Утешение

      Склон горного хребта медленно шел под уклон; постепенно истончавшийся слой снега похрустывал под ногами; к небу взлетали огромные разлапистые вековые ели, рядом с которыми даже такой великан, как Кисаме, чувствовал себя крохой, заблудившимся в зловещем лесу. Впрочем, на много километров вокруг не было ничего, способного напугать одного из Великих Мечников Тумана. Он с удовольствием вдыхал полной грудью морозный воздух, напоенный ароматами смолы и хвои, и размышлял над картой, представляя ее перед своим мысленным взором.       «Свернуть к дороге сейчас или сначала отойти подальше от Йоакеямы, чтобы уж точно не доставить неприятностей Итачи?» — Над этим стоило подумать, однако Самехада встрепенулась под обмотками и дала понять, что чувствует неподалеку чакру ниндзя.       — Да, я тоже почуял, — усмехнулся Кисаме. — Скорее всего, два чунина и джонин — если судить по запасам чакры. А хорошее здесь место, не так ли? Уединенное…       С шаринганом Итачи все было бы намного проще, но и у прославленного мечника имелись свои способы добычи информации, хоть и более грубые.       «Разделим их сначала». — Нукенин сложил печати и создал собственного теневого клона. Оба мечника ушли под землю. Разрезая Самехадой и ее копией мерзлую почву, они быстро догоняли отряд шиноби Облака из трех человек.       Джонин бежал впереди, между ним и его чунинами сохранялась дистанция меньше двух метров. Кисаме придумал несколько способов разделить отряд и решил использовать самый быстрый из них. Кончик лезвия Самехады торчал из-под снега, напоминая акулий плавник. Два таких плавника двигались следом за чунинами практически бесшумно, а потом быстро обогнали их, обойдя по бокам, и из-под земли с обеих сторон выскочили два Кисаме, обрушив мощный удар мечом прямо перед шиноби, преграждая им путь.       Один Кисаме подскочил к джонину и, взмахнув Самехадой, заставил его отступить дальше под сень елей, а другой убрал меч, сложил печати и повернулся к чунинам лицом.       «Взрывная волна воды!» — Из широко распахнутого рта с заостренными зубами вырвался поток, который сразу же увеличился в размерах и целой рекой обрушился на двух молодых людей.       Чунины одновременно попытались отпрыгнуть и закрепиться на широких ветвях старой ели, но волна неожиданно поднялась выше и захлестнула их с головой, а когда схлынула, оба оказались в водяной тюрьме.       — Шимо! Кори! — воскликнула куноичи, в которой Кисаме ранее распознал джонина, и бросилась вперед, однако лезвие Самехады, промелькнув в воздухе, преградило ей путь.       — Не торопись, — сказал Кисаме, — у нас с тобой заказан отдельный столик. — Он сделал еще один выпад, заставив джонина отскочить назад.       Этой куноичи на вид можно было дать лет тридцать или чуть меньше, она была опытным ниндзя. Светлые, почти платинового цвета, волосы были собраны в тугой высокий хвост, открывая лицо с узором из черных стрел на обеих щеках. Раскосые темно-серые глаза сощурились, девушка встала в боевую стойку и правой рукой схватилась за рукоять за плечом.       — Ты — Акацки! — воскликнула она. — Один из Семи Мечников Тумана, Хошигаки Кисаме! Что ты делаешь в Стране Молний?       — Твоя осведомленность меня радует, — заметил нукенин. — Может быть, ты знаешь и то, где можно найти Нии Югито, джинчурики Двухвостого?       — Даже если бы знала, эту информацию от шиноби Облака тебе не получить! — Куноичи сорвала перчатку с руки и выхватила из-за спины кнут из металлических волокон, который извивался и искрил, как морской угорь.       Самехада заурчала под своими обмотками: ей не терпелось попробовать на вкус чакру, создававшую такую технику.       — Должен предупредить, что твои чунины задохнутся в моей водяной тюрьме, — сказал Кисаме, — так что у тебя есть две минуты, и советую потратить их, отвечая на мои вопросы.       — Значит, я просто убью тебя раньше! Водные техники уступают техникам Стихии Молнии…       «Убить одного из Семи Мечников… Я могу это сделать!» — Куноичи усмехнулась про себя, сердце ее быстро билось в груди, по телу струилась чакра.       «Что-то она не слишком беспокоится о своих товарищах», — подумал Кисаме.       Теневой клон Кисаме стоял на мокром посеревшем снегу, и перед его распростертыми руками располагались две сферы, наполненные водой и заключавшие в себе шиноби Облака. Один из них, несмотря на то что не мог пошевелиться, оказался способен создать воздушную подушку перед своим лицом, а другой остановил ток чакры в собственном теле и замер с опущенными веками.       — Что, уже? — недовольно проворчал нукенин, думая, что противник мертв.       Однако второй чунин, судя по его току чакры, был более-менее спокоен и почти никак не отреагировал на произошедшее с его товарищем. «Нет, какая-то техника…» — решил Кисаме.       Куноичи Облака ринулась в атаку. Она ловко ускользнула от лезвия Самехады, ушла в сторону и взмахнула кистью правой руки. В ту же секунду кнут обвился вокруг меча.       — Разряд! — воскликнула куноичи.       От ее ладони, сжимавшей рукоять кнута, до самого его кончика прошел ток, но вместо того, чтобы, используя Самехаду как проводник, поразить мечника, он оказался поглощен лезвием, выпятившим свои чешуйки сквозь обмотки.       — Не может быть… — пробормотала девушка.       Кисаме резко потянул меч на себя и выдернул рукоятку кнута из рук куноичи. Она отпрыгнула на несколько шагов и беспокойно нахмурилась.       «Меч поглощает чакру? — подумала она. — Как в таком случае противостоять ему?»       — Так может, все-таки расскажешь мне о Нии Югито? — произнес Кисаме, одним движением стряхнув с Самехады боевой кнут.       Куноичи Облака в этот момент лишилась части боевого задора, но сделалась более серьезной.       — Отпусти моих чунинов — они ничего не знают о госпоже Югито — и сразимся! Если ты победишь…       — Тогда ты расскажешь мне о ней? А я, получив нужную мне информацию, отпущу тебя, так что ли?       Девушка кивнула. Кисаме усмехнулся.       — А я думаю, что единственный шанс твоих чунинов уйти отсюда живыми зависит от того, что ты сможешь рассказать мне прямо сейчас.       «Либо я убью его, либо нам конец», — мысленно сказала себе куноичи. На секунду она подумала о том, как бы вызволить из водяной тюрьмы Шимо и Кори, но освободить их означало развязать руки теневому клону Кисаме. Пусть уж лучше он отвлекается на них, а она в это время сразится с самим нукенином. Для начала нужно было выяснить, как работает его способность поглощать чакру…       Куноичи Облака требовалось время, чтобы сосредоточить чакру, поэтому она побежала и вспрыгнула на большую ель, а затем перескочила с нее на соседнее дерево и еще на одно, стараясь скрыться из глаз противника.       «С такой скоростью не убежит, — подумал Кисаме. — Любопытно посмотреть, что еще может джонин Деревни Скрытого Облака».       Девушка стояла на ветке, прячась за мощным стволом и бахромой из темно-зеленых игл, свисавшей с верхних ветвей. Она прикрыла глаза на несколько секунд, и на ее подбородке проявилась еще одна черная стрела. Такие же стрелы были нарисованы на тыльной стороне ее ладоней.       «Готово!» — Куноичи начала складывать печати, но в этот момент Кисаме вспрыгнул на ту же ветку и попытался ударить ее кулаком. Не расцепляя сложенных вместе рук, девушка, догадавшись, что перед ней водяной клон, ударила его ногой в живот с такой силой, что он разлетелся на брызги. Оттолкнувшись ступнями от ветки, куноичи кувыркнулась вперед, ударив в полете еще одного клона, и приземлилась на снег.       — Шаровая молния! — воскликнула она, сложив последнюю печать, и выпустила из обеих рук мощный снаряд, направляя его туда, где стоял Кисаме.       Нукенин отпрыгнул в сторону, но шар изменил траекторию и снова нацелился на него.       — Занятно, — сказал Кисаме и взмахнул Самехадой, загораживаясь от вражеской атаки.       Меч вздрогнул, выставив часть себя из-под обмоток, и, распахнув зубастую пасть, спрятанную среди темно-серых шипов-чешуек, в последний момент втянул в себя сгусток трансформированной в шаровую молнию чакры.       — Сожрал! — скрипнула зубами куноичи Облака. — Разорви его демон на тысячу кусков…       Ближние атаки, дальние атаки… Меч поглощал любую из этих техник. Но что можно было сделать без использования чакры? Девушка прыгнула вперед и быстро нагнулась, чтобы подобрать свой боевой кнут и снова закрепить его за спиной. «Даже без чакры, — подумала она, — я все еще остаюсь шиноби!» Куноичи достала свиток из поясной сумки, развернула его и, сложив вместе два пальца одной руки, произнесла:       — Распечатывание!       — Ого! — Кисаме усмехнулся, глядя, как джонин Облака извлекает из свитка внушительную по размерам кусаригаму: мощную цепь, один конец которой крепился к рукояти серпа, а другой — к ядру с шипами.       Куноичи приняла боевую стойку. Ее правая кисть шевельнулась и начала вращать цепь с большой скоростью.       — Две минуты давно закончились, а мои чунины все еще живы. Ты не убьешь их, пока тебе нужна информация от меня!       — Как дерзко. — Кисаме слегка приподнял брови. — Ты уже осознаешь, что не сможешь победить меня, а все еще пытаешься огрызаться.       — С чего ты взял, что не смогу?! — воскликнула куноичи Облака и прыгнула вперед.       Шипастое ядро просвистело в воздухе, но оказалось отбито Самехадой, Кисаме сделал выпад и попытался достать мечом девушку, подавшуюся вслед за отлетевшим назад тяжелым снарядом, но она увернулась и, нырнув вниз, едва не задела его ногу лезвием. Какое-то время джонин и нукенин сражались в ближнем бою, стараясь достать друг друга оружием, пока Самехада не разрезала толстую металлическую цепь, словно простую бечевку.       Куноичи Облака отскочила на несколько шагов.       — Не такая уж ты и быстрая, — заметил Кисаме. — С такой скоростью достать меня ты не сможешь.       «Это правда, — подумала девушка, скрываясь за широкой старой елью. — Я не могу ни достать его, ни убежать. У Шимо еще хватит чакры, чтобы создавать воздух в течение нескольких минут, но режим анабиоза у Кори скоро закончится… Черт, я ведь не хотела брать миссию на Йоакеяме… Мой отпуск… Сэйба-сан… Тебе придется меня простить: я не смогу сдержать обещание и провести его вместе с тобой…»       — Прятаться бесполезно. — Кисаме слегка вздохнул, опустив подбородок за высокий воротник. — И терпение мое на исходе. Либо ты начинаешь говорить, либо я приступаю ко второй части плана. Прикончу тебя, а там поглядим, действительно ли твои чунины так бесполезны. Придется распотрошить их на глазах друг у друга и посмотреть: может, кто даст слабину?       «Вести переговоры всегда лучше удавалось Итачи. Когда он этого хотел, естественно». — Нукенин создал пару водяных клонов и отправил их вперед, а сам двинулся следом.       Куноичи Облака одного клона рассекла пополам, в другого метнула серп, а затем оказалась лицом к лицу со своим противником. Кисаме, выбрав удачный момент, быстро подался вперед, схватил девушку за горло левой рукой, не выпуская из правой Самехаду, и пригвоздил ее спиной к широкому стволу ели.       — Может, у тебя все-таки найдется, что мне сказать? — спросил он, заглядывая в потемневшие глаза.       — Да! — Лицо девушки исказилось от ненависти. — Сдохни!..       Правая рука куноичи дернулась, заставляя кнут обогнуть спину противника, левая подхватила его и резким рывком подтянула к себе. Кисаме невольно подался вперед. Он успел повести мечом снизу вверх, сбривая кнут, как вдруг тело девушки создало электрический импульс и заставило сдетонировать взрывные печати, спрятанные под ее жилетом…       Самехада, раздувшись, прикрыла собой, как щитом, своего хозяина. Ее обмотки обгорели, зубцы покрылись сажей, но в целом она осталась почти невредима. Кисаме лишь слегка обжег правую руку.       Куноичи Облака была мертва. Ее тело, все в крови и саже, с разорванной грудной клеткой, завалилось вперед, на снег.       — Пожертвовала собой, чтобы спасти чунинов, да? — произнес Кисаме, глядя на нее сверху вниз. — Что ж, ты не могла знать, что Самехада способна расширяться. И я ведь уже говорил: все дело в скорости.              Помещение было обставлено так, чтобы не ассоциироваться с медицинским кабинетом. Так как оно, как и большинство комнат, находилось по ту сторону коридора, что была расположена ближе к склону горы, здесь не было окон. Зато в одну из стен был вставлен большой широкий аквариум — сложная система, которая обслуживалась через каморку по соседству. Свет был приглушен, зато в нише другой стены горели солевые лампы — кристаллы неправильной формы бледно-оранжевого и лилового цветов.       — Прошу вас, располагайтесь и постарайтесь расслабиться, — мягко произнесла молодая женщина в халате медсестры.       В комнате никого больше не было, однако Итачи выбрал дальнее кресло, стоявшее к тому же на некотором расстоянии от всех остальных. Женщина закрепила капельницу, поинтересовалась, все ли в порядке, и удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь.       Расслабиться? Нет, если он расслабится, то снова погрузится в пучину мрачных мыслей. Наоборот, чтобы отдохнуть, Итачи должен как можно лучше сосредоточиться непосредственно на том, что его окружает. Воздух в помещении солоноватый, с легким, едва уловимым ароматом лаванды. Кресло удобное, мягкое, покрытое белой простыней. Да, именно от нее пахнет стиральным порошком и лавандой — как и ото всего белья и полотенец в этом санатории. Четыре большие лампы и две маленькие. В аквариуме сорок три камня, шесть из которых почти совершенно круглые, а два — с выемкой посередине. Семь больших раковин, у одной слегка отколот краешек. Двенадцать золотистых рыбок, десять с черными и белыми полосками, восемь…       Дверь открылась, и медсестра осторожно вкатила в комнату инвалидное кресло, на котором сидела, опустив голову, Сюихико. Сначала Итачи показалось, что она дремлет, но вдруг он понял, что ее тело охвачено вовсе не сонливостью, а приступом слабости: девушка не могла пошевелиться. Ее кресло поставили как раз в проем между креслом Итачи и тем, что стояло чуть ближе к входу. Медсестра коснулась молочно-белой руки, совершенно расслабленной и лежавшей поверх покрывала с голубыми цветами, посчитала пульс, вздохнула слегка и принялась устанавливать капельницу. Закончив и вежливо улыбнувшись молодому человеку, который наблюдал за ее движениями из-под ресниц, она снова ушла.       «Маки? — слегка удивился Итачи, обратив внимание на голубые цветы. — Разве маки бывают голубыми?»       Со вчерашнего утра, когда он принес Сюихико яблоко в знак перемирия, они больше не виделись. Итачи убеждал себя, что узнал все, что мог, и что ему больше не нужно общаться с этой куноичи, чтобы она не дала ему повода убить ее. Впрочем, его вороны все еще держали округу под наблюдением, и если бы девушка попыталась связаться с другими шиноби Облака, он бы об этом узнал.       Темно-русые волосы Сюихико были острижены до плеч, но ближе к лицу пряди удлинялись. Те, что обрамляли лицо, спускались до ключиц и напоминали два листа тюльпана, прикрывающие молочно-белые лепестки щек.       Итачи впервые осознанно подумал о том, что эта девушка, должно быть, скоро умрет. Может быть, необоримый приступ слабости, охвативший ее, заставил его задуматься об этом всерьез.       Сюихико шевельнулась и медленно выпрямилась. Поднимая голову, она вдруг повернулась, наткнулась на пристальный взгляд черных глаз и вздрогнула. Итачи молча смотрел на нее.       — Простите… Только что я ехала по коридору, лишь на мгновение прикрыла глаза — и вдруг увидела вас. Я испугалась от неожиданности.       Итачи подумал, что она могла бы не оправдываться, и перевел взгляд на рыбок. Куноичи показалось, что он отпустил ее, и она с облегчением откинулась на спинку своего кресла, глядя прямо перед собой. Так они сидели в тишине какое-то время.       «Почему я так боюсь его? — думала Сюихико, разглядывая жидкость в трубке, поступавшую в ее вену. — Потому что он может меня убить? Но, учитывая обстоятельства, разве это должно страшить меня? Нет, дело не в этом…»       За его глазами стояла тьма, в которую куноичи боялась окунуться. Но разве она сама не пребывала во тьме? Если он такой же, как она…       — Я была в этой комнате больше восьмидесяти раз и знаю каждый камушек в аквариуме — их сорок четыре, — произнесла Сюихико.       — Сорок три.       «Еще один под розовой раковиной», — хотела сказать она, но вовремя прикусила язык.       — Здесь не меняют обстановку, потому что мало кто проводит в санатории больше двух-трех недель. Здесь вообще мало что меняется.       — Почему вы не покинете это место? — спросил Итачи, не открывая глаз. — Лечение помогает вам?       — Не знаю, помогает ли лечение, но здесь обо мне заботятся, когда я не могу этого сделать сама.       «Вероятно, приступы случаются неожиданно, — подумал Учиха, — и это может быть опасно».       Сюихико замолчала на несколько секунд, а потом, набравшись смелости, спросила:       — Хотите увидеть что-то более интересное, чем этот аквариум?       Итачи выпрямился в кресле и посмотрел на девушку. Ее глаза блестели, отражая свет ламп. Она тихо добавила:       — Я не причиню вам вреда…       — Вы и не сможете.       Сюихико улыбнулась, и Итачи понял, что она еще с первой фразы начала примеряться к его току чакры.       Едва оказавшись в созданной куноичи реальности, Учиха понял, что его телу ничто не угрожает: все было таким осязаемым и настоящим, что, несомненно, требовало полного сосредоточения мастера на иллюзии.              Он снова был ребенком. Сидел на футоне и вытирал волосы полотенцем. Он весь был таким чистеньким, теплым, розовым… Маленькие руки и ноги казались почти невесомыми, так легко дышалось… Сквозь распахнутое окно было видно только светло-голубое небо, солнечные лучи высветили отмытый до блеска дощатый пол, над ним проплывало, золотясь, несколько пылинок. Что-то хорошее должно было случиться…       И тут до Итачи донесся волшебный запах свежей выпечки. Он вскочил с футона и выбежал в коридор. Почему-то само вырвалось:       — Мама, пол уже высох?       — Высох, и пирог готов. Поешь пока, а я циновки вытряхну.       «Это мама, мамин голос», — удивленно подумал Итачи. Когда он заглянул в кухню, матери уже не было: она через заднюю дверь вышла во двор, но почему-то на душе было так тепло и спокойно, он знал, что теперь ничего плохого не случится. Хорошо, что они перебрались в этот домик, здесь их никто не потревожит. А главное… Итачи с удовольствием потер лоб и щеки. Эту дурацкую маску можно больше не носить! Как же ему легко и свободно…       На столе стоял горячий пирог, похожий на плоскую корзинку из подрумянившегося теста, доверху наполненную волшебным, ароматным, медвяно-золотым яблочным джемом. Один кусок был отрезан и выложен на маленькую тарелку. Рядом стоял стакан холодного чая.       — О! — выразив в этом коротком восклицании восторг, переполнявший маленькое сердечко, Итачи сел за стол и поскорее взялся за пирог.       «Осторожно, не обжечь бы язык!» — подумал он, но сил терпеть совсем не было… И, конечно, он откусил кусочек и обжег язык, но это того стоило! Насладившись божественным яблочным пирогом, Итачи напился чая и посмотрел на умывальник. Пальцы были немного липкими. Подумав ровно секунду, он вытер их о штанишки и помчался на крыльцо.       — Спасибо, мам! — крикнул он на ходу. Мама что-то ответила в другой части дома, но ее слова было не разобрать.       Домик стоял на пологом склоне горы, на возвышенности, вокруг расстилались зазеленевшие холмы, где-то внизу, под горой, ощетинился пиками елей небольшой лесок, а прямо от дома спускалась тропинка, скрывавшаяся от глаз за каменным выступом. Итачи спрыгнул с крыльца и со всех ног понесся по тропинке под уклон. В пыли попадались камешки и иногда врезались в голые ступни, но зато он был свободным! Завернув за угол, Итачи увидел впереди, почти у самого леса, голубое озеро. Да нет, это не озеро… Это цветы!       Легкий порыв ветра донес сладковатый аромат нежных маков, трепетавших от его прикосновений и приподнимавших головки над зелеными листьями и травой.       — Ого! — вырвалось у Итачи, и он понесся по тропинке вниз, представляя, как ворвется в голубое море цветов, а потом зароется в них с головой и будет лежать так с закрытыми глазами, подставляя лицо солнцу и ветру.       Но у самого края полянки он остановился и замер. Разве можно смять такую красоту? Итачи сел на корточки и наклонился к цветам, с любопытством разглядывая их и прислушиваясь к жужжанию пчел. Нежные лепестки были светло-голубыми по краям и более насыщенного синего оттенка в центре, а сердцевинка — почти темно-серая.       «Наверное, это самые нежные цветы в мире», — благоговейно подумал Итачи, проводя пальчиком вдоль лепестка и почти не прикасаясь к нему.       — Эй, привет, малой, — раздалось со стороны леса.       По тропинке, вившейся вдоль елей, шел молодой человек в форме шиноби Облака. Итачи выпрямился и взглянул ему в лицо. Он не насторожился, наоборот, обрадовался, как будто увидел своего. Шиноби подошел ближе и остановился в изумлении.       — Какие красивые у тебя глаза… Но… это же…       — Сынок!       На тропинку с большого камня спрыгнула молодая женщина. Это была не Учиха Микото, но Итачи почему-то считал ее своей матерью.       — Иди в дом, — спокойно сказала она, обращаясь к сыну.       — Эхо-сан, это вы, — произнес молодой человек. — Я не знал, что это ваш домик.       — Я провожу здесь отпуск вместе с моим ребенком. Вы на миссии?       Молодой человек перевел взгляд на Итачи и улыбнулся.       — Говорят, в горах завелся медведь, который охотится на людей. Кто знает, может, он притаился в этом лесу? — Шиноби махнул рукой на перелесок за поляной с маками.       — Ему там было бы совсем мало места, — заметил Итачи.       Молодой человек рассмеялся.       — Иди в дом, а мне нужно обсудить дела с господином чунином, — повторила Эхо, мягко подталкивая ребенка.       — Но я не хочу…       — Можешь взять дедушкину чудовину.       — Правда?!       Женщина кивнула.       — О! — И ни слова больше не говоря и не думая о шиноби Облака, Итачи понесся домой.       Бежать в гору было сложнее, но все же он очень скоро вспрыгнул на крыльцо, промчался по коридору, ворвался в кухню и схватился за табурет. Поставив его в комнате, Итачи встал на него и достал с полки сокровище, которое они с мамой называли «чудовина» — чудесная диковина.       Это была пластинка из какого-то узорчатого камня с отверстиями, в которые вставлялись десять фигурок из яшмы, бирюзы, малахита и других камней самых разных цветов. Центральная фигурка, вокруг которой полукругом сидели девять остальных, была похожа на человека и сделана из лунного камня. Остальные напоминали самых разных животных: тануки, кошку, черепаху, обезьяну, лошадь, слизня, крылатого жука, быка и лиса, хотя некоторые имели неестественно большое количество хвостов.       Мать никогда не разрешала прикасаться к этому сокровищу, можно было лишь любоваться им издалека. И вот теперь Итачи мог все-все потрогать своими маленькими пальчиками, изучить заветные фигурки до мелочей. Шершавые и гладкие поверхности, едва заметные трещинки и сколы, круглые выемки и заостренные выступы, выпуклые и вогнутые узоры…       Он не заметил, сколько прошло времени до того, как вернулась Эхо. Она отводила взгляд, ее губы были крепко сжаты, а брови нахмурены.       — Все хорошо, мама? — спросил Итачи. — Почему господин чунин не зашел к нам в гости поесть пирога? Он сказал, что у меня красивые глаза.       Эхо подошла, опустилась на колени и крепко сжала сына в объятиях. Итачи с удивлением заметил, что ее пальцы дрожат.       — Очень… красивые… — сорвалось с побелевших губ Эхо.              Итачи моргнул и увидел лицо Сюихико. Она быстро опустила глаза и отвернулась. В аквариуме журчала вода, мягкий свет соляных ламп пронизывал полумрак комнаты.       — Это иллюзия или воспоминание? — Вопрос показался почти осязаемым и был острее, чем все прочие ощущения реального мира.       — Это моя благодарность за яблоко, что вы подарили мне.       Итачи снова оказался в затруднительной ситуации: ведь он подарил ей яблоко не от чистого сердца, поэтому не знал, как расценивать то, что она показала ему.       В помещение вошла медсестра.       — Как вы себя чувствуете? — первым делом обратилась она к Сюихико.       — Благодарю вас, — ответила девушка. — Голова немного кружится, как и всегда здесь.       — А вы?       — Хорошо, спасибо, — ответил Итачи. Ему в самом деле казалось, что он прекрасно отдохнул и побывал на свежем воздухе.       Медсестра заклеила им места проколов на руках пластырем, забрала пустые контейнеры из-под лекарства с капельниц и спросила:       — Сюи-сан, отвезти вас в кафетерий? Сможете позавтракать?       — Я отвезу Сюи-сан, — сказал Итачи, поднимаясь с кресла.       Медсестра придержала для них дверь, а потом ушла по коридору в противоположном направлении. Сюихико сжалась, как мышка под лапой у кота. Учиха стоял позади нее, взявшись за ручки, приделанные к спинке кресла, и ее тело воспринимало это как прямую угрозу.       — Не уверена, что готова разделить с вами завтрак, — сказала она, полуобернувшись.       Итачи плавно подтолкнул кресло вперед и покатил его в направлении кафетерия. Девушка решила, что он проигнорировал ее слова, но через секунду услышала:       — Зная принцип работы ваших техник, могу с уверенностью сказать, что вы пережили иллюзию вместе со мной от начала до конца. Испытывали те же самые чувства, что и я, совершали те же движения, ваш поток чакры полностью синхронизировался с моим. Неужели после этого вас смутит завтрак за одним столом?       «Он хочет узнать больше о моих глазах, — подумала Сюихико, — нужно быть смелее и тоже попытаться раздобыть информацию о нем».       Через несколько минут они сидели друг напротив друга за столиком в кафетерии и мило беседовали о погоде, об особенностях жизни в санатории и чудесных видах, открывавшихся с Йоакеямы. Итачи мог быть обаятельным человеком, когда хотел, Сюихико тяготилась одиночеством, даже если не признавалась себе в этом, поэтому разговор получился менее напряженным и более приятным, чем ожидалось. Потом они вместе отправились в зимний сад.       В этом месте всегда было много желающих прогуляться; найти укромный уголок для уединения представлялось непосильной задачей, поэтому молодые люди удовольствовались скамейкой в дальнем конце сада, где не было ни бассейна, ни фонтанов или скульптур из камней — лишь скромные кусты кизила, росшие вдоль облагороженного участка скалы, заменявшего стену.       Сад занимал обширную застекленную террасу. Здесь было прохладнее и свежее, чем в самом здании, но не так холодно, как снаружи или как на открытой террасе, где Сюихико впервые заговорила с Итачи. Его взгляд упал на ее покрывало.       — Я не знал, что маки бывают голубыми, — сказал он.       — Это особенность той местности, где мы с матерью проводили лето. Южный склон горной цепи, которая начинается как раз с Йоакеямы. Это далеко отсюда.       «А вы не АНБУ Облака, раз не знаете таких вещей», — добавила про себя Сюихико и тихонько вздохнула: ей не хотелось видеть в нем врага и уже не верилось, что он собирался убить ее. Теперь, когда он сидел рядом с ней в свете лучей яркого, хоть и скупого, февральского солнца, то мимолетное ощущение страха, которое она испытала в коридоре, казалось всего лишь недоразумением. Итачи говорил спокойно, иногда улыбался и уже не пронизывал ее взглядом — наоборот, его черные глаза казались теплыми.       Куноичи была сбита с толку. Когда он был настоящим? Сжимая ее горло, ломая ее иллюзию и требуя прекратить попытки связаться с Райкаге? Или улыбаясь, протягивая ей яблоко, рассказывая о том, как быстро меняется погода на побережье?       Нужно было найти ответ на этот вопрос до того, как ее глупое одинокое сердце начнет привязываться к незнакомцу.       — После ее смерти я лишь однажды возвращалась в домик в горах.       — Райюн Эхо-сан умерла из-за болезни?       — Мама не болела, — ответила Сюихико и добавила с горечью: — Только делала вид.       Глаза Итачи на секунду расширились от удивления.       — Что это значит? — нахмурившись, спросил он.       Куноичи молчала какое-то время, отводя глаза.       — Моей матери пришлось совершить много плохих поступков, чтобы защитить меня. И ее смерть была одним из таких поступков.       — Почему вас нужно было защищать?       Сюихико покачала головой, давая понять, что не может ответить на этот вопрос.       — Как звали вашего отца?       — Почему бы вам не спросить об этом господина Осаду? Мне самой интересно, знает ли он имя моего отца.       Итачи внимательно посмотрел на девушку, и по этому взгляду она поняла, что угадала: директор санатория поставлял ему сведения и прикрывал его пребывание на Йоакеяме. Либо Осада-сан был предателем, либо находился под действием гендзюцу господина Карасу. Как иначе вражеский ниндзя рискнул бы отправиться на лечение туда, где могли находиться на отдыхе шиноби Облака?       — Простите, но мне нужно прилечь. Если я не посплю днем хотя бы час, у меня начинает болеть голова… — Куноичи запнулась и покраснела.       «Говорю, как старуха», — с досадой подумала она.       К счастью, на этот раз Итачи не стал смущать ее, предлагая помощь, лишь пожелал приятного отдыха, думая в то же время о своем.       Заперев дверь в своей комнате на замок, Сюихико откинулась на спинку кресла, по привычке — как и всегда, применяя эту технику, — прикрыв лицо ладонями.       «Глупое сердце, — мысленно сказала она себе, — тебе всегда хочется верить в лучшее. Но, прежде чем ты окончательно сдашься, я выясню, кто этот человек. И тогда я буду знать, что должна чувствовать по отношению к нему».              Две водяные тюрьмы лопнули, но тут же обернулись клонами и мертвой хваткой стиснули обоих чунинов, не позволяя им шевельнуться, высвободить и использовать руки. Шимо пытался отдышаться и оглядывался, Кори приходил в себя после техники анабиоза. Теневой клон Кисаме стоял рядом, держа наготове копию Самехады.       Кисаме осторожно перевернул мертвую куноичи на спину, чтобы внутренности не выпадали сквозь раздробленные ребра и обожженные ткани.       — Не то чтобы я не уважал мертвых, — тихо сказал он, — но тебе придется стать важным аргументом в предстоящей беседе.       Подобрав срезанный хвост металлического кнута, нукенин обвязал им ноги женщины и так потащил ее за собой. Медленно приближаясь к чунинам, Кисаме пристально наблюдал за лицами обоих. Шимо побледнел и стиснул зубы, более юный с виду Кори забился в мощных руках водяного клона.       — Оорора-сэнсэй! Оорора-сэнсэй! — кричал он.       — Замолчи, Кори…       Старший чунин вскинул глаза на нукенина и выжидающе смотрел на него, пытаясь побороть внутреннюю дрожь.       — Нии Югито, — произнес Кисаме, поднимая подбородок над воротом. — Сосуд Двухвостого зверя. Информация о ней может спасти ваши жизни.       — Мы ничего не знаем, — твердо ответил Шимо.       Он старался выглядеть спокойным и стискивал руки в кулаки, чтобы не дрожали.       — Что он сделал с Ооророй-сэнсэй?.. — пробормотал Кори, не в силах сдержать слез.       «Жалостливый, да? — подумал Кисаме. — Это хорошо».       — Это не он — она сама. Я все видел: Оорора-сэнсэй пыталась взорвать его, и ей бы это удалось, если бы не меч, который может увеличиваться в размерах.       — Но зачем?! Зачем она убила себя?..       — Ты идиот?! Она пыталась защитить нас! — крикнул Шимо, теряя самообладание.       — Эй, эй, Кори-кун, не вешай нос, — усмехнулся Кисаме, — с вами такого не случится, если у вас найдется, что сказать мне.       — Мы ничего не знаем, — твердо произнес старший чунин.       — Правда ничего не знаем! — жалобно повторил младший.       «Посмотрим, сможет ли этот ягненок наблюдать, как убивают его товарища», — подумал Кисаме и вытянул Самехаду, почти касаясь ею белого жилета чунина Облака.       — Ты отважный шиноби, — обратился он к Шимо. — И, кажется, будешь молчать до последнего.       — Вы все равно убьете нас, — сглотнув, ответил молодой человек. — Нужно только перетерпеть… и умереть достойно. — Голос его дрогнул, он рассердился на себя и крепко закусил губу.       — И все же шанс остаться в живых есть, не так ли? Ты ведь ничего не знаешь о моих намерениях и можешь только предполагать. А теперь подумай: с одной стороны твоя жизнь и жизнь твоего товарища, а с другой — какой-нибудь незначительный факт о Нии-сама, который я мог бы раздобыть, обойдя несколько заведений в Деревне Облака или отправив туда своих агентов.       — Это не так просто.       — Твоя точка зрения может измениться, когда Самехада начнет сбривать твои конечности одну за другой. Как ты думаешь, без чего шиноби обойтись проще всего: без руки или без ноги?       Шимо сделался белым, как полотно, но молчал и, не отрываясь, смотрел расширенными глазами в глаза Кисаме.       «Ужас безысходности — вот что показывает его лицо, — подумал нукенин. — И все же он борется с ним, пытается бороться. Что ж, это достойно уважения».       Мечник перевел взгляд на Кори.       — А как насчет тебя? Сможешь спокойно смотреть, как увечат твоего товарища?       — Молчи, Кори! — крикнул Шимо. — Шиноби — это тот, кто может выдержать все!       Кисаме усмехнулся и одним движением срезал руку чунина, которую в этот момент блокировал водяной клон. Молодой человек дернулся, голова его упала, целый поток крови хлынул из раны и залил черный балахон клона, белый жилет и серые брюки шиноби Облака.       «Этому уже все равно, — подумал нукенин. — С ним покончено — он ничего не скажет».       Кисаме повернулся к Кори.       — Надо же, а ты довольно храбро наблюдаешь за страданиями своего товарища.       — Ши... шиноби… это тот, кто может… — У юноши пересохло во рту, когда нукенин приставил к его груди кончик Самехады.       — Ну? Продолжай! — Острые зубы мечника обнажились в насмешливой улыбке.       — Тот, кто может…       Самехада поползла вверх, без малейшего усилия разрезая плотный жилет и приближаясь к поверхности тела чунина. Кисаме поднял брови.       — М-м-может… — бормотал Кори.       — Обойтись без руки?! — Нукенин демонстративно замахнулся мечом, и в этот момент шиноби сдался.       — Нет! Нет! Стойте! — прокричал он, зажмурившись.       «Я должен сказать — и все закончится! — Эта мысль пульсировала в его голове. — Я должен сказать — и тогда все закончится…»       — Я кое-что знаю… — сглотнув, пробормотал Кори. Он стыдился поднимать глаза на Шимо, впрочем, тот, похоже, потерял сознание или умирал от потери крови и болевого шока.       — Ну?       — Нии Югито-сама часто тренируется в Лесу Гигантов.       — Что еще?       — Еще? Но это все… все, что я знаю! Я ведь всего лишь чунин... — Кори заплакал.       — Чунин, да? — произнес Кисаме и добавил: — Дерьма ты кусок, а не чунин.       Водяной клон одним движением свернул парню шею и отбросил тело в сторону. Развеяв всех трех клонов, включая теневого, мечник подошел к лежащему на снегу без сознания Шимо. Его осунувшееся лицо потеряло все свои краски, но казалось желтоватым на фоне снега.       — Я бы оставил тебя здесь истекать кровью и надеяться на судьбу, — сказал Кисаме, — но никто не должен знать, о чем я спрашивал.       Нукенин взмахнул Самехадой в последний раз, стряхнул кровь, а затем убрал за спину зарывшийся в обмотки меч и обвел взглядом заснеженную поляну, местами окрасившуюся в черные и багровые цвета. Если бы Итачи был с ним, все закончилось бы так же, только намного быстрее. Правда, тогда не было бы здесь ни трусов, ни героев.       Только трупы.              «Спросить господина Осаду об имени ее отца?» — думал Итачи, направляясь по коридору в кабинет директора. Он чувствовал, что Сюихико-сан расставила какую-то ловушку, но не мог до конца разгадать ее. Учиха собирался попасться в эту ловушку, а потом поменяться местами с куноичи Облака, как уже делал ранее. Этот прием в его исполнении всегда был эффективным.       «Уверен, что то, что она показала мне в комнате с аквариумом, было воспоминанием, — подумал Итачи. — Мать по какой-то причине скрывала лицо дочери от посторонних. Шиноби Облака обратил внимание на ее глаза. Я должен выяснить природу техник Сюихико-сан, я почти уверен, что это додзюцу, но какое? Она не Хьюга и не Учиха. Но если у Кумо есть свои пользователи додзюцу, представление о военном потенциале этой деревни должно быть изменено: они еще сильнее, чем предполагалось».       Сюихико сидела в своей комнате, прикрыв лицо руками, и ждала. Она видела, как Итачи вошел в кабинет Осады-сана и заговорил с ним, задавая вопросы. В какой-то момент поток его чакры ускорился, каналы в глазах засияли, радужная оболочка слегка посветлела и на ней отчетливо проступил черный узор…       — Не может быть… — вырвалось у куноичи. Она была удивлена и напугана тем, что увидела.       Будучи не в силах больше вести наблюдение, Сюихико отвела ладони от лица и молча сидела какое-то время, нахмурившись и крепко сжав губы.       — Учиха, — сказала она.       Карасу-сан был врагом, но к этому Сюихико была подготовлена обстоятельствами их знакомства. К несчастью, она слышала лишь об одном живом Учиха — о том, который уничтожил собственный клан. Это произошло шесть лет назад. Незнакомцу можно было дать чуть больше двадцати. Неужели совершить подобное под силу юноше? Истребить других взрослых шиноби, превзойдя их своей мощью? Но ведь погибли не только взрослые, не только шиноби… Старики, женщины, дети…       — Нет, это невозможно! — воскликнула девушка, вцепившись руками в покрывало, часто дыша от волнения и чувствуя, как на глазах ее закипают слезы.       Но перед ее мысленным взором вставало лицо Итачи — то, каким она увидела его, впервые заговорив с ним. Он тогда был погружен в собственные мысли и недоволен тем, что его оторвали от них. Это было… злое лицо. Злой взгляд пронзительных черных глаз, за которыми клубилась тьма. Вспоминая об этом, задаваясь вопросом, способен ли тот человек совершить нечто ужасное, Сюихико вынуждена была ответить, что да, способен. Она видела это своими особенными глазами. Хотя ее сердце отказывалось принимать такую правду и, обливаясь кровью, всеми силами защищало свое право верить Карасу-сану.       — Верить?! — с горечью произнесла куноичи, обращаясь к самой себе. — А что если, пока я верю, происходит что-то ужасное? Что, если он здесь, чтобы убивать наших людей и ослабить Деревню Облака? Ведь он враг, как может быть иначе? Тогда… тогда их кровь будет и на моих руках! — Сюихико побледнела, глядя на свои ладони. — Что ж, мне к этому не привыкать…       Но что она должна была предпринять в сложившейся ситуации? В чем заключался ее долг как шиноби Облака? Сообщить о пребывании Учиха на территории Страны Молний? Но сделать это девушка не могла из-за воронов и ограниченных возможностей собственного тела. А еще она допускала мысль о том, что на свете могут быть другие представители этого клана, не пострадавшие от резни в силу разных причин, скрывавшие собственную личность и, возможно, не втянутые в противостояние Деревень. Выяснить это можно было, только поговорив напрямую.       Сюихико так мучилась от неизвестности, что готова была рискнуть жизнью и сделать это.       — Если он попытается убить меня, тогда мы сразимся и я покажу свою настоящую силу! — сказала она и крепко сжала руку в кулак. Но мышцы ее ослабевали, поэтому кулак получился мягким. — Если смогу… — добавила куноичи, вздыхая.       Время ужина миновало, сгустились сумерки. Поднялся сильный ветер, который влек с моря тяжелые черные тучи и рвал в клочья более низкую пелену темно-серых облаков, с огромной скоростью пронося их над горой Йоаке. На море был шторм. Волны вспучивались гребнями, похожими на горные цепи с пеной вместо снежных шапок.       Итачи спокойно смотрел на грозный пейзаж, разворачивавшийся перед ним, его вороны из чакры забились в щели скал и под выступы крыши, прячась от ненастья. Когда Сюихико выкатилась в своем кресле на террасу, он не обернулся, лишь положил руку на холодный каменный поручень.       Куноичи остановилась в нескольких шагах от него и смотрела ему в спину. Ветер играл его черными волосами, собранными в хвост ниже шеи, полами и широкими рукавами светло-фиолетового кимоно.       — Я знаю ваше настоящее имя, — произнесла Сюихико.       Лицо ее было серьезным, она собрала все свое мужество для этого разговора.       — Вы…       Молодой человек обернулся, и они сказали одновременно:       — Учиха Итачи.       Сюихико знала лишь фамилию и никак не могла вспомнить имя, которое слышала случайно всего один раз в жизни больше пяти лет назад. Но взгляд ее, прикованный к губам Итачи, позволил наполовину прочитать его и вспомнить остальное.       — Это имя как клеймо для меня, — произнес он тихо, как будто обращаясь к самому себе. Глаза его казались двумя провалами в бездну под опущенными ресницами, взгляд был направлен вниз, лицо находилось в тени. — Как бы высоко я ни взлетел, оно всегда обрушивает меня обратно на землю.       — Учиха Итачи, — медленно повторил молодой человек, словно пробуя эти слова на вкус, — и мои руки снова в крови. Учиха Итачи — и я связан, скручен, опутан сетью фальшивых реальностей, которые создал сам. Учиха Итачи — и я снова в тысяче масок, чудовище, прячущееся в тенях… — Ресницы дрогнули, зрачки впились в лицо Сюихико. — Да, это мое имя.       Девушка молча смотрела на него. Сначала от страха и напряжения у нее мурашки поползли по коже, но потом бесконечная горечь, которую она почувствовала в словах Итачи, заставила ее сердце болезненно сжаться.       «Он уничтожил собственный клан, — подумала она, — это тяжкое преступление по всем человеческим законам, но… он сделал одолжение Деревне Облака, ослабив Коноху. Наверняка теперь он скрывается от преследования и вынужден жить под чужим именем. Я в самом деле должна считать его врагом Кумо?»       Сюихико покинула ряды шиноби Облака четыре года назад, находясь в звании чунина. Она не была знакома с книгой Бинго и ничего не слышала об Акацки. Как только Итачи оказался способен отвлечься от своих мрачных мыслей, он в первую очередь подумал об этом.       Какое-то время молодые люди продолжали молча смотреть друг другу в глаза, а ветер трепал черные и темно-русые волосы, то и дело прикрывая лица, словно вырезанные из мрамора.       — Если вы собираетесь убить меня за то, что я узнала вашу тайну…       — Сюихико-сан, — перебил ее Итачи, — вы уже готовитесь использовать ваше гендзюцу? Я это чувствую. Пожалуйста, не нужно: мы не будем сражаться.       Куноичи смущенно замолчала.       — Так у нас все еще… перемирие? — спросила она через несколько секунд.       Итачи кивнул.       — Но я должен предупредить вас, что ваши секреты проживут немногим дольше моих.       Глаза Сюихико распахнулись шире. Ветер высоко вскинул полу ее покрывала и отбросил назад пряди темных волос, на мгновение полностью открыв взору ее лицо. Оно было молочно-белым, с розовыми лепестками щек и губ.       «Зачем она носила маску? — невольно подумал Итачи. — А главное, почему перестала ее носить?»       Куноичи почувствовала себя усталой, как будто в самом деле сражалась этим вечером.       — Спокойной ночи… Итачи-сан, — сказала она, прощаясь.       — Спокойной ночи, Сюихико-сан.       Услышать свое настоящее имя из уст этой девушки было одновременно больно и приятно.