Танцор и смерть

"я попал в аварию" Утро определенно не задалось. Увидев сообщение, Саша тут же пробудился ото сна и подорвался на ноги. Напечатал быстро: "Господи! Ты в порядке? Где ты? Мне приехать? Что произошло?" Пока абонент печатал, парень кусал губы и нервно ходил по комнате. "Да, ехал на мотоцикле и врезался в твой непробивной наивняк! С 1 апреля, дурила Х)" Саша заблокировал телефон и бросил на кровать. Одеваясь, он слышал звук уведомлений, но собирался продолжить игнорировать Яна. Закончив сборы, уже направился из комнаты, но остановился у прохода, вернулся, подошел к кровати и взял телефон: "Святоша, ты чего Смешно же санёк Обиделся что ли? не игнорь не игнорь ну ты че Саня" Саша напечатал: "Вообще не смешно, чем ты думал?" "ничем как обычно лол" Помолчал какое-то время. Снова сообщение: "ладно, виноват пересечёмся?" Саша заблокировал телефон, положил в задний карман джинс и пошёл на кухню. Поставил на чёрный блинчик плиты турку, нарезал хлеб и достал масло из морозилки. Разбудил сестру. Вернулся в комнату, уже полную запахом кофе. Сидя за столом и завтракая, почувствовал себя уже более благосклонным (благодаря кофе, наверное) и написал Яну: "Может быть, на неделе." После вечеринки они переписывались уже некоторое время. У хитрого и многословного Яна всегда находился повод написать, а Саша считал неприличным вовсе не ответить. Желание, которое он был должен, оказалось не таким страшным - пришлось только потратить одно воскресенье и погулять с бывшим преследователям. На проверку Ян оказался неплохим собеседником, легко отвлёк Сашу от скопившихся за неделю рутинных мыслей и вообще вёл себя вполне сносно. И потому так сложилось, что уже несколько раз Ян встречал его после пар. Иногда они отправлялись в центр города, иногда только доезжали вместе до Сашиной тренировки. Но ни разу Саша не звал этого человека - он приходил сам. Иногда уведомляя сообщением, иногда нет. Парень ни разу ещё не приглашал Яна никуда, пассивно ожидая, пока тому наскучит проявлять инициативу. Но и не прогонял. Сам не знал, почему - наверное, слишком был уверен в том, что не представляет никакого интереса для такого человека, как Ян, и рано или поздно всё снова вернётся в прежнее русло. А ещё не хотел снова превратиться в объект слежки. Потому не вступал в конфронтацию, а просто ждал, пока всё разрешится само собой. Тем более, пообщаться с кем-то вне круга институтских или балетных знакомых было ново, а оттого интересно. Покончив с завтраком, Саша отправился в институт. И день откровенно не задался. Ян зря пытался подколоть парня - жизнь с этим справлялась в разы лучше. Ничего грандиозно-плохого не произошло, но всё будто продвигалось с запинками: пришлось идти пешком (забыл, что надо продлить проездной), из-за этого опоздал на пару, подходили из учебной части (попросили помочь старосте с крайне нудной работой), бывший лайкнул фото на странице (что на него вдруг нашло?), Славу на обеде не нашёл (пока искал, не успел поесть), ещё две тяжёлые пары (коридорная толкучка в перерыве между ними), несколько однокурсников попытались подшутить (крайне неудачно), отменили тренировку... К концу дня Саша ощутил себя максимально вымотанным. Домой не хотелось, а то мама решит, что он прогуливает танцы. Перехваченный у выхода Слава сообщил, что бежит на свидание, и Саша пожелал другу удачи, сам оставшись в здании института. Сомнительная мысль пришла в голову, но парень решил, что более неприятным этот день в любом случае не станет и достал из кармана телефон. *** - Суев, тебя из общежития выселят с такой посещаемостью. - Никуда меня не денут, Марь Васильевна. - Суев, ты допляшешься, я тебе гарантирую. Уж не знаю, какими правдами и неправдами ты оценки дотягиваешь, но вечно так не будет продолжаться! - Не грузите, Марьсилевна. - За что ты на мою голову, Господи. Пообещай мне хотя бы до комендантского часа в общежитие возвращаться, Ян. Про домашнюю работу я уж и молчу, хотя бы на занятия приходи. Чаще, чем два раза в неделю! И не только на химию, а на все предметы, понял? - Слово пацана, Марьсилевна! Не оплошаю! - Иди, не оплошает он. Горе луковое. Иди. Ян подхватил рюкзак, раскланялся на выходе и вышел из кабинета. В коридоре его поджидал знакомый, сосед по комнате. - Чё там? - Да ничё. Прогулы-общага. Всё по-старому. Парни быстро двигались по коридору, направляясь на выход из школы. - Ты бы её послушал и перестал вату катать. А то вдруг реально выкинут с хаты? - Вот ты мне ещё мозги ебать будешь? Сигу стрельни. - Погодь, выйдем на улицу. Завернув за угол, парни тут же достали сигареты. Выйдя за забор, ограждавший территорию учебного заведения, закурили. - Поедешь сейчас с пацанами на дамбу? Колян пива ящик достал. Ян без интереса посмотрел в телефон, держа сигарету в зубах. Вдруг телефон издал короткую трель вибрации. "Новое сообщение от: Снежинка" - высветилось на экране: "У меня тренировки не будет. Заберёшь меня? От института" Ян двумя пальцами отщёлкнул недокуренную сигарету в сторону и, оттолкнувшись от стены, быстро пошёл прочь. - Э! Самурай! Куда? Удаляющийся Ян не расщедрился на ответ. Оставшийся в одиночестве парень сплюнул себе под ноги, еле слышно прошептав: "урод, блять". *** Наступил долгожданный май. Ожидание затягивалось ещё с того момента, когда в апреле кое-кто сказал: "Весь день сможем гулять. Поеду с тобой - куда повезёшь". Первое тепло заманчиво стояло за окном. Даже при условии, что Ян выбрал не ехать на мотоцикле, а дойти пешком, он всё равно пришёл намного раньше назначенного времени. Было воскресенье, и несмотря на то, что время близилось к полудню, люди не спешили выходить из домов. Да и вообще, многие из них разъехались по дачам, потому не было ни галдящей на площадке ребятни, ни сонных прохожих с собаками. Ян, одетый в свою самую шикарную олимпийку (три полосы на рукавах были не классически белыми, а красного и оранжевого цвета), наворачивал круги в окрестностях Сашиного дома. Было ещё полчаса до двенадцати, в которые парни договорились встретиться, когда парадно одетый гопник не выдержал и достал телефон. Напечатал: "я стою около твоего дома." Положил телефон в карман штанов и правда остановился, чтобы написанное соответствовало действительности. Странно, наверное, выглядело со стороны - печатал на ходу и встал, чтобы дождаться ответа. Но сегодня всё вообще было странным с самого утра. Карман звякнул. "Если бы я получил это сообщение не от тебя, то я бы вызвал полицию." - прочитал Ян и улыбнулся. "у тебя и без этого найдётся причина меня сдать" - отправил, подумал, и написал ещё одно сообщение: - "выходи давай." "Ок" - Саша был немногословен. Немногословен и нетороплив. Хотя, может быть, это в ожидании десять минут так растянулись. Ян сидел около подъезда, разглядывал незамысловатую матерную надпись на доске объявлений и думал, что уже успел бы сбегать за пачкой сигарет. Когда он уже было встал, чтобы и правда отправиться за ними, подъездная дверь явила Сеченева во всей красе. "Во дурак, - подумал Ян, увидев его, - в джинсах и в рубашке. Ещё бы галстук надел". Саша заулыбался и подошёл, неловко двигая локтями - наверное, хотел обняться или пожать руку, но в последний момент смутился и только сказал: - Привет, куда пойдём? Ян повернулся, сделав головой движение "следуй за мной" и ответил: - Сейчас до ларька, а потом - узнаешь. Сигареты были куплены, парни шли, солнце пригревало; Ян немного жалел, что не приехал на мотоцикле. Так они уже почти были бы на месте. Теперь же приходилось идти до остановки пригородного автобуса. Они неспешно разговаривали. Ян в лёгком нетерпении вертел в руке зажигалку, выбивая искры. - Почему ты вообще начал этим заниматься? - спросил Ян. Саша на секунду затормозил движение, посмотрел куда-то наверх и улыбнулся. - Однажды по телевизору в детстве я увидел старый китайский фильм, там было о воинах и как они сражались. Ян взглянул на блаженное лицо замолчавшего напарника, который, казалось, пояснять не собирался - всё, мол, и я так ясно. - И чё? Пошёл танцевать? С причинно-следственной связью у тебя херово. - Нет же, - мотнул волосами, мягко покачав головой, - маме нужно было много работать, когда мы остались одни, и сидеть со мной стало некому. Есть у мамы таинственная бабушка, но я её никогда не видел. Когда спросил однажды маму: "Где бабушка?", ответом мне стало: "На кудыкиной горе". Саша беззвучно посмеялся одними плечами и снова притих. Ян подумал, что это чудо легко могло стать политиком или шпионом - вечно ходил вокруг да около, а подобраться к сути информации можно было вообще только крадущимися движениями. Он совершил такое движение - с надломом вздохнул. - И мама сказала мне выбрать кружок, - всё же продолжил Саша, - и я выбрал боевые искусства. Снова молчание. Выразительное. Выражало то, что вот теперь то уже точно конец истории понятен и можно погрузится в медитацию. Если бы Ян уже не привык за весну к такой манере повествования, то подкипел бы ещё в начале прогулки. Но хотелось продолжать гулять, а гулять с Сашей можно было только "отринув мирскую суету", Сашиными же словами. - До секции у-шу было далеко ездить, и мама записала меня на танцы, - закончил наконец рассказчик, смилостивившись над спутником. - Я расстроился, конечно, мне было-то лет семь, но после первого занятия мне даже понравилось. Преподавательница двигалась, как самураи из фильма, и к тому же не нужно было никого бить. Вот. - У тебя не ответы, а китайские философские стишки. Вечно надо самому догадываться до глубокого смысла. - Хокку. - Кто? - Это не имя, - Саша заулыбался. - Хокку. "Философские стишки" так называются. И они не китайские, а японские. - Какая разница! - с языка куда-то проглотился другой ответ, звучавший как "один хуй", но именно рядом с этим ценителем восточной культуры ругаться было... Не то что неловко, почти незачем. - Я в этом вообще не разбираюсь. А вот на единоборства ходил, целый год, в восьмом классе. Сколько я потом запястий всяким уродам выкрутил! - В Японии распространена философия милования противника, - с лицом мудреца осудил Саша, - удержание и проведение напутствующих бесед. - Ну, а у нас не Япония, а Челябинск, - Ян ухмыльнулся, и выудил из куртки "бонд". *** - Это моё место, - окидывая королевским жестом пространство, открывшееся перед ними, сказал Ян. - Только моё и бродячих псов. Они - ребята чёткие, я их уважаю и не прогоняю. Только если сильно не начинают хаметь. Спуск по грязи и путь между колючими, ещё неозеленевшимися кустами и такими же колючими кусками заборов, обтянутых проволокой, Ян видел глазами не своими, а нового человека - того, кто шёл позади. И с непривычки родные места показались какими-то неухоженными, похожими на помойку, и поэтому Ян всё оглядывался на попутчика, а когда не оглядывался, шёл и думал: "Ну ничё, ничё, само место точно понравится. А не понравится, он и не скажет. Но я по лицу пойму. Пойму и дам по роже, чтобы не думал там себе всякую хуйню". Но Саша шёл покорно, никаким образом не выказывая ни усталости, ни неприязни. А дойдя до самого заброшенного здания, вообще просиял. И теперь Ян вот такими, засиявшими Сашиными глазами посмотрел вокруг и наконец успокоился. Вся весенняя влага ещё не сошла, и большая часть пространства была затоплена, а посреди этого серовато-фиолетового озера, с фундаментом из покрытых почками, но ещё голых кустов, стоял дом. Дом, оставленный уже давно, частями обвалившийся и весь пробитый там и тут вросшими в него юными деревьями. И заброшка, и деревья, чудом, кажется, переживали зиму за зимой, всё больше становясь одним целым. Ян был господином этой земли, а дом - старинным замком. По крайней мере это то, что Ян прочёл в глазах гостя. Сам же он этот карьер считал скорее местом, куда можно сбежать из интерната на ночь или где прогулять уроки, но теперь, кажется, оценил заново по-достоинству. - Покажешь мне окрестности? - улыбаясь, попросил Саша. Его кеды были кошмарно угвазданы, но ему, кажется, было наплевать. Ярлыки "чистюли" и "педанта" слетели с этого парня. Ян, привыкший так или иначе классифицировать людей, чтобы проще можно было понять, кто какой масти, раз за разом терялся в отношении Сани. Только придумаешь ему словцо, каким можно описать, так он сразу делает нечто в корне с этим описанием разнящееся. И они пошли, лавируя между лужами и кучами ссыпавшейся сверху земли. Один раз у Саши соскользнула на грязи нога, и он чуть не съехал прямо во внушительного диаметра лужу, но Ян успел схватить его за плечо повыше локтя. - Ебаны рот! - гаркнул от неожиданности. - Саня, под ноги смотри! Тот только виновато улыбнулся, мимолётно прикасаясь другой рукой к ладони, подхватившей его. Ян тут же отпустил чужой локоть. Они весь день провели на заброшке - перелазили по стенам, так как первый этаж был конкретно подтоплен, поднимались аккуратно по лестницам, с каждым шагом ожидая обвала. Ян отмечал, какие новые граффити появились и со злостью распинывал тут и там валяющиеся шприцы. Саша внимательно слушал всё, что бы Ян не говорил, задавал вопросы, уточнял что-то и переспрашивал. А Яна несло. Он и сам поражался себе, как у него так язык развязался? Даже пьяным парень не был настолько болтлив. Но идиотские истории все лились и лились нескончаемым потоком, иногда приукрашенные, иногда кусочно недосказанные. Думал: "Вот это дорасскажу, и заткнусь нахуй", но под конец истории Саша начинал искренне хохотать, щуря глаза, прикрывая рот ладонью, и Ян не мог остановится - делал театральные жесты, ругался с невидимыми собеседниками, уводил за собой из комнаты в комнату и ни на секунду не отрывался взглядом от лица напротив. До самого заката остаться вышло бы, если бы приехали на мотоцикле, но автобусы - вещь непостоянная, особенно пригородные пазики. Пришлось покинуть по-весеннему непричёсанную обитель. Пока ехали, Саша успел задремать. Упал головой на спинку сиденья позади себя и ровно дышал - поразительно, как не проснулся, при такой-то тряске. Ян сидел и смотрел на него. Спит, спокойный, в его олимпийке, из-под которой виднеется дурацкая голубая рубашка (в которой он замёрз, потому и пришлось накинуть на плечи ему свою кофту). И вот обычно Яну хотелось что-нибудь у людей отобрать, если нравится. А если хотелось, отбирал, естественно, или крал. Сейчас же смотрел на спящего парня, на свою любимую олимпийку, так выбивающуюся из всего Сашиного облика, и хотелось просто отдать её ему. Чтобы вот так ходил всегда. Надевал свои мажорские рубашки, галстук завязывал, а поверх чтобы была Янова кофта с тремя разноцветными полосками. Мысль была идиотская и Ян поспешно отвернулся от Саши в другую сторону. Этот день был в мае, в самые первые тёплые дни. В один из таких, когда надеваешь утром куртку, а потом весь день таскаешь её с собой в руках. А потом была сессия, конец года, экзамены, ЕГЭ, выпускной. Длинными ночами перед очередным семинаром Саша вспоминал заброшку, непривычно расслабленное (не хмурящее брови и не сжимающее челюсть) лицо Яна и улыбался. Даже открывал интернет и писал что-то ненавязчивое своему новому товарищу - тот мог пару дней не читать сообщения, но потом обязательно отвечал. *** Ян злился. Скука вокруг, исправная в стабильности, каждую минуту жизни злила. Порочный круг, в котором агрессия рождается от бездействия, бездействие, на миг прерванное выплеском агрессии, возвращается, - и отсюда ярость, константа нутра и характера Яна. Только рёв мотора порой мог заглушить её, клокочущую в кишках. Звонкий шум ярости в голове перекрывался исключительно когда Ян заключал его в тугой кокон шлема и вдавливал педаль. Мотоцикл у него был шикарный, немного побитый жизнью, как и сам владелец, но этот Кавасаки пара шрамов точно не портили - опять же, как и хозяина. Достался двухколёсный Яну в итоге странного и не вполне законного стечения обстоятельств. Пускаться в долгие рассказы не будем, дабы не бросать тень на светлые и почти любовные отношения между человеком и машиной, но если вкратце, то лучше со слов самого владельца: "Да откуда, откуда... Ну вот я продал эту хонду. Я вообще семиклассником был, когда мы с пацанами её из пригорода какого-то угнали, а теперь она и им ни к чему - один сейчас за изнасилование сидит, а второй в душе не ебу, где. Сторчался, поди. Вот я это корыто на свою красотку и обменял." Хранить было где - подрабатывать Суев устроился ещё в 16 лет в автомастерскую. Должность была принеси-подай, но это только поначалу. К 11-му классу, который сейчас парень закончил, он был неквалифицированным, но довольно весомым словом в починке того или иного механизма. Слово это было чаще всего матерное. Так вот и теперь было настроение ни к черту - хотелось либо сломать кому-нибудь лицо, либо газануть на всех парах на окраину. Больше сердце гопника успокоить ничего не могло, ни курево, ни пресловутое пиво, ни трава, которую усиленно пробовал весь девятый класс. Погода стояла что надо. Лужи, натёкшие от таявшего снега, отражали голубовато-свинцовое небо. Ян уже собирался было устроиться на спине мотоцикла, когда телефон нервно звякнул смс-кой. Парень цыкнул, но сообщение посмотрел. Звали вечером на рейв. Кто-то из несохранённых номеров - значит, девчонки со школы. К злости добавилось раздражение. Добравшись, наконец, до ручки, ладонь сжалась и провернулась с настойчивостью и уверенностью - таким же движением сжимают горло врагу. Ян злился, потому что знал, что Саша закрыл сессию уже дня четыре назад, но всё прокатывал его со встречами. Сколько бы Ян не звонил, не писал, парень молчал, даже онлайн не появлялся. Из дома, кстати говоря, тоже не выходил. Сегодня Ян собирался прекратить эту игру в затворничество и вытащить Сашу хоть куда-нибудь. Летя по магистрали, он нервно кидал машину под собой в резкие повороты, и под конец поездки, завершившейся на набережной, решение пришло само собой. Открыл телефон, перечитал приглашение на рейв и набрал по памяти номер. Неожиданно, но с другой стороны наконец ответили. *** Даже бетон в этом помещении пах куревом и сексом. Толстые стены бывшего завода почти не пропускали звук во внешний мир, как не пропускали свет, воздух, ничего, что происходило внутри. Парни, ничего не говоря, шли по длинному коридору - один за другим; предводитель этого дуэта был здесь несчётное количество раз, ведомый же следовал, шаг в шаг, чтобы не потерять из виду спину в чёрной олимпийке и не потеряться на огромной территории. Шедший впереди не оборачивался, он шёл быстро и чувствовал предвкушение, такое, какого не чувствовал уже давно перед танцами. Хотя танцами сложно было назвать тот беспредел, что происходил здесь каждую вторую субботу месяца - танец переходил в драку, драка переходила в завал людей, люди вставали, завал переходил в танец. Драка в танец, танец в завал, завал в мокрые поцелуи, поцелуи в дрочку друг другу прямо посреди беснующейся толпы. К таким мероприятиям этот зануда точно не привык. На этом танцполе Ян его порвёт, а Саше... ему Ян мысленно желал выжить. С непривычки всякое может быть. Они достигли места назначения и только здесь уверенный проводник в царство подпольных тусовок обернулся, чтобы перед погружением в пучину светомузыки с ухмылкой взглянуть в лицо своей жертве. И с удивлением не заметил и тени страха - на аккуратном лице хаосом разбросались рефлексы светового безумия, которое творилось за порогом, но Саша был спокоен, и, кажется, не стремился развернутся и убежать. Не смотря на то, что в это же мгновение прямо у входа в зал блевал какой-то полуголый парень, из дверей валили потные и курящие "бляди обоих полов", (цитируя Хаски, что звучал здесь заместо медляков), а из врат в ад звуковыми волнами неслись басы. Напротив. Саша, кажется, радостный тому, что Ян обернулся на него, склонил голову в жесте похожим на приглашение танцевать вальс. И, выпрямленный, чистый и красивый, в белой рубашке этот человек прошествовал мимо Яна, при этом незаметным движением ухватив того за запястье, увлекая за собой. Шибануло сразу со всех сторон - стробоскопом, музыкой, телами, и только холодная и тонкая рука, будто браслет из металла на запястье была единственным различимым ощущением. Ян сориентировался быстро, входя в ритм прыгающих вокруг подростков. Напряжение ожидания уступило место восторгу предстоящего буйства. Туда, туда, туда, в толпу. Раствориться и просочиться внутрь этого монстра из людей, чтобы течением унесло в самый центр слэма, и вот теперь пустить в ход локти. Руки повсюду, в мгновение становится невыносимо жарко, но песня - то, что надо, и он понимает, как давно не был здесь, и как же хорошо быть среди таких же, как он сам. Бешеных, яростных, молодых. Безумных. Улыбаться, улыбаться, улыбаться. Поднять одного, уроненного на пол другими - уронить троих. И биться, биться, биться - будто вы все огромное сердце, испытывающее прилив адреналина. Через полтора трека в олимпийке стало невыносимо. Ян вылезает в прохладное пространство вне зала, скидывает и её, и майку разом - бросает под лестницу в кучу шмотья. Только здесь, около обваленной конструкции парень на границе сознания осознаёт, что потерял в толпе того, кого такими усилиями сюда затащил. Скрипит зубами в ухмылке, и с разбега снова окунается в толпу. Чем позднее становится, тем больше приваливает народу. Всё жарче. Громче. Теснее. И тут сквозь груду тел Ян замечает своего несостоявшегося (как он полагал) спутника. На мгновение его почти целиком высвечивает ярким голубым бликом, будто сам бог рейва указал, где искать. И Ян, говоря местным сленгом, прибалдевает. Аккуратист и зануда, этот ничтожный хрустальный пацан, в самой середине одной из куч народа творит такое, чему в балетной школе точно не учат. Парой резких рывков ошарашенный Ян подбирается ближе к нему, который так влился во всеобщее безумие, огранил свои изящные танцевальные па бешеной энергетикой, которая сидела где-то внутри него. Которая, как казалось Яну, вырывается наружу исключительно рядом с ним. Что тогда за кулисами в убийственном фуэте, что сейчас. И всё равно, чёрт возьми, всё равно этот паршивец выглядит так же чисто и возвышенно, как и в балетном одеянии. Более того, среди всей этой грязи, Саша на контрасте кажется почти ангелом. И, конечно же, это не остаётся без внимания. Вокруг него сужают ряды педовки, отвратительно и пошло выпячивая свои телеса, пытаются прижаться к неуловимому в своём изящном безумии танцору. В еще один рывок Ян оказывается напротив. Он в этих местах - родной, и на этом танцполе уступать какому-то подсосу не собирается. Похуй на девок, не в них дело. Дело чести. Саша глядит бессознательным взглядом, на секунду даже спускается на землю, чтобы признать в теле напротив Яна, улыбнуться приветственно и тут же влететь в него, поддаваясь течению людей, несущихся к центру - в мясорубку слэма. В одну секунду они оказываются близко, так близко, ближе, чем свет падает на роговицу, глубже, чем звук. Танцевать ни один, ни другой не перестаёт. Саша оказывается как-то слегка наискосок к Яну, его расстёгнутая рубашка сминается, кожа касается кожи, и Ян чувствует, будто биты музыки прошивают оба их тела одновременно. Одно целое. Ошалевшие от громкой музыки, они жмутся друг к другу, подпрыгивая в ритм толпы. Качаясь вместе с толпой, они всё сближаются и сближаются, будто бы оставалось ещё место между. Толкаются, пихаются, рычат - спорят всем телом целиком, пытаясь выяснить что-то, разрешить конфликт, ещё не высказанный вслух. Ян яростно отпихивает локтями всех, кто каким-то образом налетает на них - всё, что нужно, сейчас только напротив. Саша выглядит всё так же небесно, даже с прилипшими ко лбу чёрными волосами, открытым ртом и весь мокрый от своего и чужого пота. Он улыбается. Ян скалится. Жар бьёт кувалдой в виски. В порыве движения Саша наклоняет голову ближе и чуть вниз, и Ян видит в осколках света горячее плечо, перечёркнутое линией ключицы. Бесконечную шею. Схватить бы ладонью и сдавить, чтобы донёсся из этого уродского открытого рта хрип. Или стон. Или мольба. Вонзить зубы до упора в горячее мясо. Ближе, ближе, ближе. Блаженный и хитрый, кажется, глаз танцора смотрит из темноты - смеётся. Толчок, толчок, толчок. Рука змеёй проскальзывает где-то вдоль рёбер, ниже, и исчезает. Удар, удар, удар. В какой-то момент Яну кажется, что он перехватил первенство, но сейчас это ощущение исчезает. Вдох, вдох, вдох. Не его нога твёрдо и уверенно, вдоль движения толпы, клином прижимает между ног собственных. Прижимает и проскальзывает. Плотно, с нажимом. Холод нового ощущения ножом разрезает густой жар во всём теле, Ян инстинктивно отталкивается, но позади места нет и миллиметра, и этим движением он только усиливает амплитуду возвращения на место. В голове вместо музыки будто врубили белый шум, а под рукой почему-то обнаруживается что-то жаркое, липкое, призывно пахнущее - кожа. Неизвестно, с какой части тела. Ян только ощущает перекатывающиеся под пальцами мощные мышцы, волнами посылающие импульсы по чужому телу - а может, и по его телу тоже. Как будто движением своих мышц Саша управляет им. И этого стало слишком. Ян вырвался из толпы, будто вынырнул из воды, судорожно ловя воздух. Весь разгорячённый, а челюсть дрожит, будто смертельно замёрз. Всё как-то смешалось, не хотелось ни пить, ни курить. Он накинул олимпийку на голый торс - майку уже кто-то попёр. Что-то было странное. Ян с удивлением опустил голову и от неожиданности и смятения тихо засмеялся. Он возбудился. Нихуёво так, при чём, совершенно спонтанно и ещё хуже - ни к месту и ни ко времени. Когда это ярость и желание доказать превосходство оборачивались стояком? Такого ещё не случалось, и Ян спешно застегнул молнию на олимпийке. Благо, она была достаточно длинной, и теперь надо быстро решить - выискивать ли ту девку - таинственную отправительницу смс, в надежде на минет, или быстро подрочить за углом. За размышлениями его поймал Саша. Всё так же в распахнутой рубашке, красноватого оттенка и весь какой-то неприлично взъерошенный, он оказался перед Яном и выпалил: - Это просто поразительно! Такая энергетика! Ты был прав, что мне стоит здесь побывать. Такой отдых от консервативных занятий в студии... Взгляд его был полон благодарности. Ярость подступила к горлу почему-то. Сашу захотелось ударить. - Застегнись, чудовище, - заработал язык вместо кулака, впервые в жизни, наверное. Саня слегка смутился и, цепко ухватываясь за пуговицы, закрыл голую грудь. Движение это показалось таким же неприличным, как и весь вид парня. Ян подвис, не зная, смеяться ему или лезть в драку. Все ощущения, которые разом на него нахлынули, слишком перегрузили систему, видимо. - Боже, уже так поздно, - сказал Саша и повернулся в профиль к изваянию в виде своего товарища, проверяя телефон. - Сестра четыре раза звонила. - Я тебя подброшу, - язык снова оказался врагом своему собственному хозяину. - Погнали. И, не желая ловить очередной благодарный взгляд, Ян быстрыми и подозрительно неловкими шагами засеменил по коридору. Саша, преисполненный новым опытом, по всей видимости, не обратил на это внимание. Парни взгромоздились на верный Кавасаки, шлем, несмотря на протесты, со словами "за самоубийство не сидят, а если тебя угроблю - придётся купола набивать" был надет на голову ангела в белой рубашке. Ян рванул. Они мчались, огни фонарей мелькали слишком однообразно и размеренно по сравнению с недавним безумием. Шумело в ушах, и орал мотор. Ян смотрел вперёд, на пустую дорогу, и со свистом входил в повороты. Это был первый раз, когда Саша ехал на заднем сидении его мотоцикла, и почему-то это казалось важным. Хотя, очевидно, таковым не было... Какая вообще разница? Что в этом такого особенного - подвозить кого бы то ни было, а не оставлять в темноте вечера, обрекая на одинокий путь домой? Да ни черта. Но Яна знобило, как в лихорадке. Можно было бы сбросить скорость, но сверлящая, словно зубная боль, мысль долбила череп изнутри: - "Прижмись. Схватись руками крепче. Прижмись. Прижмись." После того, что было недавно, теперь между ними было преступно много расстояния. И поэтому гонщик специально свернул на такую дорогу, по которой придётся обогнуть крюк до Сашиного дома. Входил в сумасшедшие виражи, ускорялся и выгибался как мог чтобы пассажир сзади струхнул и упал вперёд, ближе к спине. Лёг щекой между лопаток, прямо на цветок "адидаса". Старался, как мог, не отдавая себе отчёта, зачем такие ухищрения. Но Саша не приблизился. Как схватился в начале одними цепкими пальцами за бока кофты, так и продержался до самого конца. - Спасибо, что с ветерком, - еле расслышал Ян из-за шлема, - а то я и без того припозднился. - Пустяки, - выплюнул водитель. Саша долго посмотрел на Яна, развернулся к подъезду, но обернулся и снова встал. - И за вечер... тоже. Без тебя я бы в такое место не попал. - Ясен хуй, кто бы тебя туда пустил. Всю вечеринку бы своими па-де-де испоганил. Ян хотел поддеть, а парень засмеялся. Так искренне, поднимая нижние веки, зрачками уцепившись за лицо шутника. Затем слегка приобнял себя за плечи - холодало - и сказал: - Мне бы хотелось сделать для тебя что-нибудь такое же поразительное. У Яна слегка расфокусировалось зрение, и тут же стало чётче, чем есть на самом деле. Он глубоко вдохнул, собираясь со словами. А они, как назло, куда-то неожиданно исчезли. Саша принял трехсекундную заминку за ответ, одними глазами улыбнулся, и обнял. Быстрые объятья, но крепкие, с такой отточенностью движений обычно ломают нос, а не обвивают руками за плечи. И снова к Яну вернулась и обхватила со всех сторон теснота, прямо та, которая была в зале, и стало ясно - давит изнутри, в лёгких. - Доброй ночи, напиши сообщение, пожалуйста, когда доберёшься до дома. Домофон злой консьержкой поругался на припозднившегося и захлопнул за ним дверь. А Ян так и остался стоять у двери, как идиот, ощущая по телу мурашки. Решил, что это его так от прохладного воздуха, который нагло лезет под олимпийку, и поспешил ретироваться - не хватало ещё как маньяку среди ночи под окнами этого болвана стоять. Доехав до общаги, смс Ян не бросил.