TAKE ME OUT

      

- 6 -

             Донхёк смотрел на дрожащие руки, которые, казалось, до сих пор ощущали на себе мягкие чужие губы, и не замечал капающих на них слёз.       «С этого момента они мои...»       Эти слова сделали его невероятно счастливым, подарив новую порцию толики смысла сегодняшнему дню...       Нет... Скорее, они стали центром всех его желаний, придав словесный облик самой глупой мечте, прятавшейся в темном уголке истерзанной болью души.       «Эти руки нужны мне, Хёк...»       У него было два часа на репетицию, из которых, выучив наконец произведение, лишь двадцать минут он играл с оркестром. Любому дураку, кроме Марка Ли, как выяснилось, известно, что чтобы добиться хорошего исполнения, единства и гармонии, люди в оркестре сыгрываются месяцами, учась слышать и чувствовать мелодию друг друга. Особенно, если ты до этого всегда был только соло исполнителем.       Донхёк знал, что так будет... К тому же он уже слишком давно не выступал на публике. Когда ему выдали ноты, а руки, в своей обычной манере, замерли над великолепными клавишами цвета слоновой кости, он почувствовал, как пальцы немеют, а по спине градом стекает холодный пот... Он не может опустить их... Дирижёр выжидающе смотрел, не говоря ни слова, и с каждой секундой Хёку казалось, что кислорода в зале всё меньше, и он не чувствует ничего ниже локтя...       «Я прошу тебя, Хёк... Ради твоего хёна... Сыграй для меня...» Вдруг кожа на ладони, которую Марк пару минутами раньше так нежно ласкал, будто вспыхнула, возвращая тактильность… Донхёк сделал глубокий вдох и закрыл глаза...       Ведь тогда, девять лет назад, в аэропорту он играл не для того, чтобы его нашли...       Хёк выдохнул и опустил руки, пробуя первые аккорды, будто знакомясь с новым инструментом.       Он думал о мальчике с брелоком арбуза и смешными бровями чайками, в немом предвкушении стоящем у рояля в какой-то абсолютно бескрайней зоне международных вылетов в Ванкувере... Лишь о его улыбке.       Да, пианист слишком выделялся, перетянув всё одеяло на себя, и Рахманинову бы не понравилось такое исполнение, возмутив подпевочной ролью оркестра, но зал был очарован музыкой...       Боже, как давно это было... Иногда казалось, что и не было вовсе...       Аплодисменты публики оглушили его, накрыв волной возбужденного ликования, и хотелось кричать от переизбытка адреналина в крови.       Воздуха не хватало.       «Марк, ты видел?.. Я... Я сыграл и... Вроде, всем понравилось...» Слёзы продолжали капать на раскрытые ладони... Всё, чего сейчас хотела его детская душа – это увидеть поднятые от восторга брови-чайки.       Хёк вытер лицо, поднимаясь с закулисных ступенек сцены, и замер.       В трёх метрах перед ним, рядом с Джонни Со, скрестив руки на груди, стояла его мать.              Любовь может преодолеть любые страхи, кроме страха самой любви...              ...              За кулисами, в кабинете музыки, на крыше – он обошёл все места, которые первыми пришли на ум.       Ли Донхёка нигде не было...       В последний момент в голову наконец пришло осознание того, что вещи Хёка остались у Джонни, и, осторожно постучав, Марк приоткрыл дверь в кабинет классного руководителя...       Из открытого окна потянуло свежим воздухом, и белая занавеска тут же взлетела до потолка. Шурша, будто листва, стопка исписанных бумаг покинула стол, разлетевшись по комнате, и Марк бросился поднимать.       – Что ты здесь делаешь, друг? – канадец вздрогнул, мгновенно выпрямившись.       – Учитель?.. Я просто... А Ли Донхёк уже сдал экзамен?..       Не обращая внимания на беспорядок, Джонни сел за стол, откинувшись на спинку кресла, и принялся задумчиво рассматривать старшеклассника. Марк собрал все листы и положил перед классным руководителем, всё ещё ожидая ответа...       Новый порыв ветра тут же сдул всё со стола.       – Ох... – канадец нагнулся поднимать.       – Марк Ли... Как думаешь?.. Почему в тот день я отправил тебя искать клюшку?..       – Что?.. Какую клюшку?..       – Присядь, пожалуйста, на минутку.       – Но... – Марк обвёл взглядом кабинет в поисках следов второгодки. – Мне нужно идти, учитель. Скажите, Ли Донхёк сдал эк-...       – Марк, сядь. Ли Донхёка только что забрала его мать.       – Что?! Мать?!? Нет, нет, нет!! Но ведь... Она же не видела, как он..?       – Ты сегодня сядешь, или мне сказать директору, что Вон Юкхей завалил английский?       Марк совершенно ничего не понимал...       «Его мать?! Но что она здесь делала? Она видела, как он играет?! Боже… Я всё испортил...»       – Марк, ты меня слышишь? – Джонни постучал рукой по столу. – Успокойся. Я с ней поговорил.       – Что вы ей сказали?.. Как вы можете сейчас спокойно тут сидеть, зная, что она с ним может сделать?! – хотелось застрелиться, только бы перестать чувствовать эту боль.       Если бы только Марк не заставил его...       Спустя семь лет из-за его глупости опять страдают люди.       Страдает Ли Донхёк...       Перед глазами вновь всплыла забытая картинка из детства. Мальчик с шоколадной кожей неуверенно замирает за роялем и вдруг смотрит на него, будто ища поддержки. Эти большие красивые глаза кажутся Марку напуганными, и, решив подарить ему свою самую любимую ракушку, канадец ярко улыбнулся в ответ, уверенно кивая...       Когда мальчика уводили на посадку, он махал и прыгал до самого конца, пока мог различать их силуэты в толпе, стараясь не думать о том, что чувствует себя так, как будто только что потерял нечто по-настоящему бесценное...       – Марк.       – Да?..       – Всё будет хорошо, не переживай. – Джонни протягивал ему непонятно откуда взявшийся носовой платок...       Канадец вытер рукавом глаза и наконец сел напротив учителя.       Холодный воздух принёс с улицы запах талого снега и мокрой прошлогодней травы, напоминая о пришедшей на днях весне, и со стола опять что-то полетело, совершенно никого не волнуя.       – Это всё из-за меня...       – Нет, Марк. Ты тут ни при чём. Ты просто инструмент в руках Бога, так что не переоценивай свою значимость.       – Но если бы я не...       – Ты всё сделал правильно, и теперь всё изменится. Поверь мне, – Джонни склонил голову на бок, отчего его чёлка упала на глаза. – Скажи, Марк. Что в тебе такого особенного?.. Я смотрю на тебя изо дня в день и никак не пойму.       – Что?.. Я не...       – Я тоже. Но Ли Донхёк, кажется, знает ответ. И если раньше я был уверен, что ты поможешь "починить" его, то сейчас начинаю сомневаться... Видишь ли? Правила игры изменились, и нам ничего не остаётся, кроме как принять новые условия.       – Вы меня извините, но... Ваши слова звучат как бред. Я не понимаю, к чему вы клоните. И я хочу вас предупредить, учитель, что, если вы будете продолжать приплетать везде Юкхея, я...       – Кстати! Ты мне напомнил, о чём я хотел поговорить. Ты выбрал наконец вуз? Вступительные через три месяца.       Марк смотрел на свои руки и пытался успокоиться. Ведь нет никакого смысла переживать – он всё равно не сможет ему ничем помочь. Довольно. Он уже и так сделал «достаточно»...       На что он надеялся?..       О чём думал?..       – Учитель Со... Что вы сказали его матери?..       Джонни поднялся и подошёл к окну. Поправив занавески, он закрыл его, и в комнате мгновенно стало душно...       – Я сказал, что завидую ей. Ведь её сына ждёт большое будущее... И что музыка, перестав быть запретом, станет лишь приятным дополнением на его пути.       – Что?.. «Дополнением»?..       – А вот английский ему надо подтянуть.       – Вы мне сказали, что поговорили с ней!       – Я поговорил, Марк. И я сказал достаточно. Это был единственный способ помочь Донхёку в сложившейся ситуации.       – Но она...       – Она ничего ему не сделает. Он – её единственный козырь. А вот сам Хёк не внушает подобной уверенности... Но ничего, скоро ему станет лучше.       – Скоро?..       – В итоге, всё сложилось просто идеально, если так подумать. Она решила отправить его учиться заграницу.       – Что?..       Джонни вернулся к столу, пожимая плечами.       – Я лишь намекнул, но она тут же всё решила. Четыре года на факультете международных отношений в Калифорнии подтянут его уровень английского, да и самостоятельная жизнь вдали от дома пойдёт ему на пользу. Так что, Марк... Даже твой Юкхей определился с вузом... Остался только ты.       Бог снова бросил кости, забыв предупредить.       А Марк хватал ртом остатки живого воздуха, до конца не понимая, в какой момент он перестал успевать за своими чувствами.              ...              Отказавшись от ужина и проигнорировав все расспросы о прошедшем фестивале, Марк закрылся в своей комнате. Каждая новая секунда размышлений приносила новую тревогу, которая снова и снова заставляла его возвращаться к сжимающему сердце, будто острый ржавый капкан, чувству вины. Если бы он только знал... Если бы можно было всё исправить...       Марк смотрел на пол у окна и вспоминал, как на Рождество в этой самой комнате, он заставил Хёка снять одежду, чтобы обработать раны... Но даже тогда, в аэропорту, зная, во что со временем превратится эта смуглая кожа, разве он мог что-то сделать?..       Мать была права. На всё Божья воля. Но всё, чего хотел Марк, – это хотя бы не приносить никому несчастья, если уж он всё равно не способен быть полезным. И с чего он взял, что сможет помочь этому странному парню, вечно истекающему кровью?..       Что? «Вытащить из бездны»? Хах... Марк здесь единственный, кто увяз на самом дне.       Всё. Хватит. Донхёк поедет учиться заграницу, и учитель прав, это лучшее, что могло случиться. Да, дипломатия – не музыка, но он хотя бы будет за несколько тысяч километров от этого жуткого подвала и гомофобной матери. Он будет на свободе.       Канадец лишь надеялся, что этот красивый парень в капюшоне больше никогда не возьмётся за лезвие, плача в одиночестве.       А Марк...       Марк пойдет своим путём...       «Остался только ты...»       И всё же...       Почему Донхёк сразу не сказал, что однажды они уже виделись?! Он вспомнил, как, обрабатывая его раны в последний раз, рассказывал про мальчика, с которым ел мороженое в аэропорту, и почувствовал себя настоящим идиотом...       Марк дотронулся до своих губ... Потом до шеи...       Да... Забыть это всё будет не просто.              (♫) Часы показывали полпервого ночи, а Марк лежал в кровати, глядя в потолок. С каждым порывом ветра дерево на улице плавно покачивалось из стороны в сторону, а тень его голых веток танцевала на побелке, повторяя одни и те же траектории.       Вдруг лежащий рядом телефон завибрировал, высвечивая неизвестный номер. На самом деле, у Марка не было идей, он взял трубку по инерции...       – Да?..       – ...       – Алло?..       – ...Марк?       Канадец резко сел.       – Хёк?! Где ты?! С тобой всё хорошо?!       – Блять, не ори ты так, я чуть не оглох... – его голос звучал сдавленно и будто из коробки.       – Где ты?       – Дома...       – Всё хорошо? У тебя голос странный.       – Я просто под одеялом...       – Ты в порядке? Она... Она не?... – Марк смолк и зажмурил глаза... – Прости меня... Я обещал тебе, что всё будет в порядке, но...       Хотелось плакать.       – Всё нормально. Я в порядке... Она просто поорала и немного подёргала за волосы... Знаешь?.. Если бы я знал, что так будет... Я бы... Я бы может и осмелился заиграть раньше... Хотя... Нет. Ведь сегодня я играл только потому, что ты попросил...       «Built an opera house for you in the deepest… jungle ~...»       – Прости меня, Хёк... Пожалуйста, прости...я...       – Простить?.. Хмм... Но ведь это твои руки играли... Почему ты извиняешься?       – Мои руки?.. – Марк вспомнил, как целовал чужие ладони... Сейчас это казалось глупостью, но в тот момент было так естественно.       – Ты уже забыл? Ты сказал, что они...нужны... тебе...       – Нет! Я помню! Просто...       – «Просто» что?       «I've got a love for you ~...»       – Спасибо, Хёк... Это было самое прекрасное из всего, что я когда-либо слышал. Хотя... нет...       « I just can't escape ~ ...»       – «Нет»?..Тебе...не понравилось?..       – Мне безумно понравилось! Но... Просто... В аэропорту...       «All of my love for you ~...»       – Что?..       Марк замер... Его лицо горело, а по коже бегали мурашки, приятно будоража...       – Ли Донхёк?..       «...cuts me like barbed wire ~...»       Марк чувствовал, как что-то внутри щекочет, распускаясь...       – Почему ты не сказал...что ты – тот мальчик из аэропорта?..       «I was meant to love you...       And always keep you in my life ~...»       Зачем сейчас об этом говорить?       Уже, возможно, слишком поздно... Да и что это изменит?       Марк не знал.       «I was meant to love you...       I knew I loved you at first sight~...»       Но ему безумно хотелось вновь, спустя столько лет, подержать эту маленькую ладошку...угостить мороженым...и всё рассказать.       На той стороне молчали, а канадец нервно теребил край футболки, наматывая его на палец... Наверное, он бы предпочёл сейчас видеть это лицо...       Маленькая комната вдруг потерялась в пространстве, попрощавшись с границами так, будто их никогда и не было... Марку казалось, что ничего не осталось... Только он и этот потерявшийся мальчик на том конце провода, где жизнь продолжает высасывать из него всю радость, оставляя на смуглой коже уродливые шрамы...       «Так не должно было быть»       Что тогда, что сейчас... Марк не смог для него ничего сделать. Он просил его играть...и мальчика "находили" и "забирали"...       Но даже если и так...       Он хочет попросить ещё раз.              Что это так щекотно цветёт внутри?..       «If I abandoned love,       I'd be a man without dreams~...»       – Ты ведь... Вспомнил меня, да?.. Я только не знаю... с какого момента ты... Почему, Хёк?.. Почему ты сразу мне не сказал?.. Это... нечестно...       Никто не отвечал, но Марку казалось, что он слышит тихое дыхание... Если бы он мог, он бы многое отдал, лишь бы прочитать сейчас эмоции на лице Ли Донхёка, будто впервые увидев его... Заново изучив...       «And I can still hear the sound ...»       – Я ведь прекрасно помню, как нашёл тебя тогда...       «...of you crying through the night~...»       – Ты почти ревел, сидя на корточках и... Ты выглядел таким одиноким... Но всё равно безумно тёплым...       «There in the opera house...»       – Прости... Я... Это было так давно, и я...       « ...with no one else for miles~...»       – Прости меня, Хёк... Прости своего хёна...       Слёзы перешагнули порог внезапно, почти бесшумно. И каждую каплю переполняли искрящиеся радугой эмоции...       «I was meant to love you...       And always keep you in my life~...»       Так не должно быть...       Странные чувства.       «Не молчи, Хёк...» Сейчас канадец был не уверен в собственном голосе... Но он хотел услышать его.       Хотел обнять и попросить прощения, сжимая ладонь.       – Ты... – голос Хёка стал ещё тише и приглушённее.       – М?..       – Ты всё-таки вспомнил меня... хён...       Стараясь не дышать, канадец вслушивался в каждое слово, а в животе медленно распускались незнакомые цветы...       – Но как же долго до тебя доходило... Я думал, ты догадливее... Но... Почему ты опять извиняешься, хён?.. Неужели... кроме чувства вины...я у тебя ничего не вызываю?.. И ты там что... Плачешь, что ли?.. – Донхёк говорил обрывистыми фразами, но это не помогло ему скрыть дрожь в голосе.       Марк шмыгнул носом и улыбнулся...       – Нет, конечно... С чего ты взял?..       – Что «нет»?..       – Я не плачу...       – Ммм...       – И чувство вины – не единственное...что ты вызываешь...       – Что ещё?.. Жалость?..       – Это не жалость, это... Сопереживание..? Интерес..?       – Ты меня спрашиваешь?       – Нет... Я просто... не уверен...       – Я... Я тебе неприятен?..       – «Неприятен»? Нет! С чего ты взял?       – Ты уверен?..       – Конечно... – Марк лёг обратно на подушку, подложив под ухо телефон...       Он поджал колени, вслушиваясь в чужое дыхание. Наверное, неудобно так долго разговаривать под одеялом и надо бы заканчивать, но...       – Слушай, Донхёк... Джонни сказал, что... ты уезжаешь учиться заграницу...       Тишина.       – Может... Если бы я не заставил тебя сыграть... Она бы не решила сослать тебя... Прости.       – Не смей извиняться. Я же сказал. Это играли твои руки. И... они играли... для тебя...       – Для... меня?..       – Угу...       – Это... Это было красиво...       – Тебе понравилось?..       – Очень...       – Скучаешь?..       – В смысле?.. – Марк почувствовал, как краснеют уши.       – По своим рукам...       – Ах... По рукам… Я надеюсь, они будут в безопасности, даже когда я не смогу быть рядом.       – Хён... Я не хочу... Не хочу никуда ехать... Особенно... Когда ты, наконец, вспомнил меня.       – Я тоже не хочу... – теперь пылали щёки. – Но... Так будет даже лучше, ведь ты будешь в безопасности. Только прошу, не режь себя... И не бросай играть. Ради меня. Хорошо?       – Ты... Ты не хочешь, чтобы я уезжал?       – Я... не хочу... Но так будет лу-...       – Ты сказал, что сделаешь всё, что я захочу, хён... Помнишь?       – Да... – голос Хёка имел очень приятный мягкий тембр, Марк почти угадывал в нём маленького мальчика с красивой солнечной кожей, и хотелось слушать вечно... Если бы слова, что он произносил, не заставляли вдруг краснеть и задыхаться.       – Ты правда сделаешь всё?..       – Я попробую...       – Попробуешь или сделаешь?       – Я... сделаю...       – Мммм... Не могу определиться...       – Хах... Не пугай меня, я начинаю нервничать.       – Не волнуйся, хён. Я не буду заставлять тебя делать что-то странное...       – «Странное»? Что-то мне поплохело, хах...       На улице светало, но Марк не хотел думать о том, что рано или поздно им придётся остановиться.       Ведь никто не знал, что будет дальше. Вернее... Каждый из них знал... И знал слишком хорошо.       Однажды Марк решил, что он никогда не станет психотерапевтом, как бы сильно отец ни рассчитывал на него... Но точно так же когда-то канадец был уверен, что не способен испытывать влечение.       Он дотронулся до шеи и вспомнил приятное тепло чужого тела, влажные губы на коже и неуверенные руки на спине...       Всё меняется. И каждую минуту мы уже не те, что раньше. Мы меняемся тоже. Меняются наши мечты и наши желания. Но если жить, зациклившись на прошлом, можно так и не увидеть того, что ждёт за поворотом...       Когда дверь в прошлое открыта, настоящее выдувает туда сквозняком.       – Послушай, Хёк... Я, наверное, буду поступать в медицинский... Поможешь мне с математикой? Ты когда уезжаешь?       – Она сказала, где-то через месяц, пока не ясно... Я свои-то экзамены ещё не сдал...       – Ммм... Не хочешь готовиться вместе?..       – С тобой? Хммм... Не думаю, что...       – Я скучаю по рукам, вообще-то. Хочу быть уверен, что ты не навредишь им, пока не уехал.       Хёк ответил не сразу, и некоторое время они молча слушали дыхание друг друга.       – Я достал сегодня лезвие, Марк... Я почти порезал... Но… твои слова... Они остановили меня...       – Донхёк… Послушай, умоляю, когда почувствуешь, что больше не можешь, просто позвони или найди меня и...       – Нет. Я не могу. Мне... страшно...       – Почему?..       – Я боюсь твоих слов... твоего голоса... твоего запаха… твоих мыслей… всего тебя и... Это намного больнее, чем ты можешь себе представить.       Часы на книжной полке показывали четыре утра... Скоро уже нужно вставать, но для Марка понятие времени сейчас было не актуально, как и прогноз погоды на весь следующий год...       – Но… почему?..       – ...Не забудь, хён. У меня есть желание. И когда я определюсь, ты должен будешь выполнить обещание. Уже поздно... Я хочу спать... Спокойной ночи... Mr. Mark Lee.       – Споко-... – короткие гудки оборвали на полуслове.       Зарядки осталось 3%... В принципе, если он сядет, то Марк не услышит будильника и тогда можно будет официально проспать первых два урока... Неплохо.       Канадец кладёт телефон под подушку и закрывает глаза.       «Боится?.. Больно?.. Но почему?!»       Сон куда-то пропал.       Кто так неосторожно взрастил все эти хрупкие цветы, что требовали столько места сейчас в его лёгких и животе?       Как необдуманно.       «Хён... Он назвал меня «хёном» ...»       Марк улыбался.              ...              Сначала это выглядело, как паранойя.       Но когда третий день подряд Марку продолжало казаться, что от него в коридоре шарахаются, в столовой держат дистанцию, а Юкхей нервничает и разговаривает больше обычного, шутки закончились. Стало не до смеха.       «Что происходит?..»       На следующей неделе заканчивались занятия, и на последних уроках учителя отчаянно пытались впихнуть в детские головы максимум информации. Все были на нервах, особенно выпускники, и то, что баскетбольная команда проиграла в день фестиваля, уступив лишь два очка противнику, подогревало атмосферу. Марк был тем, кто промахнулся, забрасывая за секунду до свистка. Он вообще играл очень рассеянно, мысленно находясь в другом месте, и команда это заметила, но никто не сказал ни слова... Да и вряд ли всё это могло послужить причиной перешептываний школьниц, стоило им наткнуться на канадца где-нибудь в коридоре...       Марк быстро забросил попытки разобраться в возникшей вокруг себя новой атмосфере, поглощённый новой идеей о поступлении на медицинский факультет... К тому же, хотелось попытаться выловить Донхёка, поймав второгодку между экзаменами, которые тот должен был приезжать сдавать. Канадец видел лишь чёрный роллс-ройс, но ценного пассажира найти ему ещё ни разу не удалось. Иногда Марк доставал телефон и искал в вызовах номер, с которого ему звонил Хёк, так и не решаясь ни позвонить, ни написать...       – Бро, я на файвсэконд зайду к химику за тестами, ок? Только не ходи без меня в столовку, хорошо? – Юкхей поступал на фармацевта, поэтому всё чаще пропадал в лаборантской Ким Чону.       – Я займу нам стол.       – Нет, бро! Не ходи без меня, андестенд? Я сейчас приду, подожди чуть-чуть, – и долговязый китаец умчался, не став объяснять причин странной просьбы.       «Что за?.. Детский сад...»       Марк сел за их любимый столик возле окна, написал Юкхею, что ждёт его на обычном месте и вновь уставился на неизвестный номер. За эти дни он выучил его наизусть... Интересно, Хёк будет ему звонить, когда уедет?..       Математика вступительных на медфак была действительно сложной, и Марк переживал. Нужно было бы сказать уже родителям, что он определился со своим будущим, но гордость пока не позволяла сдаваться в руки их понимающе снисходительных улыбок...       Этот выбор дался Марку не просто. Он будто бы предавал себя, но желание больше никогда не повторять одних и тех же ошибок пересилило детскую упёртость.       В следующий раз он не просто будет знать, как помочь. Он сделает это.       Вдруг на стол упала тень, и всё ещё задумчивый канадец поднял голову, собираясь встретить Юкхея, но...       Перед ним стояли двое парней из параллельного класса, и Марку смутно казалось, что эти лица он уже где-то видел... Причём, при не очень-то радужных обстоятельствах.       – Хах, он ещё смеет таращить свои глазёнки на нас! – один из них зло усмехнулся и с силой пнул ногой ножку стола, привлекая внимание других обедающих.       Марк нахмурился. Он их вспомнил: это та самая парочка из туалета, которая хотела облить Хёка водой.       – Из-за грязи вроде тебя, наш бро проиграл свою последнюю игру в роли капитана, так и не взяв кубок!       «Ах, вот оно что... И почему я не удивлен?..» Марк устало выдохнул, выбешивая этих парней ещё больше.       Ему с самого начала не понравился капитан. Юкхей сказал, что его назначили только пару месяцев назад, и он буквально выжил предыдущего парня... Команда была против, но тренер сказал, что пока назначать больше некого, да и многие выпускаются через полгода... И вот, во что это вылилось.       – Чего молчишь, хуесос? Вся школа знает, с кем ты шароёбился вместо того, чтобы готовиться к игре!       «И где они только такие странные слова берут?.. Стоп... Что он имеет в виду?!»       Вдруг напротив Марка сел Ренджун, громко поставив на стол поднос с обедом. Не обращая внимания на разыгрывающуюся драму, он разломил палочки и принялся мешать лапшу.       – Это Джонни Со попросил его привести пианиста. Так что ваши претензии не по адресу, – китаец подул на еду и шумно снял первую пробу...       Канадец опасался, что на этот раз простым ведром воды не обойдётся. Вокруг уже столпилось достаточно много народу, ещё столько же шептались по углам, и Марк решил, что в следующий раз будет слушать Вон Юкхея...       Парень из параллели облокотился на стол, злорадно ухмыляясь:       – А облизывать руки этому педику тоже Джонни Со попросил, да? – в столовой воцарилась тишина, будто бы все ждали, что же ответит канадец... Но Марк молчал, прикидывая, как сильно могла видоизмениться реальность в этих слухах, ползающих по школе с того дня. Теперь он понимал, почему эти люди так ненавидели Хёка... И дело не только в том, насколько сильно он выделялся, имея особые отношения с учителями. Им в принципе было плевать, про кого сплетничать и кого гнобить... Они просто хотели зрелищ и интриг, хотели выпустить пар и злобу, хотели сточить ноющие клыки... Всё просто.       Вдруг Марка больно схватили за волосы, запрокидывая голову назад.       – Молчишь? – второй абьюзер видимо решил перейти сразу к действию. – Давай, признайся, что ты тоже ёбаный пидор, мечтающий вставить этой подстилке. Тогда, может быть, мы поймём, почему ты оказался хуёвым баскетболистом, испортив всю игру.       – Я не гей, если вас интересует именно это, хотя, сомневаюсь... Но... Насчёт "вставить" и прочего... – Марк улыбнулся, стараясь выглядеть максимально снисходительно. – Знаете?.. По себе людей не судят. Может... пора признаться в собственных желаниях, перестав обвинять во всём окружающих, м?       – Что?! – парень покраснел, открыв рот от возмущения, и ударил в лицо так, что Марк упал на пол. Он собирался накинуться сверху, и канадец уже представил, как потом его же и заставят оттирать здесь все полы, забрызганные кровью, как вдруг из толпы раздался голос, заставив всех замереть …       – Только попробуй.       От Ли Донхёка исходила холодная аура безжалостного убийцы, не знающего меры жестокости, и эта опасность, что читалась в его глазах, пугала непредсказуемостью...       Забыв про боль в подбородке, Марк удивлённо смотрел на него и не узнавал, теряясь в непонятных эмоциях, нахлынувших, как только ушей достиг знакомый голос...       Не сводя полных ненависти глаз с ударившего парня, второгодка подошёл и протянул руку сидящему на полу старшекласснику.       Это был первый раз, когда Марк видел Хёка в школьной форме, с аккуратно уложенной челкой и... таким сильным и уверенным... Канадец смотрел на Rolex, украшающие изящное запястье небрежно протянутой руки, и думал о том, что Бог всегда возвращает больше, чем ты отдаёшь...       Вспоминая о том, как однажды в детстве он точно так же протягивал одному потерявшемуся малышу свою ладошку, Марк неуверенно берёт чужую руку, сжимая ладонь и поднимается на ноги.       – Хах! Посмотрите, кто пришёл на помощь? Неужели сам Ли Донхёк? Я почти не узнал тебя, падла мелкая... С чего это ты сегодня такой борз-...       – Я надеюсь... – Хёк говорил спокойно, медленно проговаривая каждый слог. Отчего-то у него это выходило настолько властно, что никто не осмеливался перебить. – ...твоя семья проснётся завтра утром. Грустно, когда некому хоронить.       – Ч-что?.. – зрачки ударившего парня забегали из стороны в сторону. Он немного отступил назад, но присутствие зрителей, видимо, не позволяло так унизительно быстро сдаться.       Марк потянул руку Хёка на себя, опасаясь, что физическое насилие – единственная стратегия, которая может родиться в извилинах этих ребят, но вдруг между ними и недоабьюзерами вырос Вон Юкхей.       – Что тут происходит? – он был на голову выше большинства присутствующих, а его нахмуренные брови несли в себе чисто животную угрозу.       Ему ответил лишь громкий звук поедания лапши.       – Айщ... Может вы свалите все куда-нибудь в зал суда? Я поесть нормально не могу, – Ренджун жевал, продолжая помешивать полуостывший обед.       Тихо переговариваясь, толпа начала расходиться, когда в столовую с дикими глазами вбежал директор.       – ЛИ ДОНХЁК!! – поймав на прицел объект претензий, Ли Тэён быстро подошёл к злосчастному столу, неодобрительно косясь на эпично опрокинутый стул. – Ты сказал, что пошёл в туалет! Не оставляй меня наедине с твоей ма-... Марк? Что с тобой, дорогой?       Канадец дотронулся до разбитой губы и скривился от боли. На пальцах осталась кровь...       – Ничего, директор, я просто...       – Что здесь вообще произошло?! – столовая мгновенно опустела, а Тэён строго осматривал лишь четырех присутствующих, пока его взгляд не остановился на крепко сомкнутых ладонях... – А вы, случайно...       Марк с Хёком одновременно разжали руки, будто опомнившись, стоило им понять, куда именно смотрит директор.       – ...не из-за еды тут дерётесь, м? – Тэён довольно улыбнулся.       – Нет, мы просто...       – Ладно, потом разберёмся. Слушай, Донхёк, она забрала все твои документы и уехала. Мне так и не удалось уговорить её повременить с твоим отъездом, но насчёт подготовки к экзаменам, я смог её убедить. Пойдём, я попрошу Доёна договориться с...       – Я уже договорился.       – Что?! С кем?.. Ты издеваешься?! Я два часа расписывал ей вымученную по твоей просьбе программу экспресс-подготовки, а ты говоришь, что «уже договорился»?!!       Хёк молча смотрел куда-то вбок, когда Марк почувствовал, как чужой палец незаметно тычет ему в бедро, и неуверенно начал:       – Эмммм... Господин директор... Мы с Донхёком решили готовиться... вместе... – Марк сглотнул, стараясь не выдавать панику, но уши, видимо, решили игнорировать команду «не краснеть».       Ли Тэён сложил руки на груди и подозрительно сощурился, внимательно изучая канадца.       – «Вместе»? Вы? А репетитор?       – Эммммммммм... Джонни Со сказал, что... нашёл хорошего... одного....там....да...       – Джонни?! Хмммм... А Юкхей?       – Что?.. – Марк с долговязым китайцем недоуменно переглянулись.       – Я говорю, а Вон Юкхей не хочет готовиться вместе с вами?       – Нет!       – Нет!       Донхёк зло покосился на будущего фармацевта, одновременно с ним высказавшего ярый протест, и Марк опять сглотнул... Где-то по спине бежали свой чувственный марафон неугомонные мурашки...       Тэён усмехнулся, хлопнул Донхёка по плечу и не спеша направился к выходу:       – Только попробуйте не поступить куда-нибудь. Я запишу вас на курсы садоводства, и будете всё лето мне цветы вокруг школы высаживать. Все втроём!       – Втроём?! – Юкхею явно не нравилась перспектива непосредственного участия.       – Но, директор, – Ренджун, который всё это время просто молча ел, промокнул салфеткой губы, допив остатки бульона. – У нас кругом один асфальт.       Уже почти исчезнув из обеденного зала, Ли Тэён лениво обронил:       – Так разберись с этим.              ...              «Что за странная атмосфера?..»       Марк смотрел на прикрытые веки Хёка в десяти сантиметрах от своего лица, чувствуя, как краснеет с ног до головы под сбившийся ритм сердца...       Они сидели на полу в его комнате, и второгодка осторожно дул на ранку в уголке губ, которую только что лично смазал мазью, мягко касаясь лица подушечками пальцев...       Вроде бы, ничего сверх интимного, на первый взгляд... Но рука на бедре обжигала, и канадец чувствовал лёгкий запах чужого парфюма, исходящий от одежды Хёка, когда тот был так смущающе близко... Донхёк медленно отстранился, продолжая смотреть на губы, а Марк сидел не дыша, с каждой секундной всё больше растворяясь в красоте томного лица напротив... Но когда второгодка провёл языком по границе губ, будто облизываясь, а чужие пальцы с силой сжали бедро, вызывая приятные волны тепла во всём теле, канадец очнулся, нарушив вязкую тишину.       – Как ты?.. Всё хорошо?..       Хёк едва ощутимо вздрогнул, и отстранился, стараясь скрыть нахлынувшую неловкость.       «Он не контролирует это...» – подобная мысль и пугала и будоражила одновременно.       – Ну... Не я сижу тут с разбитым лицом.       – Хах... – Марк повернул аптечку к себе, всматриваясь в небольшое зеркало на крышке ящика. – Это было больно... Давненько я не попадал в переделки.       – Не трогай, – Хёк схватил его за запястье, не давая коснуться ранки. – Я... убью всех этих ублюдков...       Его голос звучал достаточно зло, чтобы Марк серьезно начал опасаться за чужие жизни.       – Не говори так.       Ему отчего-то было жутко приятно осознавать, насколько сильно это всё взбесило Донхёка, обычно абсолютно равнодушного к подобным, нередко происходящим с ним самим, сценам насилия. Сегодня неожиданную сторону изгоя увидела половина школы, для Марка же, знающего об этом странном парне чуть больше всех остальных, всё произошедшее имело особенный смысл...       Он вдруг осторожно взял чужую руку и медленно провёл пальцами по ладони, наслаждаясь тактильными ощущениями.       – Скучал?.. – Хёк говорил тихо, лаская уши мягким тембром.       – По своим рукам?.. – Марк задрал чужие рукава, осматривая голую кожу, и выдохнул, не найдя новых порезов... – Конечно. Рад, что они в порядке, не смотря на...       – Нет, не по рукам.       Канадец поднял голову, встретив чужой взгляд.       Как он мог его не узнать?.. Прямо сейчас этот красивый парень смотрел на него испуганными глазами того самого ребёнка, и Марк вспомнил, какого это... всем сердцем тянуться навстречу.       – Можно я обниму тебя?..       – Нет. Что за дебильные мании самопсихотерапевта?       – Хёк, почему ты мне сразу не сказал, что ты тот мальчик?       Сейчас он выглядел таким беззащитным, будто полностью обнаженным с этими ярко красными ушами и бегающими глазами.       – Я и не собирался говорить.       – Но почему?!       – Это ничего бы не изменило.       – Неправда! Я бы тогда услышал от тебя «хён» намного раньше!       – Ахах... Что? Это так тебя волнует?       – Не знаю... Но это приятно...       Глаза Хёка округлились и, мило смутившись, он уставился на их руки, всё ещё держащие друг друга. «Такой забавный...» Марк неосознанно начал перебирать чужие пальцы, поглаживая каждую фалангу...       – Теперь я понимаю, почему это с самого начала казалось для меня таким естественным...       – Что именно?..       Марк сжал его ладонь.       – Взять тебя за руку...       Несколько минут они молча смотрели друг другу в глаза, пока канадец не заметил первую слезу, и в сердце не закралось подозрение, что Хёк не врал, когда говорил, что-то про «это намного больнее, чем ты можешь себе представить…»       – Ты заебал...       – Знаю, – Марк тянет чужую руку на себя и обнимает Хёка, нежно постукивая по спине. В голове сумбурно мелькают разные мысли, начиная с«как сильно хочется извиниться перед этим парнем за то, что так легко отпустил его когда-то в аэропорту, не зная, какие ужасы ждут ребенка» и заканчивая «почему мне так нравится его обнимать?.. он безумно приятный...»       Но на этот раз чужие руки не гладили спину...       – Я никуда не поеду, хён.       Марк взял его за плечи, отстраняясь и заглядывая в красные глаза.       – Нет, ты должен ехать. Ты сможешь там играть на пианино в свободное время и ничего не бояться. Ты будешь в безопасности...       Лицо второгодки исказилось безнадёжной болью, и канадец начал паниковать, не в силах расшифровать причины его эмоций.       – Нет. Я не хочу.       – Но почему?! Неужели ты не понимаешь, что это позволит тебе выдохнуть!       (♫) Хёк поднял полные безысходного отчаяния глаза, и в очередной раз Марк убедился, что «понимать» и думать «будто понимаешь» – диаметрально противоположные вещи.              – Я... я не смогу... без... тебя...              Марк мог лишь догадываться о том, сколько Донхёку понадобилось мужества, чтобы произнести эти пугающие их обоих слова...       В лёгких вдруг что-то лопнуло, запачкав стенки ядом, но было не больно...       Было невыносимо.       – Посмотри на меня, Донхёк... – Марк сел удобнее, придвинувшись ближе. Заглядывая в грустное лицо, он старался говорить мягко, улыбаясь глазами, как обычно это делал его отец, общаясь с пациентами. И плевать, что Хёк не был пациентом. Никогда...       – Послушай... Я знаю, тебе кажется, что ты не сможешь, но это не так.       Хёк страдальчески сморщился, закрыв лицо руками.       – Замолчи, Марк... Больше ничего не говори... С меня хватит...              Когда Хёк молча потянул Марка за локоть, увлекая за собой из столовой, канадец не сказал ни слова о том, что у него ещё уроки... Дома никого не было, и захватив аптечку парни молча поднялись наверх... Хёк так нервничал, выдавливая мазь, что Марк чувствовал себя идиотом, но... Каждую секунду он думал лишь о том, как хорошо на этом парне сидит белая рубашка с узкими синими брюками, и что то, что Хёк испытывает по отношению к нему является лишь миражом, навеянным жестокими призраками детства...       Ли Донхёк сегодня – это пазл. И только 30% картинки в нём отображало действительность, в то время, как всё остальное было фантомом. Все эти чувства и стремления призрачны. Они навеяны мелодией боли из прошлого, которую так никто и не услышал. И Марк знал, что он обязан показать ему это.       И позволить отпустить...              Канадец осторожно отнял чужие ладони от лица и бережно опустил их вниз.       – Ли Донхёк, ты знаешь, что твоя улыбка сияет ярче солнца?.. Я видел её нечасто, но успел полюбить... Ты умный, талантливый, невероятно чувствительный и нежный. И как бы сильно ни прятал, этого не скрыть: твоя душа прекрасна...       Хёк смотрел на него будто сквозь холодную пелену, безжизненно опустив руки... Марк вспомнил тот страшный вечер, когда второгодка сидел на краю крыши, истекая кровью, и отчаянно захотел вернуть всё назад… в день, когда они нашли друг друга в аэропорту...       – Ты должен перестать ненавидеть, Хёк. Остановись. Пришло время оглянуться и… простить себя. Обними мальчика, что так и не нашёл дорогу, застряв в огромном терминале жестокости... Он не виноват. Он тоже всегда был прекрасен... Всегда… Ты ни в чём не виноват, Хёк. Ты заслуживаешь самой прекрасной любви. И в первую очередь, своей любви... Я знаю, то, что произошло с тобой, убило веру уже очень давно. Мне сложно представить, насколько тебе было тяжело и невыносимо одному... Эта боль выжгла в твоём сердце все мечты, оставив лишь пепел. У тебя не было выбора. Шрамы на твоём теле – это не постыдная слабость... Это был твой способ выжить. Прости их себе. Даже с ними, ты остаёшься прекрасным... Тебе больше не за что себя наказывать, Хёк. Ты натерпелся достаточно. И я никогда не перестану восхищаться твоей стойкостью.       Марк мысленно выдохнул, заметив, как Донхёк реагировал, вслушиваясь в его слова... В карих глазах будто что-то ломалось, просясь наружу, крича о помощи, и канадец опять взял его за руки, поочередно задрав оба рукава.       – Посмотри... Это – твоя история... – он нежно провёл пальцами по шрамам. – Знаешь, в этом есть мазохистский смысл: хранить то, что причиняет боль. Эти порезы помнят всё... Это рисунок твоих трагедий, запечатлённый на теле отчаявшимся художником, не имеющем сил справиться с разрушающими изнутри кошмарами, которые постоянно загоняли его обратно в подвал, заклеймив порочным... Ты должен позволить им исчезнуть, Хёк. Каждую клеточку своего тела, каждое несовершенство и каждый шрам, – полюби это. Начиная с этой минуты, прошу, заботься о себе. Слушай себя, свои эмоции, чувства, страхи, желания… Прими, но не суди их.       Он знал, что сколько бы в мире ни существовало теорий и идей, слова всегда остаются лишь словами, и их сила зависит только от веры и открытости внемлющей души. Но Марк надеялся, что всё, что он сейчас скажет, достигнет Донхёка, став дорогой из бездны для мальчика, которого ему опять придётся отпустить.       – Тебя изнасиловали… Твоё доверие было жестоко предано, а светлые чувства одинокого ребёнка – растоптаны больным человеком, который просто надругался над тобой. Твоя мать, вместо того, чтобы помочь, назвала тебя отвратительным и лишила мечты, заставив поверить, что ты грязная обуза, не заслуживающая любви. Но ты вырос, всё преодолел и сейчас здесь… – Марк наклонился поцеловать дрожащие ладони. Затем он погладил рыдающего Хёка по щеке, мягко улыбнулся, и крепко обнял. – Скажи, когда молния бьёт в одиноко стоящее в поле дерево, разве тебе придёт в голову идея винить в этом растение? Мы не контролируем ветер, разносящий семена, и не судим росток, взошедший в неугодном для жизни месте. Если драгоценный камень изваляли в грязи, разве ювелиры снизят его цену? Так же и ты… Ты не грязный, Хёк. Не больной и не уродливый. Тебя не осквернили. Душу невозможно осквернить. Ты так же чист и прекрасен, как и в тот день, когда я впервые встретил тебя. И так будет всегда. Понимаешь?       Канадец перебирал пальцами густые волосы, поглаживая Хёка по голове, и не отпускал его, пока второгодка не успокоился. За окном стемнело, и пятью минутами раньше Марк слышал, как хлопнула входная дверь. Судя по звонкому голосу, мать опять привела Юту, а значит завтра на завтрак будут круассаны.       – Я хочу есть, Хёк. Пойдём поужинаем? А потом посмотрим примеры тестов на сайте… Я не хочу сажать цветы в асфальт всё лето.       Марк хотел встать, но всё ещё шмыгающий носом Хёк вдруг потянул его обратно.       – Хён…       – Что?..       – Ты сказал мне слушать свои желания…       – Эммм… Да… Ты должен научиться прислушиваться к себе и… – Марку не нравилось то, к чему могли привести подобные вопросы. Потому что сейчас он был ментально измотан, и сил на ещё один серьёзный разговор у него бы просто не хватило. – Ну, в смысле, не пренебрегать собой и своими желаниями… Например…       Тяжело дыша, с приоткрытыми губами, Донхёк опять смотрел на его шею, пожирая её глазами, и Марк чувствовал, как что-то в нём отзывается, отвечая на чувственный призыв.       – Например…       – Например, если мне хочется коснуться, я могу это сделать?..       – Коснуться чего?.. – кожу покалывало, в висках пульсировало, и канадец вспотел, наблюдая, как второгодка медленно приближается к нему, опять теряя контроль над страстью.       – Твоей… шеи…       Воздух между ними обжигал, затягивая в томную пучину запаха друг друга, а пухлые губы обещали приятные ощущения со сладким послевкусием…       – Это странное желание. Ты же понимаешь, что я не…       – Ты сказал, не судить…       Марк чувствовал чужое дыхание на шее, но был не в силах пошевелиться… Мысли путались, а сердце стучало как бешеное, выпрыгивая из груди.       – Можно… я прислушаюсь к желанию… хён? – приближаясь, Хёк оперся руками на чужие бёдра. – Я хочу… твою шею… можно?.. хён?..       Через мгновение Марк шумно вдыхает, чувствуя, как горячие губы касаются его кожи, заражая тело вязким удовольствием…              – Оппа! Мы купили арбуз, тётя зовет тебя вниз!       Вбежавший Юта замер на пороге.              Любовь может преодолеть любые страхи, кроме страха самой любви… – его способно победить лишь понимание.