побеждённую, и Астори не в силах его за это винить: она понимает, как больно сделала ему. Но северяне сделали ей больнее. Она накажет их, напомнит, кто королева Эглерта, а потом… потом… Астори не знает. Чрезвычайное положение на Севере введут после Сайоля, ориентировочно в январе–феврале; пока идёт подготовка правительственных войск. СМИ только об этом и говорят. Тадеуш сделал официальное заявление через три дня после прений в Совете, собрал журналистов со всех федеральных каналов и солидных изданий. Он доходчиво, просто и успокаивающе объяснил, что режим ЧП в северных провинциях продлится недолго, что он необходим из-за обострившейся ситуации с антироялистскими выступлениями и террористами «Ботихи» и «Шарумана», которые скрываются в горах Эрко-Ас-Малларас и Эрко-Альбичче. Правительство вскоре восстановит порядок. Граждане могут быть уверены в своей безопасности. Он занимается тем, что у него выходит лучше всего: сглаживает острые углы, до последнего оттягивает гражданскую войну, собирает по кусочкам осколки хрупкого мира между Севером и Югом. Надолго ли его хватит? Астори не отступит, не теперь, когда всё, что у неё осталось, — привычка идти до конца. Упрямство и гордость. Два коня, везущие её безумную колесницу по пылающей дороге. Она накажет Север, а там видно будет. Наступает Праздник урожая, а с ним и ежегодный бал-маскарад в Серебряном дворце, одно из любимейших развлечений эглертианской знати. У Астори совсем нет настроения подбирать костюм и маску. Последние годы они делали это вместе с Тадеушем и всегда узнавали друг друга в толпе. Сейчас… сейчас она одна. Королева. Чёртова королева, самая дрянная из возможных. Астори выбирает наряд лисы: искрящееся золотом платье с открытыми плечами, длинные перчатки и изящная полумаска. Перед выходом она щурится и поправляет кудрявые, тронутые преждевременой сединой тёмно-каштановые волосы, на которых облачком осел аромат магнолии и лотоса. Она выглядит чудесно. Хотя… Астори вздыхает. Хотя какая, к чёрту, разница, если рядом не будет Тадеуша, который улыбнётся ей своей неземной улыбкой, поцелует пальцы и скажет: «Родная, ты изумительна сегодня». Она больше никогда это не услышит. В зале полыхает разноцветье масок, скрипят каблуки по паркету и пенится торик в гранёных бокалах. Смеются. Астори скользит сквозь толпу, оглядывается с безразличием и укрывается в дальнем уголке. Там темно. Людей нет. Она опирается на холодный мраморный подоконник, и рассеянные лунные лучи чертят на её выпрямленной спине витиеватые узоры. Астори склоняет голову набок — ей скучно. Можно бы попробовать найти Тадеуша, но… что это даст? Что они скажут друг другу? Астори извинялась сотни раз за прошедшие недели, но он только глядел на неё с подчёркнутой вежливостью, граничащей с равнодушием, и произносил: «Прошу прощения, Ваше Величество, вам не кажется, что мы немного отклонились от темы?» Он не прощает её. Астори и не считает, что заслуживает прощения… теперь. Но она не может, не готова отпустить его и вряд ли когда-нибудь будет действительно готова: чересчур многим он стал для неё за эти семь лет. Не вторым Джеем — отнюдь. Тадеуш… стал Тадеушем. Её Тедом, которого она так и не решилась назвать своим. Сначала их разделяли её чувство вины и память о Джее, потом — страх, затем… Север. Барьер, через который они так и не сумели перешагнуть, тянули друг другу руки и не дотянулись. Они выбрали стороны. Астори запрокидывает голову, пристукивая ногой по плитам. Облизывает губы. Стоит, наверно, выпить, взять закуску и как-нибудь скоротать этот вечер в одиночестве. — Какая очаровательная дама и одна… мне следует исправить эту досадную ошибку. Знакомая насмешливая интонация расползается липкими мурашками под кожей, и Астори оборачивается, невольно ёжась: около неё, прислонившись к стене, стоит Вэриан в зелёной маске змеи. Улыбается белозубо и нахально. Она силится улыбнуться в ответ. — Ах, это вы. Приятно увидеть вас, господин Вэриан. — Неужели я так плохо маскируюсь? Или это вы у нас — глаз-алмаз? — Он подмигивает ей. — Как бы то ни было, я тоже рад нашей встрече. Вэриан запечатлевает на её руке долгий и крепкий поцелуй, вовсе не соответствующий приличиям, и Астори становится неуютно. Она помнит, что на её горле затянута верёвка, и конец этой верёвки — у самодовольного брата Вивьена Мо. Он держит её на коротком поводке. И ему это нравится. Астори ненавидит ощущать себя беспомощной и зависимой, но ей известно: отцу можно помочь только так. А значит, надо держаться. — Как вы меня отыскали? Я тоже ужасно маскируюсь? — Не ужаснее меня. Я… — Он хищно втягивает воздух. — Я запомнил ваши духи. Она опускает взгляд, прикусывая губу. Эти духи ей подарил Тадеуш. — Где ваши кавалеры? — шутливо спрашивает Вэриан, беря Астори под локоть. — Честное слово, вы должны быть окружены целой армией ухажёров! Признавайтесь, чем вы их распугали? — Возрастом? — поводит она плечами. — Мне тридцать один, я старовата для… — Не напрашивайтесь на комплименты, — выдыхает он ей в ухо. — Жизнь только начинается. Астори изгибает бровь, ничего не говоря. Спорить не хочется. Соглашаться — тоже. В случае с Вэрианом она не согласилась бы из одного упрямого духа противоречия; очень интересно было бы позлить этого заносчивого нахала. От которого она зависит… не забывать об этом. Не забывать. — О, дальстен… — Вэриан прислушивается. — Дамы выбирают кавалеров? — Вы желаете, чтобы я выбрала вас? — лукаво щурит левый глаз Астори. Вэриан хохочет. — О нет, Ваше Величество! Моя просьба будет иной. Вы ведь не воображаете, что так легко сумеете избавиться от меня? Он грозит ей пальцем с вызывающей ухмылкой. — Вам следует быть умнее. А я… я, пожалуй, оставлю вас в одиночестве, иначе господин Бартон несомненно вызовет меня на дуэль. Передайте ему, что я всё ещё пламенно надеюсь однажды увидеть его с усами… не поддельными. Всего доброго, Ваше Величество. Астори провожает его взглядом. Вокруг льются потоки плавной воздушной музыки, и сердце сжимается от горького щемящего одиночества. Под эту композицию Тадеуш учил её танцевать. О Мастер, как давно… Среди танцующих мелькает серебряная маска лисы, и у Астори перехватывает дыхание: она узнаёт. Эти угловатые мальчишечьи плечи. Эти движения. Курчавые тёмные волосы. И голос… и смех… Она цепляется пальцами за подоконник, чтобы не сорваться с места. Тадеуш танцует с розовым фламинго и кажется вполне довольным. До Астори долетают невнятные обрывки их разговора. Музыка прекращается; Тадеуш учтиво кланяется своей партнёрше. Выпрямляется. Внезапно замирает, оглядывается, чувствуя присутствие Астори — о, они всегда чувствовали друг друга, — и их глаза встречаются. Астори боится пошевелиться. Ждёт. Тадеуш отдаёт ей лёгкий поклон и уводит свою даму. Астори кажется, что её сердце кромсают на куски… что ж. Она заслужила. Но легче от этого не становится.***
— Знаешь, Мел, — пьяно усмехается Астори, — я поглупела за последние десять лет… да. Десять лет назад я была гораздо умнее… а сейчас… я идиотка. О Духи, я идиотка. — Дорогая, ты не в себе. Тебе бы выспаться… — Да к чёрту, Мел. — Если не думаешь о себе, подумай хотя бы о детях, — терпеливо произносит подруга. — Астори, мы с тобой давно дружим, и я знаю, что ты сильная… что ты сможешь это выдержать. Астори наматывает на палец телефонный провод. — Я в этом далеко не так уверена. Она в дерьме. Да, таково её глубокое убеждение — в дерьме, из которого Мастер знает как выбраться. За этот год она натворила больше глупостей, чем за остальные тридцать лет своей жизни, и успела разрушить и утратить почти всё хорошее и светлое, что у неё было. — И я знаю, что он не вернётся, Мел. — Астори шмыгает носом. — Это конец. Просто конец. Он меня ни за что не простит, и я… — Дорогая… — Голос подруги звучит твёрдо. — Скажи, что ты сделала, чтобы он вернулся? Ты хотя бы раз говорила, что любишь его? — Не… нет… — ошеломлённо бормочет Астори. — А ты любишь? Она вдыхает. Когда-то она знала, что такое любовь… была уверена, что знает, а сейчас? Кого она любила — Тадеуша? Джея? Обоих? Никого? Или одну себя? Как измерить любовь — частотой пульса, блеском в глазах, словами, поступками, безумием? А если она его не любила, то почему ей теперь так больно? — Я… люблю… — выдавливает Астори. — Ну так скажи ему об этом, дорогая. Он не может вечно делать шаги навстречу… сделай ты. Начни с чего-нибудь, если правда хочешь, чтобы он тебя простил. Астори прощается с Мелли — той уже пора на работу. В спальне по-прежнему темно и тихо. Астори поднимается, неверными шагами подходит к зеркалу и смотрит на себя — похудевшую, с запавшими кругами у близоруких глаз, сединой во вьющихся прядях и нервной дёрганной усмешкой сухих губ. Стоит. Смотрит. — Ты в заднице, девочка, — произносит она наконец, — и ты сама в этом виновата. Ей надо лечь спать, Мелли права… как права и в том, что стоит прекратить прятаться от проблем на дне бокала с ториком. Она всё ещё королева. Она всё ещё Астори Арвейн. Она придумает, как справиться с навалившимся грузом… она обязана. Астори вздыхает и включает светильник.