nonemeaning

Чонин стесняется своей новой прически. Нового цвета волос. Золотисто-желтого, ангельского, неестественного цвета. Чонин натягивает шапку на брови и прячется за спиной Бэкхёна, волосы которого теперь тоже непривычно светлые. Сехун смотрит на нервно смеющегося Чонина, на его натянутую улыбку и скошенные на руки глаза. Ему неловко, он не хочет этих взглядов, направленных прямо на него. У Сехуна тоже новая прическа и новый цвет волос. Дымчато-пепельный смотрится потрясающе. Но для него – нормально. Он уже не обращает внимания на то, что вытворяют с ним стилисты. Он уже не помнит свой природный цвет волос. Кажется, они были темными, угольно-черными, как и у всех. Но какая разница? Он не собирается делать из этого драму. Бывает и так, что Сехуну не нравится новый цвет его волос, и он категорически против, чтобы убирали челку. Но он никогда не жалуется. Он понимает, что не нравиться может только ему одному, и что скоро (может, даже завтра) его волосам предстоит новое испытание красок и осветлителей. Фанаты шутят, что стилисты отыгрываются на нем за Чонина, прическу и цвет волос которого практически не меняли с дебюта. И вот, Чонин блондин. Чанёль почти не смеется, когда впервые видит его в новом амплуа. Зато все прекрасно помнят, как Крис красноречиво похлопал смущенного Чонина по плечу, как бы говоря «крепись, брат, толи ещё будет». Сехун ликует. Конечно, по его лицу этого невозможно понять, но он просто вне себя от радости – наконец-то отдувается не он один. Но если быть немного честнее, ему очень нравится новый Чонин. Этот цвет волос невероятно сексуально смотрится с его карамельной кожей. Секундочку. Сехун только что подумал, что Чонин выглядит сексуально?..

***

Чонин натягивает шапку на брови, оставляя на виду только золотисто-желтую челку, и всем своим видом показывает, что готов к выходу. Сехун разочарованно вздыхает, когда находит Чонина взглядом. Неужели он не понимает, насколько красив? Сехун думает об этом все время и приходит к выводу, что никто так и не сказал Чонину, что с новой прической ему не так уж и плохо. «Даже лучше, чем было» – мысленно стонет Сехун. Когда они возвращаются в общежитие, на часах почти полночь, и большинство разбредается по своим комнатам, минуя душевую и просто валясь с ног. Чонин предупреждает Кенсу, что собирается быстро сполоснуться перед сном. Сехун бдит, лежа в своей кровати и прислушиваясь к любому шороху. Через десять минут дверь в ванную открывается, и Сехун выныривает из-под одеяла, проскальзывая за Чонином в его комнату. Кенсу в ней нет – видимо, решил последовать примеру соседа и тоже пошел в душ. У Чонина мокрые лимонные волосы и голый торс, по которому Сехун нечаянно скользит взглядом. Все, что он хотел сказать, мигом забывается. – Сехунни, ты что-то хотел? Чонин вытирает волосы полотенцем, и на его руках перекатываются накаченные твердые мышцы. Сехун краснеет, и ему на ум приходят все посмотренные ванильные дорамы. Посмотренные вместе с Чонином, кстати. – Хотел, – он сглатывает, застревая мыслями в сосульках чониновских волос, вода с которых падает на плечи и ползет вниз, вниз, вниз. Сехуну внезапно становится трудно дышать – с чего бы это? – и он зажмуривает глаза, то ли прогоняя видение Аполлона, то ли пытаясь взять себя в руки. Чонин нетерпеливо выгибает бровь. – Мне кажется, нет, я вижу, что тебе не нравится твой новый…эм…образ. Но я хочу, чтобы ты знал, он тебе очень идет. Брови Сехуна сходятся на переносице, словно он делает Чонину не комплимент, а задачу по физике. Чонину почти смешно. – Ты говоришь так, чтобы подбодрить меня? Чонин кидает полотенце на кровать и достает из шкафа футболку. Сехун облегченно выдыхает – теперь никакие идеальные тела идеальных кимчонинов не мешают его здравомыслию. – Вовсе нет. Просто ты сам не понимаешь, какой ты красивый, вот я и подумал… Их взгляды встречаются, и Сехун вспыхивает. О черт. – То есть нет… то есть я хотел сказать… ну знаешь, фаны говорят… – Ты считаешь меня красивым? – улыбка в голосе Чонина так очевидна. В этот самый момент ковер под ногами Сехуна становится крайне интересным. О! Какие на нем витиеватые узоры, а какой он необыкновенный мягкий, и как приятно зарываться в него носками ступней... О черт, черт, черт. – Нет. Голос Сехуна звучит обиженно и неправдоподобно. Ему не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, что Чонин криво усмехается в своей манере. – Сехунни, скажи правду. Ты думаешь, что я красивый? Они уже много раз говорили на передачах о достоинствах друг друга. Так почему Сехун не может повторить свои собственные слова? Потому что сейчас все намного интимнее. Они одни в комнате, и Сехун сдерживается, чтобы не убежать от стыда и искушения перед невыносимым, охренительно сексуальным Ким Чонином. Когда Сехун поднимает глаза, Чонин от него в критических сантиметрах. В голове Сехуна воет сирена от опасной близости. Чонин делает шаг вперед, и Сехун невольно пятится назад, загоняя себя в ловушку и упираясь спиной в дверь. – Сехун, – выдыхает Чонин тихо и чувственно. У Сехуна, кажется, краснеют даже его дымчатые волосы. Чонин облокачивается одной рукой о дверь рядом с плечом Сехуна и наклоняется к его лицу. Сехун опасливо втягивает голову в плечи, плотно зажмуриваясь, и кусает нижнюю губу, в которую Чонин впивается взглядом. – Я бы тоже не прочь её укусить, – шепотом произносит он, и у Сехуна кружится голова от истеричного воя сирены и мигающего красного, предостерегающего, света в сознании. «Что он только что сказал?» – проносится мысль, но не успевает укорениться. – Сехун-а, – сладко тянет Чонин, и колени Сехуна трясутся, – я красивый? Он наклоняется и дышит в манящие губы младшего. Сехун думает, что Чонин его просто дразнит. Он неопределенно мотает головой, то ли соглашаясь, то ли отрицая. И снова кусает губу. Чониновские пальцы смыкаются на подбородке Сехуна и мягким касанием освобождают закушенную губу из зубов. Сехун открывает глаза и встречается с черными горящими омутами. Чонин пристально смотрит и наклоняется, ближе, ближе, ближе… Их губы практически соединяются, и сердце Сехуна подкатывает к горлу. Но дверь открывается, и Сехун чуть не падает назад, но Чонин хватает его за плечо. Сехун поджимает губы и мимолетно кланяется, бросая пожелание спокойной ночи вошедшему Кенсу. Он несколько раз спотыкается на негнущихся ногах и старается не думать о том, что только что произошло. Он влетает в свою комнату смущенный и напуганный странным поведением Чонина и почти сразу отрубается, прижав пальцы к пылающим губам. Кенсу долго смотрит на довольного собой Чонина, пританцовывающего джига дрыгу, взглядом, гласящим что-то вроде «коварный ублюдок, Сехун же ещё несовершеннолетний, как, впрочем, и ты сам». Чонин делает вид, что не замечает грома, молний и электричества в воздухе, и всю ночь строит глобальные планы по совращению младшего. На следующий день шапку он больше не надевает. А вечером того же дня смыкает зубы на нижней губе Сехуна.