***
Конные игры прошли лучше, чем можно было ожидать. В Эл Митас стеклись известнейшие наездники со всего Эглерта, чтобы в течение недели демонстрировать искушённым зрителям свои умения в джигитовке, выездке, конкуре, вольтижировке и троеборье. Эглертианцы очень любят конный спорт, и проходящие раз в двенадцать лет игры становятся главным событием года; они затмили даже в парад в честь двухсотпятидесятилетия обретения независимости. Астори знает, как Тадеуш волновался. Состязания впервые проходили на Севере, и это должно показать, что правительство ценит северные провинции не меньше, чем южные. Вкупе с возобновлением работы по северной конституции… это важный шаг. Астори делает его ради Тадеуша. Ей всё ещё неуютно на Севере и вряд ли когда-нибудь станет уютно, но, в конце концов, Тадеуш любит эти места, Астори видит, как он счастлив вернуться домой, и не хочет портить ему настроение. Они снова в поездке — вдвоём. Почти как раньше… почти. Только без смежных номеров. Астори уже давно ни на чём не настаивает: ей известно, что у Тадеуша завязался новый роман с той самой его знакомой, Сабриной, которая несколько недель назад стала министром транспорта — возможно, не без содействия премьера. Единственная женщина-министр. Это любопытно. Астори со злостью кусает губы и думает, что Тадеушу это действительно должно быть любопытно: ещё одна влезшая в политику женщина, которую он возвёл на вершину и отпустил в свободное плавание, неизменно приходя на помощь, но позволяя считать себя самостоятельной. О чёрт. У них всё так и начиналось. Астори засиживается ночью допоздна над документами, затем устало снимает очки, выпрямляет затёкшую спину, достаёт бутылку из-под стола и выпивает стакан-другой торика перед сном. Спать после такого, конечно, не получается. Астори и не спит. Она ворочается в постели, сверля потолок неподвижным тяжёлым взглядом, старается размышлять о детях, об отце, о работе, да хоть о чёртовом Вэриане, но не о том, как Тадеуш сейчас, в эту самую минуту — там… с Сабриной. Астори уже ненавидит её, сильнее, чем Леа, к которой питала лишь презрение и непризнь; может, дело в том, что они с Сабриной чем-то похожи. Обе политики, советницы, женщины, выбившиеся в мир мужчин, знающие, чего хотят, и идущие к цели. Делящие одного мужчину… нет, неверно. Астори уступила Тадеуша, отдала его, отпустила… и всё равно на душе погано и муторно. Она думает о том, что он будет счастлив, а она на всю жизнь останется одна. Без него. Возможно, даже без себя. И Астори снова навещает Иарам. Возможно, это ошибка и так делать не стоило, возможно, она потеряет то, что с таким трудом обрела, собирая по крохам саму себя, свой разум и свою веру — не в Мастера, не в справедливость, не в то, что надо быть хорошей, нет, — всего лишь в то, что этот мир и люди в нём, в том числе и она, заслуживают шанса, неважно какого по счёту — но… но Астори едет к Иарам, чтобы поговорить. Ей это необходимо. Неизвестно, когда опять выдастся такая возможность: через неделю-две она отправляется в Рецанию на встречу с президентом Огюстом Эрриалем. Одна. Без Тадеуша. Он остаётся присматривать за государством… вместе с этой Сабриной. Астори хочется взвыть. На пороге знакомой маленькой намины её встречает Иарам в том же сером вязаном платье. Улыбается. Протягивает узкую в ямочках ладонь. — Здравствуйте, Ваше Величество. — Здравствуйте, святая мать, — кивает Астори и спешивается, прихватив Изюминку под узцы.***
Астори сказала, что ей надо кое-куда отправиться, и исчезла, толком ничего не объяснив. Как обычно, впрочем. Разумеется, они теперь всего лишь коллеги, может, друзья, и она не обязана перед ним отчитываться. И тем не менее… под ложечкой у Тадеуша тревожно сосёт. Если Астори опять попадёт в неприятности, ему опять придётся её спасать, потому что он не может иначе. Это его раздражает и тяготит, но Тадеуш бессилен совладать со своими чувствами и своим непокорным сердцем. Он её любит. Безнадёжно и обречённо. Пока Астори отсутствует по своим тайным и неотложным делам, Тадеуш скучает в гостинице. Конные игры завершились; со дня на день королева и премьер-министр отбывают в столицу. Тадеуш успел позвонить Сабрине и пригласить её на ужин, как только он приедет. Естественно, у неё, новоиспечённого министра транспорта, сейчас дел по горло, но… пару часов, чтобы заскочить на Ореховую, она выкроит, Тадеуш знает, как знает и то, что очень нравится Сабрине. Возможно, сильнее, чем должен нравиться любовник, с которым она рассталась пятнадцать лет назад и сейчас возобновила отношения неизвестно отчего. Тадеуш лежит на кровати в развязаном галстуке и распахнутом пиджаке и думает о том, что очень хочет навестить родной Лилуэн. Он не был там больше тридцати лет; почти забыл, как выглядят знакомые улицы, как вкусно пахнет из булочной на углу, какие пышные розы растут в садике соседки, госпожи ди Кальчи… как близко до реки от их дома: только свернуть вправо, спуститься по бульвару вниз, а там рукой подать и до леса, и до мелкой речки, и до гор Эрко-Ас-Малларас… это было так давно. Его, пятилетнего мальчика, навсегда оторвали от прошлого — чтобы он мог получить достойное будущее. Несправедливо. Тадеуш скрипит зубами: он верит и знает, что справедливость работает не так. Но всё ещё может измениться. В конце концов, они с Астори теперь по-настоящему заодно. Режим чрезвычайного положения на Севере отменён, конные игры проведены, инцидент почти заглажен, и остаётся только ввести проект конституции, чтобы отношения между Югом и Севером наконец-то пришли в норму. Если ничего не сорвётся — снова. Тадеуш вздыхает. Всё, что можно делать сейчас, — надеяться на лучшее и на Астори.***
Первая аудиенция нового министра у монарха всегда волнительна. Астори это известно. Она отчётливо помнит, как встретилась с Тадеушем, недавно ставшим премьером, в этом самом кабинете девять лет назад: он тогда был моложе, стеснительнее, весь угловатый и бледный от робости, с размывами веснушек на носу, с восхитительной улыбкой, с морщинками у зелёных ярких глаз; он едва не споткнулся о ковёр, шагнув вперёд, почтительно поцеловал ей руку… и назвал «Ваше Величество». И заставил Астори поверить в то, что у неё получится. Он жутко нервничал, это было заметно невооружённым глазом, но и сама Астори, ещё не королева, не регент, вдова и мать-одиночка, была на взводе. Их взаимная напряжённость странным образом помогла им успокоить друг друга. Они были вместе — против всего королества. Бок о бок. Заодно. Они оказались в одной раскачивающейся лодке среди бушующего моря, и, чтобы не утонуть, приходилось работать слаженно и учиться друг у друга. Теперь многое изменилось. Астори стала старше и опытнее, она королева со стажем, и она вовсе не собирается успокаивать нового министра транспорта — напротив, сделает всё, чтобы эта Сабрина чувствовала себя как можно более неуютно. Открытого конфликта, естественно, не будет, а вот относительно подспудного соперничества Астори не могла бы поручиться. Она не обещала, что будет хорошей со всеми подряд: достаточно семьи и друзей. И Тадеуша. Поэтому, когда Сабрина появляется в дверях, Астори нарочито медленно поднимается с кресла, чтобы позлить и оскорбить её, высокомерно улыбается, наблюдая за её книксеном и злорадно отмечая, что он мог бы быть и поглубже, хотя в узкой юбке не слишком-то поприседаешь. Сабрина выпрямляется и вперяет в неё зоркий проницательный взгляд. Астори стойко выдерживает его и не двигается. Королева не подходит к подданным — это подданные подходят к королеве. Исключением стал, разве что, один Тадеуш, перед которым королева упала на колени, признаваясь в любви и умоляя простить её. Они цепко жмут друг другу руки. Астори по-прежнему улыбается. Её зависть и ненависть не отразятся на работе — если Сабрина будет делать своё дело хорошо, явных причин для нареканий не предоставится. А что до неявных… Она будет держать себя в руках. Но никто не запрещал ей немного отвести душу. — Поздравляю со вступлением в должность, госпожа ди Канти, — дружелюбно произносит Астори.