***
Я поглаживаю левое плечо, которое мне проткнули в медицинском кабинете две молоденькие девушки. Синеватый раствор, который мне ввели, успешно помог восстановиться, но место укола всё ещё неприятно ноет. Небо за окном постепенно заливается золотой гуашью, покрывается опавшими осенними листьями из облаков и прячет за свой горизонт больший яркий диск Солнца. Этими цветами заливался пол коридора, из которого я выпрыгнула в ванную комнату. Я опираюсь ладонями о раковину, всматриваясь в уставшее женское лицо, смотрящее на меня из зеркала. Маленькая царапинка около носа, взлохмаченные волосы, синяки под глазами - день прошёл, конечно, незаметно, но не забыл оставить о себе громкое напоминание. Я самой себе напоминаю зомби - не к добру это. Я плескаю на лицо прохладной воды, прогоняя остатки всего дурного, и столбенею с распахнутыми глазами и приоткрытым от шока ртом. Большое прямоугольное зеркало, которое только что было чистым, исчерчено чем-то красным и подтекающим до керамической раковины. "Здравствуй. Мы можем поговорить?" Я звучно хлопаю себя ладонями по щекам, которые стали ещё краснее, чем были после горячего душа. Корявые буквы хаотично пляшут по стеклянной поверхности, меняясь и перемешиваясь, заставляя меня окончательно почувствовать себя сумасшедшей. "Если я скажу, что знаю ответы на твои самые жаркие вопросы... тогда мы сможем занятно поболтать?" Я делаю несколько шагов назад, чуть не поскользнувшись. Наугад тянусь к дверной ручке и вылетаю в коридор, поборов свою любопытность. Я размашистыми шагами доскакиваю до спальни, плотно закрываю за собой дверь и восстанавливаю дыхание, усевшись на самый край расправленной кровати. Какой бы она не была удобной, меня не покидают флешбэки, перед глазами всё ещё стоит эта мистическая картина, мои губы сами воспроизводят слова, которые нарисовались на зеркале. Интересно, они всё ещё там или только мне повезло на них наткнуться...***
Сегодняшний день ничего не предвещает - ни хорошего, ни плохого. За окном стоит вредная весенняя погода, когда природа ещё не может отойти от зимних холодов и злобой осени, поэтому я провожу время в стенах особняка. Сэм занимает излюбленное место, на широком подоконнике, и восполняет сегодняшнее слабое Солнце своей бессмертной улыбкой. Близнецы, Оскар и Вильям, проказничают и подшучивают над другими детьми, заставляя их вскрикивать от страха и убегать жаловаться уставшим няням. Где-то в коридоре я замечаю Августа, главного поклонника тишины и противника людных местечек. Он медленно идёт на меня. Я с улыбкой смотрю на его завсегда собранное выражение лица, скатываюсь глазами по лежащему на левом плече хвостику волос. - Август? Я подбегаю к нему с той же улыбкой, держа руки собранными в замок за собой. Мы останавливаемся на последних сантиметрах, разделяющих нас; он возвышается надо мной божественной статуей, а я по-глупому засматриваюсь в его лазуритовые глаза. Я тянусь к его руке, торчащей под накидкой с двумя тканевыми полосками-застёжками, украшенными золотым контуром. Но ничего. Август растворяется на моих глазах. Его тело развеялось мириадами частиц, словно прах. В ничто. Я замираю, от страха одёргиваю руку и прожигаю взглядом узорчатый ковёр под ногами. Я оборачиваюсь назад, но коридор, в котором только что было много детей, оказывается полностью пустым. В меня вселяется чувство страха, сдавливающее горло своими длинными ледяными пальцами. - Внимание, в здании произошло возгорание. Просьба немедленно покинуть особняк. Повторяю, пожарная тревога! Коридор оглушил женский голос из громкоговорителя, подвешенного под потолком. Здание озаряется красным светом от сигнальных фонарей, откуда-то повеяло запахом гари, дом быстро заполнился глухим серым туманом. Я осматриваюсь, зажимая уши от громкого гражданского оповещения, и убегаю прочь из особняка через главные двери. Я отбегаю от дома почти к самым металлическим воротам, которые поржавели во многих местах - я даже не видела этого. Падаю на землю, облокачиваясь о прутик ограждения, и оборачиваюсь на выбежавших детей, тяжело и рвано дыша до колкой боли в груди. На траве сидит госпожа Сара, держа на руках малышку Су. Недалеко от меня на колени упала Изабелла, круглыми глазами просверливая испачкавшиеся ладони и сломанные ногти. Я смотрю на стоящий перед нами дом, который через несколько мгновений заливается шаром жгучего пламени. Пронзительные крики, детский плач, отвратительный запах падали из подземелья, вылетевшей наружу из-за взрыва. Мне становится дурно от всего этого настолько, что я обессиленно бросаю руки на мятую траву, всё ещё влажную после прошедшего дождя. Моя одежда неприятно прилипает к телу, рубашка покрыта пятнами жидкой грязи и крови, с одной балетки отпал бантик, оставив после себя некрасивый белый проблеск засохшего клея. - Нет... - выдавливаю я, упав спиной на металлические прутики забора. Дом, который ещё несколько минут назад блестел от чистоты и уюта, сейчас напоминает многолетнее заброшенное здание с приведениями. Колоны, лестницы, стены - от этого остались одни воспоминания и ничтожные обломки, каменные глыбы, которые больше нельзя использовать. По территории разлетелись капли осколочного дождя, одна пролетела рядом с моей ногой, порезав. Но это не так важно как то, что нас здесь всего восемь человек. Из сорока минимум. Я с большим трудом поднимаюсь на ватные ноги, заваливаюсь на грунт, пачкая и без того грязные перчатки о землю. Замечаю подол юбки, которую теперь можно отдать на половую тряпку, и осторожно, цепляясь пальцами за забор, поднимаюсь снова. Я медленно дохожу до дома, точнее - до того, что от него осталось. Передо мной дырок больше, чем стены, и я забираюсь внутрь коридора через один из этих проломов, переступая через поваленные вешалки с погоревшей одеждой. Сейчас я впервые за всё время почувствовала боль. И эта боль раздирает мне сердце, потому что я вижу только смешные камни и мусор, а не родной дом со впитавшимся в разбитые стены смехом. Я осторожно ступаю на небольшие проблески пола, не усыпанные осколками, перелажу через обрушенные плиты и нещадно порванные картины, переступаю через разбитую люстру. На покрасневшие глаза снова набегают слёзы, слетают по щекам, размазывая всю пыль и грязь. А ведь это должен был быть простой пожар... не взрыв. Я оступаюсь о выступ и приземляюсь измученными коленями на слетевшую с петель дверь. Поморщившись, я увидела человеческую ладонь недалеко от себя, под одним из упавших стендов. Это заставляет забыть о страхе и боли. Я практически подлетаю к этому месту и растрачиваю последние силы, чтобы сдвинуть не самую лёгкую доску с человека. - Л-Лита?... Меня трясёт так, словно я оказалась в самом сердце Антарктиды в одной юбке и футболке. Руки не слушаются, в животе завязывается настоящий морской узел, не позволяющий дышать. Моя сестрёнка лежит передо мной, неестественно выгнув ногу. Её лазурные волосы, когда-то длинные, сейчас спалены до лопаток, кончики больше напоминают использованные в костре угольки. По всем оголённым участкам её маленького тела раскиданы большие гематомы, жуткие ожоги, покрывающие мягкую детскую кожу, которая сейчас больше похожа на подожжённую древесную кору. Одежда лоскутками свисает с её тела, ладони напоминают кровавое месиво; ногти сломаны, а где-то их и вовсе нет. Дыхания и пульса нет. Жизнь покинула мою маленькую сестрёнку с бесконечным желанием парить высоко под облаками. Теперь её мечта исполнится. Я бросаю руки на каменную плиту, наплевав на поцарапанные костяшки, и изо всех сил кричу, позволяя слезам падать на безжизненное детское тело, впитываясь в остатки одежды. Одежды, которую Лита надела в последний раз. Я отправляюсь дальше совершенно без сил, но с желанием найти хоть кого-то, с кем ещё будет возможно выбраться из этого жуткого родного места. Я сама сейчас напоминаю ходячего мертвеца; не глаза, а пустая чаша, не шаги, а дряхлое перетаскивание слабых ног. Единственное, что всплывает в моей голове, это блеклая радость - Марк отправился в Бирмингем, пообещав, что вернётся ближе к вечеру. Теперь я знаю, что кто-то один остался жив. На мои глаза всё чаще попадаются изуродованные тела, к которым даже нет смысла подходить. Они все мертвы. Малыши, ребята постарше, няни. Взрыв не пощадил никого. В какой-то момент я не выдержала, увидев младшего брата с лежащей рядом оторванной рукой, и сплюнула остатки жгучей рвоты в кладезь мелких осколков. Я ощущаю прикосновение чего-то гладкого к моей ноге и, опустив взгляд, замечаю Василиска. Его тельце покрыто небольшими царапинами, а кончик хвоста будто подпалён, но сам он чувствует себя, кажется, неплохо. - Вильям? - вспоминаю я. - Вильям, где ты? Я иду за шипящей змеёй, ловко скользящей по плитами и остаткам мебели. Скоро мы оказываемся около длинной колоны, завалившейся набок и опёршейся верхушкой об остатки стены. Я проскакиваю через последние завалы и заглядываю в это небольшое и чудом сформировавшееся укрытие. - Слава богу... - стенаю я, растирая упавшие с глаз слёзы, и подсаживаюсь к мальчишкам, осматривая их настолько, насколько возможно. Вильям лежит на знакомой мне мантии, а Оскар безостановочно держит в активации свой талант. Золотой солнечный свет окутывает его ладони и тело Вильяма, внешне пострадавшего сильнее. - Как вы уцелели? - Это спасло, - тихо отвечает мне Вильям и заходится в приступе кашля, махнув головой на нависшую над ним колону. Василиск просачивается мимо меня и забирается на руку к хозяину. - Ты видела остальных? - сипло спрашивает Оскар, который даже кажется мне немного старше обычного себя из-за всех этих царапин и пыли. - На улице нас было всего восемь... Я пришла, чтобы найти других, но... - Нет.. - Лита погибла. Лара и Айрис тоже. Я видела в завалах Кенни и Дэнни, Кристофера и Джака с Анитой тоже, но все они уже не дышали. А вот остальных я всё ещё не нашла. Прибежала сразу, когда встретилась с Василиском. А вы? - Только Августа. Он одолжил нам свою накидку и побежал искать остальных. - А Сэм? Я ловлю на себе два удивлённых взгляда, будто только что я сморозила редкостную чушь. - Алиса, - негромко окликает меня Оскар и кивает куда-то мне за спину, на небольшой стенд с порванными и подпалёнными бумагами. Как бумаги смогли уцелеть, и что здесь вообще делает этот стенд меня не волновало. По крайней мере, не так сильно, как какая-то страница из газеты, на которой я мельком увидела рыжеволосого мальчишку и которую быстро сдёрнула с прогнившего гвоздика. "Спешим сообщить вам. Семнадцатилетний Сэм Ричардсон трагически погиб во время исполнения миссии в легионе разведки. Задействовав талант трансфигурации, выпускник дома господина Смита проник на территорию террористов и собрал все необходимые сведения. К нашему большому сожалению, Сэм был убит после успешной попытки вызволить заложников. Миссия победоносно завершена, а разведчик посмертно награждён Орденом Мужества. На этом мы с вами прощаемся" Я стискиваю в дрожащих пальцах порванный листок, покрывшийся букетом моих слёз и капелек крови, сочащейся из ран на лице. Я не перестаю всматриваться в фотографию Сэма, который только вчера, кажется, так ослепительно нам улыбался. Мои губы заходятся в страшной пляске, но я не могу вымолвить ни слова, несмотря на всю новость. - Но, постойте, - говорю я, повернувшись к близнецам, - Сэму же четарнадц... - Она ещё дышит. - Это был Август. Он перепрыгнул через остатки стола и уложил рядом с Вильямом Лили, нашего полиглота. На этом всё желание продолжать говорить о Сэме или спросить о Кире закончилось. В душе, конечно, всё ещё стоит неутолимая тоска, неверие, протест, но всё это я вдавливаю обратно в сундучок эмоций и прочно запираю на ключ. Не время спорить и расспрашивать. - Я рад, что ты жива, - тихо говорит Август. Я даже не заметила, когда он успел подойти ко мне и обнять. Очнулась только тогда, когда услышала родной приятный запах брата. - Прости, но если ты цела, поможешь? - Да. - Тогда идём. Поищем остальных. - Но почему вообще всё это случилось? - почти выкрикиваю я, цепляясь пальцами за рукав отошедшего Августа. - Нам было суждено однажды пострадать, - говорит Оскар. Он указывает мне за спину, в сторону, где когда-то была стена и выход во внутренний двор. Я оборачиваюсь и вижу вместо гостиной, которая была здесь всего мгновение назад, совершенно другое место. Поворачиваюсь обратно и столбенею. За мной только белая стена со стеклянными вставками и никаких намёков на мальчишек. Меня ослепляет страшный свет, но когда мои глаза привыкли к этому, я смогла осмотреться. Вдоль стены стоят три большие капсулы, заполненные жидкостью с пузырьками воздуха, посередине комнаты - один стол с металлической столешницей; всё это сильно напоминает нашу подземную лабораторию, но гораздо более выдающуюся. Меня пробивает током, когда дверь в комнату открывается. В конце концов, я здесь, выходит, чужак, и вряд ли мне будут рады. Я скрываюсь за набросанной горой картонных коробок, присев и оперевшись спиной об очень некачественное укрытие. Но это всё-таки лучше, чем оказаться у всех на виду. Я слышу удары каблуков о керамическую плитку пола, следом доносятся голоса, но здесь, кажется, намешано очень много разных языков - мне не удаётся понять, о чём все эти люди говорят. Я осторожно выглядываю из-за коробок. Немолодая девушка в белом медицинском халате вынимает из холодильника пробники какого-то эксперимента в тоненьких пластмассовых ёмкостях. Мужчина вводит какие-то цифры в компьютер, и по комнате пролетает волна воздуха, будто дезинфекция. Но всё это тлеет перед тем, что сразило меня наповал. В комнату вошёл господин Смит, стуча своей тростью с серебряным набалдашником в виде головы ротвейлера. Или всё-таки английского бульдога?... Его неизменный кардиган, цилиндр и карманные часы - всё снова при нём. И ему здесь рады. Во всяком случае, больше, чем мне. - Так-так, ты что здесь делаешь? Внутри меня всё сжимается до состояния маленькой пылинки, когда я слышу чужой голос со стороны. Я судорожно оборачиваюсь, сталкиваясь с мужчиной, стоящим около меня, перевожу взгляд на стеклянные вставки в стене, за которыми замечаю наблюдающую за мной женщину. Я, конечно, не обладаю талантом пророчества, но что-то мне подсказывает, что всё это не к добру. - Алиса, идём, поищем остальных. Я поворачиваюсь на знакомый голос, и передо мной оказывается старое и, к сожалению, разрушенное помещение, когда-то служившее нам общим залом. От медицинской комнаты не осталось ни следа, ни запаха, теперь я вижу только Оскара, Вильяма и раненную Лили. Августа я замечаю позже, когда оборачиваюсь к выходу гостиной. Здесь никогда не было дверей - вместо них нам служила аркообразная дыра в стене. Я мычу что-то нечленораздельное в ответ и убегаю за Августом. Мы пробираемся через поваленные крест-накрест колонны, украшенные резными узорами, обходим стороной не потухший язычок огня; здесь много таких пламенных лоскутков. Я замечаю одну из наших нянь, но только мельком - Август прикрывает мне глаза рукой. - Я проверял. Мы уже ничем ей не поможем, - сухо говорит Август, будто прочитав мои мысли. На моём исполосованном сердце появляется новый шрам, когда я вспоминаю торчащую из кармана белого фартука няни розовый конвертик, сложенный вчетверо. Этот рисунок ей подарили дети из западного крыла, и она, как однажды пообещала, сохранила его, несмотря ни на что. Мы ступаем на полуразрушенную лестницу, от которой осталось только название. Большинство ступеней повалилось вниз, сделавшись одной непроходимой бетонной кучей. Но Август приловчился, забрался на устойчивые камни и помог мне подняться на следующий этаж. - Эта игрушка... - говорю я. На сохранившейся части перил висит плюшевый заяц танинового цвета. - Я перенёс детей в одну комнату, - говорит почти шёпотом Август и, дотянувшись до игрушки, отдаёт её мне. - Отдадим это хозяину. Закусив губу, я только киваю, вслушиваясь в отдалённый аромат младшего братика, повсюду раньше таскавшего с собой этого мягкого друга. Август заворачивает в комнату, которая раньше была детской игровой. Я иду за ним. Поднимаю глаза от валяющегося под ногами горшка с высыпавшейся землёй и теряюсь. Маленькие дети, мои младшие братья и сёстры, беззаботно играют друг с другом, используют игрушки, которыми заставлены невысокие разноцветные полки. Лита, покрытая ссадинами и царапинами, сидит на подоконнике, болтая ножками и читая книгу. - Август, что здесь... Моё сердце пропускает удар. Август даёт "пять" Сэму, опирается спиной об учительский стол, на котором сидит его лучший друг. Тот самый, которого, как я думала, больше нет. - О, ты нашла его, - говорит мальчик около меня, и из моих ватных ладоней выпадает плюшевый зайчонок. - Спасибо, сестрёнка. - Дэнни, с тобой всё хорошо? - растерянно спрашиваю я, подсев к ребёнку. Мальчик с прилизанными каштановыми волосами невинно хлопает шоколадными глазками и теребит пуговицу на жилете. - Конечно. Это же дом папы Смита. Дэнни улыбается, забирает игрушку и убегает к остальным детишкам. Я примостилась на коробке с игрушками, облокотившись локтями о бёдра и зарывшись пальцами в волосы, массируя кожу головы. На глаза попадается открывающийся из-за входа в комнату коридор, такой же убитый. Будто дверь - граница между двумя реальностями. Страшной и этой, в которой мне нравится гораздо больше. - Кристофер, ты в порядке? - молниеносно спрашиваю я и изумлённо кривлю брови, заметив абсолютно чистую и нигде не порванную одежду Кристофера, пришедшего в комнату. - Вполне. А ты, как посмотрю, не очень. - Жива, знаешь ли, уже хорошо. - Надо бы поблагодарить их, что мы всё ещё живы. - Кого? Я снова осматриваю комнату и распахиваю глаза настолько, что кожа около них скоро пойдёт паутинкой трещин. В комнате появились незнакомые люди. Какой-то молодой парень с одним свободно болтающимся рукавом футболки. Девушка в синяках и в старых порванных лохмотьях, убаюкивающая на руках маленького ребёнка. Ещё какой-то юноша, лет двадцати, от лица которого виден только один левый глаз - остальное спрятано под слоями бинтов. Рядом с ним девочка (наверное, моя ровесница), держащая в маленьких ладошках револьвер. - Кто это? - Они мучались. Долго и сильно. - Что с ними случилось? Кристофер странно усмехается и обнимает Дженни, на которой не осталось живого места от царапин и ссадин. Они отходят к сидящему в уголке комнаты Саше, а я подбегаю к упавшему на моих глазах ребёнку и пытаюсь помочь ему подняться, но... - Кенни, идём! - Малыш ловко подскакивает на ножки и убегает к Миле, девочке с извечными милыми хвостиками. ... мои руки проходят сквозь его тело. Будто Кенни - простое облако пара, разукрашенное под человека. - Это наша плата, - говорит подсевшая ко мне Кира. - Что? Какая плата? За что? - За них. - Кира машет головой на незнакомцев, напоминающих постепенно растворяющихся призраков. Среди них больше всего меня удивила девушка с ребёнком, потому что ей самой я бы не дала больше шестнадцати лет. - Пришёл наш черёд томиться в ожидании покоя. - Это точно ты? - спрашиваю я. Кира улыбается, но улыбка у неё получилось не то грустной, не то хитрой, непонятно. Она наклоняет голову в сторону и расчёсывает исполосованную шею ещё сильнее. От кожи там почти ничего не осталось, а кровь тонкой струйкой стекает вниз, впитываясь в воротник чёрного худи. Только на лице Киры никаких эмоций, хотя её пальцы уже перепачканы кровавыми разводами, а ошмётки кожи скопились под ногтевыми пластинами. - Перестань! Кира издевательски вздёргивает брови, изгибая губы в причудливой насмешке, а я, завалившись, только отползаю от неё назад, испуганно вытаращив глаза. - Почему ты уходишь? - обиженно спрашивает Кира. - Тут все некрасивые, не только я. Но мы хотя бы живы. Кстати, ты тоже изменилась, если не знаешь. Она вытягивает из кармана Oversize-худи небольшое зеркало и поворачивает его на меня. Из стеклянного портала на меня смотрит девушка с полностью белыми глазами. В них нет ничего, кроме белков. Даже зрачка нет. Мои глаза будто залили клеем. - Что... это? - Тебе подходит, - говорит Кира и улыбается. - Что с твоей шеей? - спрашиваю я, обессилев. - Я была в саду. Меня спасла лоза, когда я отлетела в сторону от взрыва. Если бы не она, я могла бы сильно пострадать. - Но она же с шипами. - Она обмоталась вокруг моей шеи. Хорошо, что шипы были только с этой стороны. - Хватит это трогать, у тебя от кожи-то ничего не осталось! - Это дом папы Смита. Нам здесь ничего не может навредить. Я беспомощно закрываюсь руками, обнимая себя, и до ярких фейерверков зажмуриваю глаза. Я слышу бесконечное число звуков и голосов, слышу смех младенца на руках той девушки, слышу смех Кристофера в этот момент. И всё это заставляет меня сходить с ума. - Алиса? Я распахиваю глаза, тяжело и прерывисто дыша. Моё лицо усыпано водными дорожками солёных слёз, волосы напоминают настоящее гнездо. Я резко сажусь, игнорируя всё головокружение и потемнение в глазах, и подтягиваю к себе ноги, спрятанные под мягким тоненьким одеялом. - Кошмар приснился? - спрашивает Кира, севшая на край кровати. - Всего лишь сон, брось это. Идём, расскажешь за столом. Кира берёт меня за руку и бесцеремонно стягивает с постели, заставляя меня экстренно откинуть одеяло и сбросить ноги на пол, чтобы не упасть и не встретиться лицом с ковролином. В коридоре всё как обычно. Колоны, картины, вазы и стенды - всё на своих местах. Уборщица до блеска натирает не выбитые никаким взрывом окна, приветливо улыбнувшись и пожелав нам доброго утра. Сэм нагоняет нас посреди коридора, Август подбирается следом, говоря что-то про неугомонного ребёнка в лице Сэма. Мы притормаживаем около панорамных окон на первом этаже, заметив движение на улице. Около особняка останавливается машина, и из неё выходит господин Смит, открывая заднюю дверь перед двумя выкарабкивающимися из салона детьми. - Ты чего? Радоваться надо, папа Смит вернулся раньше, чем планировал, - говорит возбуждённая Кира. - Я очень рада, - отвечаю я, улыбнувшись. Но... - Ого, у нас новенькие. - Сэм выворачивает голову, чтобы ещё раз посмотреть на приехавших детей, пока мы идём в сторону столовой. ... сама всё-таки признаюсь, что помимо счастья в моей душе поселились кусающееся чувство тревоги и предвкушение чего-то нехорошего.To be continued...