***
Двери открыты, и сквозняк, приносящий с собой боль, все сильнее начинает бить по стенкам сердца. И сквозняк этот пропитан обидой. Даже их уютное, мирное гнездышко больше не кажется таковым. Тихое место вмиг наполняют крики. Только они не наяву, они бьют изо всех динамиков по сознанию, сбивают с толку. Парень мечется по их квартире, места себе найти не может. И в сознании появляется мысль, которую, наверное и ждал Мин: «Мне здесь больше нет места». Юнги находит свой чемодан и буквально сваливает с полок всю одежду. Полка за полкой, вешалка за вешалкой. Всё без разбору летит вниз, слетается в одну огромную кучу, которая и не собирается помещаться в чемодан. Учебники, книги, приобретенные им за этот месяц все валится с полок. Но есть одна, которую Юнги видит впервые. Синяя кожаная обложка, выцветшая из-за времени, потертая от частого использования. Истерика наконец дает слабину. Мин падает на колени рядом с горами книг и блокнотов и открывает ту самую книжечку. «***
— Тэхен, мы не успели, — снова пряча лицо в ладонях, стонет Чонгук. — Он ушел Тэхен. — Он поедет домой, должен, — сказал Тэхен и осмотрел весь тот бардак, который оставил парень. Заметив на столе фото, мужчина подошел и поднял его с рабочего стола, протягивая Чонгуку. — Это, видимо, тебе. — Я не игрушка Хосока и не твоя модель, — прошептал Чонгук, читая неаккуратные, наспех выведенные слова на обороте фотографии. — Он нашел мой дневник… — упал на колени парень. — Нет, нет, нет, пожалуйста, — молит он и сжимает пряди волос у себя на голове, — только бы он не воспринял всё неправильно. Тэхен, он возненавидит меня… — Эй-ей, — он присел рядом и поднял его лицо, — не истери. Он умный парень, не будет… — его прерывает телефонный звонок. На экране имя «Дядюшка Мин». — Дядя Мин, здравствуйте, что случилось? — он кивает и тяжело выдыхает. — Я понял, дядюшка, когда Юнги к вам приедет, пожалуйста сообщите мне. Кое-что непредвиденное случилось, так что я не смог его удержать… Нет, не волнуйтесь, это скорее душевная рана. Я знаю, что вы найдёте слова. Да, спасибо. — Тэхен сбросил вызов и поднял глаза на Чонгука. — Теперь мы знаем, что он едет к отцу. Так все-таки, что было там записано? — История одного фигуриста, — шепчет Чонгук и облокачивается на кровать. — Путь от фаната фигуриста, до любви, которая взросла на плодах восхищения. От влюбленности, до настоящей любви.***
На спидометре за сотню, а в голове «только его хочу видеть в объективе». Боль, словно деготь растекается в душе, и нет ничего хорошего. Ни одной хорошей мысли. Зато столько слов Чонгука о том, как сильно он хочет вернуть Мина на лед. Даже занятая раздевалка больше не кажется жестом доброй воли. Каждое его действие буквально пропитано в глаза Юнги желанием вернуть на лед. Вернуть свою модель. «Вот выздоровеешь, вылечим ногу твою, вернем на лед и тогда будем приезжать сюда кататься. Вместе. Поедем на чемпионат вместе», — вспоминает Юнги момент с Нью Йорка, когда они гуляли по Центральному парку и проходили мимо катка. «Я сделаю фильм на нем. И он будет о тебе. Ты будешь моим личным фильмом». «Малыш, я не видел ничего красивее, чем твоя либела», — лыбится Чонгук, видя Юнги, что пытается повторять элементы с программ, перед зеркалом дома. «Попозируешь мне на первых тренировках?» Руки сильнее сжимают кожаный руль от обиды. Почему он раньше не замечал эгоистичные мысли Чона? Наверное, любовь очень коварна. Два из двух. Один оставляет раны на теле. Синеющие, зудящие раны, которые оскверняют его и без того грешное тело. Второй вливает яд в душу. Лжет и улыбается, шепчет слова любви и лжет. Касается и вонзает иглы со смертельным ядом глубоко в кожу. Этот яд — противоядие, пока лекарь не сделает больно. Пока ложь не встретится с правдой. И человек теряет себя. Теряет себя, утопая в сквернее, которую создал своими мыслями и поступками. Тормозит, съезжает на обочину. Хочет задохнуться в собственной боли. Руки тянутся к дневнику и снова бегут глазами по строчкам, размазывая старые чернила слезами. Юнги смеется сквозь истерику. Ведь никто не понял, почему 18 год так резко отличался ото всех предыдущих. Почему мальчик-весна превратился в ледяного принца. Строка за строкой, словно лезвием рисует он геометрические фигуры на своем сердце. «Я люблю его руки. Они словно созданы изо льда, но он жив. И он блистает. Я хочу увидеть его вживую. Он и правда такой холодный, как говорят? Ноябрь 2019 " «Зачем он создает образ обиженного на жизнь? Почему в его глазах больше нет былого огня? Даже улыбка стала холодной. Декабрь 2019» «Меня взяли во дворец, где катается Юнги. Жду не дождусь, когда увижу его. Июль 2020» «Он очень злой. Грубый. Почему я разочарован после первой встречи с ним? Кажется, я понимаю, почему хоккеисты назвали его сучкой…» «Он грубый, хамоватый, злой и обиженный на жизнь. Даже несдержанный немного. Это раздражает и интригует одновременно». «Это игра. Игра с людьми. Он не доверяет никому. Но когда он в компании… Это другой человек. Он словно котенок. Зашуганный миром котенок. Мне интересно узнать, какой ты, Юнги». Юнги чувствует себя исследованием, лабораторной крысой. Его анализируют, как эксперимент, как книгу. Это бесит. Обнуляет все слова, которые когда либо говорил владелец дневника. Это был простой интерес. Никакой любви. Снова повёлся. Сильно больно. Боль забирает все силы, слезы забирают все оставшиеся «проценты заряда». Глаза закрываются, забирая с собой в мир кошмаров, где словно на кинопленке будут меняться кадры его жизни из-за света встречных машин.***
— Юни, — Чимин приподнимает голову парня и проверяет дыхание, — ты жив. Слава богу, что ты жив, — он обнимает Мина и практически плачет у него на груди. Ким вытаскивает Мина из машины, словно куклу. Осматривает его полностью и радуется, что он цел. — Я думал, что ты попал в аварию, — плачет Чимин и крепче обнимает шею Юнги, легонько ударяя кулачком по спине. А парень молчит и вновь восстанавливает картинки с дневника. — Лучше бы я умер, хен, — шепчет Юнги и прячет нос в шее парня. — Игрушка с модельной внешностью.