Утешение

      В купальне в это время суток было почти пусто. Итачи пытался сосредоточиться на ощущениях собственного тела, но достигнутое им состояние приятной неги сделало его мысли легкими, как пар, поднимавшийся над горячей водой. Однако стоило дать им волю, как они склубились в плотную тучу. Итачи нахмурился.       Вчера на террасе Учиха позволил горечи, что захлестывала его душу, перелиться через край, и у него вырвались неосторожные слова, о которых он сожалел. Впрочем, может быть, впервые за долгое время он сказал именно то, что думал, — ни больше ни меньше.       Сюихико-сан узнала его настоящее имя и призналась в этом, но ни словом не обмолвилась об Акацки. Она была готова сразиться с ним, как с врагом Страны Молний, хотя уже не являлась шиноби Облака и, несомненно, хотела жить. Итачи чувствовал ее интуитивный страх перед ним, — его не боялись одни лишь глупцы, — но вспоминая лицо, нежное, как лепесток тюльпана, вовсе не испытывал желания ее убивать. Наоборот, он хотел бы, если бы это было возможным, продлить ее жизнь, как хотел бы продлить цветение тюльпанов по весне.       Однако Учиха Итачи не мог позволить себе действовать, исходя из собственных чувств, он обязан был полагаться лишь на логику. По этой причине ему приходилось время от времени обращаться мыслями к своему товарищу: Кисаме, игнорируя собственные мучительные сомнения, в конце концов поступал как истинный Акацки.       Необходимо было понять, могут ли действия Сюихико-сан поставить планы Акацки под угрозу.       Очевидно, что как только Итачи покинет санаторий, куноичи свяжется с Деревней Облака и сообщит о его пребывании здесь. Этот факт будет связан с убийствами шиноби на территории Страны Молний. Трое чунинов уже убиты, неизвестно, скольких положит Кисаме, добывая информацию. Если он будет действовать осторожно, в чем не приходится сомневаться, Кумо не узнает, о ком собирались сведения. Таким образом, огласка их действий поиску джинчурики не повредит, лишь умножит дурную славу организации, что, впрочем, является одной из задач всех Акацки.       Итачи расслабленно вздохнул и, подняв руку, посмотрел на сморщенные подушечки пальцев. «Если останусь здесь еще хоть на полчаса, сам начну испаряться», — подумал он.              Сюихико перебирала книги на стеллаже в своей комнате. Девушка заново расставляла их каждую неделю, меняя местами прочитанное с тем, что еще надеялась прочитать. Тех и других книг было примерно поровну. Довольно часто ей приходилось выбирать между стремлением прочитать новую книгу и желанием перечитать в очередной раз одно из любимых произведений.       Вот и теперь куноичи взяла сначала автобиографический роман «Неуязвимость», посвященный покойному Третьему Райкаге, подержала его в руках — даже открыла и в очередной раз пробежалась глазами по аннотации, — потом со вздохом отставила и робко взглянула в сторону заветного темно-синего корешка, вдоль которого змеилась надпись: «Золотой и Серебряный».       — Даже не смотри на меня, — тихо сказала она. — Мы с тобой старые друзья и знаем друг друга слишком хорошо… Может, перечитать хотя бы любимые сцены? — Белые пальчики потянулись было за книгой, но замерли в воздухе. — Кого я обманываю? Ведь не сдержусь и на два дня провалюсь в эту пропасть бессовестного веселья.       Куноичи иронизировала. На самом деле книга была печальной: о двух шиноби Облака, братьях с противоречивой судьбой. Они не гнушались никакими средствами для достижения собственных целей, но были достаточно сильны, чтобы прикончить Второго Хокаге. Роман был написан как произведение для легкого чтения и выдавал неприязнь автора к его главным героям. Впрочем, истинный патриот Кумогакуре и не мог восторгаться знаменитыми братьями, так как они не раз нарушали законы шиноби Облака и в конце концов выступили против Второго Райкаге.       Но для Сюихико книга была особенной: ей нравилось взвешивать каждый поступок Кинкаку и Гинкаку и соотносить то, во что шиноби по-настоящему верит и делает основой собственного пути, с тем, что правильно. Ей непросто было признаться самой себе, что она восхищается людьми, которые готовы пожертвовать чистотой своей души ради достижения цели и не боятся быть преступниками и предателями в глазах товарищей. Это было так не похоже на нее…       С учащенно бьющимся сердцем девушка взялась за корешок заветной книги, даже немного выдвинула ее, но потом быстро задвинула обратно.       — Так нельзя, — сказала она себе. — Я лишь потрачу время и не узнаю ничего нового. Нет, и не проси даже…       Сюихико решительно подхватила «Неуязвимость», положила ее на колени и на всякий случай отъехала подальше от любимой книги-искусительницы, повернувшись к ней спиной.       — С другой стороны, — пробормотала она, — им понадобился целый отряд, чтобы справиться с Сенджу Тобирамой…       Может, куноичи и управляла пока еще собственным телом, но так и не научилась до конца управлять своими мыслями, поэтому еще с четверть часа она просидела над правильной книгой, размышляя о неправильной.              В течение всего дня куноичи избегала Итачи, но вечером, убедившись с помощью особой техники, что он прогуливается по открытой террасе, засомневалась, как ей поступить. Еще ни один человек не заставлял ее сердце так сильно трепетать в груди от волнения, смешанного со страхом. В какой-то момент Сюихико поняла, что хочет снова испытать это чувство, чтобы ощутить себя живой: ее тело, несмотря на болезнь и четыре года бездействия, не перестало быть телом ниндзя.       Выкатываясь на террасу, она сразу же увидела Итачи, стоявшего к ней спиной, и остановилась на секунду. Куноичи уже вновь положила руки на обода колес, чтобы продолжить движение, как вдруг с боковой скамьи к ней обратился человек, присутствия которого она сначала не заметила.       Это было странно, так как Бочи-сан являлся довольно крупным мужчиной. Он не сомневался, что его пожилой возраст и круглое дружелюбное лицо дают ему право завязывать разговор с кем угодно и когда угодно и быть немного фамильярным. Впрочем, с Сюихико он успел познакомиться две недели тому назад. И теперь, кутаясь в просторное пальто, подбитое мехом, и не поднимаясь со скамьи, Бочи-сан воскликнул:       — Сюи-сан! Куда же вы в такой холод — и совсем раздетая!       На Сюихико были надеты кимоно с длинными рукавами и брюки, ноги окутывало покрывало, так что она вовсе не считала себя раздетой.       — Добрый вечер, Бочи-сан, — вежливо ответила она, невольно бросив взгляд в сторону Итачи. — Мне вовсе не холодно.       Брови сердобольного господина взлетели вверх.       — Как это может быть не холодно на таком ледяном ветру? Нет-нет, это никуда не годится! И потом, вам нужно беречь себя: при малоподвижном образе жизни даже молодые люди легко схватывают воспаление легких.       Лицо Сюихико залила краска. Ей было обидно, что ее назвали малоподвижной при Итачи, до которого, конечно же, долетали громкие восклицания Бочи-сана.       — Я ненадолго…       — Знаете что? Я уже закончил свою прогулку, так что могу отдать вам свое пальто. Давайте, я вас хорошенько окутаю. — Господин начал расстегивать пуговицы мехового воротника.       — Ну что вы, я вышла подышать всего на минутку, — пролепетала Сюихико, — и скоро поеду обратно. Я вам очень благодарна, но правда, мне…       — Уверены? Тогда вот что: эту минутку я постою с вами, хотя, право же, сердце кровью обливается, глядя на вас на этом ветру, — а потом отвезу обратно.       В этот момент к ним подошел Итачи.       — Пожалуйста, не беспокойтесь, — произнес он, — я присмотрю за Сюи-сан.       Вовсе не жалость заставила его вмешаться в разговор: он полчаса прождал здесь куноичи, чтобы задать ей несколько вопросов, и не собирался отказываться от своих планов ради чьего-то желания проявить общительность и участие.       — А… ну, так будет даже лучше. — Бочи-сан улыбнулся обоим и закивал, прощаясь. — Вы уж приглядите за ней…       Молодые люди смотрели ему вслед, пока коренастая фигура в пальто не скрылась за поворотом коридора.       — Бедняга не знает, что я могу греть себя чакрой изнутри, — произнесла Сюихико. — Спасибо, что спасли меня от чрезмерной заботливости.       — Вы бы смотрелись забавно в пальто Бочи-сана.       Девушка вскинула глаза на Итачи и с удивлением заметила легкую улыбку на его лице. И хотя на этот раз он улыбался искренне, Сюихико подумала, что, может быть, этот человек все делает в каких-то своих целях. Ей вспомнились его вчерашние слова: «И я снова в тысяче масок…»       Улыбка погасла. Итачи подкатил кресло Сюихико к каменной ограде и поставил его так, как это обычно делала сама куноичи: боком и вплотную к поручню, чтобы она могла взглянуть поверх него на окрестности.       — Спасибо…       Некоторое время они оба молча смотрели на серые холмы, море вдалеке и темные тучи, которые проносил по небу резкий порывистый ветер.       — Обычные люди не в состоянии в полной мере оценить красоту этого места, так как здесь слишком холодно, — произнес Итачи, не отрывая глаз от горизонта.       — Обычные люди тянутся к теплу и свету, к тому, что приносит радость, — ответила Сюихико. — А вид отсюда открывается хоть и прекрасный, но суровый.       — Зато его красота не обещает больше, чем может дать. В его суровой прелести нет лжи.       — Вы словно говорите о живом человеке, — заметила девушка.       — Нет, таких людей я не встречал, — произнес Итачи и, помолчав, добавил: — Я не встречал людей, полностью свободных от лжи.       Хотя Сюихико согревала себя с помощью чакры, ей все равно было холодно. Она подтянула покрывало повыше и поджала пальчики.       — Думаю, я могу пообещать вам быть честной, — сказала она, взглянув на Итачи.       Он повернулся к ней.       — Зачем? Вы или не сможете сдержать свое обещание или однажды пожалеете о нем. В любом случае обещать такое безрассудно.       Сюихико слегка нахмурилась и, не отрывая взгляда от черных глаз, произнесла:       — Я даю слово, что не буду вам лгать. Я не все могу рассказать о себе, но то, что расскажу, будет правдой.       — Почему вы упрощаете мне задачу?       — Потому что то, что вы сказали, прозвучало так грустно. Я не хочу мириться с тем, что человек не может быть свободен от лжи.       — Почему?       — Потому что тогда ничто не имеет смысла. И все, что нас окружает, становится лишь иллюзией.       Ресницы Итачи слегка опустились.       — А разве это не так? — спросил он, глядя куда-то сквозь Сюихико, а затем снова вскинул на нее вспыхнувшие на мгновение черные глаза. — То, что нас окружает — мир, созданный нашими органами чувств. Как мастер гендзюцу, вы знаете, как легко их обмануть. И создать свою собственную реальность.       — Объективная реальность существует и вне нашего сознания, а иллюзии — нет.       — В любом случае для нас существует только то, что мы способны осознать. Все, что вне нашего сознания — неосознаваемое и для нас не существует.       — Таково ваше мировоззрение? — Губы Сюихико дрогнули. — Так вы живете? В плену иллюзий…       — Или все наоборот, — спокойно ответил Итачи, — и в плену иллюзий находитесь вы, в то время как я догадываюсь об истинном положении вещей: о том, что ничто не истинно.       Куноичи нахмурилась.       — Как мастер гендзюцу я очень хорошо понимаю разницу между тем миром, в котором могу ходить, и тем, в котором мое тело беззащитно. А вы… не хотите остаться здесь?       — Что?       — Оставайтесь в этом месте, — повторила Сюихико. — Я смогу показать вам много интересного, сделаю вас счастливым человеком, если для вас все реальности одинаковы. Но вы ведь не согласитесь, потому что держитесь за свою реальность, даже если вы в ней несчастны.       — Разве я похож на несчастного человека? Ну же, говорите правду.       На этот раз куноичи не смогла отвести глаз.       — Вы похожи на человека, который погряз во тьме, — тихо сказала она.       Итачи усмехнулся улыбкой, от которой у девушки мурашки поползли по телу. Впрочем, она давно мерзла.       — Что это, по-вашему, означает?       — Мне не нужно гадать: я о вас наслышана.       — И все еще говорите со мной, как с человеком? — Итачи сделался серьезным и отпустил ее взгляд, но теперь Сюихико сама не хотела отводить глаза и настойчиво смотрела ему в лицо.       — Зачем вы это сделали? У вас была какая-то цель?       Брови Итачи на мгновение приподнялись.       — А есть цель, которая оправдала бы столь тяжкое преступление?       — Например, желание избежать еще более тяжкого преступления, — ответила куноичи.       Щеки ее раскраснелись от холода, поэтому побледнеть она не могла, и Итачи подумал: «Сказала это наугад».       — Вы очень странная девушка, Сюихико-сан.       «Я странная?» — растерянно подумала куноичи.              Ночью, лежа в постели, Итачи смотрел в потолок и заново прокручивал в голове состоявшийся разговор. Сначала он надеялся извлечь из него какую-нибудь информацию о прошлом Сюихико, но затем поток мыслей увел его в сторону от первоначальной цели.       До сих пор он не встречал человека, который хоть в какой-то мере пытался бы оправдать его поступок — если не считать политиков, преследующих собственные цели. Учиха Итачи уничтожил свой клан. Кисаме избегал этой темы; Дейдара говорил об этом с поганой усмешкой на лице; Хидан выражал свой восторг; Сасори ворчал о том, сколько материала для кукол пропало зря. Но каждый из них, как бы ни относился к произошедшему, признавал это тяжким, непростительным преступлением. Что за человеком нужно быть, чтобы пытаться найти смысл в массовой резне?       «Зачем вы это сделали?» — спросила она.       Саске задал в ту ночь тот же самый вопрос. Он жаждал услышать хоть что-то, получить хоть какое-то объяснение — какое угодно, — лишь бы обелить старшего брата.       «И я мог сказать что угодно, — подумал Итачи. — Он бы поверил мне. Я мог бы соврать и ей».       Сюихико пообещала говорить ему только правду. Это было бы слишком простой уловкой для такого искушенного человека, как он. Итачи вспомнил ее глаза в ту минуту и решил для себя, что это была не уловка. Как только он представил себе лицо Сюихико, в памяти сами собой всплыли ее слова: «сделаю вас счастливым». На губах Итачи промелькнула мягкая улыбка, но в следующую секунду он помрачнел.       Счастье — это нечто эфемерное, как волны на поверхности моря. Сегодня они есть, а завтра стихнет ветер — и они пропадут. Или он погонит их в противоположную сторону. Когда Итачи в последний раз чувствовал себя счастливым? Однажды, шесть лет назад, он показал своей подруге детства иллюзию, в которой они были вместе, были счастливы. Точнее, Итачи изобразил их счастливыми, во многом списав этот образ с собственных родителей, как ребенок, который играет в дочки-матери, хотя сам еще ничего не знает о семейной жизни. Сейчас он не мог сказать, для нее это сделал или для себя. Изуми было страшно умирать.       «Итачи-кун, помоги мне! Итачи-ку-у-у-ун!» — так она кричала, от ужаса забыв обо всем, даже о том, что являлась куноичи Листа. Лишь его имя Изуми не забыла и цеплялась за него из последних сил.       Учиха сел на своей постели. Какая у него была цель? «Избежать еще более тяжкого преступления», — нет, Сюихико не гадала: она точно знала, о чем говорит.              Сюихико проспала дольше обычного, пропустив завтрак. Ей нездоровилось, дышалось тяжело, как будто груз давил на грудь, в каком бы положении она ни лежала.       — Неужели Бочи-сан был прав и я простудилась?       Девушка сложила печати и создала воздушного клона — точную копию самой себя в одежде ниндзя. Клон подхватил хозяйку на руки и понес в ванную, помог ей принять душ и одеться, затем усадил в кресло.       — Умничка, Сюи, спасибо тебе и до скорой встречи, — с улыбкой произнесла Сюихико и отменила технику.       Доктор долго прослушивал ее, прежде чем заговорить.       — Исии-сан, у меня воспаление легких? Или, может быть, застойные явления? Вы предупреждали меня…       Господин Исии покачал головой.       — Застой в легких развивается из-за неподвижности тела, к счастью, о полном параличе пока речи не идет.       «Пока», — повторила про себя куноичи.       — Скажите, у вас не было приступа этой ночью?       — Я не знаю: слишком крепко спала. Проспала дольше обычного.       — Должен признаться, что я подозреваю у вас паралич диафрагмы. Легкие чистые, но их сокращение затруднено.       — Это лечится? — спросила Сюихико спокойным голосом, хотя кровь отхлынула от ее щек.       Исии-сан приподнял брови.       — Возможно самопроизвольное восстановление, но сделать более точного прогноза я не могу.       Куноичи посмотрела на него своими ясными глазами.       — То же самое мне сказали четыре года назад, когда отнялись мои ноги. Как видите, самопроизвольного восстановления не произошло.        — Сюи-сан, мы должны надеяться на лучшее. Нет причин предполагать…       — Мне не надежда нужна, а правда, — тихо произнесла Сюихико. — Впрочем, спасибо вам, Исии-сан.       В коридоре она остановилась на несколько секунд. Тяжесть в груди не проходила, было сложно глубоко вдыхать.       «Так теперь будет всегда?» — с тоской подумала девушка.       Четыре года назад с ней случился первый приступ, после которого отказали ноги. Сюихико пришлось смириться с этим. Два года она жила с мыслью о том, что никогда не сможет ходить и бегать.       Потом приступ повторился, и она испугалась, так как поняла, что это не одиночное явление. За последние полтора года подобные состояния повторялись все чаще и чаще. Куноичи повезло: ей попался доктор, который сказал правду. Правда заключалась в том, что однажды ее тело не сможет прийти в норму после очередного приступа, но, так как поддерживать жизнь в таком состоянии долго невозможно, постепенно она умрет.       Что ж, Сюихико смогла принять и это. Больше всего ее интересовал один вопрос: сколько? Полгода, год, в лучшем случае полтора — вот что обещал ей тот доктор. Девушка лишь хотела прожить это время достойно, радуясь каждому драгоценному дню.       И вот теперь ее время — то время, на которое она так уповала, — омрачалось новым проявлением немощи. Сюихико делалось страшно, когда она задавалась вопросом о том, что будет дальше, и о том, хватит ли у нее мужества с благодарностью принимать каждый новый день, если ей придется все больше страдать от недуга.       Вернувшись в свою комнату, куноичи с помощью клона перебралась на кровать и легла на бок, обхватив и прижав к себе подушку. Она старалась успокоиться, дышать медленно и глубоко.       — Как бы я хотела пожалеть себя, — прошептала Сюихико, — но не могу, потому что я заслужила все это. И даже больше.       Ресницы ее сомкнулись, но ни одной слезы не скатилось с них.              Утром Итачи ставили капельницу в той самой комнате с аквариумом. На этот раз он был один и думал о Сюихико, чтобы отвлечься от более мрачных и тяжелых мыслей.       — Надо же, — сказал он вдруг, — теперь их сорок четыре.       В аквариуме было на один камень больше, чем в прошлый раз. Впрочем, Сюихико-сан и тогда называла эту цифру. Присмотревшись повнимательнее, Итачи заметил, что раковины теперь расставлены иначе. Скорее всего, в прошлый раз один из камней попросту закатился под одну из них. Куноичи Облака, конечно, знала все камни наперечет, так что ничего удивительного в ее прозорливости не было, но это задало определенное направление мыслям Итачи.       Перебрав заново все, что он узнал за предыдущие дни, Учиха удивился, как раньше не пришел к простому логическому выводу. Теперь казалось, что он напрашивался сам собой, хотя и представлялся маловероятным.       Итачи надеялся встретить Сюихико за завтраком, но девушка не появилась. Не желая откладывать важный разговор, он написал записку, протолкнул ее в щель под дверью, стукнул два раза и ушел.       Куноичи приподнялась на постели и сразу же увидела сложенный вдвое листок бумаги на полу. Подобрав его с помощью клона, она прочла следующее:       «Я хотел бы поговорить с вами».       Щеки Сюихико порозовели: она не знала, от кого эта записка, но подумала об одном-единственном человеке.       Итачи ждал ее за углом коридора. Поздоровавшись и спросив разрешения, он покатил ее кресло на открытую террасу. На этот раз их надежды на уединение не оправдались: на одной из скамей, укутавшись общим одеялом, сидела парочка молодых людей, головы которых совсем близко склонились друг к другу и почти не изменили своего положения при появлении посторонних.       Учиха не обратил на них внимания и остановился у самого края террасы — там же, где вчера состоялся их разговор с Сюихико. До их слуха долетел приглушенный шепот девушки, задавшей какой-то вопрос.       — У них тоже свидание, — ответил юноша и засмеялся нелепости этого предположения.       Возлюбленная ли пристыдила его или они просто решили поискать более укромное местечко — так или иначе, молодые люди вскоре ушли.       — Мне сегодня немного холодно, — произнесла Сюихико. — Я бы не хотела здесь задерживаться.       — Боюсь, что наш разговор займет какое-то время, а более удачного места для беседы я не знаю.       Девушка посмотрела на него с немым укором. «Как эгоистично, — подумала она, — хотя откуда ему знать, что такое слабость во всем теле?»       Итачи окинул ее взглядом и сказал:       — Сюихико-сан, пожалуйста, синхронизируйте ваш ток чакры с моим, а потом позвольте мне управлять им.       Они помолчали несколько секунд. Учиха внимательно наблюдал за куноичи, которая отвела глаза в сторону, чтобы скрыть свое смущение. Ему без труда удалось перехватить управление чакрой и ускорить ее поток в обоих телах. Почти сразу сделалось теплее. Сюихико подняла на него глаза и невольно улыбнулась.       — Никогда не думала, что можно использовать это подобным образом. Вы уже делали так раньше?       Итачи покачал головой. Он не помнил, когда в последний раз перед ним стояла задача согреть кого-нибудь. Наверное, в прошлой жизни, когда он заботился о маленьком Саске: еще совсем малышом прижимал его к своей груди, закутывал в теплые пеленки. Он держал в своих руках беззащитное существо, искавшее защиты, маленькую жизнь, полностью зависевшую от его воли, совсем невинного человечка — да, это чувство невозможно было забыть. Выражение его лица смягчилось ненадолго.       Итачи должен был оберегать, направлять и учить Саске. Заботиться о том, чтобы он рос по-настоящему сильным. «Сильным? В этом весь смысл?» — подумал он, глядя, как один из его воронов пролетает ниже по склону горы и исчезает за каменным выступом. Старшие передают младшим истину, делятся собственным опытом и мудростью. Неужели Итачи должен был сказать Саске, что никакой истины не существует? Он исказил его реальность своей ложью, сделал ее уродливой. Так он подтолкнул брата к той самой дороге, на которой Учиха обретают божественную силу.       Итачи был исключением и расплачивался за это: применяя Мангеке Шаринган и технику Цукуеми, он постепенно терял зрение и жизненные силы.       Сюихико молча наблюдала за ним, не проронив ни слова. Учиха не догадывался об этом, но его состояние духа передалось ей. Она не знала, о чем именно он думает, но чувствовала его тоску и сомнения. Как будто мрак сгущался вокруг, ложился на плечи и сдавливал сердце.       Куноичи вздохнула, Итачи повернулся к ней и спросил:       — Ведь вы не знаете имя вашего отца?       Сюихико отрицательно покачала головой.       — Отправляя меня с этим вопросом к господину Осаде, вы не надеялись получить ответ, лишь хотели заставить меня использовать одну из моих техник. — Черные глаза пристально смотрели в светло-серые. — Я применил шаринган, и после этого вы назвали мое имя.       Сюихико едва заметно кивнула, чувствуя, как мурашки начинают бегать по коже, хотя ей было тепло.       — Я думаю, вы видели меня в тот момент с помощью ваших особых глаз. Вы видите также моих воронов, поэтому не предпринимаете новых попыток написать письмо Райкаге. Вы можете определить мое местонахождение, поэтому с легкостью избегаете или находите меня в соответствии с вашими желаниями.       Сердце куноичи Облака замерло в груди. Итачи несколько секунд молча смотрел в ее глаза, потом спросил:       — Откуда у вас бьякуган? Он может быть только собственностью Деревни Листа.       — Мои глаза не являются собственностью ни Листа, ни Облака. Я не украла их и не получила как трофей в бою. Я с ними родилась.       — Очевидно, ваш отец принадлежал к клану Хьюга.       — Мама никогда не называла мне его имени. Он не знает о моем существовании.       — Поэтому она оберегала вас и заставляла носить маску. Кто-то еще посвящен в вашу тайну?       Сюихико покачала головой.       — Ни один человек на свете. Знала только мама, но потом она умерла.       — Ваши глаза защищает какая-то техника? Они выглядят необычно.       — Да. В последний раз я видела свои глаза настоящими, когда мне было девять. При всем желании я не могу сделать их прежними.       Итачи смотрел на нее так пристально, задумавшись о своем, что с ее губ невольно сорвалось:       — Вы хотите забрать их?       «Забрать? — повторил про себя Учиха. — Пожалуй, мне как Акацки следовало бы попытаться забрать их. Какузу позволил бы отрезать себе руку за возможность продать это сокровище на черном рынке — впрочем, он пришил бы ее обратно. Как агент Листа я должен стремиться вернуть бьякуган Конохе…»       Итачи почувствовал некоторое сопротивление: Сюихико на всякий случай готовилась включиться в борьбу за управление потоком чакры.       — Я бы хотела услышать ваш ответ, — произнесла она. Ее белые пальчики слегка подрагивали от напряжения.       — Пожалуйста, расслабьтесь, Сюихико-сан, — сказал Итачи, — иначе я не смогу согревать вас.       Девушка покраснела. Чтобы поскорее побороть свое смущение, она заговорила.       — Моя мама служила в АНБУ Деревни Облака. Она была очень сильной и кроме гендзюцу практиковала ниндзюцу Стихии Ветра и Воды, а также запечатывающие техники. Ее команда преследовала нукенина по имени Исида Ритсу. Ритсу пересекал территорию Страны Горячих Источников и, приблизившись к границе Страны Огня, привлек внимание еще и АНБУ Листа. Команду Листа возглавлял мой отец. Несмотря на то, что раны Второй мировой войны шиноби еще не были залечены до конца и шиноби Листа и Облака считали друг друга врагами, на время они решили объединить усилия и вместе сразиться с Ритсу. Вы, может быть, слышали о нем?       Итачи кивнул.       — Ниндзя с улучшенным геномом, техники магнетизма.       — Да, он был довольно силен и сразу же серьезно ранил двух из шести агентов АНБУ. Погоня за ним продолжалась до тех пор, пока его противниками не остались лишь моя мать и шиноби из клана Хьюга. Вдвоем они смогли победить его, но оба были ранены и не сразу вернулись к своим товарищам по команде. Не думаю, что у них была возможность провести вместе много времени, но этого оказалось достаточно, чтобы подружиться.       «Подружиться?» — подумал Итачи, но при этом даже бровью не повел.       — Ничего не могу сказать о своем отце, — продолжила Сюихико, — но мама, хотя всегда была патриотом Деревни Облака, не оправдывала кровавые войны и бездумную вражду. К сожалению, я могу только догадываться о том, что между ними произошло и как они решились, будучи агентами АНБУ, договориться о новой встрече.       — Они встретились снова?       — Да, в Стране Горячих Источников и, похоже, не один раз.       — Это было бы возможно только как часть какого-то задания, — сказал Итачи.       — Может быть, вы лучше знакомы с правилами, которым подчиняются действия особых агентов? Тогда вы способны понять сложившуюся ситуацию лучше, чем я. И вы правы: это было частью задания, по крайней мере, для моей матери. Когда она вернулась в Деревню Облака с телом Ритсу, оказалось, что ее товарищ по команде, Юдоку, проследил за ней и сообщил человеку, курировавшему их тройку команд в АНБУ, о предполагаемом свидании. Мать спасло только то, что она была еще нужна.       — В чем заключался план?       Куноичи покраснела.       — Я лучше скажу, в чем заключалась его цель: Облако мечтало заполучить бьякуган. Но моя мать узнала кое-что, общаясь с Хьюга: на его теле имелась печать, которая уничтожала глаза при попытке извлечь их. Мама была не способна снять эту печать, даже если бы захотела это сделать. Поэтому, согласно приказу Фукуро, ей предстояло принести в Деревню не бьякуган, а ребенка, который, возможно, унаследует силу глаз Хьюга.       — Как… цинично.       — Только не осуждайте мою маму, — попросила Сюихико, — для нее это было не просто задание.       — Кто-то шел за ней следом?       — Да, следить за ней отправили Юдоку, но мама, конечно, догадывалась об этом.       — Она предприняла что-нибудь?       — Да. — По губам Сюихико скользнула горькая усмешка. — Мать и отец убили его.       Итачи удивленно приподнял брови.       — А потом мама вернулась и убила Фукуро. Это были единственные люди в АНБУ, которые знали о ее миссии в Стране Горячих Источников. Спустя два месяца она вышла в отставку и почти сразу вступила в брак со своим троюродным братом, Судзуми-саном. Мама много рассказывала мне об этом человеке: раннее детство они провели вместе, потом стали настоящими друзьями. Я могу только предполагать, но мне кажется, что она рассказала ему правду. Судзуми-сан, к сожалению, болел. Мне было чуть больше трех лет, когда он умер. Воспоминания о том дне в больнице стали основой для моей первой иллюзии. Все считали его моим отцом.       — Ваш настоящий отец не знал о вашем рождении?       — Нет. Мама больше никогда его не видела. Они понимали, что у них нет совместного будущего, потому что их Деревни враждуют друг с другом. Мать никогда не предала бы Деревню Облака, отец никогда не оставил бы свой клан. Узнав о ребенке с бьякуганом, он, скорее всего, постарался бы забрать его в Коноху как одного из Хьюга.       Сюихико помолчала несколько секунд, а потом добавила:       — Моя жизнь могла быть совсем иной.       Она подняла глаза на Итачи.       — И тогда вы были бы настоящим врагом для меня.       Учиха молча смотрел на нее, его черные глаза казались непроницаемыми.       Для него правда выглядела иначе. По сути, он являлся двойным агентом: работал на Акацки, но был патриотом Деревни Листа. Поэтому, если бы Сюихико принадлежала к клану Хьюга, он считался бы ее врагом, но по факту был союзником. В какой-то момент он с удивлением обнаружил в себе желание развеять ее заблуждения, как туман, и показать то, что могло бы считаться истинным положением дел. Возможно, это было благодарностью за ее откровенность.       Однако Учиха не мог рисковать, поэтому ничего не ответил.       — Что ж, теперь вы все знаете о моем происхождении, — произнесла Сюихико.       — Как вы оцениваете поступок ваших родителей? — спросил Итачи.       Куноичи вздохнула.       — Они совершили преступление против своих деревень, хотя даже в мыслях не имели им навредить. Я думаю… я хочу думать, что их ослепила любовь. Человек, которому мама доверилась, должен был быть необыкновенным. Жаль, что я никогда его не узнаю. Но это хорошо, что он никогда не узнает обо мне. — Сюихико отвернулась.       — Райюн Эхо-сан тоже была необыкновенной женщиной, — заметил Итачи. — Удивительно, что она решилась пойти на такой риск и забеременела, и еще более удивительно, что ей удалось осуществить свои планы и обмануть АНБУ Облака.       Сюихико слегка покраснела, но поборола свое смущение и произнесла:       — Ведь это естественно: желать родить ребенка от любимого мужчины.       — Ваша мать была прежде всего ниндзя, а потом уже женщина. Она не могла руководствоваться в своих поступках одной лишь любовью.       — Вы правы. Возможно, она хотела заполучить сильного шиноби для своей деревни. Мама всегда связывала со мной большие надежды, радовалась моим успехам, прививала любовь к Деревне Облака. Она верила, что однажды я стану выдающейся куноичи.       Сюихико попыталась улыбнуться, хотя сердце пронзила боль.       — Мама ошибалась. Дочь своих родителей, унаследовав их силу, я должна была стать превосходным ниндзя. Моя мать прошла такой сложный путь, принесла так много жертв моему будущему, отдала собственную жизнь, чтобы защитить меня… Чтобы в конечном итоге я стала никем. Медленно умирала, прикованная к этом креслу, сожалея о собственном существовании. — Куноичи замолчала, чтобы успокоиться, и тихо добавила: — Мне нечего будет сказать ей, когда я окажусь в Чистом мире.       Итачи молчал. Куноичи отвернулась, зажмурилась и, лишь убедившись, что не расплачется, снова показала свое лицо.       — Простите меня, — произнесла она. — Простите, Итачи-сан. Мне нелегко спокойно говорить о таких вещах. Знаете, мне уже довольно жарко, вы не могли бы немного замедлить ток чакры?       — Я мог бы, — ответил Итачи, — но вот уже десять минут, как вы сами управляете ей.       — Я не заметила… — пробормотала Сюихико, заливаясь румянцем. — Похоже, моя слабость прошла.       — Из созданной вами иллюзии я понял, что вы носили маску в детстве, чтобы скрывать свои глаза…       Куноичи покачала головой.       — Не совсем так. То, что вы видите сейчас — зрачок и узоры на радужной оболочке — это печать, которую придумала моя мать. Раньше она была менее сложной и действовала всего в течение суток, так что мама накладывала ее на мои глаза каждое утро. А маску я носила примерно с пяти до восьми лет и позднее, во время миссий. После того, как мне исполнилось пять, я впервые пробудила бьякуган. Уверена, вы видели активированный бьякуган не единожды в жизни…       Итачи кивнул.       — И хорошо представляете себе, как он выглядит: белые вены распространяются от зрачка по лицу, охватывая виски и половину щек. Именно это нужно было скрывать под маской, так как, будучи ребенком, я плохо управляла своими глазами. Дело в том, что техники гендзюцу, предрасположенность к которым досталась мне от матери, требуют и зрительного напряжения в том числе. Поэтому, напрягая глаза и учась создавать иллюзии, я нечаянно активировала бьякуган. Мне понадобилось чуть больше двух лет, чтобы научиться разделять эти процессы, особенно в случае опасности.       — Сейчас бьякуган имеет какое-то отношение к вашим иллюзиям?       — Да, я могу усилить действие моего гендзюцу, если активирую бьякуган. Кроме того, с помощью особого зрения можно увидеть движение и все каналы чакры в теле противника, это упрощает осуществление контроля над ним.       — Я слышал однажды, что бьякуган может усиливать гендзюцу; приятно получить подтверждение этому на практике, — сказал Итачи. — И все-таки ему не сравниться с Мангеке Шаринганом.       — Откуда вы знаете? Я еще не использовала свои глаза против вас в полную силу.       Итачи улыбнулся: на свете было немного людей, против которых имело смысл применять его полную силу. Эта улыбка была слишком похожа на снисходительную, так что Сюихико покраснела.       — Я знаю, что объективно вы сильнее меня, — тихо сказала она. — Я это чувствую. Просто для шиноби, использующего схожие техники, признавать подобное непросто.       — Зато ваши иллюзии удивительно правдоподобны, — ответил Учиха, — и принуждают к сочувствию.       — Принуждают к сочувствию? — повторила куноичи.       — Заставляют вашу жертву пройти тот же путь, что прошли вы, совершая те же самые поступки и испытывая те же самые чувства.       Сюихико не сдержала улыбки.       — Жертву? — переспросила она. — Впрочем, вы подобрали то слово, которое соответствует вашему образу жизни: вы настоящий ниндзя, в отличие от меня.       — Это слово подходящее, потому что изначально данные техники создавались для убийства. Точнее, для отвлечения и последующего убийства.       Молодые люди молчали какое-то время. Над площадкой пролетел ворон. Итачи проследил за ним взглядом и спросил:       — Как вы распознали шаринган? Вы уже где-то видели такие глаза?       — Да, однажды. Это было довольно давно, может, девять или десять лет назад. Да, мне уже было полных одиннадцать лет, я только стала генином. Моей команде поручили первую миссию за пределами Страны Молний, с нами был капитан Раймэй. На территории Страны Мороза мы столкнулись с шиноби Листа. Их лидер говорил с нами, пока другие двое прятались в засаде — я их видела. Он лишь хотел убедиться, что мы разыскиваем не одного и того же человека.       «Страна Мороза, девять лет назад… Кажется, я слышал об этом. Неужели…»       — Опишите его, — попросил Итачи.       — Я могу показать вам, если хотите: эти воспоминания довольно яркие.       — Пожалуйста…              Итачи сидел на спальном мешке, скрестив ноги, и подбрасывал хворост в огонь. Он почему-то шмыгал носом и чувствовал озноб, хотя кутался в плащ. Двое его товарищей спали в своих мешках, а с другой стороны костра сидел мужчина с белой повязкой с протектором на лбу и в жилете шиноби Облака.       — Как ты себя чувствуешь, не заболел? — спросил он.       — Я никогда не болею, капитан Раймэй, — бодро ответил Итачи, а потом чихнул так сильно, что едва успел прикрыться рукой.       Улыбнувшийся было капитан вдруг посерьезнел и быстро поднялся, выхватывая кунай из поясной сумки. Итачи в этот момент тщательно вытирал руку об снег. Подняв глаза, он увидел фигуру, выступившую из тени…       «Шисуи!» — едва не воскликнул он — и выпал из-под действия гендзюцу.       Сюихико смотрела на него с удивлением.       — Если будете сопротивляться, мне и правда придется использовать бьякуган, — сказала она. — Или вы уже увидели все, что хотели?       Сердце Итачи учащенно забилось в груди.       — Нет, я хочу услышать его голос… Я хочу услышать его!       Никогда еще Сюихико не видела его таким взволнованным.