Танцор и смерть

День был жаркий и душный. Ян уже давно ждал Сашу, лежа на крыше заброшки и время от времени проверяя телефон. Наконец, откуда-то снизу раздалось: - Ян! Ян! Парень быстро встал на ноги и свесился через железное ограждение. - Поднимайся сюда!!! - Не могу! Иди вниз! - Чё?!? - Спустись!!! Саша дёргался и обнимал какой-то свёрток. Было интригующе, и Ян поддался - быстро сбежал по лестнице. С рук друга, из таинственного кулька раздавался скулёж. - Я увидел его по пути сюда, - сказал Саша.- Это ужасно. Ян медленно подошёл и отвернул край тряпки. Оттуда выглянула пёсья мордочка с сомкнутыми глазами. Саша держал осторожно и шипел, когда ему казалось, что Ян слишком резко прикасается к животному. Тот усмехнулся и подумал, что Саша напоминает мать с ребёнком. Вонь была страшная. Убрав почти всю тряпку, он увидел, что у собаки то там, то тут виднеется оголённая кожа, с которой срезана шерсть, кое-где аж до мяса, и на боку россыпь характерных ожогов от сигарет. Кто-то повеселился. - Ну и оставил бы его, где нашёл. К завтра уже околел бы. Саша посмотрел своим фирменным укоряющим взглядом. - Он же ещё совсем щенок! Ты не видишь? Покачал головой и сказал: - Заводи мотоцикл. Спорить Ян не стал. Спросил только: «Куда едем?», за что удостоился ещё одного укоряющего взгляда. - В больницу. - Ты серьёзно? - А ты предлагаешь его бросить? Честно говоря, это Ян и предлагал. Но тогда святой страшно обиделся бы, и тем более не поехал бы с ним на заднике мотоцикла. Поэтому Ян, не отвечая, надел на Сашу шлем и повернул ключ зажигания. От громкого шума собака заскулила, и руки, держащие её, оплели животное в ещё более защитном жесте, чем раньше. Примоститься с таким грузом было нелегко, и Саша попросил: - Только не гони. Поиски нужной больницы были нудными и долгими, а возня с ветеринаром, закреплением собаки и всех расходов за Сашей - ещё зануднее; более того, их попросили остаться подождать, пока не станет ясно, что жизни щенка ничего не угрожает. Было невыносимо скучно, и Ян развлекал себя тем, что смешил своего спутника. Тот был взволнован, как не за случайную псину, а как за сестру. И, тем не менее, время от времени не мог сдержать улыбки или смешка. - Что будем делать с собакой? Мне мама не разрешит его дома оставить. - Я из общаги в обнимку с животиной вылечу. Парни помолчали. - Он бродячий, - начал Ян, - ему надо жить на улице. - Его нельзя оставлять без присмотра. Может, приют? Или передержку... - А мы с тобой и присмотрим. На заброшке постоянно кто-то из нас находится. Ян покосился на Сашу. Было весело следить за тем, как он тревожится. Морщинка между бровей у Саши напряглась ещё на пару секунд и пропала. Парень просиял. - Точно! Мы ему там постелим, здорово будет! И не взаперти... - Угу. - До конца лета он уже оклемается... Как назовём? - Зачем? Он же не навсегда. - И что? Мы же будем о нём заботиться. Собаке нужно имя. Может, Франциск? - Это очередной святой? - Да... - Отстойное имя тогда. - А какое хорошее? - Слава. Ян получил в бок острым Сашиным локтем и глухо захихикал. - Давай что-нибудь простое. Чтобы отражало его дух! Бобик? - Не... - Ну, я не знаю тогда. - Простое говоришь... Ян почесал щёку и подумал, что было бы забавно отрастить бороду. - Тогда Пёс. Проще некуда. - Пёс? - Саша как будто даже удивился. - Пёс. А что, мне нравится. И улыбнулся. Ян, смотря на него, подумал, что за собакой действительно придётся последить, чтобы ничего не случилось. *** Заросли конопли и полыни буйствовали в своём цвету, скрывая под собой рвы и колдобины, полные застоялой, пряной воды. Лето пело. На длинном бетонном блоке в ряд стояли стеклянные и алюминиевые бутылки. Среди полной звуками заболоченной местности раздался не природный звон - одна из стеклянных бутылок разлетелась вдребезги, как капля дождя, ударившаяся об асфальт. Ян опустил руку с пистолетом к земле и обернулся: - Видишь? Ничего сложного, давай, попробуй. - Я не хочу. Саша развалился в траве под солнцем и время от времени сиял блуждающей улыбкой. В нескольких метрах от него взрывалось стекло, а ему было спокойно, как никогда. Он жевал соломинку и грел уставшие после вчерашней тренировки мышцы. Заработанную за неделю кровавую мозоль неприятно щекотала трава, но даже подвинуть пятку было лень. Ян поставил руки в бока, изображая недовольство. - Ну же! Это весело. - Не хочу брать в руки оружие. - Это пневматика! Это даже не настоящее оружие. Любой человек может такой купить, а особо целеустремлённый - украсть. Саша не понимал иногда, всерьёз говорит его друг или нет. Солнце придавливало к земле. Было томно, пахло жизнью - землёй, влагой, цветами. На некоторое время выстрелы стали неслышны. Приоткрыв глаз, Саша увидел, как над ним зависла стрекоза. Удовлетворённый этим, он сомкнул веки. Через какое-то - сложно чётко понять, через какое именно - время к нему подошёл Ян и зарылся рукой, из которой исчез пистолет, в его волосы. Саша поймал её своей, уткнулся носом в ладонь и подставил шею. Снова приоткрыл глаз, чтобы скосить зрачок и посмотреть, понял ли Ян предложение. Он понял, как и всегда. Прижался губами под ухом, и губы его были жарче, чем солнце. За два месяца лета Ян уже успел загореть и в этих старых шортах, кедах, с обёрнутыми о лодыжки шнурками и голым торсом был похож не на взрослого парня, а на повелителя мух. Хотя, на 12-ти летнего он был похож только потому, что Саша наконец заставил его побриться. Летом парень почти жил на заброшке, возвращаясь в город только на работу или поесть, и то не всегда. Поэтому к началу августа смахивал скорее на аборигена, чем на приличного члена общества, впрочем, на второго Ян никогда похож не был: ни летом, ни зимой. И этот туземец был пылок и по-экзотически красив. Саша, разморенный сначала солнцем, а теперь и лаской, был мягким и податливым, как нагретый пластилин. Хотелось мять его, перекатывать в ладонях и лепить причудливые фигуры. Спустя время в бедро уткнулось горячее возбуждение, и Ян стал нетерпеливо выбираться из шорт. - Я тоже соскучился, но ноги так болят... И поясница, - Саша говорил медленно, будто был в бреду. - Я не смогу сейчас тебя... - Я сам, - выдохнул на ухо Ян и перекинул одну ногу через лежащего парня, сев ему на таз. Пару недель назад Ян наконец согласился быть снизу. После первой неудачной попытки в этом непростом деле он попробовал быть сверху ещё раз; вышло удачнее, но Ян отозвался об этом так: "трата времени и терпения там, где можно отсосать". Тогда Саша уговорил его поменяться-таки местами. И они поменялись. Саше Ян не сказал, что ему понравилось. Но тот и без того понял, что понравилось - хотя бы по тому, насколько часто друг стал намекать на повтор. Сложность заключалась только в подготовке, на что нужно было время и место - ресурсы, которые у подростков в дефиците. Но если всё складывалось удачно, то можно было разойтись и не на один раунд. Вот и сегодня часа три назад они уже провернули подобное; и после такой нагрузки на ноги Сашины мышцы вовсе отказали, изнывая от напряжения. Но Ян всегда получал, что хотел - по крайней мере, если его желания не шли вразрез с Сашиными. Против второго первый ничего не мог противопоставить. Как и сказал, все сделал сам - разделся, раздел, достал презерватив и всё необходимое, поцеловал (долго и с нажимом) и, привстав с Сашиного таза, медленно насадился. Лежащий под ним парень гортанно простонал и положил руки на бедренные кости Яна. Тому хотелось, чтобы эти руки надавили вниз, жёстко опуская тело вниз, но они только нежно оглаживали кости и придерживали, наоборот не давая слишком уж резко опуститься. Вот сколько уже они занимаются сексом, но это то, к чему Ян никак не мог адаптироваться - к нежности, которая сочилась из Саши, окутывала его всего, как пот, и ставила в ступор. Он так не привык. Реагируя на такое обращение он обычно каждый раз недоумевал, а потом сердился и начинал сам быть жёстче. А Саша, в ответ на это, начинал его сдерживать - и почти насильно быть нежным. Держал за бёдра или подхватывал одной, а то и обеими руками за поясницу, заставлял быть смиреннее - и медленно, невыносимо медленно вбивался. Заставлял прочувствовать насквозь, насколько он был чуток и внимателен к желаниям партнёра. В общем, был абсолютно жесток и беспощаден в своей нежности. Но сейчас Саша лежал пластом, только шевелил руками, и можно было делать так, как хочется. Конечно, растянутое томное удовольствие, которому его приучает любовник это хорошо, даже очень, но Ян - другого темперамента, и если уж дорывается до ведущей роли, то всё будет быстро, ритмично, до синяков и кровоподтёчных укусов. Вот и теперь он активно двигался вверх и вниз, держась за подставленные предплечья как за опору - чтобы садиться ровно, не заваливаясь ни вперёд, ни назад. Саша громко дышал, запрокидывал голову и смешно закатывал глаза, было похоже, будто он одержим бесом. Верно, он и был - тем, который сейчас самозабвенно садился на его член. Запахи и жар солнца обострились. От всего кружилась голова, и чувствовалась тёплая мягкая земля под пледом, на котором парни придавались друг другу. - Ян... Ян... - задыхаясь в душной пряности запаха трав и пота, повторял Саша, - хорошо, Ян... Талдычинье имени раздражало бы, если бы это делал не конкретно его голос. Особенно было приятно, когда имя и стон сливались в одно, так, что не разобрать где что. Это ощущалось почти физически, очень хорошо. Никто не звал Суева по имени так часто, как делал этот человек - даже сам Ян. - Ян, я сейчас, - почти с испуганной интонацией выдохнул Саша и парень неохотно и немного неуклюже слез с него, заменяя себя одной только рукой. Саша погладил пальцы Яна, одобряя его действия, но не нашёл в себе сил ему помогать. Но тот вполне справился сам - сначала с Сашей, потом с собой. Теперь, вымотанный почти так же, как бездельник-танцор, Ян увалился на плед и замер, ненадолго вымотанный. Сейчас наберётся сил и снова придумает, чего он хочет. Саша повернулся на бок и оглядел своего любовника, его профиль, его загорелые руки. Ян отбрехивался, посылал или отшучивался, когда Саша говорил ему, что тот красив. И поэтому тот перестал говорить, но часто думал об этом. Ещё он часто с удовольствием думал о том, что Ян - простой. Не в смыслах "глупость" или "недалёкость", а в каком-то природном смысле. Как всё вокруг - как лес, как заросли полыни, как заброшка, как поле. Простота как структурированная цельность - цельность единой и слаженной системы природы и жизни, в которой нет ничего лишнего. Чистые желания, чистые эмоции. У него самого всё всегда было сложно. И в себе самом, и в отношениях с предыдущими; и эта сложность рассыпается, потому-что в ней слишком много деталей, много не отвеченных вопросов, много кусков, которые просто нереально соединить. Поэтому, наверное, он подсознательно потянулся к этому человеку? Они вместе так недолго, но что-то спокойное и горячее теплилось где-то внутри. Когда надолго расставались - разгоралось посильнее, чуть опаляя, чтобы подтолкнуть к нему. Просто чтобы отдыхать от себя, пока он с ним. Просто чтобы медленно переставать бояться. Просто чтобы жить и наслаждаться летом - как будто в этом и есть весь смысл. Саша неохотно приподнялся, снял с себя презерватив, оделся и встал на ноги, чтобы сходить до их импровизированной мусорки в железной бочке. Идя обратно, он увидел брошенный в траву рюкзак Яна. Из-под недозастёгнутого замка виднелась рукоять пистолета. Саша осторожно подошёл к рюкзаку и раскрыл молнию шире. Убрал руку, словно боясь обжечься. Оружие лежало в тени, не ловя на себе бликов света, будто на дне омута. Саша снова протянул руку и достал его из рюкзака. Пистолет выглядел неестественно в его длинных пальцах. Попробовав перехватить поудобнее, Саша почувствовал себя ещё некомфортнее, и когда уже собирался положить оружие на место, над ухом прозвучало: - Нравится? - Господи! - Саша дёрнулся от неожиданности. - Напугал. И быстро положил пистолет в рюкзак - движением, как будто Ян застал его за чем-то непристойным. - Нет, не нравится. - Ты просто ни разу не выстрелил. Рука перекинулась через Сашу, достала пистолет обратно и мягко вложила его обратно в ладонь. - Откуда у тебя столько патронов? - Уж если я пушку стянул, то пули тоже могу достать. Не глупи. Саша ощутил, как поцелуй лёг на его макушку, и вместе с ним слова: - Пошли со мной. Тот вздохнул, неловко перебрал пальцами на стволе и встал по весь рост. Ян уже шёл мимо зарослей к своему самодельному полигону. Саша проследовал за ним. Целые бутылки и жестяные банки как новые кегли в боулинге возникли на бетонном блоке, а Ян уже стоял в нескольких шагах от целей, на расстоянии выстрела, выжидающе смотря на Сашу. Тот не особо торопился. - Если попадёшь хотя бы в три, то я отвезу тебя на байке в Иерусалим. Саша рассмеялся. - Я не умею стрелять. - На это и расчёт. Саша вытянул руки перед собой, прищуривая глаз. Прогремел выстрел. Раскатом пронёсся по всему пространству, свистя звуком сквозь траву, долетая до самой заброшки, от которой они с Яном уехали на добрый километр. Ни одна цель не шелохнулась. Саша вздохнул почти печально, опуская оружие вниз. Ян хмыкнул и сложил руки на груди. - Если будешь смеяться, то я буду стрелять не в бутылки, - пошутил Саша, от нервов кривя уголок рта в улыбке. - Лоховская угроза, всё равно не попадёшь. - Я подойду близко и прицелюсь в лоб. Ян, улыбаясь, в два шага приблизился к Саше и взял обе его руки, обхватывающие пистолет, в свои. Жар разлился по ладоням. Наверное, собственные руки были настолько холодные, что даже свинец в них не нагрелся. Дуло поднялось и вперилось в загорелый лоб. Саша весь замер, не в силах ничего сделать, парализованный чёрным взглядом. - Даже впритык пневматика может не пробить лобную кость человека, - низкий, утробный голос заговорил внутри ушных раковин. - Нанесёт увечья, безусловно... Но чтобы уж наверняка, надо целиться в глаз. - Пожалуйста, перестань... - тихо попросил Саша. Пистолет опустился вниз. Руки Яна, как две змеи, проскользнули по рукам и плечам Саши, а обладатель их оказался за его спиной. Положил подбородок на плечо и тихо подул на мочку уха, а затем поднял своими руками его руки. Голос зазвучал уже не в ушах, а внутри головы: - Делаешь вдох. Прицеливаешься... Чуть выше, чем хочешь попасть. Прицеливаешься быстро, не затягивая. Жар охватил Сашу так же плотно, как объятья Яна. Совет "сделать вдох" показался глупым, потому-что вообще, казалось, не было необходимости дышать. Саша прикрыл левый глаз. Грохот накрыл, выбивая шепчущий голос из сознания. Стеклянные осколки как блёстки осыпали бетон. Почему-то казалось, что он не нажимал на курок, но, впрочем, какая разница. - И выдыхаешь. Саша опустил пистолет и медленно повернул голову налево. Там были Яновы глаза - карие, тёплые и любимые, такие, как всегда, совсем не чёрные. - Один раз попал, - сказал Саша тихо. - Значит, уже на треть пути ближе к священной земле. И поцеловал Яна. *** - Почему ты игнорил меня в начале лета? Парни лежали на развороченной постели, и лениво гладили друг друга. За окном медленно светало, но спать они не собирались. Завтра и на три дня вперёд у Яна стояли смены в автомастерской и увидеться будет некогда, поэтому нельзя было терять ни часа совместного времени. - Ну, там была сессия, - неохотно заговорил Саша, немного помолчал и продолжил: - А ещё ты не поздравил меня с днём рождения. Я бы позвал на праздник, если бы ты написал... Ян резко опёрся на локоть: - Я не знал! Какого это было числа? - Пятнадцатого. - И сколько тебе? - Двадцать. - Ты старик. - А ты ребёнок. - Значит, ты педофил? - Не смешно, вообще не смешно. Саша поджал губы, принимая серьёзный вид. - О, какой у меня грозный папочк... - Замолчи! Замолчи! Саша резко перекатился на Яна, зажимая ему рот рукой. Щёки его порозовели, он поспешил спросить: - А когда у тебя день рождения? - Я тебе не скажу. Саша снова нахмурился и опёрся руками по обе стороны от Яна, устраиваясь у него на груди. Лежащий под ним парень был как никогда не похож на самого себя - грубого и неотёсанного гопника, - он смотрел, мягко улыбаясь, едва касался пальцами бёдер любовника и выглядел . - Почему? - Чтобы обидеться, когда ты меня не поздравишь. Саша расхохотался. Улёгся головой на солнечное сплетение Яна и спросил: - А ты знаешь, какое полное имя моей сестры? - Э-э-э, нет? Ася... наверное, Анастасия. - Не угадал. - Хочешь подсказку? - Ну. - Нас с сестрой отец назвал в честь святых, в чей день мы родились. Я родился в день рождения Преподобного Александра Свирского, а она - 30 мая. - Если ты думаешь, что я наизусть помню дни рождения святых, то ты... Саша откатился с Яна, потянувшись за кружкой с остывшим зелёным чаем. Сел по-турецки, отхлебнул, глянул в светлеющее окно. Ян мысленно отдал должное - интригу Саня держал мастерски, даже такой глупостью умудрялся заинтересовать за полминуты. - В этот день родился Александр Невский. Он причислен к лику святых, если ты не знаешь. У Яна сделалось сложное лицо, и Саша радостно захихикал. Он очень любил рассказывать эту историю, и всегда внимательно следил за реакцией. - У тебя батя чё, бешеный? - Ян аж сел от удивления. - Разнополых детей умудрился назвать одинаково! Бредятина! - Ася похожа по характеру на Невского. Такая же целеустремлённая и смелая. - Понятно, чё она такая заносчивая. И покомандовать любит. А кто такой вообще тот, второй? Который твой? - Александр Свирский всю жизнь был отшельником, скрывался то в горах, то в других отдалённых местах. Его считали монахом, стремящимся приблизится к небесам, а я думаю, что он просто не хотел смотреть на людскую злобу. - В этом вы похожи, - Ян фыркнул, но тут же разулыбался. - Тебе дать волю, тоже бы на гору залез ото всех. Парень повалился обратно на спину. - Но я бы тебя и там нашёл и достал. - Александра и нашли. Саша допил чай и примостился обратно к Яну поближе. - Мужчина, который случайно увидел снисхождение ангела, явившегося Свирскому. Этот мужчина восхитился Александром и сам стал монахом, а потом тоже святым. - Ну, такое мне точно не светит, - ответил Ян, борясь с напавшей сонливостью. - Я тебя вообще совратил. - Много чести, - толчок в бок от Саши. - Кто кого ещё совратил. *** - Нам нужна открывашка, - провозгласил Ян. Широким шагом он зашёл в комнату первого этажа, у половины которой не было крыши. Здесь они вдвоём обустроили укромный угол, который вычистили, завесили покрывалами и газетами, приволокли сюда спальник и диван, натащили ещё всякого полезного. В углу постелили незамысловатый лежак для Пса, но животное оклемалось буквально дней за пять и надолго убегало в поля, возвращаясь только поклянчить еды и поспать у костра. Оставлять всё это добро было не страшно - свято место пусто не бывает - Ян или Саша так или иначе были здесь постоянно. Лето было в разгаре, как и счастливое безделье. Саша понял, что друг вернулся, ещё услышав вдалеке рёв Кавасаки; и уже ставил в мангал, под которым плясал костёр, железный чайник. - У нас есть, - ответил, не оборачиваясь, - в тумбочке. - Нам не для пива. Саша повернулся и увидел крайне радостно-ехидное лицо Яна. Он скинул рюкзак с плеча, расстегнул молнию и жестом коварного турецкого торговца показал содержимое. Ранец был на треть заполнен банками со сгущёнкой. Сначала решив, что ему показалось, Саша присмотрелся, убедился и расхохотался. - Я даже спрашивать не буду! - Не надо! Лучше завари чай. Ян бросил ношу на диван и выудил из заднего кармана джинс раскладной ножик. -И найди ложки. Ложка нашлась только одна. Парни сидели на половине старого мохнатого ковра, рядом с догорающим костром, пили чай и ели сгущёнку. Из дыры в стене далеко было видно траву и котлован, расколотый куском неба. Ян виртуозно, двумя пальцами зачёрпывал сладость из банки и с упоением облизывал ладонь. Второй парень ел ложкой, всё смеялся, рассказывал, что у него произошло за пару дней, пока не виделись, и пытался выведать, откуда такая добыча. Контрабандист скалился, пил чай и таинственно молчал. Потом начали обсуждали разное, перетекая с одной темы на другую. - Конечно, я бегаю быстрее! Сто-пудово. Нельзя было всерьёз воспринимать злость человека, у которого с руки капала сгущёнка. - Я даже спорить не буду, я просто знаю, что быстрее я. - Саня, ты кусок бессмертия, или что? Парень в ответ рассмеялся и сказал: - Насчёт бессмертия не проверял, но кусок скорости - точно. - Просто признай, что блефуешь. - Спорим, что нет? - О, как! Ну, по рукам! Они пожали друг-другу ладони, и Ян сжал руку прежде, чем Саша успел убрать свою. - На что спорим? - Обязательно спорить? - парировал ответчик, с хохотом пытаясь вырвать руку. - Фу, Ян, ты весь липкий! Пусти меня! - Конечно! Иначе ты будешь мне поддаваться. - С чего ты решил, что буду? - Потому-что ты ленивый, - заржал Ян. - Ну так что? - На желание, как обычно. - Идёт! Только без всяких "победила дружба" и хуйни. Я тебе зад надеру. - Многообещающе. Парни расцепили наконец ладони, сполоснули руки и лица в железном баке снаружи здания, и, пройдя весь первый этаж по диагонали, вышли с другой стороны заброшки. Здесь простиралась более-менее ровная, сухая дорога, по которой парни обычно и добирались сюда. В высокой траве диким зверем притаился мотоцикл. Жужжали мухи. - Бежим до ЛЭП. Саша прикрыл глаза от солнца. Ближайшая вышка электропередачи была далеко - по дороге к заброшке, чуть наверх, повернуть, через шоссе (обычно пустующее в это время дня), и ещё какое-то расстояние по полю. - Далеко. - Труханул? - Ещё чего. Черти старт. Саша снял ветровку и стал разминать колени. Пяткой проведя линию, Ян радостно подпрыгнул и принял стойку низкого старта. Его друг тут же присоединился к нему. - Три, два... Ян рванул вперёд. "Фальшстарт", - подумал считавший, но и сам тут же побежал, пытаясь нагнать секундную фору противника. Из-под ботинок выбивалась пыль. Мимо рваным зелёным месивом проносилась трава, деревья тут и там норовили корнем поймать за ногу. Двое бежали, почти плечом к плечу, дышали громко, наперебой, будто спорили. Ян постоянно подрезал и всё норовил толкнуть. Саша петлял, избегал тычков сбоку, бежал зигзагом, как бегут от пуль. Дорога пошла на подъём, и один из парней слегка отстал. - Ха! - громко возликовал Ян и припустил. Шоссе пустовало. После неровной поверхности земли котлована асфальт был бы благословением, если бы не жар, исходящий от дороги. Вырвавшийся вперёд пересёк обе полосы перпендикулярно и побежал по полю. Вышка ЛЭП чернильными росчерками пересекала пейзаж. Ян бежал. Оставалось буквально несколько метров до конца, когда он ощутил, как судорожно сжимаются лёгкие. Может, он и правда отметил финиш далековато. Но ничего, он и без того сейчас победит. Что же загадать в качестве желания непутёвому святому? О, вариантов так много! Лёгким на помине, Саша вдруг возник сбоку. Ян невольно полуобернулся на него. На его красном лице не читалось усталости, наоборот, он двигался быстро и размеренно, как лошадь. По пояснице пролетел холод. Соперник уверенно увеличивал разрыв. Изо всех сил Ян пытался заставить свои ноги сменять друг друга быстрее, но воздух становился всё более густым, вдохнуть было будто невозможно. Тропинка, по которой они бежали, сужалась, и по бокам, словно сумасшедшие фанаты, подступили ряды ржи, бьющие колосьями по бёдрам. Когда до вышки оставалось несколько метров, Саша слегка наклонил корпус, и, широко открывая рот, ускорился. Ян охнул. Ещё несколько десятков секунд - и он проиграл. Победитель лежал в сияющей ржи рядом с огромной железной ногой вышки и глубоко дышал. Грудь его вздымалась, а глаза были закрыты. Когда Ян увидел это, горечь проигрыша вдруг куда-то прошла. Ноги его подкосились от усталости и он упал на колени рядом с Сашей. Тот приоткрыл один глаз и ухмыльнулся. Яну показалось, он никогда не видел такого выражения на этом лице. - Видимо, я и правда кусок бессмертия, - сказал тот надменно, - а ты - лох. Последнее слово прозвучало так нелепо, что Ян засмеялся и упал всем телом на колючий лежак из колосьев. А Саша вдруг резко заключил проигравшего в объятья. Было душно, мокро, явственно пахло потом, а Яну резко стало так хорошо, что он побоялся шевелиться или протестовать. И они ещё долго лежали, передавая воздуху тяжёлые вздохи, - единственное, что напоминало теперь о внезапном марафоне, - и обнимались. День был долгий, вечер не наступал, давая им право побыть вместе. Здесь, посреди золота, под охраной гигантского электрического стража, в полной безопасности рук друг друга. На самом деле, Саша бы загадал одно выигранное желание прямо сейчас - "Хочу, чтобы это мгновение было всегда. Чтобы время больше никогда не двигалось, а двигалась только созревающая рожь, ветер, и ток по проводам. Чтобы мы лежали здесь всю вечность, и кроме этого ничего больше не было". Пару секунд, в полудрёме, Саше даже казалось, что Ян вполне способен выполнить ради него и такое. По секрету, в тот же миг Ян лежал, и думал, что смог бы всё, что угодно. Наверное, произнеси Саша своё желание, Ян бы и правда выполнил его. *** Сложно следить за днями недели тогда, когда не надо на учёбу. Саша, кажется, совсем забыл понятия "суббота" и "воскресенье" - выходной был тогда, когда у Яна нет смены, а у него самого нет тренировки. Сегодня был такой день. Оставив Пса охранять заброшку, парни прыгнули на мотоцикл и уехали в город. Ян обещал устроить сюрприз - сюрприз состоял в четырёх бутылках пива и наборе отмычек, которыми парень виртуозно вскрыл дверь на крышу одной из многоэтажек. - Ну так вот, - Ян отставил пиво и откинулся на спину, положив голову на ладони, - мать у меня была пропитая, отец - тоже, ещё и наркоман. Задолжал, короче, денег какому-то мудозвону, он пришёл со своими дружками. Мне было года четыре тогда. Они хотели батю моего пугнуть, и, короче, один держал, другой мне садовыми секаторами отрезал мизинец. Саша резко сел, чуть не уронив свою бутылку, и уставился на рассказчика. Щурившийся от солнца Ян приоткрыл глаза от движения рядом, посмотрел, и довольный реакцией собеседника снова зажмурился. - Ты помнишь это? - Не, мне уже потом рассказали. Я ж пиздюк был, ничего не помню. Враньё. Он помнил всё до секунды. Их обоссаную хату, мать, похожую на мешок, валяющийся в углу. Как в ужасе прятался в ванной, когда пришли грязные страшные мужики. Не помнит, конечно, ни лица отца, ни о чём говорили взрослые. Помнит звук, с каким хрустнула, ломаясь, кость. Первое воспоминание у детей это запах материнского молока, у Яна же - запах крови. - Кто-то в этом гадюшнике всё таки умудрился вызвать скорую, и пока я был в больнице - батю грохнули. К матери меня не вернули - из больницы сразу в интернат. Воцарилось молчание. Ян ждал реакции. - Кошмар, - тихо, с придыханием и буквально физически ощутимой эмпатией выдохнул Саша. - В девятом классе я вычислил, кто был этот мужик, - продолжил Ян. - Оказалось, короче, мелкий бандюган, в девяностые державший несколько точек у нас в районе, а теперь не такой влиятельный. Только деньги из наркоманов и мог выбивать. А через год я вывез его сына в лес, чтоб отомстить. - Ты отвёз мальчика в лес? Чтобы запугать? - осторожно, чтобы не прервать рассказ, спросил Саша. Ян приподнялся и опёрся на локти, отхлебнул пива и долго посмотрел на Сашу. - Чтобы отрезать ему руку. - Что? - Я заставил его написать письмо бате с объяснениями, что происходит, а сам тем временем отправил геолокацию ему же. Чтобы пацана нашли. И топором отрубил ему руку до локтя. Ян щурился от солнца и казалось, что он улыбается одними глазами. Может, и правда улыбался. - Скормил собакам, чтобы не пришили обратно. Саша смотрел на Яна в шокированном ожидании. Переводил взгляд с его улыбки в рукам, снова к улыбке и в глаза. - Если ты решил пошутить, то это не смешно. - Это правда! Короче, меня не нашли, потому-что я как раз после этого машину на мотик обменял, да щенок и номеров-то не запомнил, поди. Ян смотрел на недоумённое лицо напротив и не мог сдержать смешков. - Тебе было восемнадцать, - с молящей (неизвестно о чём, может, о том, чтобы Ян как обычно прикалывался над ним) интонацией сказал Саша. - Семнадцать, - наглец не врал. - И ты так спокойно рассказываешь об этом? Саша встал на ноги. Ян тут же напрягся, но вид продолжил держать непринуждённый. - Ты... Собственными руками... Ты жизнь ребёнку сломал! - Да расслабься ты... Ян допил и поставил пустую бутылку рядом с рюкзаком. - Пацан сейчас живёт на пособии, висит на шее у родаков и вообще в ус не дует. Самое тяжёлое, что ему предстояло - дрочить другой рукой научиться. - Ты ему... Ещё и рабочую руку? - А нахуя, ты думаешь, я приказал ему записку отцу писать? Сашу заметно пошатнуло, и, скорее всего, не от опьянения. Он тяжело дышал и неверяще смотрел на Яна. Но тут лицо его ожесточилось и он начал проповедь: - Месть? Какая это месть? Такая сильная была обида за смерть отца? - Да мне похуй на этого старого обрыгана! Я его почти не помню! Ян подорвался на ноги. К чести Саши, он не дёрнулся и не испугался. - Я за себя мстил, за свой палец. Если бы мог, вообще бы всю семейку прирезал! - Палец не стоит человеческой жизни! - Стоит, конечно, - Ян захохотал. - Жизни - их, а палец-то - мой! - Нельзя на кровь отвечать большей кровью! Саша сжимал горлышко бутылки до белых костяшек. - В жопу себе запихай свои библейские поучения, слышишь? - вот теперь Ян серьёзно разозлился. - В этом ебучем мире если подставишь вторую щеку, то тебе за неё хер засунут! - Из-за таких же животных принципов, как твои, и убили твоего отца, - с этими словам взгляд Саши оледенел. Парень сам был бледен, как мел. - А твой батя чё, сильно жив? Ян с удовольствием пронаблюдал, как исказилось лицо напротив. Идиот, пытался надавить на больное и выдал собственное слабое место. Саша медленно стал отступать назад, не сводя взгляда с Яна. Тот ухмыльнулся: - Что, страшно? - Нет, - выдержал паузу, развернулся, пошёл к выходу с крыши и бросил через плечо: - Мерзко. - Да кем ты себя, сука, возомнил, блять? - только что Яну было смешно, но теперь он взорвался. - Я рассказал тебе, что ты просил, и получаю взамен осуждение! Ёбаный святоша! Пошёл бы ты нахуй! Иди нахуй! Саша двигался к выходу, а Ян всё громче орал, чтобы тот слышал. - Я не сужу тебя, - он замедлился и остановился вполоборота к взбешённому парню. - Но узнал теперь, какой ты на самом деле. Я не сужу. Просто не хочу больше находиться рядом с таким чело.. - недоговорив "веком", запнулся и исправился: - Рядом с таким, как ты. И спокойно, не убегая и не горбя спины, достиг дыры спуска. Ян плевал ему вдогонку: - Ну и вали нахуй тогда, никто не держит! Еблан! Я срать хотел, что ты обо мне думаешь! Вот пидарас, блять, посмотрите на него! Маменькин сынок, святоша! Чё ты думаешь, мне теперь обосраться что ли от твоих нравоучений ебучих?!? - Если позвонишь мне или появишься рядом с домом, то я вызову полицию, - твёрдо произнёс Саша и исчез с пространства крыши. Ян заорал. Пнул со всей дури пустую бутылку, и она звоном разбитого стекла срезонировала с его яростным воплем. Ещё долго носился зверем среди крыш и антенн, пугая птиц и людей, живших на последних этажах. Бился и метался, испуская свою злость. Жалел, что не свернул этому уроду шею и не скинул вниз. Сразу стало бы легче. Август медленно подходил к концу, к концу катился и день, опуская лампочку солнца всё ниже за девятиэтажки. Ян сидел среди разбитого стекла, отколупывая кожицу с ободранных костяшек. Случайно задел пальцами правой руки место на левой, где никогда, сколько действительно себя помнил, ничего не было. Тактильное воспоминание о весе чужой отрубленной руки, которую нёс к помойке, было ощутимее, чем фантомный палец. Всё, что Ян делал, всегда было инстинктивно, подсознательно правильно, но теперь, когда его всего целиком положили на весы, стало как-то зябко. Может, святоша прав и оно того не стоило? Ян вспомнил лицо четырнадцатилетнего мальчика, плевавшегося соплями и угрожающего своим папочкой, пронзительный визг. Как подорвались все дряхлые бандюганы прошлого поколения на поиски виноватого и никого не нашли. Как приятно было курить на продуваемом всеми ветрами, безлюдном пустыре, куда выехал из леса. Как бродячие псы с рёвом и вожделением рвали мясо. Определённо, определённо стоило.