Танцор и смерть

Началась учёба, и это стало Саше спасением - до этого он слонялся без дела по дому, не понимая, чем ему заняться. Как будто Ян отрубил правую руку не бедному мальчику, а ему, Саше, и теперь приходилось учиться делать всё неприспособленной к труду левой. Все действия были знакомы, но на каждое приходилось прикладывать вдвое больше усилий и концентрации. Оставить друга было не сложно - сложно было привыкнуть к тому, что его нет рядом. Один Саша не был. Наоборот, теперь как будто все на свете обратили своё внимание на него. Больше всего хотелось остаться в пустоте, забиться в вакуум и чтобы никто не трогал; но всё вертелось, как в калейдоскопе, изменяясь и сверкая. Раздражающе. Ничего не разобрать. Но и одиночества не ощущалось. Он понял в один день, что чаще чувствовал одиночество рядом с Яном, потому-что слишком боялся его потерять. А теперь потерял, и, получается, бояться стало нечего. Его бросало то в одни мысли, то в кардинально другие. Иногда, как назло, хотелось одного - снова посмотреть Яну в глаза. Перед сном Саша долго лежал и представлял, как они сидят на кухне в тишине и смотрят друг на друга, просто смотрят. И держатся за руки, по рукам он тоже скучал. Но по глазам сильнее. В минуты слабости, в особенности по ночам, опять же, Саша чувствовал, насколько много невыразимых, скомканных чувств в нём осталось - и казалось, сердце в мгновение бы дрогнуло и сдалось, приди Ян к нему. И Саша боялся, что придёт. Но Ян будто исчез. В общем, учёба - как спасение. Ходить на лекции, поверхностно общаться парой фразой то там, то здесь - это было то, что нужно. Так хотелось что-то снова почувствовать, что порой Саша ловил себя на том, что имитирует эмоции: радостный прищур глаз, сдвинутые в порыве дискуссии брови, смех. Это было странно, но он продолжал так делать, вскоре перестав отдавать себе отчёт, притворяется он или нет. Слава понял, что что-то случилось, но ничего не спрашивал, и Саша был благодарен за это. Он бы не нашёл слов на ответ, каким бы ни сложился вопрос. На месте проводимого с Яном времени образовался длинный пробел, который Саша упорно забивал учёбой и помощью по дому. Мама была довольна сосредоточенным и прилежным сыном, Ася только раз спросила, всё ли нормально. Кивка головой в ответ ей хватило, и хорошо, так как даже "да" из себя выдавить не получилось. Всё шло своим чередом. Это была странная осень, потому-что осени не было как таковой. В октябре, на ещё не облетевшие деревья, на буйно жёлтую, с зелёными проплешинами, листву, на не успевшую увянуть траву выпал снег. Он шёл несколько дней, не сбавляя напора, и покрыл всё тёплое и цветное тонкой коркой тоски. Осталось только серое. Среди серого – вид умерщвлённого тепла. Как напоминание, что радость и правильная цикличность жизни могла длиться ещё долгое, долгое время, но оставила нас преждевременно. Зелени оставалось лишь скоропостижно угасать под невесомой тяжестью белой пелены. Часто после трагедий люди приговаривают, мол, он предчувствовал это. На автопилоте возвращаясь домой, Саша ничего подобного не ощущал. Шёл спокойно, размеренно, как привык за много лет, в голове расставлял по ячейкам время тренировок и лекций. Слишком прохладная уже осенняя куртка, слой нежданного снега. Обычный вечер, знакомый маршрут, тот, что запоминаешь ещё неосознанно, ребёнком. Тёплая лампочка над дверью подъезда всего в минуте ходьбы. Несколько парней будто соткались из воздуха, как призраки, но пройти сквозь них не вышло - они оперативно преградили Саше путь. Он недоумённо поднял голову. Одинаковые, в чёрном, только мелькают из-под коротких штанов носки или голые щиколотки. Капюшоны, у каждого, словно дресс-код. Идентичные фантомы скалились, но молчали, пока не окружили со всех сторон. Тогда только один из них гаркнул: - Доброхо вечера. И даже здесь ничто в Саше не дрогнуло и не напряглось. Что была в нём за святая уверенность в людях или в своей неприкосновенности - только богу известно. Который, верно, тем вечером на секунду отвернулся от своего сына. А Саша, тем временем, не спешил отвечать. - Давно хотели познахомиться, - продолжил тот же тип, не дождавшись ответа. - Александр Сеченев? - Смотря по какому вы вопросу, - прищурившись, ответил тот. - А по вопросику простому, педик ёбанный, - закипев буквально за секунду, призрак вдруг обрёл тело и вполне ощутимую агрессию. - Вилкой в глаз или в жопу раз? - Выбирай, красавчик, - заржал кто-то сзади. Окружили незаметно, тактично, почти элегантно. Саша был готов начать драку, и в секунду, когда он уже решил ударить, гопники подхватили одновременно с двух сторон и заломили ладонь. Он рванулся инстинктивно, ударил назад ногой, но промахнулся - и его подбили, моментально уронив на колени. - Будешь права качать, рот порву. - А ему не привыкать, - над головой закряхтели и загремели смехом. Саша стоял на коленях, сдерживаемый с двух сторон, и теперь как будто лишь в эту секунду вернулся в своё собственное тело. Только отрешённость, сковывающая тело и мысли уже несколько недель, сдерживала его сейчас от панической атаки. Стало страшно. Поднялась желчь из желудка. Бросило в жар. "Он такой же, как они. Он такой же, как они. Он такой же, как они", - горело и орало в голове. - Я не такой, - фраза странно отзеркалилась и сказалась сама собой. - Я не такой. - Понял! - вопрошавший поднял одну руку в жесте мол "нет вопросов", а другой рукой выхватил из кармана какой-то предмет. - Значит, глаз. Сначала будто замерло. Потемнело. Кажется, нападавшие отпустили хватку. И тут шибануло прямо в мозг, нервы взвились до предела и прошибли током и сердце, и позвоночник одновременно. Звон в ушах перекатился вправо, влево, разливистым эхом ударяя в виски. Колокольным перезвоном прокатившись внутри черепной коробки, гудящий звон расплескался по каждой до единой кости в теле. Крики - кто кричит, собственный рот или чужой? - удар о землю, и две секунды до потери сознания. Почему так мокро? Это тает снег, на который упал горячей кожей, или льётся что-то по щеке? Вой. Или молитва? Господь, Господь милостивый, прости и сохрани душу грешную, Господь. Как же воняет. Больно, Господи. Кто так страшно воет? Агония и жар, жар, жар, будто сгорает заживо половина лица, крутит конечности, дёргает пальцы, заламывает язык. Благословенная темнота. *** Масло продолжало капать на пальцы. Ян тихо ругнулся и вытер пот со лба сгибом локтя. Обтёр о халат ладони и снова ухватился за сломанную деталь. - Суев, да вылезай уже из-под этого ведра. Завтра сдашь. Ян упрямо продолжил долбить железо, умазываясь в машинных выделениях. Руки вгрызались во внутренности машины, вворачивая всё на свои места, работая, как у травматолога. - Мы тебя щас в гараже закроем, будешь тут до утра куковать, - донесся голос уже другого коллеги. Парень появился в пространстве, выскальзывая из-под машины. Ничего не ответил никому, дёргано начал тереть руки какой-то тряпкой. - Малой, ты чё смурной то такой? - хлопнул по плечу его начальник, владелец автомастерской. - Девчонка что-ли бросила? Оба мужчины загаркали, смеясь, но Ян, обычно легко поддающийся простому общему веселью, только больше помрачнел. Раскрыл рот наконец и выдал сухое: - Я пошёл. - Ты прям вообще напряжённый, слыш. Того и гляди, голыми руками начнёшь тачки мять! За этой фразой последовали ещё какие-то замечания и похабные комментарии, в частности к слову "мять", но Ян уже закрыл за собой дверь. Выдохнул. Протёр лицо, ощущая неприятные липкие остатки масла. Проковылял устало через служебное помещение, натянул куртку и бросил на плечи рюкзак. Те жалобно сжались - Ян нещадно напрягал своё тело изо дня в день, то в мастерской, то на мотоцикле (пока дороги внезапно не заледенели буквально за день), отжимался, чтобы вечерами просто вырубаться, не думая ни о чём. И чтобы не злиться. Засыпать получалось, не злиться - нет. Вывалился в тёмную улицу и закурил. Снова падал снег. Безветренно, только за голые щиколотки кусает прохладный воздух. Смутное предчувствие всколыхнуло в голове образ Саши. Затянулся глубоко и сказал: - Говори, зачем пришёл. Парень, стоявший вне уличного фонаря, дрогнул, обнаруженный, но на свет не вышел. Закашлялся. - Угости сигаретой для начала. - Обломишься. Ян убрал пачку во внутренний карман. Из темноты недовольно вздохнули, помолчали, но заговорили: - У меня информация. Про балерину. Пачка выскользнула снова в руку и Ян кинул её в тень. Парень поймал, хмыкнул и продолжил: - Чанов пронюхал, что вы разбежались. Он на тебя давно зуб точит. Сегодня с парнями подкараулил принцессу у подъезда. Ян резко повернул голову к говорящему, делая шаг, готовый ударить. - Я не был там, не был! Только знаю, чё говорят! Самурай, остынь, - затараторил неприятный голос. Ян замер. Как в засаде. - Ну. - Тебе стрела сегодня, через два часа. Место придёт смс-кой позже. - Понял, буду, - бросил Ян. - С ним-то что? Доносчик понял, конечно, кого собеседник имеет в виду, хотя общались парни почти исключительно местоимениями. - Ему... это самое... Чан задал загадку. Ну ты знаешь, он любит повыёбываться. Скорую кто-то из шестёрок вызвал, пока все сваливали, зассал. Крови дохуища было. Тут Суев не выдержал таки, подлетел к информатору и схватил его одной рукой за грудки. Зашипел: - Что? С ним? - Глаз! - почти завизжал тот. - Глаз выкололи! Ян брезгливым движением отбросил парня и, в секунду вернувшись в гараж, прыгнул на кавасаки и газанул в темноту. Лёд обступал со всех сторон. *** - Ну чё, Суев, сунули тебе хер за щеку? Раскатистый гогот поддержал главаря. Ян слегка улыбнулся. Схаркнул желчь себе под ноги. - Ага, - рука расслабленным, почти эротичным движением скользнула в карман олимпийки. Пальцы обхватили успокаивающий острый холод. - Тебе сейчас тоже кое-что засунем. Драку Ян всегда начинает быстро, врывается в толпу, вихрем раскидывает парочку первых дегенератов, которые осмелились закрыть телесами своего "босса". Ещё даже не достав руки из карманов, только ногами бьёт по коленям - кости ломаются, ноги гнутся в противоестественную сторону. Вправо, влево, назад, накидывая одного на другого. Кто бы мог подумать - этот паршивец настолько охамел, что возомнил себя невесть кем. Но Ян быстро расставляет точки - почти так же быстро, как наносит удары. Откинув одного нападавшего в сторону второго, он уже уворачивался от третьего. По большому счёту, их было всего пятеро - не считая первого, поваленного на асфальт в порыве стартовой ярости, плюс незадачливый предводитель. Да и вообще производить подсчёт противников Ян не любил, это может сбить с толку. "Шестеро" - звучит так весомо, а на деле вся эта стайка нападает настолько медлительно и неказисто, что аж смешно. И тошно. Вот такую команду он собрал, чтобы свергнуть авторитет Самурая? Даже немного обидно, что его так низко расценили. Обид Ян не прощал. Ни кастетов, ни перчаток Ян не носит - сбивать костяшки всякий раз приятно. Зудящая боль потом вместо медали за отвагу ещё долго напоминает о триумфе. Кости ломались, парни один за одним ухали вниз, исчезая из поля зрения. Пару раз прилетело, конечно, особенно неприятно было когда трое попытались разом навалиться, но Ян никогда не гнушался подлых приёмов - и эта его змеиная техника, изворотливая и ядовитая, вытаскивала владельца и не из таких передряг. Когда остался только шокированный Чанов, победитель с неудовольствием подумал, как быстро всё кончилось и что злости всё ещё столько, что хлещет через край. С другой стороны, есть тот, на кого можно выплеснуть её всю, без остатка. Инстинкты продиктовали оставшемуся без команды парню бежать, бежать срочно, бежать отсюда нахуй, но Ян быстро нагнал его. Как хищная кошка настиг в прыжке и всем телом придавил к горизонтали. Падение было не из мягких, и всё же это было меньшее, что предстояло перенести жертве. Ян бил по самым ломким костям, рыча от злости, но следя, чтобы парень под ним не потерял сознание. По разбитому лицу вместе со слезами, кровью, соплями лились мольбы о пощаде, он хрипел и совсем не пытался отбиваться - даже защищаться почти перестал. Когда Ян весь окровавленный и будто хмельной, слегка качнувшись, поднялся на ноги, лежащее под ним ещё дышало. И снова в ладони месяцем залегла прохлада острого металла, побыла там мимолётно и мгновенно исчезла в тенях одежды и крови. Так, как в жаркую летнюю ночь пролетает мимо свежий порыв ветра и растворяется в липкой теплоте. Оставив заточку в боку парня, Ян побежал в темноту переулков. Увидев первый же попавшийся мусорный контейнер, он стряхнул с себя окровавленную куртку, вытер кое-как об неё руки и бросил в бак. Закурил от спички и кинул горящее древко в мусор. Адреналин гнал кровь, согревая тело лучше верхней одежды. Когда контейнер задымил так же, как сигарета, вновь доказавший свое превосходство король медленно пошёл в темноту. И темнота стала литься по бокам мимо него, обтекая и не сливаясь с ним - то, что было в нём, было гуще и грязнее, чем прозрачная темнота ночи. *** Утро светилось в окне, отражаясь от свежего снега, залетая в палату, перекликаясь с белым цветом стен и простыней. Саша несколько дней валялся в бреду, мучаемый жаром и спазмами, а из приоткрытого окна, казалось, не долетает и части свежего воздуха, только густой застоялый смрад. Но теперь уже почти твёрдо сидящий на постели парень вдыхал скользящий мимо морозный сквозняк и чувствовал себя приятно-пустым и даже бодрым. - Мама ваша утром приходила, оставила туалетные принадлежности, сказала, ещё после трёх придёт, - говорила медсестра, параллельно светя Саше в зрачок фонариком, проверяя глазное дно. Он думал, что девушка очень похожа на журналистку, читающую сводку новостей. - А сейчас, кстати, к вам пришёл молодой человек, говорит, ваш друг. Тёмненький такой. Он всё приходил, караулил, пока вы очнётесь. Пустить? - Да, конечно, - сказал парень, думая: "наверное, это Слава". Медсестра встала, подошла к дедушке на соседней койке и, держа его за руку, вывела из палаты на процедуры. Другой пожилой мужчина у окна мерно сопел, тикали настенные часы; Саша аккуратно наклонился к пакету, который передала мама, и с нежностью увидел не только зубную щётку и махровое полотенце, но и книгу. Снова оперевшись спиной на жёсткую спинку кровати, он выдохнул и стал терпеливо ждать. Прислушиваясь к равным интервалам звуков в палате, парень спокойно и ровно сидел, в душе тихо радуясь, что Слава нашёл для него время так скоро, что приходил в больницу. Раздались шаги и в дверном проёме появился человек. Саша краем глаза увидел появившуюся фигуру и даже так понял, что это не Слава. Напрягся спиной. К кровати подошёл, словно клякса в этой стерильной белизне больницы, в джинсах с дырками и халате, накинутом поверх чёрной майки, его посетитель. Это был Ян. С синяком на лице и сбитыми костяшками, всклокоченный, в драной одежде и казённым халатом на плечах он был похож на сумасшедшего учёного из американского сериала. Он сел на пустую кушетку справа от замершего в молчании Саши. Распахнув рукой полу халата, из-за пояса штанов Ян достал разношёрстный букет цветов. С него на пол тут же полетела травяная шелуха. Ромашки, разбавленные другими мелкими соцветиями небольших размеров, легли на кровать к Сашиному бедру и приютились там. Наверняка ведь надёргал прямо из-под носа невнимательной продавщицы... На фоне свежих цветов Саша стал выглядеть ещё бледнее и болезненнее, особенно теперь, когда сдержанно-удивлённым взглядом смотрел на букет. Обернувшись на подарок, он показал левую сторону лица, плотно забинтованную. Ян сказал: - Выглядишь дерьмово. Саша нервно отвернулся. - Да ладно, чё ты. Наоборот, заебись, что не струхнул. Хочешь, подарю тебе пиратскую повязку? Саша обернулся, внимательно посмотрел на гостя и спросил: - Это с твоей подачи меня избили? Ян уронил голову и недолго посмеялся: - Ага, и себе я тоже сам морду расквасил. Забываю иногда, насколько ты по жизни не знаешь. Прозвучало почти обвинительно. Саша поджал губы и повернулся снова в профиль к посетителю. Тот же подался ближе, облокотился на свои колени и стал объяснять: - Они тебя подкараулили, потому-что мы с тобой посрались и все по району узнали об этом. Думали, раз мы в ссоре, я не стану за тебя в драку лезть - ошиблись, хули. Мудаки мерзотные. Я им ёбла разбил. Я им всем кости расхуярил, слышишь? Саша сидел, молчал, отрывал заусенцы с ногтей. Беспристрастно смотрел вперёд. Ян хотел ещё рассказать о победе над главарём, но, припоминая реакцию святого на историю о пальце, не стал. И без того скверно. Но хотелось признания, ответа, чтобы этот бестелесный Саша ожил, стал снова самим собой, улыбнулся и пожурил за синяки. В палате было холодно, как в морге. - Саня, захочешь, я каждого из них найду и по глазу выколю, ты только скажи. Только скажи что-нибудь. Он молчал. - Сеченев, ну же, - Ян напряжённо скрестил пальцы рук. - Ответь, Саша, ебаны в рот, ну... Ты ещё и оглох до кучи? - Не надо было тебе лезть в драку, - тихо сказал, опустив голову. - Да и они вообще ни при чём, особенно после того, как мне... Глаз... Как ты не понимаешь? Меня теперь в театр не возьмут. - Дался тебе этот театр, - ляпнул Ян. Он не понимал, почему Саша не зол на тех, кто покалечил его. Это ведь так естественно - тебе выбивают зуб, ты в отместку - десять. По Сашиному лицу прошла рябь движения - напряглись от сжатых зубов скуловые мышцы. Пальцы его, ковырявшие ногти, теперь замерли и мягко легли друг на друга. Глаз застыл стеклом, как у покойника. - Сделай одолжение, - тихо и жёстко произнёс Саша. - Иди нахуй, Ян. Исчезни. Не возвращайся. Ян замер на мгновение, пытаясь понять, расслышал ли он. Может, Саше повредили не только глаз, но и мозг? Это он? Дрожь предательски пробежала по спине. - М-м-м, - он зарылся рукой в волосы и то-ли замычал, то-ли зарычал. - Блять... Блять! Блять! Ян подорвался со стула и прошёл в злости туда-сюда пару шагов. Дедушка у окна проснулся, но лежал тихо, не шевелясь, и смотрел испуганно в сторону Сашиной кровати. Тот тоже не двигался, только закрыл глаз, и напряжённо вслушивался в происходящее. Ян повернулся к койке и, тыча пальцем в сторону Саши, (хотя тот и не видел этого жеста), рявкнул: - Это мы ещё посмотрим! Это мы ещё посмотрим, сука! Раздались гулкие шаги, и только когда их эхо перестало галлюцинацией раздаваться в ушах, Саша открыл глаз. Сгорбился, осел всем телом. - Посмотрим... Это уж точно... Посмотрим. Дед покряхтел и поохал, видимо, выражая сочувствие, и снова отвернулся к окну. Цветы колко щекотали ладонь. Саша медленно обхватил букетик пальцами и положил его на тумбочку. Он чувствовал себя крайне уставшим. Ничего не болело, но усталость накатила томительной волной. Мысли развивались медленно, будто нехотя, и от того приходилось прокручивать в голове одни и те же фразы по несколько раз. Саша не ждал Яна. После разговора на крыше он ощущал горькое, противное разочарование, и надеялся раз и навсегда выбросить этого человека из жизни и головы. И даже получалось, с перебоями, но получалось, а потом произошло... То, что произошло, и было очевидно, за дружбу с кем пришлось расплачиваться. Шальной мыслью была неуловимая радость, что можно просто лежать в больнице, сократив круг своей компетенции до сна и еды. Глупо радоваться отдыху, который стоил половине зрения, и Саша пресекал такие мысли. Но о Яне он не думал практически, даже по ночам, даже когда глазница ныла, даже когда просыпался в поту от судороги. Саше было просто жутко о нём думать. Ему казалось, он уже знал Яна, но в минуту откровения вдруг выяснилось, насколько опасный рядом с ним человек. И Саша даже не за себя опасался, дело было не в этом. Слишком строго выверенный моральный компас в секунду перемахнул стрелку в другую сторону от, казалось, очень близкого человека - просто потому, что он оказался жестоким и немилосердным. У Саши просто не сходилось в голове, как эти нежные, чуткие руки могли без дрожи приносить невыносимую боль. Тогда на крыше сердце моментально наполнилось холодом, и поэтому получилось уйти, легко уйти. А теперь, лёжа на неудобной кушетке, разрывая пальцами маленький зелёный листочек, отвалившийся от букета, Саша думал исключительно о нём, ощущая необъятную усталость. И то, что в груди всё ещё, будто назло, томится нежность и тоска, зовущая Яна вернуться ещё раз. Но холод разочарования и усталости был сильнее - и Саша решил, что поддаться слабости не получится, и что принять Яна обратно он не сможет. *** - Я вам сколько раз говорила подождать, а не жать на кнопку вызова без продыху? Не будете ждать, я вам отключу её, - громко ругалась медсестра. - Я одна на всё крыло! Вас много! - От-ведь потаскуха, - шипел старый мужчина вслед уходящей девушке. - Совсем работать не хотят. Саша смотрел в окно, пытаясь не обращать внимания. Пришло нежданное потепление, снег сошёл и серость резала взгляд, привыкший к белому. Нервы сжимало в спазме, глазница снова ныла. Утром он злился. Непривычное чувство. Злился на себя - как можно было не разглядеть в нём этот ком бесконечной злобы? На него - как можно так... Как можно быть... Им? Глупо сформулированная претензия, вмещающая в себя, собственно, всё. Он не понимал, почему люди позволяют себе выплескивать злость. Разве они плохие? Конечно, нет. Все уставшие, сами незаслуженно обруганные и одинокие. Разве это повод к тому, чтобы продолжать этот порочный круг? Жизнь человеческая тяжела и без бесконечной злобы. Почему-то мы изо всех сил стараемся сделать её друг другу только хуже. И что делать-то с этой злостью, жаркой искрой свербящей в грудине? Конечно, не хочется терпеть, когда тебе причиняют боль. Но и причинять её, в отместку за свою - нет. Точно нет. Когда чувствуешь эту тянущую тоску - как можно позволить себе намеренно задеть кого-то так же сильно? Все равно ты за свою жизнь, порой ненамеренно, но причинишь много неудобств, разочарования, слёз. Такова плата за то, чтобы быть близким кому-то. Вот и получается, что невозможно избежать того, чтобы разозлиться. Но и выбросить это наружу - просто так, на случайного человека - сам себе не простишь потом. Пронзила простая мысль, воспоминание, которое он так долго игнорировал и отодвигал на задний план, усиленно стирая резкие грани. Их первая встреча. Ян хотел его избить тогда. Просто так, ни за что. Просто потому-что злость. Горький, жаркий ком поднялся из желудка и встрял в горле. Глаз зажгло, и казалось, что правый глаз жжёт тоже. Он смял простыни под ладонями, пытаясь думать о дыхании, считать до ста. Один - Ян, - четыре, - Ян, - двадцать шесть - Ян, - сорок семь, - Ян. И тошнит, хотя не ел ничего с утра. Ася появилась около постели так тихо, что Саша вздрогнул от неожиданности, когда она прикоснулась. Видимо, так задумался, что не слышал, как она звала его. Сестра смотрела с радостью, которой пыталась перекрыть волнение. Оно плескалось в глазах каждого, кто приходил к Саше за все эти дни - у кого-то больше, у кого-то меньше. "Кроме Яна",- назойливо шепнуло подсознание: - "Он так не смотрел". - Привет... - Да привет, привет, тебя не докричишься, - девочка присела на койку и достала из рюкзака пластиковую форму. - Я вот тебе печенье принесла. Тут она сделала серьёзное лицо. Саша присмотрелся к контейнеру, который ему протянули и понял, что Ася смущается. Выпечка разнилась формой и размером, была густо обсыпана сахарной пудрой. - Ты сама испекла? Ты же не любишь готовить. - Ой, всё, не хочешь, не надо... Она попыталась накрыть печенье крышкой и убрать, но Саша дотронулся до неё и рассмеялся. - Мне очень приятно, спасибо тебе большое. Нальёшь мне воды в стакан? Пока Ася доставала бутылку из пакета и исполняла его просьбу, Саша засунул сразу два печенья в рот и смотрел на сестру, её сурово сдвинутые брови. Как она суетится, чтобы налить ему воды, как она похожа на маму. Горячий ком злости в горле будто остыл и слился куда-то вниз, рассосался. - Как в школе дела? - Ну тебя, спросил бы что интересное. Только начало года, а с этим ОГЭ уже все учителя мозг выклевали. - Оно не такое сложное, как вам описывают. Не переживай. Ася фыркнула. - Он прав. Даже я сдал. Низкий голос Славы раздался с середины комнаты. Саша рассмеялся и подвинулся ещё левее, освобождая место. Друг широкими шагами подошёл к кровати, но садиться не стал, поставил полиэтиленовый пакет с рекламой какого-то телефонного оператора к тумбочке, выхватил печенье из контейнера и целиком засунул в рот. - Не без моей помощи, - улыбаясь, решил подтрунить Саша. - Без твоей помощи я бы и порог тогда не прошёл, - ещё не прожевав, пробубнил тот. - А вот к ЕГЭ уже взялся за ум. Это что за вкуснотища? Очень прям... На этих словах Саша пронаблюдал, как Слава берёт сразу несколько штук в руку, а Ася почему-то сидит и молчит. Он всматривается в лицо сестры, а она, кажется, отводит взгляд, или это только так показалось... Слава хрустит выпечкой, выдавая довольные комментарии. Саша снова улыбается и хлопает по койке рукой, призывая друга всё-таки присесть. На душе спокойно, а в палате - кто-то открыл форточку? - есть чем дышать. *** Ян видит, как они вдвоём выходят из больницы - высокий, как шпала, и школьница, быстро перебирающая ногами, чтобы не отстать. Кажется, рассказывает что-то, руками машет. Когда парочка ровняется с ним, он отстреливает сигарету пальцами, и преграждает им путь. Слава тут же узнал его, но, не изменившись в своём каменном лице, попытался обойти его, но Ян змеёй скользнул и подхватил Асю за локоть, прижимая её к себе. Она пискнула от неожиданности, дёрнулась, но Ян крепко её держал. Слава резко шагнул к Яну, моментально горбясь в спине и надвигая плечи. - Тих, тих, тих, - Ян улыбнулся и выставил перед собой ладонь, преграждая путь. - Я же только поговорить пришёл. Мы с Аськой вообще друзья, да, солнышко? Девочка поджала губы и замерла. Ян улыбался и смотрел Славе в глаза - тот быстро посмотрел на Асю, сжал кулаки, и снова посмотрел на неприятеля. - Что тебе нужно? - Я уже задал вопрос. Как он? - Твоими стараниями. - Не дерзи, Славка, - осклабился Ян. - Отвечай на вопрос. С этими словами он сжал руку Асе. Она слегка побледнела. - Нормально. Ответил? - огрызается Слава, медленно подходя ближе. Ян резко перестал улыбаться. Две секунды они молча сверлили друг друга взглядами. - Осложнения у него на глазнице. В нашей больнице нет ни хирурга такой специальности узконаправленной, ни медикаментов, необходимых для реабилитации. Надо заказывать, а они ещё когда придут. И страховка такие затраты не покрывает. Тут Ася ногтями ущипнула удерживающую её ладонь и Ян рефлекторно ослабил хватку. Девочка тут же отпрыгнула в сторону, Слава сделал шаг в её сторону, прикрывая плечом. Ян фыркнул и рассмеялся. - Ну идите, идите. Слава не поспешил продолжить путь. - Если ты к нему ещё хоть раз... - Да больно надо, мой хороший. А ты напомни, когда в телохранители ему нанялся? - Ты не уследил, вот он и нанялся, - вдруг сказала Ася, дрогнув голосом в начале фразы. - Это кто там мяукает? Ян попытался обойти Славу резким движением, но тот снова заслонил девочку собой. Парень тут же маятником качнулся назад, в секунду теряя боевой вид и вальяжным движением вытаскивая сигареты из кармана. Положил одну на губы и широко улыбнулся. - Ладно, пойду я, - сказал он, действительно делая несколько шагов в сторону, повернувшись к Славе и Асе спиной. Слава стоял и смотрел ему в спину. Ян обернулся: - А Саша знает, что ты его сестрёнку до дома провожаешь? За ручки держались уже? И, пронаблюдав пару секунд яростный румянец на щеках Аси и злой ступор на Славином лице, Ян окончательно развернулся и ушёл, посмеиваясь. Двое стояли молча несколько минут, пока он не скрылся с территории больницы и из поля зрения. Слава обернулся к Асе и склонил голову. - Ты нормально? Девочка кивнула и подтянула молнию на парке до самого подбородка. - Он придурок, не бери в голову. - Угу. - Хочешь кофе? Дорасскажешь, чё там с этими ребятами из... "Б"-э? - "В"-э, - поправила Ася, и, помявшись мгновение, ответила: - Хочу, пойдём. И они поспешили покинуть территорию больницы. Талый снег, пропитавший землю, чавкал под ногами. *** Стоявшая у кушетки капельница цедила не лекарство, а время, каплю за каплей запуская по венам. Время смешивалось с кровью, становилось тягучим и свёртывающимся, наполняло всю жизнеобеспечивающую систему минутами и часами. Он был в больнице только около двух недель, но казалось - целую вечность. Из-за того, что режим сна сбился, ощущения дня и ночи перемешались, числа и время вообще перестали существовать и отсчёт дней Саша вёл только по маминым посещениям - она теперь приходила не так часто, примерно раз в два дня. Сегодня был такой день. - Я вот принесла тебе свитер и тёплые носки, по ночам наверняка холодно... Мама никак не могла пристроить пакет к тумбочке, он перевешивал то одной, то другой стороной. - Спасибо, мам. Саша любил её визиты, это суетливое мельтешение отвлекало и привносило разнообразия в его размеренное существование по схеме "сон-еда-тяжёлые мысли-сон". Мам выглядела рассеянной, что случалось с ней редко. На Сашу она не смотрела вообще. - Ася завтра придёт, сегодня у неё подготовка к чему-то... контрольная, кажется, или пробник... Очень за тебя волнуется. Он знал, что сестра волнуется. За него волновалось много людей, кроме него самого - он же волновался за это множество. И никак не мог взять в толк, чем таким заслужил внимание этих хороших людей. Мама присела на край кровати и притихла, взяла сына за руку. Саша тут же занервничал. - Солнце, послушай... Мы поговорили с врачом. Твоей глазнице всё ещё требуется хирургическое вмешательство, чтобы кости правильно срослись, - она хмурила брови и в лицо напротив не смотрела. - Тебе нужна более профессиональная реабилитация. Хороший протез. - К чему ты, мам? Говори, как есть. Женщина наконец подняла взгляд на сына. Саше показалось, что у неё залегло несколько новых маленьких морщин. - Тебя переведут на стационар в Москву, - голос её стал твёрдым, не ждущим возражений. - Я уже обо всём договорилась. - Мам, - голос парня так же ожесточился. - Откуда такие деньги? Если ты взяла кредит, то я... - Нет, я - нет! - резко перебила мама, но тут же замялась: - Но тебе вообще не стоит об этом переживать, дело решённое в любом случае. - Если ты мне не скажешь правду, я буду переживать ещё сильнее. Мама молчала. Саша молчал тоже, и она не выдержала раньше: - Это Ян. - Что? - это имя оглушило Сашу. Он абсолютно ничего не понимал. - Пришёл вечером, я уже доготовила и спать собиралась, - затараторила она. - Пустила его, конечно, еды положила. Он ведь такой худой, наверное, их совсем плохо кормят в приюте... - В интернате, - на автомате поправил Саша. - Заболтал меня, я всё сидела и о тебе говорила, - мама как-то виновато смотрела на свои руки. - Заплакала, конечно... Я почему-то и не задумалась, откуда это, а когда задумалась, то он уже ушёл... Я и сама не поняла, когда он такое предложил... - И ты взяла деньги, - с ужасом закончил за неё Саша. Его мама, сама того не осознавая, заключила сделку с дьяволом. - Конечно, я взяла! - мама сорвалась в тихую истерику. - Ты поймёшь меня, когда у тебя будут дети. Мы рассчитаемся с Яном, когда наступят времена попроще, а пока... Сынок, дорогой, ты не представляешь... Я просто... Она прикрыла рукой скривившийся от слёз рот и вышла из палаты. Саша сидел в кровати, замерев, и вдруг ощутил невероятной силы панику. Буквально почувствовал кожей и костями металлические зубы капкана, в котором он оказался, мысли панически перебирали варианты, откуда Ян мог взять такую сумму. Чем больше Саша думал, тем больший жар тревоги его наполнял. Рассказы Яна о своём прошлом всплывали перед глазами, и Саша думал: «из-за меня и моих проблем мог пострадать кто-то ещё». В голове крутилась мамина фраза о том, что они рассчитаются с Яном, и почему-то ассоциация возникала не с деньгами. От того, как легко и непринуждённо мама впустила в дом этого человека (как он сам когда-то впускал), стало совсем жутко. Саша развернулся всем корпусом влево и нервно стал бегать пальцами по тумбочке в поисках телефона. Гудки казались бесконечными. Было страшно, что абонент, до которого он пытался достучаться просто заблокировал его. - Алло. Но скорее всего, его номер просто был стёрт из телефонной книги. - Ян, - надо было как-то спросить, но Саша запнулся, - ты. В общем... На той стороне звонка молчали. - Ко мне приходила мама, - звонящий дёргал шерсть пледа, накинутого на ноги. - И, в общем... - Ну, говори уже, мямля. - Забери деньги назад! - выпалил Саша, повысив голос. - Пожалуйста, - продолжил, смягчаясь: - Мне это не нужно. - Нет, нужно, не заберу, - отрезал Ян. - Это всё? Я занят. - Подожди секунду, - обычно сдержанный, Саша затараторил. Голова наклонилась и опёрлась виском на дрожащие пальцы. - Откуда ты их взял? - Не твоё дело. - Теперь моё! - потрепанные нервы сдавали. - Ян, откуда? - Не твоё дело, я сказал! - Пожалуйста, - весь напор пропал, голос притих. - Пожалуйста. В телефоне раздавались только фоновые шумы. Саша стеклянным взглядом смотрел на белую стену напротив и снова комкал одеяло. - Пожалуйста, - всё, что мог сказать. - Да блять, успокойся, - Ян выдохнул и бросил, - продал мотоцикл. Всё, занят. Звонок окончен. Саша медленно заблокировал телефон, положил в тумбочку, выпил воды, прилёг на койку, накрылся колючим пледом до самого подбородка, перевернулся на бок. Глаз намок и выронил несколько слёз, мгновенно впитавшихся в подушку. Хорошо было наконец поплакать - то ли от облегчения, то ли от возникших волнений другого рода (теперь он нехотя, но начал волновался о Яне). Саша не проронил ни слезы за всё время после избиения, за все дни в больнице, как будто было слишком много дел и было некогда. А теперь он лежал и рыдал в больничную наволочку. В российских больницах их вообще надевают на подушки не для того, чтобы людям было комфортно, а чтобы было удобнее стирать от слёз и пота. *** Было нервно. Саша ещё никогда не летал на самолёте и даже в аэропорту не был - некого было встречать; на соревнования по танцам обычно покупали билеты на плацкарт. Он дёргал заусенцы и, разговаривая с семьёй, тем не менее оглядывал толпу в зале ожидания. Время от времени он доставал телефон и звонил. Все его сопровождающие в эти моменты отводили взгляд, будто от чего-то постыдного. По ту сторону звонка не отвечали и Саша снова улыбался, снова разговаривал с родными. Мама, сестра и Слава толпились как пингвинчики и когда Саша отрывался от созерцания безликой толпы, то натыкался на их тоскливые, нежные взгляды. Неразборчивый электронный голос прокатился под потолком, известив о начале посадки. - Ну, не скучайте без меня, - сказал Саша, подхватывая рюкзак. Он обнял поочередно сестру и маму, вторая долго целовала его в щеки и прижимала к себе. Сказав по несколько кругов стандартные слова прощание обеим, он подошёл к другу. Слава стоял, непривычно неловкий, но улыбался и выглядел смешно, держа в руках свою шапку. - Я вернусь, глазом не успеешь моргнуть, - хихикнул Саша. - И я не успею.... Резко лицо друга так ожесточились, что по спине пробежали мурашки. На секунду повисла глухая, противная пауза, и Саше стало ужасно неловко. Спасла сестра. - Слав, я на секундочку его украду, надо с глазу на глаз, - протараторила она, утаскивая Сашу за локоть на пару шагов ото всех. - Что такое? Саша вдруг понял, что не любит долго прощаться. А после неудавшейся шутки вовсе хотелось уже поскорее сбежать. Ася быстро вытащила откуда-то из-за пазухи белый конверт и сунула брату в руки. - Что такое? - повторил Саша свой вопрос, только более удивлённо. - Это то, что я в библиотеке летом получила, - пояснила сестра. - Бери. Саша сжимал конверт, не сам как будто, рефлекторно. - Зачем, Ася... Это же твоё. Не переживай ты так, моё лечение оплачено... Он попытался всучить ей деньги назад, но она стояла ровно, со строгим лицом; наверное, неосознанно копируя мимику брата. - Это не на лечение, - сказала она и продолжила шёпотом, наклонившись: - Как ты не понимаешь? Это твой шанс, Сашич! Москва! Представь, как много там возможностей! Саша неосознанно чуть наклонился к сестре, вглядываясь в её повзрослевшее лицо. Из ниоткуда накатила тоска. - Не возвращайся, - ещё сильнее понизила голос Ася. - Тебе ведь не нравится твой институт... Не пытайся вот только мне сейчас врать, ладно. Чем не повод бросить учебу? Будешь танцевать. А потом я приеду к тебе, поступлю. - Ну что ты говоришь... Как я вас с мамой брошу? - Ты не бросаешь, - тряхнула головой она. - Я маме помогу. Я уже не маленькая, мы справимся. Я тебя очень люблю. Тут Ася сжала его тонкими руками на две секунды и, противореча словам, очень по-детски отбежала к маме. Мол, не догонишь. Что-то сжалось в груди, почти там, куда Саша прижал плотный белый конверт. Медленным шагом к нему снова подошёл Слава. Саша посмотрел ему в глаза и улыбнулся. - Вот ведь, и правда... - неопределённо начал он, будто жалуясь. - Пиши мне, Слав. И вот ещё... С этими словами Саша слегка задел его плечом, показывая, что надо отвернуться. Друг понял его без слов и шагнул чуть ближе. - Она мне всучила свою зарплату за лето, - тихо засмеялся Саша. - Вот, говорит, оставайся в Москве. Слава понимающе кивнул, горбя плечи. - Возьми, я когда улечу, отдай обратно как-нибудь осторожно. Может, через маму... Парень осторожно взял конверт и спрятал во внутренний карман. Застегнул куртку, воровато глянул на Сашину семью и сказал: - Верну,- твёрдо и тихо начал, а продолжил как-то несвойственно ему неразборчиво, путаясь в словах: - А может, она права. Ты подумай, не отбрасывай сразу. Я послежу за ними. - Вы что, обсуждали с ней это? Слава повёл плечами, не отвечая ничего на вопрос, и слегка подтолкнул Сашу. - Иди на регистрацию. Свидимся. - Ох... Нет, ну... Слава... - тот уже выпрямился во весь свой рост и только грустно улыбался, дёргая свою шапку. - Ну, хорошо. Свидимся. Саша вытер рукой вспотевший лоб, обернулся на маму и сестру. Они уже будто слились с общей аэропортной толпой и он будто куда-то туда, всем и никому крикнул: "Люблю!". И пошёл. Стоя в линии из людей, один, сжимая в руке несколько длинных картонных бумажек и паспорт, он дрогнул всем телом и нервным движением достал из кармана телефон. Ещё несколько гудков. Чувство, определённое чувство завозилось в груди. Сейчас ответят. Саша резко развернулся левой стороной, вызвав недовольное ворчание в очереди и стал всматриваться в толпу за стеклом. Гудок, гудок, гудок. Мелькают люди за стеклом. - Проходите на посадку! - Не может ответить на звонок... Оставайтесь... Саша сбрасывает звонок и ставит телефон - впервые по назначению - в авиа-режим. *** Очередной звонок был проигнорирован. Ян завис на секунду над кнопкой "заблокировать абонента", но решил , что сделает это позже. Подошел к общему шкафу и залез рукой в щель между ним и стеной. Выудив из тайника бутылку водки, в которой оставалась примерно половина, кинул в рюкзак и пошёл на выход из общежития. Ян шёл по твёрдой земле и растирал обветренные пальцы. За несколько тёплых дней не только ушла влага, но и успела высохнуть земля, пожухнуть обожжённая холодом зелень. Потревоженные деревья сыпались мелкими веточками и листочками. Даже курить не хотелось. Ян забрался на третий этаж заброшки по бетонной лестнице, на автомате перепрыгивая отсутствующие ступени. Примостился в непривычном месте, не там, где обычно сидит (не очень удобно, из стены торчат железные прутья) и достал из рюкзака свой ужин. Медленно съел бутерброды, запивая их водкой. Было невкусно. Покончив с едой, Ян откинулся на бетонную стену и стал медленно окидывать взглядом знакомое место. Трава шуршала и шипела от ветра, как будто в ней снуют полчища крыс. Стремительно смеркалось, и Ян спустился на первый этаж, чтобы развести небольшой костерок. Снова позвонил Саша. Трещали брёвна, но теплее не становилось. Сквозняком доносился до слуха отдалённый собачий вой. Ян подумал, как здорово было бы стать собакой и сбежать в стаю, как сделал Пёс совсем недавно. Хорошо бы сейчас разделить вечер с собакой под боком, отдать ему колбасу с бутербродов и взлохматить рукой жёсткую шерсть. Но так много лучше, что животное нашло стаю - иначе пришлось бы бросить его на зиму в заброшке совсем одного. Повсюду валялись битые стёкла, отражая в себе костёр, и от этого казалось, что весь пол в огне. Без злости или энтузиазма Ян разбил свою опустевшую бутылку, добавляя кусочков в этот своеобразный калейдоскоп. Слыша, как удаляются собаки, невольно задумался о лете. Хотя запрещал себе думать о нём. Но он и о Псе вспоминать не хотел, а уже сделал это, так что пускай мысли идут туда, куда им заблагорассудится. Воспоминания казались ему сухой травой, бессмысленным отголоском жизни, которые только мешаются и цепляются за одежду. От мыслей о потерях давило грудь. Наверняка, Саша думает, что Ян благородно совершил жертву, или что сделал это из-за чувства вины, но это было ошибочно. В сущности, когда вообще Ян ставил чёткую причину своим поступкам? Целенаправленно он только мстил. Всё остальное доверял инстинктам. Единственное, что вертелось сейчас в его сознании это маленькое воспоминание. Они сидели здесь же, на огромном пледе, щёлкали семечки и болтали о всякой ерунде. В разговоре выяснилось, что Саша умеет подмигивать только левым глазом, а когда пытался сделать это другим, то смешно моргал и щурился. Ян смеялся до боли в животе, и Саша тоже смеялся, продолжал попытки подмигнуть правой стороной и в шутку сыпал заезженными пикап фразами. "Теперь он никому не сможет подмигнуть", - думал Ян: - "По крайней мере, нормально это сделать. А хотя, для этого же нужны веки, а не сам глаз. Но у него и веки тоже повреждены... Интересно, их перешьют? Как это будет выглядеть? А если и хорошо сделают, может быть, все равно больше не получится моргать только одним глазом... Или нет." Дурацкие были мысли, неуместные и бесполезные. Алкоголь неприятно сковал тело истомой, и Ян никак не мог найти в себе сил достать из рюкзака кофту, которую прихватил с собой. Трава шуршала всё настойчивее. За одним маленьким воспоминанием потянулась вереница других. Разболелась голова. Ян поднялся и немного походил, принёс ещё веток в огонь. Достал телефон, он показывал пропущенные звонки и 1:26 времени. Не отводя взгляда от экрана, дождался 1:35. И вот, Саша больше не в Челябинске. Ян зашёл в контакты и заблокировал его номер. На рассвете был густой низкий туман. Парень шёл сквозь него, помятый и чувствующий, что простыл, когда заснул у костра на пару часов. Первый автобус уже должен был ехать где-то, приближаясь к остановке. Подойдя к более плотной полосе деревьев, Ян обернулся на полуразрушенное здание. Оно казалось нематериальным, дрожащим миражом, окутанным белёсым дымом. Низкий туман прорезали острые линии сухостоя, и воздух, кажется, гудел. "Скучно" - появилось в голове, и резко накатила тоска, холодная, липкая; и Ян понял, что теперь так будет всегда. Эта густота забралась в лёгкие, и всё в жизни покрылось белой шероховатой пеленой. Неожиданно, крупными хлопьями пошёл снег. Парень развернулся и покинул это место. Когда Ян приедет сюда в следующий раз, через несколько лет, каньон уже будет обнесён забором, а полуразрушенное здание снесено. Всё это будет сделано ради новой стройки, для которой даже зальют фундамент, но которая так и не будет начата.