Где спадает всякая маска

Дарт Вейдер стоял на мостике флагмана, неотрывно глядя на миллиарды отдалённых звёзд. На мостике царила тишина. Было так тихо, что шипение респиратора казалось необычайно громким. Ни один звук во вселенной не вызывал у Вейдера столько ненависти, как это противоестественное, искусственно ровное дыхание, шумное и отрегулированное, что неотступно следовало за ним каждое мгновение последние четыре года. Остальные на мостике, вероятно, считали так же, судя по тому, как все они будто и вовсе перестали дышать из страха привлечь внимание осевшего на корабле монстра. Испещрённые шрамами, скрытые маской губы скривились в усмешке. Всеобщий испуг почти развеселил его. Но только почти. Позади него откашлялись — болезненно неловкий и робкий звук. — Лорд Вейдер? С вами хочет связаться коммандер Дерикс из Дельта Флота с Внешнего Кольца. Говорит, дело срочное. Вейдер повернул голову. Командующий такого невысокого ранга и притом малознакомый не стал бы его беспокоить без веской на то причины. — Переведите на мой личный канал связи. — Да, сэр. Вейдер вошёл в центр управления, прилегавший к мостику. — Прочь. Два офицера поспешили выйти, не поднимая взгляда. Вейдера кольнуло некое чувство, возможно, тоска… разреши он себе столь глупые порывы души. Это Скайуокеру нравилось внушать уважение войскам. Вейдер же гораздо больше предпочитал страх. Тот приносил пользу. Именно из-за страха коммандер сперва отчитался перед ним, а не обратился к Сидиусу. Он вышел на связь. Перед ним возникло смутно знакомое лицо коммандера Дерикса. Тот прямо сиял — зрелище при Вейдере редкое. — Лорд Вейдер, рад доложить, что мы поймали джедая, которого вы искали. Не успел Вейдер и слова сказать, как голокамеру направили на привязанного к стулу человека. С мгновение Вейдеру казалось, что отказал респиратор, до того сжалось в груди — будто от нехватки воздуха. — Поймали — это сильно сказано, — произнёс джедай со знакомым корусантским выговором. — Я пришёл сюда сам. Вейдер долго смотрел на Оби-Вана Кеноби, после чего перевёл взгляд на коммандера. — Доставьте его ко мне. *** Последние четыре года Вейдер представлял, как убивает Кеноби самыми разными способами, каждый новый образ из бесконечной череды всё изощрённее и бесчеловечнее предыдущего. Представлял, как отрубает ему голову, душит Силой, как только не мучит его, душит металлическими руками — своих-то не осталось, а кому спасибо сказать? Представлял, как Кеноби жалобно стонет, пока Вейдер всячески пытает его, а потом отрубает ему конечности, одну за другой, после чего поджигает, пока Кеноби не превращается в переломанное месиво из боли и отчаяния, что едва цепляется за жизнь. Да, чего он только не представлял. Возможно, поэтому в брошенного к его ногам Кеноби совершенно не верилось. — Вот, Лорд Вейдер, — голос коммандера сочился самодовольством, желанием угодить. Вейдер даже не взглянул на него. — Вас наградят позже. Оставьте нас. Он дождался, когда их оставят одних, а потом задрал голову Кеноби Силой. В первый раз за все четыре года Вейдер оказался благодарен за шлем, скрывающий лицо, поскольку вряд ли бы сумел спрятать удивление. Когда он представлял, как мучит или убивает Кеноби, у него в голове предатель всегда выглядел по-старому: безукоризненно ухоженным. В глубине души Кеноби всегда был довольно тщеславен, чистые волосы блестели, борода доведена до совершенства. Правда, во времена Войн Клонов Кеноби несколько снизил планку: удобства ради подрезал волосы покороче, а бороду слегка подзапустил, но даже тогда он выглядел безупречно в сравнении с тем, во что превратился на тот период Скайуокер. Этот же Кеноби выглядел… иначе, и вовсе не потому, что Вейдера подводили повреждённые глаза. Той же длины, что и до Войн Клонов, волосы этого Кеноби спадали неровными, взъерошенными прядями. А ещё он выглядел гораздо, гораздо старше. Будто постарел не на четыре года, а на все десять. Удивляло не только то, как Кеноби выглядел снаружи. Его присутствие в Силе ощущалось слабее, гораздо слабее, чем раньше. На мгновение Вейдер задумался, а Кеноби ли вообще перед ним, или кто-то просто перевоплотился в него, как сам Кеноби когда-то перевоплотился в Рако Хардина. Нет. Он знал, что перед ним Кеноби. Это отражение в Силе он узнал бы где угодно, каким бы тусклым оно ни стало. — Здравствуй, Анакин, — тихо произнёс Кеноби. Вейдер ожёг его злым взглядом. — Это имя для меня пустой звук, — отчеканил он. Хорошо, что модулятор голоса не выдал сквозившее в нём смятение. Кеноби будто что-то искал, осматривая Вейдера с ног до головы. В нём проглядывала… неуверенность. — Что? — рявкнул Вейдер. — Костюм не по нраву? Хочешь увидеть мою опалённую плоть? Я-то думал, ты вдосталь насмотрелся, пока наблюдал, как я горю заживо. Кеноби будто ударили. Вейдер с наслаждением впился в него взглядом. Он не часто думал о себе, как об Анакине Скайуокере, но те мгновения запредельных мучений горящего заживо он делил с тем мальчишкой, которого воспитал Кеноби. «Помоги мне», — почти произнёс Скайуокер, с отчаянием глядя на учителя и все ещё веря, что тот никогда его не оставит. Но Кеноби не шелохнулся — только смотрел, как он горит, после чего развернулся и ушёл. По большому счёту, именно в это мгновение и родился Дарт Вейдер — мгновение, когда в душе Скайуокера изничтожили остатки Света. Не в тот миг, когда он отступился от Винду, или когда Сидиус дал ему новое имя, или даже когда он поднял меч на юнлингов — а когда его предал и бросил джедай, который воспитывал его с детства. Да, Скайуокер злился на Кеноби, но и тогда ему не верилось до конца, что его бросят на произвол судьбы. «Не вынуждай меня убивать тебя», — сказал Скайуокер учителю, повернувшись к нему спиной — всё ещё верил, что тот никогда не предаст его, не вонзит нож в спину. И только когда Кеноби сказал, что предан Республике, Скайуокер сумел поднять против него меч. Позже, когда он запрыгнул на возвышение к Кеноби, то по-прежнему сомневался, что его безжалостно покромсают на кусочки. Потому и прыгнул, он же прекрасно знал, что преимущество не на его стороне. Унизительная, внушающая омерзение правда заключалась в том, что он никогда не думал, что учитель его искалечит. Как глуп он был. Как жалок. Кеноби взял это доверие и растоптал его. В конечном счёте именно поэтому Вейдер перестал думать о себе, как о Скайуокере. Анакин Скайуокер умер на Мустафаре, когда учитель отвернулся от него и оставил умирать мучительно медленной смертью. Из пепла возник Дарт Вейдер. — Анакин, — с явным трудом выговорил Кеноби. — Я думал, тебя больше нет. Йода сказал мне, что тебя больше нет, что Вейдер поглотил тебя. Вейдер стиснул кулак и Силой отшвырнул его к стене. — Хватит звать меня Анакин, — прошипел он. — Он умер, когда ты предал его. — Я? — словно ушам своим не веря, переспросил Кеноби. — Ты убил джедаев, Анакин! Убил своих братьев и сестёр! Убил детей! — Братьев и сестёр? — прохрипел Вейдер. — Джедаи никогда не считали меня частью своей ненаглядной семьи. Нельзя предать того, кто тебе не доверяет. Они получили то, что заслужили, но ты — тебя я не предавал никогда. — Ему претило снова думать о себе, как о Скайуокере, но, как видно, рядом с этим человеком это неизбежно. — Тебя я не предавал никогда. Тебе я дал возможность присоединиться ко мне или уйти, хотя Сидиус приказал мне убить всех джедаев на месте. Кеноби смотрел на него во все глаза странным взглядом, словно такая мысль никогда и не приходила ему в голову, словно Вейдер говорил на незнакомом языке. — Ты предал меня, когда преклонил колени перед Лордом Ситхов и назвал его учителем, — прохрипел Кеноби, глаза его влажно заблестели. — Ты хоть представляешь, какие чувства меня… — он оборвал себя и отвернулся. Вейдер помедлил. Так и подмывало презрительно фыркнуть и отмахнуться от этих слов, но он чувствовал в Силе шедшую от Кеноби боль от предательства. Рана оказалась настоящей и гораздо более глубокой, чем можно было предположить. Она явно затронула личные чувства. Кеноби закрыл глаза, будто не хотел показывать боль — будто стыдился её. Отчего Вейдер, конечно, всецело на ней сфокусировался. — Тебе стыдно, — сказал он и подошёл ближе. Склонив голову набок, он внимательно вгляделся в Кеноби. Тот казался таким пристыженным. Хрупким. Сломанным. Таким неправильным. Это раздражало. — Почему тебя это так задело? Кеноби сглотнул, по-прежнему не открывая глаз. — Не хочу об этом говорить. Вейдер стиснул кулак и плотнее охватил горло Кеноби Силой. — Отвечай. Почему тебя это так затронуло? С чего бы чувствовать себя преданным? Хватая ртом воздух, Кеноби открыл глаза и наконец посмотрел на него. Гневно. — Ты принадлежал мне, — хрипло выговорил он. — Был моим учеником, не его. Когда ты встал перед Сидиусом на колени и назвал его учителем… То словно вонзил в меня нож и провернул его. Вот почему я думал, что тебя больше нет… мой Анакин никогда бы такого не сделал. Вейдер только смотрел на него во все глаза, и хватка его ослабла. Признание это… шло вразрез со всем, во что верили джедаи. Кеноби в сущности признал, что привязанность превратила его в собственника. Из-за неё он первым из них обоих узнал, что такое предательство, когда Скайуокер назвал учителем ситха. Дело даже не в том, что Скайуокер изменил тому, чему учил его Кеноби — хотя в какой-то степени и в этом тоже, конечно, — Кеноби воспринял его поступок, как личное предательство. Так, как женатый человек воспринимает супружескую неверность. Вейдер отмахнулся от этой выбивающей из колеи мысли. Слова Кеноби ничего не меняли. — Я назвал Сидиуса учителем, потому что он, в отличие от тебя, и правда хотел мне помочь, — с издёвкой сказал он. — Он пообещал мне спасти Падме… — И как, спас? — отпарировал Кеноби. — Он лгал тебе. Пора бы уже это понять. Вейдер метнул на него яростный взгляд. — Как тут не понять. И он заплатит за свою ложь, как заплатил Совет Джедаев. Сказать по правде, он до сих пор не избавился от Сидиуса только потому, что… не видел в том особого смысла. Выполнять приказания, быть кулаком императора куда легче, чем найти причину убить его. Конечно, он мог бы покончить с Сидиусом, но зачем? Чтобы править империей? Как он влачил жалкое существование в этом металлическом костюме, так будет влачить и дальше. Зачем же силы тратить? Пока Сидиус не досаждал ему слишком уж сильно, не стоило и пытаться изменить расстановку сил. Жена и ребёнок мертвы. Защищать от Сидиуса некого. Зачем ему титул императора, когда никчёмное существование не даст насладиться всеми привилегиями? — Я всегда хотел тебе помочь, — сказал Оби-Ван, избегая смотреть ему в глаза. — Просто сомневался, что моя помощь нужна. Ты ведь даже не сказал мне о своей женитьбе. Совсем мне не доверял. Вейдера пронзило некое чувство, возможно, вина. Он подавил её. Кеноби не заслужил его угрызений. — С чего бы мне доверять тебе, когда ты лгал мне снова и снова? — сквозь стиснутые зубы процедил он. — Ты первым предал моё доверие. Лгал мне даже о собственной смерти — и только посмей сказать, что это был пустяк! — злило, что даже модулятор голоса до конца не скрывал остроту его чувств. И Кеноби, судя по всему, тоже её заметил. Выражение лица его неуловимо изменилось. — Анакин? — с дрожью в голосе произнёс он и поднял руку к шлему. — Это правда ты? Похоже, респиратор вышел из строя. Повреждённые лёгкие точно стиснула невидимая рука. — Ты звал меня этим именем с тех пор, как попал сюда, — с трудом выговорил Вейдер. — С чего бы вдруг вести себя так, словно только что сделал открытие? Подрагивающая рука коснулась маски — и коснулась бы щеки, будь там плоть. Кеноби сглотнул, глаза его увлажнились. — Он сказал мне, что ты по-прежнему Анакин, но мне не верилось. Вейдер не знал, почему терпит всё это, почему Кеноби не корчится на полу в страшных мучениях, но оттолкнуть его не получалось. Механические конечности, казалось, совсем не слушались. — Он? — переспросил Вейдер, испепеляя взглядом этого предателя, этого манипулятора, доводящего до белого каления. Кеноби явно пытался его обмануть, использовать, сыграть на старой слабости Скайуокера… — Оби-Ван из другого измерения — того, где я не нашёл в себе сил исполнить свой долг на Мустафаре. В том измерении ты император, а я что-то вроде твоей игрушки. — Кеноби опустил взгляд, а потом снова посмотрел на него. — И тот другой Анакин больше не ситх. — Ну и глуп же ты, если думаешь, что я попадусь на твои уловки, старик. Кеноби вздохнул. — Нет никаких уловок. Знаю, звучит невероятно, но это правда. Долго рассказывать. — Он положил на маску другую руку и посмотрел на Вейдера пристально и вместе с тем бесконечно печально. — Анакин… Вейдер бросил на него свирепый взгляд и отшвырнул от себя Кеноби, впечатал его в стену. — Хватит меня дурачить. Почему ты здесь? Говорил вроде, что позволил себя поймать. Зачем? На мгновение взгляд Кеноби затуманился, возможно, от боли, потом вновь сфокусировался на Вейдер. — Я могу вернуть тебе здоровое тело. Смысл слов дошёл не сразу. Какой только лжи он ни ждал от Кеноби, но не этой. — Я вижу тебя насквозь, бывший учитель. — Ты же знаешь, я бы никогда не солгал тебе о таком. Вейдер еле удержался, чтобы не задушить его Силой. Да как он смеет. Как смеет снова его обманывать. — Принимаешь за доверчивого идиота? — Он стиснул кулак и снова приложил Кеноби о стену. Тот охнул от боли. — Да выслушай ты! Когда я хоть раз тебе солгал, Анакин? Кроме того задания с Рако Хардином? Вейдер засмеялся. Страшным, болезненно резким даже сквозь модулятор смехом. — Ты лгал мне всю мою жизнь. Я уж было поверил, что ты… на моей стороне и никогда меня не предашь, но потом ты отрезал мне конечности и оставил гореть заживо! Не это ли самая главная ложь? Кеноби сглотнул. — Я выполнял свой долг, — отрешённо ответил он. — Долг перед кем? — рыкнул Вейдер, и обожжённые лёгкие полоснуло болью. — Перед кучкой старых лицемеров в Совете? Почему они для тебя были важнее меня? На лице у Кеноби заиграли желваки. — А с чего бы тебе вдруг быть для меня самым важным человеком на свете, когда я для тебя таким не был? Я умолял Совет позволить мне обучать тебя, чуть ли не на коленях стоял ради их разрешения, отдал тебе лучшие годы своей жизни, чтобы научить всему, что знаю сам — и чем ты мне отплатил? Женился на сенаторе Амидале и беспрестанно мне лгал, преклонил колени перед Лордом Ситхов и вырезал единственную семью, которую я знал. Чего ты ждал, Анакин? Что я обниму тебя на Мустафаре и скажу, что всё будет хорошо? «Да». Невольный ответ, который чуть было не слетел с его губ, потряс Вейдера до глубины души. Конечно, он ждал, что придётся сперва выдержать гнев и разочарование учителя, но он никогда не думал, что дуэль на Мустафаре закончится вот так. Оби-Ван всегда ему всё прощал с многострадальным, досадливым: «Анакин». Что-то другое казалось немыслимым. Его молчание, как видно, говорило лучше всяких слов, потому что у Кеноби изменилось выражение лица. — О, Анакин, — вздохнул он. Вид его выражал невероятную смесь чувств: грусть, ужас, гнев и… нежность? Вейдер сказал себе, что ему померещилось. Никто не относился к нему с нежностью. Единственное чувство, которое он способен внушить, это страх… что его более чем устраивало. Не нужна ему нежность Кеноби. И сам Кеноби тоже. Ни тогда, ни теперь. «Лжёшь, — произнёс голос на задворках разума. — Ты нуждался в нём ребёнком, когда, скучая по матери, забирался к нему в кровать, нуждался подростком, у которого вставало от каждой его улыбки, и нуждался женатым человеком, по-прежнему страстно желая его любви и ласки и чувствуя вину за это». Вейдер стиснул зубы. Нет. Это Скайуокер нуждался в Кеноби, не он. Он уже не Анакин Скайуокер. Он сверлил взглядом этого предателя, будившего в нём зверя, ненавидел его и ненавидел себя за эту слабость. Что с ним не так? Он же годами жаждал мести. Включив связь, Вейдер скомандовал: — Отведите пленника в карцер, — но едва он это произнёс, как подкралась паранойя. У Кеноби хорошо подвешен язык, ещё убедит стражу отпустить его. Или какой-нибудь чересчур прыткий имперский офицер решит, что благосклонность императора важнее гнева Дарта Вейдера и отдаст Кеноби Сидиусу. От одной мысли в груди закипела ярость. Кеноби принадлежит ему — и ему одному, чтобы мучить и вообще делать с ним, что душе угодно. — Нет. Я отменяю приказ. — Да, Лорд Вейдер, — ответил коммандер, не вполне сумев скрыть удивление. — Я лично прослежу, чтобы пленник не сбежал, — сказал Вейдер. — Никто не должен знать, что он на корабле. Нет нужды говорить, какое наказание постигнет изменника, не выполнившего приказ. Коммандер судорожно сглотнул. — Да, Лорд Вейдер. Когда он выключил связь, то обнаружил, что Кеноби смотрит на него со странным выражением лица. — Что? — отрывисто бросил он. Тишину комнаты громко разрывало шипение респиратора. Кеноби тихо произнёс: — Я не стану пытаться сбежать. Я больше не уйду, Анакин. Чувствуя, как в груди снова сжалось без всяких на то причин, Вейдер только бросил на пленника последний взбешённый взгляд и вышел из комнаты. Всегда можно убить Кеноби завтра.