Путь императора

Юнги просыпается от мучительного чувства; ему нехорошо, и он некоторое время ищет слово, чтобы описать то, что жжет ему нейроны и коротит синапсы. Это неотфильтрованный алкоголь, отвратительная штука, которую он раньше знал только по картинкам, пил-то амброзию, да, так. Юнги вспоминает что-то из прошлой жизни, той, где ему не оказалось места по чьей-то нелепой прихоти. Юнги злится, сжимает кулаки, поднимается. Злость быстро испаряется. Ёнбок спит умилительно, на боку, подложив руку под щеку, он такой славный, что хочется погладить по голове. Юнги трогал эту выжженную постоянной окраской шевелюру ночью. Прикасался, пропускал сквозь пальцы. Они напились до того состояния, когда секс становится обязательным элементом программы, но все-таки не переспали; в загнанном, измученном доме с парой квартирой в приличном состоянии они трогали друг друг друга и самозабвенно целовались. Это было так хорошо, что Юнги до сих пор чувствует мгновенное угрызение совести — кажется, он кому-то обещал быть верным до гроба. Или не обещал, а существовал в состоянии верности. Но эта реальность, реальность после, меняет его, рисует собственную историю, в ней он почти ловелас, почти сердцеед. Юнги отдал бы все, что имеет, чтобы вернуться обратно, но у него ничего нет. Кроме похмелья. Он вспоминает слово и смеется. Низший, с низшего уровня, вот куда он опустился и теперь вряд ли поднимется. Тот, другой, из снов и с экрана слишком божественен. Длинные выбеленные от природы пряди, капризный рот, тело — не изуродованное физической деятельностью, а от природы поджарое, сильное, желанное. Сомкнутые пальцы, сжатые, говорят: вместе и навсегда. Он до сих пор не знает, что же сказать в ответ, как дать понять, что любит больше себя, и молчит. Юнги часто молчит, и иногда это проблема, а иногда — решение. Тот, другой, взбалмошный и сильный. Юнги идеально его дополняет. Не слабостью и спокойствием, просто — до странных степеней совершенства. Ёнбок просыпается и смешно морщит нос: — Нас не нашли? Ох, черт, голова трещит. — Кто же нас найдет, — рассуждает Юнги. — А у тебя тоже похмелье. — Специально брали же, — Ёнбок садится и начинает шарить где-то рядом с полуимпровизированной кроватью, находит пузырек. — Пей половину, оставь мне. Сразу почувствуешь улучшение. Юнги не верит в чудеса, но совету следует. Желудок взрезает острая боль, но потом и правда становится лучше. Ну как же, это он у них по физическим недугам? Ёнбок быстро пьет вслед за ним и склоняется над мусорной корзиной. Юнги все равно, ему незнаком такой род отвращения. — Лучше! — объявляет Ёнбок. — Кстати, еще раз спасибо. Конец бы мне настал без тебя. — Пили за это и неоднократно, — говорит Юнги, но ему очень приятно. — И пустяки. — Без меня ты бы вышел к финалу уже сегодня, — виноватится Ёнбок. — Я знаю опытных игроков. Ты что, деньжат решил подзаработать? И это тоже знакомый вопрос. Юнги открывается консервную банку и берется за ложку. — Или нет, — разговаривает уже сам с собой Ёнбок. — Те, кто зарабатывает деньги, не спасает придурков вроде меня. — Давай так, — Юнги улыбается. — Ты будешь держаться возле, и через пару дней мы пройдем уровень. Дальше на твое усмотрение. Ёнбок кивает и стыдливо утыкается в свою банку. Консервы достались им нелегко, и Юнги чувствует раздражение Ёнбока. Тот привык во всем быть лучшим, и тут внезапно подвела, закоротила система. Мир целиком оказался лучше, это знание вылилось на него как ведро воды. Юнги очень интересно, что чувствуют такие люди. Лучший в маленьком районе, худший в своем городе. Он не стремится спрашивать, это должно быть болезненно, и правильных выходов из ситуации раз, два и — обчелся. — Я не выйду дальше играть, Юнги, — говорит Ёнбок, и Юнги удивляется, смотрит долгим взглядом. — Ну да, не выйду и все, — Ёнбок звучит решительно. — Да, хотел заработать, но вижу, что так только погибну. Вернусь домой и начну строить свою мастерскую. Вариант неидеальный — дома у Ёнбока сумасшедшая мамаша, от которой будет сложно оторваться, но уж какой есть. Юнги очень благодарен за такую смелость. Это и правда смелость, отказаться от легких денег. — А куда ты идешь? Ты ночью так и не сказал, — невесомо произносит Ёнбок. — Я иду наверх, — неожиданно для самого себя говорит Юнги. — Совсем наверх. У меня остались вопросы. И тут Ёнбок ойкает и прижимает пальцы к губам: — Император? — спрашивает он нерешительно. Совсем парнишка двинулся с перепугу, решает Юнги. — Да какой я император, — говорит он спокойно. — Император — это вот этот светловолосый. — Но императора было два, — говорит Ёнбок благоговейным голосом. — Один пропал. Вы в зеркало смотрелись давно? Юнги вдруг чувствует дикий испуг. Ему хочется улететь прочь, скрыться. Он понимает, о чем говорит парнишка. Он щупает собственными пальцами похожие, нет, те же черты. — Не знал, — говорит он, чтобы сказать хоть что-то. Он так устал, что даже готов на вызов стражи Ёнбоком. Но тот смотрит из-под челки и улыбается. Не сдаст.