Судьба короля-мага или Шеллар Поттер

      Следующие декады — ах, да — здесь время измерялось неделями, состоящими из семи, а не из десяти дней, что с точки зрения Шеллара было довольно странно, как, впрочем, и вся местная система исчисления, которая, казалось, судорожно металась между десятичной и двенадцатеричной — для бывшего короля прошли непросто, но очень интересно. Оказалось, что Гарри вместе с кузеном ходил в школу, и это очень помогло Шеллару в ознакомлении с окружающим миром. И заодно несколько наладило отношения с «родственниками» — оказалось, что им нравится, когда Дадли учится лучше, чем Гарри. За плохие оценки Шеллара ругали, но скорее для проформы, а вот когда тот на очередном тесте получил балл выше кузена, его заперли в чулане и оставили без ужина. Его Величество сделал правильный вывод и больше своими свежеобретенными знаниями не блистал, хотя открыв для себя школьную библиотеку, практически поселился там, глотая книги одну за другой и не уставая восхищаться уровнем технических и научных знаний, достигнутым в этом мире.       Запирание и оставление без еды в принципе были одними из основных наказаний для Гарри — «родственники» редко поднимали на него руку, что было серьезным плюсом для них в глазах бывшего короля. Зато Дадли не стеснялся. Будучи втрое крупнее кузена, он регулярно предпринимал попытки поколотить его, особенно в компании своих школьных друзей — таких же не блещущих интеллектом, избалованных мальчишек, терроризирующих не только Гарри, но и всех, кто младше и слабее. Впрочем, с подачи Дадли, Гарри был для них излюбленной мишенью. Несколько раз схватив крепких тумаков и убедившись, что со стороны взрослых, будь то дядя и тётка или учителя в школе, защиты ему не будет, Шеллар выяснил, что его тело, оказывается, очень подвижно, достаточно выносливо и умеет очень быстро бегать, чем и начал без стеснения пользоваться. Заодно он начал вспоминать и тайком тренировать приемы, которым его обучали в свое время коллеги по Департаменту Безопасности и придворные учителя фехтования. Получалось очень неплохо, и физические упражнения стали для Шеллара вторым по важности делом, после учёбы. Здраво рассудив, что сила, здоровье и — чего уж там? — красота ни одному мужчине ещё не помешали, он старался развивать себя, как умел, благо, в местном парке обнаружилась спортивная площадка, на которой регулярно занимались несколько человек. Испросить у них совета не получилось, но наблюдать и повторять за ними Шеллару никто не мешал, а заодно Дадли сюда — как и в библиотеку — нельзя было затащить даже на канате. Шеллар вообще заметил, что находится словно в какой-то зоне отчуждения. Как правило, на него никто не обращал внимания, а если он заговаривал первым, собеседник либо игнорировал его, либо отвечал с раздражением и видимой неприязнью. Его вежливость и хорошие поступки оставались незамеченными, а любые проступки и ошибки, наоборот, раздувались до невероятности, причем это касалось не только его «родственников», но и учителей, продавцов в лавках, случайных прохожих и даже местных стражей порядка, у которых, казалось бы, должны быть более важные дела, чем сурово отчитывать мальчишку, случайно наступившего в лужу и забрызгавшего прохожего, и тащить его за руку домой, сдавать разгневанной тётке.       Возможно, виной тому была его одежда — а одевался Гарри исключительно в старую одежду кузена, которая хоть и была сама по себе чистой, целой и вполне пристойной на вид, но на худом невысоком Гарри висела мешком, создавая, вкупе с вечно растрёпанными, не поддающимися расчёске волосами, общее впечатление неопрятности. Но Шеллару казалось, что дело в чем-то другом, ведь он вызывал одинаково негативную реакцию у всех, включая женщин, многие из которых при виде плохо одетого, но чистого и вежливого ребенка обычно склонны испытывать скорее жалость, чем раздражение. Если бы в этом мире была магия, он заподозрил бы, что на его теле лежит какое-то проклятие, но магии здесь не было — упоминания о ней присутствовали почти исключительно в детских сказках и развлекательной литературе. И это вызывало у Шеллара сильное недоумение, ведь насколько он знал, феномен переселения проявляется исключительно в момент смерти сильного мага или мистика — ну или из-за магических развлечений юных эльфов — а поскольку у Шеллара Силы не было, и ни одного эльфа поблизости не наблюдалось, логично было предположить, что магом являлся бывший хозяин его нового тела. Впрочем, переселение Шеллара во многом отличалось от других известных ему случаев, так что пытаясь определить причину и способ своего появления здесь, он откровенно терялся в догадках. Его теоретических знаний по магии категорически не хватало для анализа.       Единственное, что по-настоящему отравляло новую жизнь Шеллара, были ночи. Ночами, в коротком сне, запоры его воли слабели, и к нему приходили оставшиеся в другом мире друзья, любимая женщина, нерожденный ребенок... Они не обвиняли его, наоборот, поддерживали, говорили теплые слова, но от этого было только больнее. Раз за разом Шеллар просыпался в слезах, и снова и снова крепил запоры на тайниках собственной души, в которые спрятал такие ценные и такие болезненные воспоминания, и постепенно боль стала утихать, воспоминания перестали мешать ему жить, травить душу, любимые лица превратились в маяк, который светит впереди, не давая забыть о цели, свернуть, сбиться с пути.       Жить стало легче, он начал снова получать удовольствие от нескончаемого познания нового.       Так продолжалось до начала июля, когда тётя Петуния увезла Дадли в Лондон — купить школьную форму, а Гарри оставила у соседки, миссис Фигг. Это была одинокая престарелая любительница кошек, каковых у нее насчитывалось не менее полудюжины, да таких, что Пафнутий отдал бы за любую из них половину месячного бюджета Поморья — Шеллару ещё не доводилось видеть настолько крупных и умных кошек. Старушка оказалась разговорчивой и дружелюбной, впрочем, полезной информации из нее удалось вытянуть немного — похоже, она пребывала в начальной стадии старческой деменции. Зато она разрешила «Гарри» посмотреть телевизор и угостила его шоколадным тортом — последний, судя по вкусу, пролежал у неё в буфете несколько лет.

***

      Этим вечером Дадли гордо расхаживал по гостиной в новой форме частной школы «Смелтингс», которую в свое время окончил и его отец Вернон Дурсль. Ее ученики носили тёмно-бордовые фраки, оранжевые бриджи и соломенные шляпы-канотье. Также им полагалось иметь при себе трости с набалдашником, которыми они колотили друг друга за спинами учителей. Это считалось хорошей подготовкой ко взрослой жизни.       Глядя на Дадли, вышагивающего в новых бриджах, дядя Вернон ворчливым тоном объявил, что это самый торжественный момент в его жизни. Тётя Петуния разрыдалась и воскликнула, что не может поверить: неужели этот взрослый красавец — её масенький Дадличек. А Шеллар ничего не сказал, умело сдерживая смех.       Следующим утром, когда он пришёл завтракать, в кухне стояла невыносимая вонь. Похоже, она исходила из большого металлического таза в раковине. Шеллар подошёл посмотреть — таз был полон каких-то грязных тряпок, плавающих в серой воде.       — Что это? — спросил он у тёти самым вежливым тоном, на какой был способен. Та поджала губы, как и всегда, когда он осмеливался задать вопрос.       — Твоя новая школьная форма, — пояснила она. — Я крашу кое-какие старые вещи Дадли в серый цвет. Когда закончу, твоя форма будет такой же, как у остальных.       Шеллар в этом сильно сомневался, но решил, что лучше не спорить. Сев за стол, он постарался не думать, в каком виде появится в своей новой школе — первое впечатление самое важное, а у него, похоже, будет такой вид словно он напялил обрывки тролльей набедренной повязки.       Дядя Вернон и Дадли вошли в кухню и брезгливо сморщили носы, учуяв запах новой формы Гарри. Дядя, как обычно, развернул газету, а Дадли принялся дубасить по столу своей тростью — теперь он всюду таскал её с собой.       Из прихожей донёсся щелчок — открылась щель для писем, и на дверной коврик упала почта.       — Сходи за почтой, Дадли, — велел дядя Вернон из-за газеты.       — Пошли за ней Гарри.       — Гарри, сходи за почтой. Как и обычно, спорить Шеллар не стал. Он увернулся от трости, которой его попытался ткнуть вслед Дадли, и отправился к двери. На коврике лежала открытка от Мардж, сестры дяди Вернона, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт и… письмо для Гарри.       Он поднял его и принялся рассматривать. Внутри всё задрожало от предчувствия чего-то невероятного — мощная Тень бывшего короля недвусмысленно подавала ему знак. Кто стал бы ему писать? Насколько Шеллар знал, у Гарри не было ни друзей, ни других родственников, и всё же, вот оно — письмо, и адрес написан так точно, что ошибки быть не может:       «Графство Суррей, город Литтл-Уингинг, Тисовая аллея, дом № 4, Чулан под лестницей, м-ру Гарри Поттеру лично в руки»       Конверт был толстый и тяжёлый, из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелёными чернилами. Марки не было.       Не в силах сдержать любопытство, Шеллар перевернул конверт. На оборотной стороне его оказалась пурпурная восковая печать с гербом — лев, орёл, барсук и змея вокруг большой буквы «Х».       — Ну, где ты там? — крикнул из кухни дядя Вернон. — Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки? — и громко засмеялся над своей шуткой.       Шеллар вернулся на кухню, не отрывая взгляда от письма. Он протянул дяде Вернону открытку и коричневый конверт, сел за стол и начал неспешно вскрывать письмо.       Дядя Вернон разорвал свой конверт, с отвращением фыркнул и бегло просмотрел открытку.       — Мардж заболела, — сообщил он тёте Петунии. — Отравилась какими-то улитками.       — Пап! — внезапно завопил Дадли. — Пап, Гарри тоже что-то получил!       Шеллар уже собирался развернуть один из двух сложенных вчетверо листов пергамента, обнаружившихся в конверте, но тут дядя Вернон выдернул письмо у него из рук.       — Отдайте пожалуйста — это письмо адресовано мне, — вежливо попросил Шеллар, пытаясь вернуть себе пергамент.       — И кто же тебе напишет? — с издёвкой усмехнулся дядя Вернон, встряхивая письмо одной рукой, чтобы развернуть, и вглядываясь в него. Внезапно красное лицо дяди позеленело — быстрее, чем меняются цвета светофора. Но на этом всё не закончилось. Через пару секунд оно приняло серовато-белый оттенок засохшей овсянки.       — П-п-петуния! — выдохнул он.       Дадли попытался схватить письмо, но не дотянулся. Тётя Петуния с любопытством взяла у дяди пергамент и прочла первую строчку. На долю секунды показалось, что она сейчас упадёт в обморок. Она схватилась за горло и, задыхаясь, выдавила:       — Вернон! Боже мой, Вернон!       Они уставились друг на друга, забыв, похоже, что Гарри и Дадли всё ещё рядом. Дадли к такому не привык. Он треснул отца тростью по голове.       — Я хочу прочитать это письмо! — громко заявил он.       — Извините, но это я хочу прочитать письмо, — столь же вежливо, но твердо возразил Шеллар. — Всё-таки оно адресовано мне.       — Убирайтесь, оба, — хрипло прокаркал дядя Вернон, засовывая пергамент обратно в конверт.       Шеллар не сдвинулся с места. Он не хотел идти на конфликт, но Тень шептала ему, что это письмо невероятно важно, а к своей Тени он уже научился прислушиваться.       — Дайте мне посмотреть! — потребовал Дадли.       — ВОН! — взревел дядя Вернон и, схватив их обоих за шиворот, вытолкал в прихожую и захлопнул дверь. Дадли тут же приник к замочной скважине, а Шеллар поспешно вышел в гостиную и раскрыл окно — он помнил, что в кухне окно тоже открыто.        — Вернон, — дрожащим голосом говорила тётя Петуния, — взгляни на адрес — откуда им знать, где он спит? Они, что, следят за нами?       — Следят… шпионят… возможно, даже преследуют… — хриплым затравленным голосом бормотал дядя Вернон.       — Но что же нам делать, Вернон? Написать им? Сказать, что мы не желаем…       Шеллар слышал, как дядя тяжело расхаживает по кухне.       — Нет, — наконец решил он. — Нет, мы просто проигнорируем это письмо. Если они не получат ответа… Да, это самый разумный выход… Мы не станем ничего предпринимать.       — Но…       — Петуния, я не потерплю этого в своём доме! Разве мы не поклялись, оставив его у себя, бороться с этим опасным бредом?

***

      Тем же вечером, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил поистине беспрецедентный поступок, а именно, заглянул к Гарри в кладовку.       — Здравствуйте, дядя. Вы хотите вернуть мне мое письмо? — вежливо спросил Шеллар, едва дядя протиснулся в дверь. — Кстати, не скажете ли, кто мне его прислал?       — Никто. Оно попало к тебе по ошибке, — коротко пояснил дядя Вернон. — Я его сжёг.       — Странно, — подчеркнуто нейтральным тоном заметил Шеллар.– Адрес было написан абсолютно точный, вплоть до чулана.       — ТИХО! — заорал дядя Вернон. Он несколько раз глубоко вздохнул и заставил себя улыбнуться, вышло у него довольно неудачно. — Э-э… Кстати, Гарри, насчёт чулана. Мы с твоей тётей тут подумали… Ты уже вырос, тебе тут неудобно… Мы решили, что будет лучше, если ты переберёшься во вторую спальню Дадли.       — Это очень любезно с вашей стороны, хотя и несколько неожиданно, — приподнял одну бровь Шеллар — детское тело все же оказывало влияние на его характер, и он просто не смог удержаться.       — И никаких больше вопросов! — рявкнул дядя. — Собирай своё барахло и тащи наверх, живо!       В доме Дурслей было четыре спальни: одна принадлежала дяде Вернону и тёте Петунии, другая предназначалась для гостей, в третьей спал Дадли, а в четвёртой кузен хранил все свои вещи и игрушки, которые не помещались в его первую комнату. Шеллару же понадобилось всего одно путешествие на второй этаж, чтобы перенести туда всё своё имущество. Он уже успел побывать в этой комнате, благо теорию обращения с отмычками он знал ещё со времён работы в Департаменте, вязальных спиц, крючков и шпилек у тётки было более чем достаточно, а тонкие детские пальцы оказались весьма ловким и подвижными. Замки в этом мире были меньше и сложнее, чем в Ортане, но в распоряжении у Шеллара была масса времени для тренировок, огромное любопытство и гибкий подход к этике. А в запертой спальне хранилось изрядное количество книг, в разное время подаренных Дадли. И большинство из них до Шеллара не открывали ни разу.       Снизу доносились рыдания Дадли:       — Я не хочу, чтобы он там жил… мне нужна эта комната… выгоните его…       Шеллар со вздохом растянулся на кровати. Вчера он был бы счастлив, оказавшись наедине со всеми этими книгами на, так сказать, законном основании. Сегодня он скорее согласился бы снова оказаться в кладовке и без книг, но с письмом, чем здесь, но без письма. Остаток дня ушел у него на размышления, кем могут быть таинственные "они", о которых говорили дядя Вернон с тётей Петунией, которые следят за Дурслями и присылают письма без марок и обратного адреса их племяннику-сироте. Увы, информации было недостаточно, вернее, ее не было вообще.

***

      Следующим утром за завтраком все вели себя неестественно тихо. Все, кроме Дадли. Он успел пореветь, поколотить тростью отца, пнуть мать, притвориться, что болен, разбить черепахой крышу теплицы — но обратно комнату так и не получил. Шеллар в это время вспоминал вчерашний день и жалел, что не прочёл письмо ещё в прихожей. Дядя и тётя то и дело мрачно косились друг на друга.       Когда принесли почту, дядя Вернон, внезапно проникшийся добрыми чувствами к Гарри, отправил за ней Дадли. Было слышно, как по дороге кузен молотит тростью по чему попало. Затем Дадли крикнул:       — Ещё одно! «Тисовая аллея, дом №4, самая маленькая спальня, м-ру Гарри Поттеру»…       Издав полузадушенный вопль, дядя Вернон вскочил на ноги и бросился в прихожую, Шеллар следовал за ним по пятам. Дяде пришлось повалить Дадли на пол, чтобы вырвать у того письмо, а это оказалось непросто, потому что Шеллар все это время держался у него за спиной, ловя подходящий момент, чтобы выхватить желанный конверт. Через минуту беспорядочной драки дядя Вернон выпрямился, тяжело дыша, но зато сжимая в руке письмо Гарри.       — Иди в чулан, то есть в спальню, — прохрипел он, обращаясь к племяннику. — Дадли, уйди… Просто уйди.

***

Далее началось настоящее безумие: письма приходили каждый день во всё возрастающем количестве. Дядя Вернон словно сошел с ума — он караулил перед дверью, потом заколотил щель почтового ящика, но письма продолжали приходить. На следующий день их подсунули под дверь, и дядя Вернон заколотил все щели, намертво замуровав семью в доме. Это тоже не помогло — двадцать четыре письма для Гарри попали в дом, свёрнутые и спрятанные в двух дюжинах яиц, которые крайне удивлённый молочник передал тёте Петунии в окно гостиной. Пока дядя Вернон, вне себя от ярости, названивал на почту и в молочный магазин, стараясь найти кому пожаловаться, тётя Петуния искрошила письма в кухонном комбайне. На этот раз Шеллар даже не расстроился, что не смог завладеть ни единым письмом. Он понял, что феномен переселения в его случае сработал хоть и нестандартно, но это был именно он, поскольку магия в этом мире всё-таки есть. Другого способа запихнуть достаточно внушительного размера конверт в куриное яйцо не повредив при этом скорлупы просто не существует. А это значит, что бывший хозяин его нового тела — маг, а значит есть шанс, что Сила в нем осталась. Шеллар может стать магом! Это же была заветная мечта его детства, и сейчас она может осуществиться! Шеллар мысленно пообещал себе, что приложит все усилия, чтобы это случилось, и воодушевленный погрузился в чтение детской энциклопедии, которую обнаружил в своей новой спальне — пусть и в упрощённом, облегченном для детского восприятия виде, но это была настоящая сокровищница знаний об окружающем мире.

***

      В воскресное утро дядя Вернон уселся завтракать, выглядя усталым и даже больным, но счастливым.       — По воскресеньям почту не носят, — радостно сообщил он, размазывая джем по газете. — Сегодня — никаких писем, будь они…       Не успел он договорить, как что-то просвистело в трубе и ударило его по затылку. В следующий миг из камина пулей вылетело тридцать или сорок писем. Дурсли разом пригнулись, а Шеллар даже подпрыгнул, пытаясь схватить хоть одно…       — Вон! ВОН! — дядя Вернон обхватил племянника поперёк туловища и вышвырнул в прихожую. Тётя Петуния и Дадли выбежали из кухни, прикрывая головы руками, и дядя захлопнул дверь. Слышно было, как письма всё ещё сыпались в комнату, отскакивая от пола и стен.       — Ну, хватит, — подытожил дядя Вернон, пытаясь говорить спокойно и в то же время выщипывая целые пучки волос из усов. — Чтобы через пять минут все были готовы. Мы уезжаем. Просто упакуйте немного одежды. И без разговоров!       Он выглядел так устрашающе с наполовину выдранными усами, что никто не посмел спорить. Через десять минут они, взломав заколоченные двери, уже ехали к магистрали. Дадли всхлипывал на заднем сидении — отец отвесил ему затрещину, потому что он всех задержал, пытаясь запихнуть в спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер.       Началась безумная гонка по стране. Дядя Вернон то и дело резко разворачивался и какое-то время ехал в противоположном направлении.       — Сбить их со следа… сбить их со следа… — бормотал он в таких случаях. Ночевали в затрапезной гостинице посреди ничего, а после завтрака к ним подошла хозяйка гостиницы.       — Звиняюсь, среди вас нет мстера Г. Поттера? У меня на конторке около сотни таких писем, — протянула она с сильным акцентом кокни и показала им конверт. Шеллар различил написанный зелёными чернилами адрес: «Город Кокс-эн-сланц, Отель «Уют и Шпалы», комната №17, м-ру Гарри Поттеру лично в руки».       Шеллар попытался схватить письмо, но дядя Вернон ударил его по руке. Женщина удивлённо взглянула на них.       — Я их заберу, — проговорил дядя, быстро поднимаясь на ноги и следуя за хозяйкой к выходу из столовой.

***

      После этого происшествия дядя Вернон, похоже, окончательно повредился в уме, поскольку второй этап сумасшедшей гонки завершился для семейства Дурслей и их племянника на крохотном островке посреди штормового моря в нескольких милях от берега, в полуразвалившейся халупе с не иначе как чудом сохранившейся крышей. Шеллар возблагодарил за это богов, поскольку начавшийся в середине дня ливень и не думал утихать. Тётя Петуния отыскала в одной из комнат несколько заплесневелых одеял и устроила Дадли постель на изъеденном молью диване. Они с дядей Верноном расположились на проваленной кровати в соседней спальне, а Шеллару осталось лишь найти наименее жёсткое место на полу и свернуться там клубком, укрывшись самым тонким и истрёпанным одеялом. Это было не самое тяжелое испытание, через которые бывшему королю пришлось пройти, и через какое то время он даже смог уснуть, надеясь, что — как говорили в Поморье — утро вечера мудренее.