The moon is beautiful tonight

Электронные часы отсвечивают зеленым 01:57. Сбитое одеяло в ногах от жары, окно нараспашку, покачивающиеся занавески, периодические яркие вспышки, освещающие почти всю комнату, следом громкие, сердитые раскаты грома, словно рычание дикой кошки, готовой защищать своё, вцепляясь в горло врага мертвой хваткой. Джинен лежит на спине и смотрит в потолок глазами, в которых пески Сахары – не меньше – от долгого неморгания. Сна ни в одном глазу, тишина не в голове, покой явно не в душе. Он резко садится в кровати, отчего звездочки начинают кружить перед глазами. Кажется, эти самые звездочки вскружили и перевернули ему мозги, потому что Пак решительно хватает свой телефон и звонит контакту «Саранхён». Кое-кому снова надо напомнить, что изменение имени в чужом телефоне может довести до «Им ТтонБом». Вряд ли ему такое понравится – упасть с облаков любви и угодить прямиком в навоз. После первого гудка Джинён осознает, что он делает. Что я ему скажу? Зачем я вообще звоню? Паника овладевает им, и он тут же начинает шарить по комнате взглядом, судорожно пытаясь найти предлог для позднего звонка. Пак замечает, что его мяча нет на привычном месте, в декоративной подставке в форме кольца и сетки, только без отверстия. Точно! Кажется, все намного проще, ведь это обычная и обыденная просьба между ними. Джинён вспоминает, почему не забрал его. Он ведь пытался как можно скорее унести свои ноги оттуда… Кадры произошедшего нахлынули с новой силой, поэтому он тут же сбрасывает звонок. Лучше написать смс. Да. Может его хен уже спит, а он тут трезвонит ему по поводу и без. «Извини, если разбудил. Забыл, что уже так поздно. Я мяч оставил под скамейкой, ты его не забирал?» Что ж, вышло сухо. Особенно если учитывать, что между ними произошло. Даже не стал использовать эмодзи. Он точно не в себе. Тяжкий выдох ударяется о стены, а в темной голове в который раз за эту ночь всплывает момент, когда Джебом сказал это будничным тоном. Признался. - Признался? – шепот на грани слышимости, и Джинён издает нечто похожее на писк и зарывается лицом в одеяло, надеясь задушить порывы неконтролируемой радости в складках невинной ткани. Бабочки порхают внутри или же вовсе исполняют ритуальный танец, потому что ему становится нехорошо при мысли о неминуемой встрече в скором времени. Пак и не надеялся дожить до такого события в его жизни. По правде говоря, он никогда не думал, что найдутся те – тот, и пока единственный, – кто сделает маленький, но шаг в, определенно, большее. Нет, он не боится скользкой дорожки нетрадиционных отношений в консервативном обществе, лишенной многих возможностей и спокойствия. Он боится, что истолковал всё совершенно не верно. Подумаешь, услышал фразу. Подумаешь, видел ее в топе романтических признаний. Ну и что же? Теперь цепляться к каждому и каждой, если они скажут нечто подобное тем фразочкам? Думать, что в него втрескались по уши и хотят «долго и счастливо»? Как самонадеянно все же. Да и не хочет он знать, чего от него желают другие. Ему бы от одного конкретного услышать. Но, несмотря на все это, от Джебома можно ожидать чего угодно. Начиная с безобидной смены имени на приторно-сладкое в телефоне, заканчивая внезапной новостью о поездке на море на дня два прямо перед экзаменами. Точно в его стиле, как ни посмотри. Порывисто, странно и заманчиво. Он романтик, сотканный строками из обожаемых им книг. Джебом любит зачитаться очередной книгой, упустить нормальное количество часов сна, а утром быть бодрее тех, кто спал и видел сны всю ночь. Им еще потом горячо выпаливает, точнее вышептывает, во время урока весь сюжет, обязательно с комментариями, прямо на краснеющее ухо ничего не соображающего с утра и еле дышащего от близости донсена. Нет, серьезно. Книги должны, вроде как, образовывать и воспитывать, но с хеном работает все наоборот, похоже. Ради них он готов сказать «пока-пока» своему здоровью и терпению учителей, уважению к ним и к нему с их стороны. И сердцу Джинена, определенно. Однако Пак все еще не уверен на сто процентов, и до сих пор не придумал, как он будет выяснять. Мысли вслух или намеренное, с подтекстом? Знает о значении предложения или тут Джинен единственный, кто выискивает скрытый смысл? Телефон вибрирует возле ноги, и парень шарит рукой в его поисках. Он знает, кто это, поэтому отвечает, даже не утруждая себя открыть глаза, чтобы убедиться. Так можно представить, что ты видишь осознанный сон под закрытыми веками. Осталось сделать выбор: сон с прежними ними или же нет. - Хён? – Джинен не уверен, по какому сценарию ему действовать. Он переворачивается на спину и все же открывает глаза, принимая реальность. - Ты не разбудил, я заберу мяч, не переживай. Будто пуля просвистела мимо. Волнуется? Но сознание зацепилось за одну деталь, которая разом разогнала все розовые облака и скачущих пони. - Заберешь? То есть ты еще не ушел домой? Хён, ночь уже. А еще и громыхает на улице, вот-вот ливанет, а тебе еще до дома идти минут пятнадцать. Никто из них больше ничего не говорит. Не хочется нарушать тишину, хочется просто быть рядом, даже так, сквозь тихие звуки дыхания. Однако Джинен не в силах справиться со своим внутренним гномом-ворчуном, которому только дай повод отчитать и попричитать. - Ну и чего ты молчишь? - Радуюсь. Сердце екает от улыбки и искренности в голосе, и Пак не выдерживает. Он снова утыкается лицом в одеяло, теперь уже пытаясь не дать вылететь взбунтовавшимся бабочкам-словам, в которых только «люблюобожаюбудьмоимхённавсегда». Этот невозможный хён. Ему не дают расслабиться, добивая восторженным: - Ён-а, а ты видел сегодня луну? Что ж, приятно было жить на этой планете, под этим небом ходить, видеть эту прекрасную луну. Предел. Джинен возмущенно-смущенно вскрикивает, сбрасывает вызов и швыряет телефон на кровать, забыв о спящей в соседней комнате маме, которая легко может заглянуть в гости, ведь хочется знать, что происходит здесь интересного, да еще и без нее. - Серьезно! Он решил меня убить сегодня, - гневно шепчет Пак и меряет комнату быстрыми шагами, то и дело, прикладывая влажные ладони к горящим пламенем щекам. Он удивляется, как умудрился вляпаться в этого несносного хёна по самую макушку. Из-за него он превращается в комок оголенных нервов. - Что он заладил со своей луной? Видел я ее. Что она мне? Не я ему нужен, а луна, похоже. Он резко тормозит перед открытым окном и смотрит враждебно туда, где предположительно скрыта чернотой туч виновница. Хмыкает пафосно и думает, что прямо сейчас бы снял белоснежную перчатку и небрежно кинул ее в ноги соперницы, вызывая этим на дуэль. При этом Джинен ни за что бы не оторвал взгляда от лица, с растекающимся по телу удовольствием наблюдая за сменой эмоций. Всё честно. Джинен готов решить всё здесь и сейчас. Или лучше, словно кошка, броситься на нее без предупреждения и расцарапать «лицо» лишь для того, чтобы не была такой замечательной и привлекательной для одного конкретного кадра. Докатился. Ревновать старшего к куску камня в космосе, вращающегося вокруг Земли. Он достиг своего пика безумия. Джинен сдувается так же быстро, как и завелся, и мысленно извиняется перед ни в чем неповинным, бесспорно прекрасным небесным объектом. Решив, что за сегодня успел переделать все возможное, он ложиться в кровать в надежде забыться сном. Старается гнать прочь любые мысли, но одна не дает ему покоя. За окном начинает стучать по карнизу мелкий дождь, а Джебом достаточно упрямый, чтобы послушаться совета, хоть и разумного. Тот точно будет гонять мяч на площадке до последнего, несмотря на дождь и большую вероятность слечь с простудой на долгую неделю. Ну и пусть. Будет время подумать. Может, тогда перестанет чудить и признаваться ни с того ни с сего. Джинен теперь почему-то уверен на всю тысячу процентов, что это было именно признанием и ничем другим. С такой мыслью легче дышится и засыпается. Он отворачивается к стенке и кутается в одеяло. Но беспокойство и забота оказываются сильнее его решимости забить и окунуться в радужные сны. Поэтому он с обречённым вздохом поднимается с кровати, быстро переодевается и максимально бесшумно выбирается из квартиры, не забыв прихватить зонт.